Помоги проекту - поделись книгой:
House of the Monoceros [The Old Gods Eat] (1941)
Когда поезд остановился в Пенгиле, в 5:37, я не удивился, оказавшись единственным пассажиром, сошедшим в этом скоплении старых каменных домов с соломенными крышами — самом унылом уголке Корнуолла. Никто никогда не приезжал сюда и никто никогда не покидал его, кроме бесследно исчезнувших, что и привело меня из Лондона. Чудовище пожирало крестьян. Во всяком случае, именно так лорд Треганнет выразился в своём письме.
Рядом остановился Роллс-Ройс пятнадцатилетней давности и оттуда вылез крупный мужчина. Его лицо было грубым, словно корнуолльский берег: тяжёлый подбородок, широкий рот, выпирающий нос, а ворсистый твидовый костюм придавал ему ещё более суровый вид. Он резко произнёс: — Я — Треганнет. Вы — мистер Дэйл, полагаю?
Его голос грохотал, как прибой, сотрясавший землю под моими ногами и наполняющий воздух мелкими брызгами. Что за место! Даже море ненавидело его и пыталось стереть в порошок.
Если он хотел выказать превосходство, то пусть: чек на двадцать гиней, сотня баксов на американские деньги, превращал его в славного малого.
Я поставил сумку в машину. Он заявил: — Садитесь на заднее сиденье. — Затем он уселся за руль. Забавно. Ерунда какая-то — граф или кто-то вроде того, без шофёра. На секунду-другую я задумался: не сожрал ли моноцерос всех слуг.
Судя по гербу на почтовой бумаге Треганнета, моноцерос — это некое морское чудовище, с рогом, как у единорога; морской дракон с длинным шипом, выступающим между глаз. Девиз на гравюре тоже был курьёзным: МЫ СЛУЖИМ МОНОЦЕРОСУ.
Когда я ждал в Пенгиле, на пару минут мне почудилось, что это заброшенный город. Теперь на глаза начали попадаться люди и я удивился, где же они были до того, как подъехал Треганнет.
Мужчина в клеёнчатом пальто и шляпе погрозил кулаком из дверного проёма. Прежде чем мы добрались до края деревни, выскочил ещё один человек. Он поднял булыжник и завопил: — Чёртов ублюдок, где Гарри Пенфилд?
Камень врезался в дверцу. Немного выше и он попал бы в Треганнета за рулём. Это поразило меня: настолько нетипичное отношение к графу, который владеет землями на много миль в округе. Возможно, это и было тем, из-за чего он послал за мной, американцем.
Мне приписывали своеобразную репутацию.
Я приехал в Лондон, чтобы арестовать растратчика: дело страховой компании, знаете ли. Этот джентльмен больше не мог убегать, поэтому он повесился на поясе халата. Газетёнки превратили в игру то, что я загнал человека до смерти. Должно быть, это понравилось Треганнету, так я и оказался здесь.
Камень ударился в заднюю дверцу. Другой выбил заднее стекло, хотя осколки меня не задели. Люди не любили Треганнета.
Я слыхал, что корнуолльские шахтёры — самые лучшие и самые суеверные в мире: слишком много поколений под землёй — и земля нашёптывала им. Такая же беда и с рыбаками. Имелось или нет чудовище возле замка Треганнета, все крестьяне считали, что да.
Мы поднялись до уровня ветра и выбрались из тумана. Я был почти потрясён, увидав сколько света там было, ибо думал, что солнце никогда не сияло здесь. На холме высилась серая каменная крепость, на ней имелась зубчатая башенка с маленькими окошками в толстых стенах. Несмотря на всё освещение, это место напомнило мне подержанный гроб.
— Постойте! — окликнул я Треганнета. — Я хочу взглянуть отсюда. Если это странное дело происходило тут, кто бы это ни делал, оставил следы. Моноцерос выбирался из замка и проходил по холмам или местные жители проходили по холмам к замку. Как во Франции, лётчики обнаруживали батареи, потому что некоторые тупые артиллеристы срезали путь через луг.
Треганнет остановился, но не ответил: он просто сидел. Я порылся в своей сумке и вынул мощный бинокль. Любой, привыкший к обыкновенным биноклям, не смог бы представить, как этот бинокуляр собирал свет. На сей раз он преподнёс мне сюрприз: это произошло, когда в башенке я увидел девушку.
Она ухватилась за решётку, а лицом прижалась к металлу. Её плечи были накрыты одеялом. Оно составляло всю её одежду и спускалось на спину. У неё была высокая грудь, стройная талия и соблазнительный изгиб бёдер. Подоконник был достаточно высок, чтобы помешать изучить её ноги и прочее, но мне она понравилась по уже увиденным примерам. Судя по тому, как она прижималась к решётке, за которую ухватилась, она была узницей.
По счастью она отошла, прежде чем его светлость заметил, что я не изучаю склоны холмов. Я произнёс: — Нет, здесь нет никаких признаков злоумышленников. А кто такой Гарри Пенфилд?
Треганнет содрогнулся. — Последний пропавший человек.
Дорога извивалась, устремляясь вниз, сначала вглубь суши, затем вдоль моря; через несколько миль мы оказались от замка дальше, чем были, когда я не-совсем-достаточно увидел блондинку с недурной фигуркой, прижавшуюся к решётке. Дорога становилась грубее, скалы — более дикими, перед нами вдруг зазвучал вольный рёв моря и водяные брызги оросили автомобиль. А затем мы достигли арки замковых ворот.
Между каменными плитами внутреннего двора проросла трава. Огромные железные петли двери, открытой в донжоне, покрывала ржавчина. Всё это место было запущенным. Дикий плющ заплетал окна.
Треганнет остановился перед дверью. Место выглядело пустынным: во дворе царил сумрак, а в донжоне — темнота и мне это не очень нравилось. Люди, которые пишут о морских чудовищах, пожирающих крестьян — не те, с кем хотелось бы провести вечер. Если бы не шанс ещё увидеть белокурую девушку, я бы сказал: — Вот ваши двадцать гиней, милорд и идите вы к чёрту.
Я хотел ещё раз увидеть ту даму. Она могла находиться взаперти, но я разбираюсь в замках.
Отворилась дверь. Там стояла женщина, в розовом домашнем платье из крашеной пряжи, с керосиновой лампой. Казалось, этот замок был создан не для света, а только для смертей и исчезновений.
— Эмили, возьмите багаж мистера Дэйла, — велел Треганнет.
Черноволосая женщина поставила лампу на подставку. Я сказал: — Постойте, я и сам могу с ним управиться.
У неё были гладкая белая кожа, чёрные волосы и голубые глаза, которые казались почти чёрными. Её густые ресницы походили на пятна сажи на веках: народ Корнуолла — кельты, древние и чистокровные. Я понял, почему схватил эту сумку. Не потому, что это была женщина, но потому, что она чувствовалась хозяйкой этого места, выглядящей и держащейся, как любой лидер.
Ветер завывал во дворе и трепал её тесное платье. У неё были славные ножки и чудесные тридцать лет, хотя возраст точно не определишь; полностью созревшая, но не настолько, чтобы испортиться.
Я последовал за ней в замок и увидел, что около века назад его частично переделали. Дубовая отделка большой гостиной полностью почернела от дыма. Когда я последовал за Эмили в свою комнату на втором этаже, то бросил взгляд на лестницу, поднимающуюся в башенку, где ветер выл, смеялся и рычал на белокурую девушку. Я решил не спрашивать об этом.
Эмили расхаживала по комнате, приводя обстановку в порядок.
Я спросил: — Что вы думаете об этом деле с моноцеросом? Полагаю, вы знаете, зачем я здесь.
Она подняла глаза и искоса взглянула на меня. — Я могу показать вам некоторые вещи, которые он не покажет. Поздно ночью, когда никто больше не бодрствует.
Так или иначе, это само шло в руки, девушка была права. — Обед будет подан через час. Вам не нужно переодеваться, — добавила она.
Так и получилось, Треганнет не явился к ужину. Я ел в одиночестве, на целом акре тёмного обеденного зала: тёмного, за исключением углей в камине, и трепетавших и мерцавших на сквозняке огоньков двух свечей. Ветер хохотал, вопил и выл. Эмили подала ростбиф, который оказался великолепен, всё остальное было приготовлено уже после своей кончины. Но вино было достойно того, чтобы написать о нём книгу.
Она налила немного бургундского и сказала: — Брат его светлости заложил это в 1914, задолго до того, как исчез.
— Да? Исчез?
— Да. Вместе с моим покойным мужем, мистером Полгейтом. Дворецким.
— Их забрал моноцерос?
— Если вы будете бодрствовать достаточно долго, я покажу вам кое-то, что вас поразит.
Фактически, каждый раз, когда она наклонялась, чтобы наполнить большой бокал, то уже многое показывала. С какой стороны ни посмотри, она была достаточно хороша для графа.
Было уже заполночь, когда Эмили постучалась в мою дверь. Её волосы свисали двумя толстыми косами. Она была одета в ночную рубашку с низким вырезом и ажурными вставками по бокам, всё это украшали две розочки, размещённые в подходящих местах, хотя тому, что находилось под ними, указатели не требовались. Даже при том, что она накинула сверху толстый халат, это был просто подарок. — Треганнет мертвецки пьян, — пояснила она.
Когда я ступил в холл, ветер издавал такие звуки, словно кричала женщина. Эмили несла старомодный фонарь, освещающий нам путь по мрачному коридору, затем по лестнице, ведущей вниз, в непеределанную часть замка, чьей каменной кладке было с тысячу лет, а, может, намного больше.
Она была сырой и жуткой, и витал необычный запах: йодистый аромат берега, зловонный запах затопляемой морем низины, как во время отлива. Пол покрывал слой пыли, за исключением смазанного следа, будто что-то волочили. Я подумал о Гарри Пенфилде, последнем пропавшем человеке. Затем Эмили привела нас в нишу в стене и, наконец, она указала на кольцо в полу.
Оно было похоже на другие виденные кольца: тяжёлое ржавое железо, закреплённое болтом с ушком, глубоко вделанным в каменную кладку. Она сказала: — Потяните посильнее и поднимите его.
Я потянул. Раздался скрежет и каменная плита повернулась на оси. Вниз вели ступени, тёмные и узкие. И этот морской запах, он был слишком силён. Я отпрянул назад.
Вылетел порыв затхлого воздуха и покуролесил с халатом Эмили. От удерживания фонаря вырез у шеи натянулся, а радужный шёлк туго облепил её бёдра.
— Разве вы не хотите увидеть больше?
Я не хотел, то есть, что касалось подземных сооружений, но посчитал, что сваляю дурака, если отступлю. — Пойдёмте, — ответил я ей и она пошла первой, словно являлась хозяйкой этого места. Теперь я стал подозревать, что она действительно владела им, а Треганнет был просто марионеткой; граф, который мог сделать её леди, если бы пожелал.
Мы вышли в подземелье, вырубленное в скальном основании. В центре находилась округлая яма, около двадцати футов диаметром. Парапет по её краю наполовину не дотягивал до высоты колен Эмили, а тропа между ним и стеной в ширину была не более ярда. Я покрылся мурашками, приблизившись к этой дыре в скале.
Эмили села на сырую скалу и обхватила сжатые колени руками. Она отдала мне фонарь и сказала, — Садитесь и задуйте его. — Так что я присоединился к ней на ступенях: они были такими узкими, что мне пришлось притиснуться к ней вплотную. Оказаться в темноте наедине с дамой, вот так, не доставляло никакого удовольствия.
Это место было настолько древним, что я ощущал вкус веков. Его построил народ Эмили, древний народ, друиды, прежде приносившие человеческие жертвы на Пасху и сжигавшие пленников в плетёных клетках. Эмили была здесь, как дома.
Я поднял колпак и задул лампу.
— Наверное, нам придётся подождать, — прошептала она и наклонилась ближе, я чувствовал её дыхание в ухе и её волосы на щеке. — Та шахта ведёт вниз, туда, где жил и умер моноцерос, тысячу лет назад. Когда Треганнеты были корнуолльскими лордами, пиратами, налётчиками.
— Значит, оно мертво.
— Оно умерло, но вернётся к жизни.
Запах йода, сконцентрированного моря, стал сильнее: яма дышала. Белый туман поднимался из черноты, он сплетался и корчился.
Оно обрело форму, толщиной с бочку и Бог знает какой длины. Голова принадлежала дракону, дракону с растущим изо лба ярдовым шипом. Это был моноцерос, выгравированный на почтовой бумаге Треганнета и на его карнеоловом перстне из старого мягкого золота.
Вверх-вверх-вверх — тянулось из ямы. В его кольцах брыкались и вырывались двое мужчин. Один был похож на Треганнета. Эмили взвизгнула и обеими руками схватилась за меня. Она повисла на мне. Я свалился назад, на ступени. Я запутался в её обнажённых ногах, а потом откатился на несколько шагов. Она обмякла и я подхватил её.
В этой свалке я бросил взгляд назад. Тварь отступала в яму и истончалась в туманную ленту. Потом оно ушло. Я покрылся испариной, содрогаясь до щёлканья зубов. Сграбастав Эмили, я ринулся вверх по ступеням, не остановившись подобрать фонарь. Я добрался до верха лестницы задолго до того, как рассчитывал и ударился головой. К счастью для Эмили, я извернулся, когда грохнулся или расплющил бы её в лепёшку. Как бы то ни было, падение почти вывело меня из строя. А она пришла в себя. Она простонала: — Оно стало хуже, каждый раз оно дотягивается всё дальше, оно зовёт свою добычу — заберите меня отсюда…
Я честно понёс её. Это забавляло, но я направился в свою комнату, словно там было чуточку безопаснее, чем где-то ещё. Задвинув засов, я обернулся и увидел, что у Эмили подкосились ноги. Она рухнула и повалилась на старый диван.
Вслед за неё рухнул и я. — Если Треганнет думает, что я стану охотится на ту тварь, он свихнулся! Когда он писал мне, что кто-то шляется вокруг, чтобы выманить его из замка, то это выглядело какой-то убийственной аферой. Но
— Он всё ещё думает, что какой-то человек заманивает деревенских жителей в пещеры под замком и убивает их. Он не знает об этом месте. Обещайте мне, что не скажете ему, он сейчас так переживает, потрясение сведёт его с ума.
Человеку не стоит верить всему, что он видит. Вспомните тот индийский трюк с верёвкой. И маленьких зелёных человечков, которых мой друг раньше видел в своей комнате. Он кидался в них вещами, только их там просто-напросто не было. Ни то, ни другое не походило на это чудовище.
— Ладно, я не скажу ему. Но как вы нашли это ужасное место?
— Мой покойный муж, мистер Полгейт, был дворецким. Он рассказывал мне о этом. О под-подвалах этого замка. Потом он и брат нынешнего графа исчезли, и никто никогда не находил их тел. Семь лет спустя их официально объявили мёртвыми и я официально стала вдовой. Джаспер — нынешний граф — приехал из Австралии, чтобы получить своё наследство. А потом начали происходить эти вещи. Стали пропадать крестьяне. Люди зашептались о моноцеросе и раскопали старую легенду о том, как Треганнеты провели к нему свой ход.
Она имела в виду, что это был некий тотем, вроде того, как индейцы считают волков и медведей предками клана. Она продолжала, — Древние Треганнеты жертвовали чудовищу пленников, чтобы сохранить удачу на войне. Оно обитало в той яме, приходя из моря на жертвоприношения. Потом землетрясение завалило проход и тварь сдохла с голода, когда Треганнеты не смогли найти достаточно жертв.
— А теперь их пожирает призрак моноцероса?
Теперь, когда я немного успокоился, то начал соображать. Всё это чушь. Я не видел его, это был гипноз. Гниющие морские отбросы, фосфоресцирующие пары и мои мысли о моноцеросе с тех пор, как я получил нелепое письмо графа.
Я повернулся к Эмили. — Почему вы не уволились?
— Я принадлежу этому месту.
— Я — нет. Я — детектив. Я доставлял растратчиков из Алжира. Из Гондураса. Но моноцерос — другая история, оставьте его себе.
На самом деле, я злился на себя самого, за то, что попёрся туда, как дикий кабан, но я задал Эмили задачку, чтобы посмотреть, что она сделает. Где-то здесь была каверза.
Эмили вскочила и, прежде, чем я смог зажечь лампу, чтобы увидеть то-сё, она обвила меня обеими руками. Она прижалась вплотную и не только руками. — Вы должны остаться — вы должны — ради
Моя кровь вскипела от объятий этой женщины, но я всё ещё мог сложить два и два. На ночной рубашке Эмили была уйма оборок. Я заметил это, когда халат свалился с одного плеча. Совершенно новый наряд, вроде этого, стоил пару гиней; чертовски эксцентричные расходы, в то время, как граф сам водил свой пятнадцатилетний автомобиль. И она солгала, когда сказала, что здесь живут только она и граф. А как же белокурая девушка в башне?
Я нарочно разыграл дурака. Я подтолкнул её к двери. — Вы тоже боитесь узнать то, о чём говорите. Возвращайтесь, когда дело с моноцеросом будет улажено и посмотрим, открою ли я вам дверь.
Её мимолётная улыбка была одним из таких обещаний, исполнения которых от дамы станет ждать только дурак.
Чем больше я думал о моноцеросе, пока сидел у камина, тем больше я повторял, — Чёрт, да вы проделываете это с зеркалами.
Прошёл час. Затем ещё один. Я откопал свой фонарь и обулся в какие-то войлочные тапочки. В холле было темно, как у индейца в кармане. Ветер издавал непристойные и жуткие звуки, а потом он захохотал, когда я отпрянул, представив, как нечто бродит вокруг во тьме. Но я добрался до лестницы, ведущей в адский мрак той башенки.
Пока я убеждал себя, что моноцерос появился, оттого что я съел что-то не то, то уже достиг второй узкой щели в каменной кладке два фута толщиной. Было полнолуние. Утёсы сверкали от брызг, а брызги взлетали из ревущего моря. Если что-нибудь двигалось по тем холмам, то только ползком на брюхе.
Затем я снова взглянул на море. Что-то двигалось, что-то белое на тёмных скалах. Я понял, что это была женщина, прежде, чем увидел подтвердившие это очертания, кроме её лица.
Если она была во что-то одета, то явно недостаточно, чтобы определить это ночью. Она была белой и блестящей, и золотые волосы развевались на ветру. На скалу карабкался мужчина, размахивая руками.
Ему удалось забраться. Тогда она скользнула вперёд и выиграла расстояние. Затем они оба скрылись за чёрным гребнем.
Думать, что я мог слететь вниз по ступеням и забраться на влажные скалы вовремя, чтобы помешать парню настичь девушку, было безумием, но я уже находился в пути. В подобных сценариях есть нечто, заставляющее парня пытаться помешать другому парню настичь преследуемую девушку, даже если она незнакома.
Когда я добрался туда, то не увидел ни девушки, ни мужчины. Лишь мокрые скалы. Корнуолл, откуда вышел король Артур, где Мерлин сделал свой посох, где обычно обитала Владычица озера. Весь бредовый корнуолльский берег. Единственный способ не сойти с ума — не верить ничему, что видишь. Но несмотря на это, я вернулся в башенку, чтобы узнать, правда ли там была блондинка.
Я пустил в ход свой набор отмычек. Я научился ими пользоваться, потому что это упрощает слежку за растратчиками. Дверь легко открылась.
Девушка не спала. Она так перепугалась, когда отворилась дверь, что не смогла даже вскрикнуть. Лунный свет падал в башенку и обрисовывал её прекрасные ноги, изящный изгиб шеи и щеки.
Я произнёс: — Всё в порядке. Если вы — узница, возможно я смогу вам помочь.
— Почему вы сначала не постучались… кто вы…?
Я видел, её трясущиеся колени, выглядывающие из-под серого шерстяного одеяла, которое она прижимала к груди. — Я — Джим Дэйл, охотник на моноцероса и я видел сегодня днём, как вы смотрели из окна.
Она задохнулась.
— Через бинокль. Есть идеи насчёт одежды?
Фонарь показал, что во всей башенке не было ни клочка, лишь спальный мешок и одеяла.
Поделиться книгой: