А совсем недавно, проходя мимо любимой кофейни, я почувствовала странный запах. Воняло прокисшим молоком. Дверь оказалась закрытой, и я ушла. Но этот запах преследовал меня еще целый день. Такое ощущение, что заведение просто закрыли и бросили, оставив все продукты внутри портиться.
Неделю назад оттуда выносили какие-то доски, полки. Грохотали на всю улицу и матерились: “Вот, твою мать, тяжелая стойка”, “Этот гребаный стол мне сейчас палец сломает”. Я с ностальгией вспоминала, как в этих стенах кричали: “С днем рождения!” или “Ваш сырник готов!”.
И вот, наконец, в 12 часов дня, в воскресенье, два азиата стянули вывеску с надписью “Живой кофе” и обрушили ее на асфальт. Неподалеку была лужа с окурками, и вывеска на одну треть погрузилась в эту жижу. Со всех витрин убрали расписание, меню, приглашение войти и попробовать новинки.
Утром понедельника возле входа в бывшую кофейню уже валялась куча разнообразного мусора: влажные салфетки, банки из-под энергетика, свернутые прокладки и презерватив. Мутные стекла “украсили” надписями: “Вася + Ира = свободная любовь”, “Женек – голубок” и “Марина, если что, звони 8923…”.
Я пошла искать другое место, чтобы выпить кофе. Через три дома еще работала на последнем издыхании маленькая кафешка. Мне принесли ореховый раф и пончик. Возвращаясь назад мимо бывшей кофейни “Живой кофе”, я подняла стакан вверх, откусила пончик и сделала глоток. Это были поминки старого знакомого места.
С испорченным настроением я дошла до дома, где под последние новости и разборы методов борьбы с коронавирусом и мерах поддержки малого и среднего бизнеса допивала по вкусу давно умерший мерзкий кофе.
Самый странный выпускной
“Вот он – мой выпускной вечер”, – стоя перед зеркалом, подумала Кира. Она закурила тонкую сигарету и прочитала последнюю главу книги “Кэрри” Стивена Кинга. “Какой страшный получился выпускной бал у тех бедных ребят”, – сказала Кира самой себе.
Девушка прижимала к груди красное платье в пол из струящейся ткани. Отложив его на кровать, как будто оно было хрустальное, и могло разбиться, без пяти минут бывшая школьница начала делать прическу. Один локон выпрыгнул из зажимов плойки, затем – другой, каждую прядь она сбрызгивала сразу лаком. Пахло нагретыми волосами и химией.
Пшыкнув на очередной завиток волос, Кира попала себе в глаза и в рот, закашлялась и чихнула со всей силы. Из глаз потекли слезы. “Как бы я хотела сегодня плакать от счастья”, – мечтала девушка. Ах, если бы. Это должен был быть особенный вечер. Но почему-то случилось так, что именно сейчас все пошло наперекосяк.
Одноклассник Киры по имени Артем уже в шестой раз пытался завязать галстук. При полном параде: в костюме-тройке, белой рубашке и лакированных ботинках он корпел у зеркала. Пойти на бал с Кирой было его мечтой, молодой человек приглашал ее несколько раз, и вот, наконец, – она согласилась. Но теперь все пошло прахом. Для чего он стоит здесь и наряжается? Он не понимал. Все это так глупо. Грустно. Бессмысленно.
“Ну что же, уже 22.00, – сказала классный руководитель, сидя у монитора и обращаясь к ученикам по видеосвязи. – Теперь вы совсем взрослые. Может, не о таком выпускном вы мечтали. Но мы, как все знают, находимся на карантине. В нашем городе заболевших все больше, и мы не хотим подвергать ваши только начавшиеся взрослые жизни опасности. Вы такие нарядные там, каждый у себя дома, у компьютеров, с включенными камерами…”.
У Мити зависло видео. “Вот черт!” – выругался он. Надо перезагрузить страницу. Учительница застыла на мониторе с отрытым ртом и горящими потусторонним светом глазами. Когда трансляция возобновилась, она уже подняла бокал шампанского и сказала: “Возьмите в руки по бокалу и давайте поднесем их к мониторам. Все на связи? Вроде все. Ураа!”. Класс вразнобой проговорил: “Ураа-ааа”.
Кира сделала глоток и расплакалась. Артем выпил сразу все до дна и набрал ее телефонный номер.
– Ну что, выпускница, поздравляю. Вот мы и закончили школу.
– Хыыыы.
– Не реви, мы что-нибудь придумаем.
Девушка вытерла слезы. В это время по видеотрансляции все танцевали каждый у своего компа, кто-то корчил рожи другим, наклоняясь ближе к камере. Ребята были одеты, как на настоящем выпуском балу. Можно было запечатлеть происходящее на пленку и написать золотыми буквами: “ВЫПУСК 2020 – жертвы карантина”.
Кира услышала какой-то шорох в коридоре, и увидела сообщение от Артема: “Открой”. Он стоял за дверью.
– Родителей нет?
– Неа.
– Пойдем на крышу. Заберем свой выпускной бал назад. Еще придут Милана и Серый. А больше нам никого и не надо.
– Отлично, – всхлипнув, согласилась Кира. Как они вообще. Ты в курсе?
– Вроде норм.
– Все это – какая-то лажа.
Когда компания снова собралась вчетвером, как раньше, они поднялись на крышу и кричали во весь голос: “К черту карантииииииин!!!” и “Самоизоляция – отстой!”. Иногда им что-то отвечали оттуда, снизу, но чаще они слышали только свое сердцебиение и голоса, казавшиеся чужими. Выпив по несколько бокалов шампанского, ребята повеселели и танцевали, выкидывая из головы дурные мысли с каждым движением.
В это время их одноклассница Люся по кличке Вешалка плакала дома одна. Ей не с кем было пойти на крышу. Она открыла бутылку красного вина и пила его из горла.
– А вот если бы так все было в фильме “Кэрри”, то ничего бы страшного не случилось, – сказала Кира, когда они стояли на крыше и смотрели вниз.
– Да уж.
– О, а может пересмотрим фильмец. Классный ужастик. И в тему.
Ребята включили на телефоне “Кэрри”, смотрели его и пили шампанское, периодически ругаясь на всю эту ситуацию, из-за которой им приходится отмечать один из важнейших праздников в своей жизни вот так.
На моменте, когда Кэрри Уайт облили свиной кровью прямо на сцене во время школьного бала, девочки вздрогнули. А когда она силой мысли стала уничтожать весь город, то вовсе закрыли глаза.
– Если бы в Чемберлене был карантин, то этого ужаса не произошло бы. Все сидели бы по домам, и никто не облил бы Кэрри.
– Она не пришла бы в ярость, и все бы обошлось.
Люся Вешалка пила уже вторую бутылку вина. На середине бутылки ее вырвало прямо на платье, но ей было уже все равно. Она пошла бродить по улицам прямо в таком виде, держа в руке начатую бутылку красного вина. Платье у нее тоже стало кроваво-красное. Люся жадно выливала себе в рот вино, запрокидывая голову. Напиток стекал по лицу и шее. А девушка все шла и шла вперед, напевая что-то себе под нос.
– Ну все, пойдемте гулять, – предложили мальчики на крыше.
– Давайте, – согласились девчонки.
Пританцовывая на ходу, они брели по пустым улицам в темноту. У Киры перед глазами всплывал образ Кэрри в крови, но выпускница поворачивала голову на ребят и успокаивалась. Все были бодры и веселы.
Вдруг, Кира завопила посреди улицы, показывая куда-то в сторону. Остальные тоже повернулись и остолбенели. К ним тянула руки какая-то девушка, которая была вся в чем-то красном, похожем на кровь.
– Кэрри! – вопили ребята и помчались прочь.
Люся видела одноклассников и не могла понять, почему они убегают. Она просто шла вперед, слизывая красное вино с рук и лица.
Двое обреченных
Когда волонтеры зашли в квартиру Марины Алабугиной и ее трехлетнего сына, то увидели огромное количество хаотично разбросанных предметов, которые все были вымазаны в отходах жизнедеятельности и источали ужасную вонь. Сквозь нее пробивался другой жуткий запах – гнилой плоти. Сладкий и тухлый, он наполнил всю квартиру.
В одной из комнат сидели в кресле-качалке мама с сыном, оба окоченевшие и покрывшиеся трупными пятнами. Мать бактерии-трупоеды изъели более сильно. При этом все ее тело было покрыто следами каких-то порезов и ударов. Мальчик же выглядел даже несколько мило, черты его лица выражали покой от того, что он прижимался к телу матери. “Со дня ее смерти прошло около недели, мальчик умер примерно три дня назад, – сказал патологоанатом, подоспевший на вызов. – Более точно смогу выяснить в морге”.
Месяц назад Марине поставили диагноз “коронавирусная инфекция” и хотели забрать ее в госпиталь, но она отказалась. Дело в том, что ее малыш был болен и нуждался в постоянном присмотре. У него плохо работали мышцы, ребенок мог упасть в любой момент, начать задыхаться. Нужно было срочно сделать укол. Также важно было следить, чтобы мальчик не подавился во время приема пищи, не разрешать ему сильно запрокидывать голову.
Раньше, до пандемии, семье помогал волонтёрский центр, но теперь они перестали выезжать к больным, чтобы не заразить их опасным вирусом. Кроме того, им стали перечислять намного меньше спонсорских средств, на которые они существовали.
Марина пыталась бороться с коронавирусом сама, но становилось хуже. Появился давящий на грудь кашель, одышка, сильная температура, а все тело покрылось сыпью. Она уже с трудом варила кашу для сына и кормила его дрожащей рукой. Сама не хотела есть совсем, но старалась запихнуть в себя хоть крошечный бутербродик.
Однажды, примерно через две недели после заражения, она не смогла встать с кресла, чтобы подойти к сыну. Тот копошился на полу, тыкал в себя каким-то предметом. Мама хотела сказать: “Успокойся”, но только прохрипела что-то и закашлялась. Сын напугался и заплакал, с ударом опрокинувшись головой на пол. На следующий день мальчик ползком добрался до сидящей в кресле-качалке мамы и потрогал ее скрюченным пальцем. Мама была холодная. Она смотрела почему-то в одну точку и не двигалась уже очень долго.
Малыш захотел есть и сунул в рот печенье, которое валялось на тумбочке, стал заваливаться, и куски печенья со слюной вывалились на плюшевого зайца, которого мама подарила ему год назад. Он стал ходить в туалет тут же, на свои игрушки, а потом его вырвало от голода. Тогда ребенок с большим трудом заполз к маме, обнял ее и сидел так, сжимая намертво небольшую фигурку солдатика.
Патологоанатом начал вскрытие двух новоприбывших тел. Первой версией была смерть от истощения и голода. Но потом в доме нашли запись из ковидного центра с результатами анализов молодой женщины. Стало очевидно, что умерла она от коронавирусной инфекции. Врача поразило, что при сильнейшем поражении легких женщина еще прожила так долго. А в смерти мальчика показалось странным, что он умер от голода слишком быстро. Что-то не сходилось.
Через час полного осмотра и разрезания трупа мальчика, врач достал из глубины его горла игрушечного солдатика размером примерно с мизинец. “Причина смерти – механическая асфиксия”, – написал патологоанатом в медицинской карте.
– Ну что там по этим двоим? – спросил его зашедший в кабинет морга полицейский.
– Мать умерла от пневмонии, а сын задохнулся, – ответил врач, показывая вытащенного солдатика. Следы от ударов на теле матери скорее всего появились от неумышленных действий мальчика. Он чем-то тыкал в нее, видимо, пытался разбудить.
Прятки в глуши
Кристина и Андрей Убегаловы ехали на машине из Твери в деревню Последняя. По радио рассказывали о новых умерших и заболевших коронавирусом. “Большинство предприятий региона закрыты на карантин, экономика уже не будет прежней, – продолжал ведущий. – Просим всех оставаться дома, а если есть возможность, то лучше уехать за город. В немноголюдных местах гораздо меньше риск инфицирования”.
– Переключи, пожалуйста, станцию, – попросила молодая жена своего супруга.
– Хорошо. Я и сам уже устал слушать одно и то же.
На другой радиоволне говорили о том, что сегодня, в Вербное воскресенье, в храмах пройдут службы по просьбам верующих не закрывать для них двери церковных учреждений.
– А что, Вербное воскресенье, что ли?
– По ходу.
– Это когда все прощение просят?
– Ну.
***
Священник Михаил стоял посреди разрушенной церквушки в деревне Последняя Тверской области и молился в одиночестве. В его храм уже давно не наведывались прихожане. Дело в том, что несколько лет назад во время богослужения неожиданно рухнула стена, от нее откололась фреска и ударила по голове одного из деревенских жителей. Скорая не смогла найти дорогу и проехать из районного центра, так дед и помер. Еще троих жителей деревни завалило обломками стены, они остались живы, но баба Шура до сих пор хромает с того дня, деда Витя не видит на правый глаз, а местный дурачок Митрошка стал еще дурнее. Раньше он ходил и повторял: “Князь Метелкин, князь Метелкин”. Теперь чудик стал говорить: “Я – князь Метелкин”.
Сквозь рухнувшую крышу капал мелкий дождь, и свеча батюшки все время гасла. “Помоги восстановить храм, господи”, – шептал священник. Тут, он услышал какие-то шаги. Обернувшись, увидел светлую женскую фигуру, а с ней – молодого парня. Они показались ему очень бледными. Таких в деревне не проживало. Тут вообще молодежи уже несколько лет как не бывало. Батюшка почему-то попятился назад, запнулся о камень и упал на пол церкви. “ААА!” – орал он еще долго, убегая в поле за храмом.
Девушка с парнем только переглянулись.
– Что это с ним? – спросил молодой человек.
– Не знаю. Неужели мы такие страшные?
Потом, когда все выяснилось, батюшка твердил: “Ну и напугали вы меня, понимаете, тут уже лет сто новых лиц не было. Никто сюда не приезжает, богом забытая деревня”. Молодая пара даже поежилась при такой страшной иронии от служителя церкви.
– Простите еще раз, если что не так, – причитал священнослужитель. – Вербное воскресенье же.
– Ничего страшного. Кроме того, мы с женой нерелигиозные, – пояснил молодой мужчина, улыбаясь новому знакомому.
Как только в подъезде, где жили Кристина с Андреем, умер от коронавируса парень всего двадцати пяти лет от роду, их сверстник, ребята упаковали свои вещи и рванули в старый деревенский дом, доставшийся Кристине по наследству полгода назад.
Батюшка перекрестил новоприбывших и ушел к себе. Перед этим спросил к чему-то: “А вы тут не будете куриц разводить?”. Лицо его приобрело напуганное выражение. Молодые ответили, что такого не планировали. Отец Михаил успокоился и ушел.
– А почему это тут нельзя разводить кур, это же деревня? – спросил Андрей.
– Не знаю, странный он какой-то.
Когда в доме загорелся свет, то в лица молодых супругов сразу пристально уставились глаза с развешанных повсюду портретов. “Это дедушка, художник-любитель, нарисовал каких-то людей, – прокомментировала Кристина. – Интересно, кто это такие?”.
Телевизора здесь не было, зато в шкафу девушка нашла старинную книгу репродукций, и листала ее целый час. “Как тут здорово”, – радовалась она. Андрей был доволен решением приехать сюда, все безопаснее вдали от людей, да и жена счастлива.
Правда, к вечеру им обоим стало казаться, что люди с портретов прямо следят за ними глазами. Но они гнали эти ощущения прочь, ведь возвращаться в такой опасной эпидемиологической обстановке в городскую квартиру, – точно не выход.
С наступлением сумерек Кристине стало совсем не по себе. Молодая пара легла спать, но девушка не могла заснуть и всматривалась в темноту. Она все сгущалась, а сердце Кристины колотилось сильнее. Глаза на портрете какой-то дамы в шляпе так и пялились на нее из черноты комнаты. Андрей рядом, как ни странно, спал. Зажмурившись, Кристина пролежала до утра, повторяя себе, что все это просто с непривычки на новом месте. Так всегда бывает.
– Интернета тут, конечно же, нет, – сказала девушка за утренним чаем из самовара.
Она причмокивала и нахваливала чай, как будто ничего вкуснее в жизни не пила.
– Завтра я съезжу в фирму, которая обслуживает этот район.
– С другой стороны, может быть, и ну его. Такая возможность побыть хоть раз только вдвоем.
– Знаешь, есть такое упражнение: нужно продержаться двадцать один день без гаджетов и связи. Можно попробовать, тут и обстановка располагает.
– Будет здорово. Только ты и я, на природе, как сто лет назад, без всяких “припонов”.
***
Уже почти неделю ребята и вправду обходились без гаджетов. Кристина читала найденную в шкафу книгу издания аж 1920 года. Это были "Мертвые души" Гоголя. Страницы так маняще шуршали под пальцами, отпуская от себя пыль. “Ух ты!” – не могла скрыть восторг современная леди, читавшая в последнее время только на телефоне или планшете.
Андрей что-то мастерил во дворе, он давно мечтал сколотить из дерева нечто такое, чтобы потом гордиться и всем показывать. Его отец всегда хвастался перед гостями самодельным стулом, резным таким, покрытым лаком. И вот теперь молодой муж размахивал топором над бревном и вскрикивал: “Эххх. Уаах!”
– Мне показалось, я слышала какой-то шум в дальней комнате домика, – сказала ему Кристина, когда парень зашел передохнуть.
– Что за шум, дорогая?
– Не знаю, я думаю, отсюда после смерти дедушки ушел домовой. Надо прикормить его.
– Если тебе так спокойнее, то делай, как считаешь нужным.
В один из уголков дома отправилась тарелка с угощением. Андрей уехал в Тверь за продуктами и разными “приблудами” для более комфортной жизни. Кристина осталась в этой глуши. Она знала, что тут проживали, может быть, пятнадцать или двадцать человек, которых разбросало по разные стороны деревушки. Но теперь ей казалось, что она здесь совсем одна, и сделалось жутко.
Внезапный стук в дверь напугал ее до чертиков. Оказалось, это местный батюшка пришел проведать молодых. “А я одна. Муж уехал в город”, – сказала Кристина. “Пойдем, кое-что покажу”, – ответил отец Михаил.