Помоги проекту - поделись книгой:
Всадники на низеньких лошадках носились вокруг острога, стреляя по его защитникам из луков. Оттуда отвечали прицельным огнем, но не из автоматов, а из ружей, причем дымным порохом – белые клубки опоясывали стену. Донесся громкий выстрел – через листву терновника Юрий увидел большой белый дым.
Судя по всему, выпалили из допотопной пушки – видел подобный залп у реконструкторов в восстановленной гетманской резиденции. Весьма впечатляющее зрелище!
С противоположной стороны Северского Донца доносились не только ружейные и пушечные выстрелы. Более было слышно визжание степняков, в которых Галицкий, чем больше на них смотрел, признавал крымских татар – просто некому было так скакать в придонских степях и разбойничать. Всадники пускали горящие стрелы – казачий городок занимался в нескольких местах пожарами. Если они разгорятся, то острожец обречен на гибель – татары возьмут его приступом, так как воевать на два фронта, с огнем и врагом, казаки просто не смогут.
А вот в будущей Лавре татары уже вовсю хозяйничали – монахов согнали к возам, и спешившиеся разбойники занимались увлекательным делом – мародерством. И судя по доносившимся гортанным радостным крикам, достаточно небезуспешно.
Страх накатил до дрожи всего тела – только сейчас Юрий полностью осознал, куда он попал, в какое страшное время. Читал в свободное от «работы» время «попаданческую литературу», посмеивался про себя. Порой весьма занятное чтиво, и познавательное – ибо историю «незалежности» в школе Галицкий толком не учил, как и большинство его сверстников. Исторические романы не читал, да и фильмы не смотрел – было какими делами и так заняться, чем на эти бестолковые для него тогда занятия время тратить.
Но кто же знал – что так обернется?!
Глава 2
– Писец…
Юрий боялся встать – подножие меловой горы возвышалось над поймой Донца метров на десять, и с того берега реки внимательный человек мог заметить обнаженное тело. А степняки, прекрасно стреляющие из луков, отличались необычайной зоркостью, так что любой риск был недопустим для него. Лучше бы убраться в пещеру обратно – вот только мерзнуть в подземелье не хотелось совершенно.
– Пся крев!
К несказанному удивлению, лишь взглянув себе под ноги, отодвинув рукой колючую ветку с совершенно незрелыми ягодами, Галицкий увидел лежащее за густым кустом тело.
– Это кто тут залег?
Наклонившись, Юрий внимательно принялся рассматривать человека, хотя страх, как говорится, уже зудел в пятках. И очнулся от ощущения горячей влаги, что прокатилась по ступне – от нарастающего напряжения он просто обмочился от таких выкрутасов судьбы.
– Эй, хлопец, ты жив?
Встав на коленки, невольно морщась от беспрерывных уколов колючек, Юрий протянул далеко вперед правую руку. И коснулся длинных русых волос, почти как у него самого – после службы в силах «збройных», он всей душой возненавидел короткие прически, и долгие шесть лет отращивал себе роскошную гриву.
Пальцы коснулись уха – оно было холодным. Содрогнувшись, Галицкий цепко ухватил мочку и крутанул, но человек не только не дернулся, но даже не застонал.
– Помер что ли, сердечный?!
Приглядевшись, Юрий сглотнул – человек действительно мертвый, в спине торчала оперенная стрела. И совсем недавно, с четверть часа испустил дух – кожа еще тепловатая. И умер несчастный от потери крови – стрела попала в лопатку, не смертельно, однако правый рукав странного одеяния был не синим, а красным от влажной крови.
– Так, и что теперь делать?
Вопрос был задан чисто машинально – Юрий уже знал, что ему следует все же залезть в терновник, и затащить тело убитого в пещеру. Да, в кустарнике он обдерет кожу, зато мародерство обеспечит его нормальной одеждой. И вздохнув, парень решительно полез через зеленые ветки, морщась от уколов. Ухватив мертвеца за плечи, рванул на себя, стараясь все сделать осторожно. Очень не хотелось бы, чтобы кто-то из татар заметил колыхание у подножия меловой скалы зеленых кустов.
– Какой ты брат тяжелый…
Натужно пыхтя, Юрий потащил покойника через кусты, заметив, что чуть ниже трупа лежит какой-то мешок. Лезть за ним не хотелось совершенно, но надо. Однако не стоит торопиться, вначале нужно облачиться в неприметную одежду и не сверкать голыми ягодицами.
– Сейчас, мы тебя затянем, паря…
Отчаянно пыхтя, Юрий запихнул тело в лаз и пополз, потянув убитого татарами человека. Минут через десять отдышался, и, сломав стрелу, перевернул убитого на спину. Посмотрел на его лицо и невольно ахнул – тот был похож на него. Прямо зеркальное отражение, причем по возрасту ровесник – лет 28–30, никак не больше. Примерно тот же рост, та же комплекция, да и размерами они подходят друг другу в точности.
– Может быть, ты мой пращур, паря? Шибко похож на меня, или я на тебя… Хм, здесь и кроется ответ на вопрос – почему так случилось, что не подох в заваленной пещере, а каким-то неизвестным образом, абсолютно голым, попал сюда, переместившись во времени?!
Задав себе вопросы, Юрий тем не менее занялся раздеванием убитого, не испытывая ни малейшей брезгливости – прошедшая война, которую в официальных СМИ лукаво называли АТО, отучила его от многих вещей, что другим бы показалось кощунственным.
Куртка с запашной полой, поперек груди полдюжины витых желтых шнуров с петлями, которые пристегивались на белые пуговицы. Галицкий немного напряг собственную память насчет старинных одеяний – у свитки длинные полы, ниже колен, а тут выше.
– Кафтан, что ли? А пуговицы из олова, без всякой чеканки. Да, рубанули тебя по руке крепко – хоть ты и зажал артерию, перетянув выше локтя руку шнурком, но истек кровью. Не свезло…
С ног стянул сапоги, отметив, что узкие носки чуть загнуты, кожа голенищ мягкая, а подошвы и каблуков более крепкая, в несколько слоев. И тут же не сдержал восклицания:
– А сапожок, что с правой ноги снял, не простой!
Галицкий держал в руках изрядных размеров клинок с костяной рукоятью. Узкое лезвие ножа, длиной сантиметров в двадцать, и чуть искривленное, отливало смертью. Таким не только пырнуть можно, или резануть – по лицу противника рубануть легко – врагу мало не покажется.
Ощупав голенище, Юрий с удивлением обнаружил более толстый слой кожи с внешней стороны, а, основательно приглядевшись, понял, что это своеобразные вшитые ножны.
– Так вот он каков, этот нож – «засапожник»?! Впечатляет!
Хмыкая, Галицкий размотал портянки, мысленно удивившись, что в этом мире их используют. Стянул подштанники – вывернул тут же наизнанку, мысленно поблагодарив погибшего.
Тот не обмочился перед смертью, как обычно бывает, а то чего и похуже порой. Смерть ведь сука такая, она не красна-девица, и никого не красит ее смердящее дыхание.
Натянул исподнее, пусть грязное, зато с иной стороны, чем та, что прилипала к мертвому телу – не так брезгуешь. Разобрался быстро – пояс и штанины на тесемках, ширинка отсутствует.
Охая, стянул с трупа рубаху. И чуть напружив мышцы, легко оторвал окровавленный рукав рубашки с расшитым воротником – обычная «вышиванка». Тут же натянул ее на себя, и, бросив взгляд на тело, обмер – бешено, с перестуками, заколотилось сердце.
– Не может быть…
На груди убитого сверкнул рубиновыми гранями до щемящей боли в сердце знакомый крест. Дрожащими пальцами Юрий снял через голову витой гайтан из шелковых нитей, положил тяжелый крест на ладонь своей десницы – он точно вошел в необыкновенный отпечаток на коже. Галицкий перевернул рубиновый крест, по золотому кругу основы шла на латинице знакомая надпись –
– Охренеть…
Только и смог потрясенно вымолвить Юрий, ошарашенно взирая то на крест, то на словно выжженное от него пятно на груди мертвеца. И даже положил свою ладонь на остывающее тело убитого, сравнивая два отпечатка и покрываясь холодным потом.
«Это артефакт, способный открывать межвременной портал. Меня зажали в том времени бандиты, фактически я должен был погибнуть от взрыва собственной гранаты. Здесь мой пращур – а в этом нет никакого сомнения, в нас общие гены, даже родимые пятна в одних местах – тоже погиб, от удара клинка. Но, уже умирая, он шел к пещере, видимо желая в ней спрятаться от крымских разбойников.
И тут произошло наложение?!
Весьма возможно и вероятно. Один крест, но в двух временах, инициировал портал – эту загадочную пещеру, секрет которой в моем роду держался в глубокой тайне. Понятное дело, что я не знал этого – да такое с глубокого бодуна представить трудно!
Или я все же ошибаюсь?!
Вполне вероятно – тут только догадываться – точный ответ получить невозможно!»
Мысли текли неторопливо, но вместе с ними также неспешно одевался сам Юрий Львович. Намотал портянки, вбил ноги в сапоги. Засунул в голенище нож, попробовал, как удобней доставать клинок. И когда надел кафтан, застегнув его на застежки, то совсем перестал мерзнуть – действительно, Украина не Африка, чтобы в начале лета голым и босым скакать по колючим кустам.
Да, именно в начале лета – терновник отцвел, а ягоды совсем махонькие, им наливаться еще месяца три, никак не меньше. Так что на дворе первая декада июня, может быть середина, но не позднее.
– Да, ты уж прости меня, пращур, но достойно похоронить тебя смогу только ночью – сейчас из пещеры высовывать нос смертельно опасно. Одежда твоя мне сильно потребна, а тебе уже не нужна. Да и вряд ли ты огорчился, узнав кто ее надел на себя. Просто свели нас с тобою не хоженые тропки-дорожки из двух времен.
Юрий замолчал, прикусив губу и крепко держа рубиновый крест в ладони. Надевать себе его на шею, как погибший пращур, он не стал – просто испугался, что этот артефакт сработает не так как нужно. Уж лучше здесь сидеть в пещере, в непонятно каком времени, не зная, что тебя ждет в будущем – чем подыхать раздавленным в лепешку под завалами.
Как-то не тянуло его в 21-й век, ничего доброго там Галицкого, как не крути ситуацию, не ожидало…
Глава 3
– Надо, есть такое слово…
Юрий опасался вылезать наружу, но его порядком мучила жажда, и желудок все чаще издавал протестующие звуки, требуя еды, хоть бы окаменелого сухаря или куска лепешки.
Да и любопытство толкало Галицкого на опрометчивый шаг – что может быть найдено в брошенном мешке?!
Ведь зачем-то умирающий парень волок его до пещеры, истекая кровью и теряя последние силы?!
Юрий бросил взгляд на остывающее тело пращура, уже привычно встал на четвереньки, вздохнув – синий кафтан после таких пробегов вскоре станет грязно-белым, придется мел как то из ткани выбивать. Добрался до самого входа в лаз и долго лежал, прислушиваясь к звукам – не треснет где рядом веточка, ведь продираться через густой кустарник беззвучно даже у зверя не выйдет, любой спецназ себя треском выдаст. А еще со страхом в душе ожидал, что услышит приглушенную татарскую речь – худо-бедно, но десяток слов знал, а потому мог различить.
А вот с той стороны Донца звуки ружейной пальбы доносились редко, а пушечных выстрелов вообще не прозвучало, только порывом ветра донесло радостный татарский визг да обрывки русского мата – их ни с чем не спутаешь, с молоком матери слова впитываешь.
Полежав пять минут на теплых камнях, Юрий ящерицей выполз из дыры и приник к земле за раскидистым кустом, что закрывал вход в пещеру от любых глаз. Судя по диким воплям, казачий острожец сейчас брался штурмом. Приподняв голову и раздвинув колючие ветки, Юрий стал сверху обозревать идущее внизу сражение.
Башня крепостицы горела, в лазурное, без одного облачка небо, поднимался густой столб черного дыма. К великому удивлению Галицкого, бревенчатый тын у ворот был обрушен в ров, так что татарам не пришлось выбивать створки тараном. Несколько казаков, на медных пластинах доспехов которых отражали блики солнечные лучи, отмахивались саблями и пиками от густой толпы татар, что с нахрапом лезли в пролом, размахивая кривыми саблями. Причем поднимались по трупам в прямом смысле – в упор грохнула пищаль, снеся двух степняков с ног, их одноплеменники на это не обратили внимания, спокойно наступая на упавшие тела.
– Все, казаки, кранты вам настали!
Последних защитников буквально смяли мощным напором, взяв численным перевесом. Черной массой, радостно вопя и размахивая саблями, татары хлынули вовнутрь острожца.
– Момент удобный, пора!
Юрий приник к земле и стал спускаться вниз, протискиваясь между веток. И старался соблюдать осторожность – качающийся куст мог вызвать у наблюдательных степняков закономерный вопрос – это почему в безветренную погоду качается листва. Оставалось только надеяться, что возможных наблюдателей привлекает больше картина взятия крепости, чем подножие мелового кряжа.
Галицкий, чертыхаясь сквозь зубы, спустился вниз, и крепко схватил мешок за перевязанную бечевкой горловину. Рывком подтянул его к себе – ноша неожиданно оказалась совсем не тяжелой. И тут же увидел обтянутую кожей баклагу с торчащей затычкой и тесемками – настоящее сокровище, на которое он и не рассчитывал.
Пришлось проползти немного вперед, вытянуть руку и ухватить довольно увесистую емкость – литра на полтора, полнехонька, даже не булькнуло внутри, под пробку залили.
– Теперь живем, – радостно пробормотал парень и дал задний ход – разворачиваться в густых колючках было безумием. Путь наверх занял больше времени, но минут через пять Юрий оказался у спасительного лаза. Торопиться с изучением найденного богатства он не стал, как и пить из баклаги – нужно потерпеть, потом попить в свое удовольствие за спасительными сводами меловой пещеры.
Теперь Галицкий стал просто наблюдать за окрестностями, бросив мимолетный взгляд на деревянную Лавру. Татары ее уже ограбили, нагрузив три воза всякого добра и утвари. К последней повозке на арканах привязали монахов – полтора десятка, примерно. Выглядели они как черная виноградная гроздь, пусть и прозвучит такое несколько кощунственно.
– Что делают, твари! Зачем людин жизни просто так лишать?! Ох, и лишенько!
Прищурив глаза, Галицкий заметил несколько тел, неподвижно лежащих внутри двора. Разглядеть было трудно, далековато все же, но Юрий не сомневался, что несчастных убили.
– Отрыжки блевотной шлюхи!
Парень кипел негодованием – старики в рабстве не нужны, тут понятно, но чтобы их полосовать саблями просто так?!
Такое в голове никак не укладывалось!
Ладно, казаки – они вековые враги татар, и поступят со степняками также, согласно библейскому правилу – какой мерой меряете, такой и вам отмерят. Но убивать мирных монахов, которые к оружию никогда не прикасались, верх жестокости. Убийство ради убийства и утоления собственной кровожадности ставит любого в положение нелюди, каковую необходимо истреблять всеми способами.
И не жалеть ни в коем случае!
– И для казаков писец настал!
Острожец был взят, а последнее сопротивление окончательно сломлено. Наступил самый увлекательный процесс в жизни любого формирования, не скованного дисциплиной – мародерство. Видел он такое не раз на Донбассе, когда так называемые «добробаты» буквально «зачищали» брошенные дома от всяких ценностей. А порой и от хозяев, которых посчитали за пособников «сепаратистов». Видел «молодший сержант» Галицкий тогда и убитых женщин, но которых перед смертью зверски изнасиловали – пусть их и было на его памяти только две.
Все же такие преступления насильники старались вершить в стороне от чужих глаз, и прикапывать свои жертвы. Обычные призванные на войну солдаты, хотя уроды встречались и среди них, не одобряли такого гнусного лиходейства. Хотя, что и говорить, если видели бесхозное имущество, то поступали также, как и все. Как говорили москали в «лихих девяностых годах» – теперь, хлопцы, начнем «прихватизацию».
Татары «вкалывали» на грабеже крепостицы, как московские гастарбайтеры из знойного Таджикистана – беспрерывно выволакивали через раскрытые воротные створки всевозможное имущество, при этом ухитряясь тушить пожары. С последним все понятно – ведь степняки просто не хотели лишиться взятого на саблю добра.
Дело у них спорилось, что свидетельствовало о немалом опыте в таких акциях. В трофейные повозки запрягли коней, а теперь нагружали их скарбом. Нещадно нахлестывая плетьми, выгнали из крепости «живой товар» – баб и девок, несколько детей, судя по сарафанам, девиц. А вот мужчин, стоящих на ногах, было всего двое. Одного забросили на телегу, а другого, с седой бородой, один из татар рубанул саблей – только кровавые брызги полетели во все стороны.
– Суки червивые!
Галицкий прошелся ногтями по камню, кипя ненавистью. Можно говорить о «дружбе народов» часами, но посмотрев на такое зрелище, станешь хвататься за оружие сразу, как увидишь подобных «друзей». Зарубил татарин и старуху, что попыталась на него кинуться. Остальных баб и девок избили плетьми и стали привязывать к повозкам. Как до того поступили с мирными монахами на другом берегу Северского Донца, которой в самую пору теперь именовать кровавым.
– Ах, что творят, падлы!
Юрий матерился сквозь зубы – не читая учебников истории, он сейчас наглядно представлял весь процесс «людоловства». Помочь несчастным парень никак не мог, оставалось только бессильно сжимать кулаки, ругаться и призывать на голову работорговцев страшные кары.
– Вырезать за такие дела надо поголовно, не взирая на возраст – все они над рабами измывались, а потому никакой пощады…
Юрий осекся – он никогда не думал, что станет сторонником геноцида, однако насмотревшись на жуткое зрелище, захотел проехать по Крыму на танке, сминая все на своем пути. И только сейчас осознал, какая старина стоит на дворе, и какие страшные нравы в этом времени являются обычной нормой.
– Как у Юлия Цезаря – пришел, ограбил, пожег!
Не в силах более смотреть на творящееся на той стороне реки непотребство, Галицкий грязно выругался и полез в нору, прихватив баклагу и толкая впереди себя мешок с имуществом пращура…
Глава 4
– Жить можно, хоть и грязно…
Юрий посмотрел на свои руки – мел, земля, колючки – покрыли кожу корочкой, местами кровоточившую. Столбняк в 21-м веке был бы обеспечен, но в этом времени может и пронести, да и промышленных предприятий, что экологию загрязняют и бациллы разносят, здесь нет. Природа великолепная, дубравы кругом, одно плохо – жить небезопасно, в рабство к татарам угодить можно запросто, стоит рот раззявить!
В баклаге оказался ягодно-фруктовый взвар, видимо из прошлогодних запасов – чуть сладковатый с кислинкой, довольно приятный. Но с другой стороны хотелось бы просто умыться. Однако следует набраться терпения. Придется подождать ночи, а там сходить на реку. Надо простирнуть исподнее белье, затем хорошо искупаться и помыться илом. А потом золой от кострища промыть волосы.
– Ладно, потерпим до заката и посмотрим, когда татары свалят. Ночью помоемся и под утро, когда самый сон, в монастырь сходить нужно – может, кто там в живых остался. Да и реку переплыть нужно – наверняка оружие какое в крепостице найти можно, с одним ножом тяжко…
Произнеся последнее слова, Юрий хмыкнул – любой колюще-режущий инструментарий для него практически бесполезен, если только самому чего-нибудь нечаянно не отрезать. Не умеет он им работать, не учили кишки живым двуногим организмам дырявить, живот вспарывая. Не спецназ ни разу, или реконструктор с рыцарских турниров. Да и фехтованием никогда в жизни не занимался. Как и всякими единоборствами, что восточными, что западными, вкупе с армейским рукопашным боем, и боксом в придачу.
Нет, морду бить постоянно приходилось, куда же без этого на разборках за девку, или когда «предъявы» кидали. Но то исключительно практический опыт, на него так богата была прежняя жизнь, порой с негативным результатом, о котором свидетельствовала даже утраченная ныне фикса. На кулаках не дерутся, когда у противника в руках сабля, и махать оной супостат горазд. Живо в капусту нашинкует, как на засолку.
– Нам другой инструмент дюже нужен!
Нет, если и есть здесь оружие для него, то исключительно огнестрел. Вот самопалами Юрию приходилось в детстве заниматься, кто же из пацанов не баловался с «поджигами». Да и стрелял неплохо, постоянно тренируясь в тире – это была работа, от которой порой зависела жизнь. Бизнес ведь специфический – и разбираться заставит, и научит.
Правильно Андрий часто говорил, когда они бывали вдвоем на стрельбище. Золотые слова, только не успел приятель ствол выхватить, живьем его взяли, повязали, да и убили наверное.
«Хочешь жить, тогда научись хорошо стрелять, чтобы для начала просто выжить!»
– Ладно, посмотрим хранилище, что в наследство мне досталось. Может там чего ценное есть, или пожрать найдется?
Поделиться книгой: