Лебединая пара. По Ту Сторону

Лебединая пара. По Ту Сторону

Яна Лисканова

Глава 1

– Будешь себя плохо вести, злые духи утащат на Ту Сторону!

– Да уж поскорей бы! На Этой скука смертная…

Миссис Грамбл, экономка дома Роттер, схватила кухаркиного сына за ухо. Он зашипел и попытался вывернуться из ее цепкого захвата, но сделал себе только больнее.

– Будешь себя плохо вести, злые духи не утащат на Ту Сторону! – не растерялась женщина.

Первым порывом было подождать, пока они не закончат, чтобы не попадаться на глаза, но я мысленно надавала себе оплеух, напомнила, что это и мой дом тоже, и гордо прошла мимо. Точнее, попыталась…

– Куда опять намылилась, госпожа? – миссис Грамбл, не выпуская мальчишкиного уха, схватила меня за предплечье и дернула на себя.

– Не твое дело! Отпусти и займись дел-лом… – я облизала пересохшие губы.

Ну вот опять. Хорошо же начала! Это даже отдаленно было похоже на властные интонации брата… Вроде бы. Поначалу. Но под насмешливым взглядом миссис Грамбл, как всегда, сдулась. Экономка усмехнулась противно-понимающе, и я опустила в пол красное от стыда лицо.

– Предупреди отца, – сказала она и толкнула меня в сторону его кабинета.

Я стиснула зубы. Дернулась быстрым движением мимо отцовского кабинета в сторону прихожей, схватила куртку и выбежала скорее из дома. Ну и пусть жалуется отцу! Что от этого изменится?

Сумка со стащенной с кухни едой приятно тяжелила плечо. Я накинула старую кожаную куртку брата сверху и быстрым шагом, едва не срываясь на бег, поторопилась подальше от поместья. Хотелось сорваться с шага, но тогда это еще больше будет похоже на позорное бегство.

В конце концов, я уже отпраздновала совершеннолетие! Я не обязана отчитываться! Брат с сестрой вот не спрашивают разрешения, если им куда-то надо!

– Брат с сестрой гордость отца, а ты – черти что… – пробубнила себе под нос я, – Они полезным заняты, – скривилась я, пародируя миссис Грамбл, – А ты только по полям бегаешь да семью позоришь… Бла-бла-бла, Тихея опять все делает не так! – не то что бы у экономки был такой писклявый голос, но обида вообще слепа и глуха, – А вот Деймос в ее возрасте уже!…

Я дернулась, как от удара.

– Вспомнишь солнышко – вот и лучики… – не удержалась от нервной усмешки.

Не то что бы брата можно было бы назвать солнышком даже в пьяном бреду, конечно. Так что я резко сменила направление и так же резко забыла о том, что бегство – это позорно. И все же успела заметить, как его губы изогнулись в недоброй улыбке.

– Тихея! – я не остановилась, но он все равно быстро меня нагнал, – Тихея, скажи, а тебе арбалет в руки брать не стыдно? – весело поинтересовался он.

Я молча шла вперед.

Деймос был копией отца – высокий, атлетично сложенный и чернявый как ночь. Талантливый фехтовальщик, первоклассный стрелок, отличный наездник и охотник. Перечитал всю домашнюю библиотеку и мог ее едва ли ни цитировать благодаря отличной памяти. Красивый и статный, он-то умел поставить на место одним взглядом, а его голос не дрожал, наверное, даже когда он только родился… Его бы миссис Грамбл хватать не посмела даже в детские годы!

Возможно потому, что за такое Деймос и пальцы переломать мог. Даже вскормившей его миссис Грамбл.

Весь он был – не самый молчаливый, но очень даже упрек криворукой, косоглазой и совершенно бесталанной мне. Если бы у него еще и характер был хороший, я бы точно удавилась от зависти! Но мне на счастье, хотя бы таких достоинств в нашей семье отродясь не водилось.

– Молчишь? – он больно уцепился сильными пальцами за плечо, приобнимая в подобии ласки; я знала, что если покажу, что больно, он вцепится только сильнее, – А чего молчишь, а? Тебя зачем с самого детства всему учат, чтобы ты потом при всем честном народе принципиально в мишень не попадала?!

– Я случайно… – промямлила я, избегая его взгляда, – Я… Деймос, отпусти… пожалуйста? Я тороплюсь.

Конечно, он проигнорировал мою просьбу.

– А знаешь, мне уже начинает казаться, что ты специально нас позоришь, – прошипел он мне в лицо все с той же веселой улыбкой, – Мне и раньше было почти неловко признаваться, что ты моя сестра, но после вчерашнего я узнал, что такое настоящий стыд!

Я сглотнула и уставилась под ноги. Надо просто дать ему выговориться. Наверное.

– Ну, новый опыт – это всегда хорошо…

Он насмешливо изогнул бровь и отпустил меня, наконец. Остановился, пропуская вперед, и я выдохнула.

– С тобой бесполезно разговаривать, да? – брат скрестил руки на груди и склонил голову к плечу, рассматривая меня тем самым взглядом, под которым хотелось провалиться сквозь землю еще больше, чем обычно, – Иди, куда шла, Тихея. Даже хорошо, если ты сегодня больше не будешь на глаза попадаться.

И я пошла. Быстрым шагом. Со стороны, конечно, могло показаться, что я бегу, не жалея легких, но это был быстрый шаг.

В чем-то Деймос был прав, конечно. После вчерашнего взять в руки арбалет я смогу еще не скоро. Точнее, висел-то он на спине под наспех накинутой курткой, как и всегда, но стрелять из него я бы пока не решилась. Стоило только об этом подумать, желудок скрутило почти так же сильно, как вчера, и меня едва не стошнило от неловкости. Как вчера.

Хотя лучше бы сегодня, когда никто не видит!

Я ускорила шаг. До границы еще часа полтора топать. Не смотря на конец июня, сегодня было прохладно, и идти было не тяжело. Под небом, скрывая голубизну, равномерно размазалось свинцово-серое, угнетающее своим равнодушием полотно, а ветер за пару минут успел спутать все волосы и кинуть в лицо дорожной пыли. Дождя, по ощущением, быть не должно – разве что поморосит.

Через наш то ли маленький город, то ли большой поселок я шла сегодня длинным путем, но зато по самым тихим улочкам, где почти не приходилось игнорировать перешептывания и насмешливые взгляды, притворяясь глухой и слепой.

Я вышла за черту города и давно знакомой, вытоптанной мной же тропинкой пошла в сторону погранзоны в обход одиноко стоящего охранного поселения, состоящего всего из пары домишек. И те были скорее ради приличия, чем представляли какую-то угрозу, но я все же предпочитала не попадаться им на глаза.

Охранять границу с севера и нужды особой не было.

Уже отсюда за степью был виден Колдовской Лес, раскинувшийся вдоль границ на тысячи километров и отделяющий Эту Сторону от Той. Днем он возвышался угрюмой темной стеной, а к ночи начинал мерцать потусторонними огнями, привораживая в свои заросли самоубийц и идиотов.

Все знали, что заходить в лес нельзя. Что из него не возвращаются, как ни старайся. Проверено опытным путем. Кто или что в нем живет – неизвестно, и особенно суеверные и нелюбопытные даже к степи перед лесом стараются не подходить.

Колдовской Лес официальной наукой считается феноменом, появившемся в следствии войн четырехсотлетней давности, по итогу которых чудища с изнанки мира были то ли изгнаны с человеческих земель, то ли запечатаны с Той Стороны. Собственно, что там – с Той Стороны – никому доподлинно неизвестно. До прошлого десятилетия считалось, что там что-то вроде выжженной магией пустыни, но современная наука допускает появление неизвестных форм жизни. А может даже сохранения старых и позабытых форм жизни, что пугает отнюдь не меньше!

Пугает, но и будоражит воображение, конечно.

Мне с детства лес не давал покоя, и я частенько сбегала, чтобы погулять по границе. Иногда даже с мыслями, что уж в этот обязательно зайду в него. Порой такие мысли крутились в голове как решение всех проблем, и были рождены детской обидой. Что-то вроде: вот пропаду в Колдовском Лесу, и вы все пожалеете, что не любили меня!

И к своему стыду мне до сих пор иногда казалось, что это было бы эффектно и после такого всплакнул бы даже отец. Останавливало меня только то, что на такое представление пришлось бы совсем не эффектно приглашать, иначе никто бы не имел шанса оценить этот отчаянный и драматичный жест!

Чаще всего же обычное любопытство манило зайти хоть шагов на десять и осмотреться.

И однажды я этому любопытству поддалась. Сказать по правде, в тот момент любопытство густо замешалось с обидой и желанием насолить всем своей грустной кончиной.

Это было по-настоящему глупо. В первую очередь потому, что муки совести для членов моей семьи – зверь еще более неведомый, чем твари изнанки, так что верить, что такой перфоманс мог бы их впечатлить – верх наивности!

Приглашать я никого, разумеется, не стала, но записку оставила. Записку, полную обвинений в сторону близких и разбавленную жалостью к себе. За нее сейчас было стыдно даже сильнее, чем за вчерашнее…

«Предсмертное» письмо нашла сестра и отходила меня ремнем по заднице, когда я вернулась живая и здоровая, а на лбу написала: «Трусиха». Так я и ходила весь вечер и все утро, пока отец не разрешил отмыть. А все потому, что настоящий Роттер если уж принял решение, то доводит до конца!

Дурацкую записку тринадцатилетней девочки же оформили в рамку под стекло и повесили над кроватью, чтобы не забывала свой позор и не повторяла ошибок.

Не помогло!

Позорилась я с завидной регулярностью.

Сейчас же я без страха прошла мимо большого камня-указателя в заросли, раздвигая руками ветви.

Пожалуй, тот раз был единственным, когда клеймо «трусиха» я получила совершенно незаслуженно. В лес я тогда все же зашла.

Хотя, технически, это оказался еще не лес, а скорее перелесок, скрывающий собой довольно широкую поляну с довольно глубоким ручьем. Но этот перелесок все же выглядел в свете дня как часть леса, так что, переступая его порог, я искренне верила, что жизнь моя кончена!

Ошибку свою я поняла в тот день только в сумерках, когда магические огни замигали мне угрожающе-приветливо из леса, обвивая стволы деревьев, но… не тех, через которые я успела пройти. Почему же я не продолжила свой путь вглубь леса, а остановилась на грани, если все равно верила, что уже перешла ее?

В детстве я любила шляться по округе в поисках заброшенных древних храмов языческих богов, коими кишело пограничье. Тогда это казалось мне отличным способом завоевать уважение семьи. Если бы я нашла какой-нибудь потайной лаз, схрон с картой сокровищ или секретами древнего колдовства, содержащие ответ на вопрос, что находится по Ту Сторону…

Я была нелепа с мечом, с трудом натягивала тетиву, взаимно терпеть не могла лошадей, с трудом запоминала теорию и редко когда могла сосредоточиться на чем-то серьезном. То, что играючи давалось сестре, для меня было мудренее колдовства; что с легкостью осваивал брат за неделю, я не могла выучить за год. И дело было отнюдь не в разнице в возрасте.

С каждым годом взгляд отца становился все тяжелее, а мне все больше хотелось это изменить.

Немного повзрослев, я вынуждена была признать, что совершенно бескомпромиссно не обладала ни талантами, ни умом, ни сильным характером, коими славились наследники семьи Роттер многие поколения. Даже находясь в опале, отец всегда серьезно занимался нашим воспитанием, не позволяя расслабляться. Он делал все, чтобы дать нам лучшее воспитание, чтобы нам было за что гордиться своей семьей и своими близкими.

Некоторые книги в нашей библиотеке были переписаны им по памяти для нас, а когда-нибудь – и для наших детей. И именно читая их особенно стыдно было засыпать от скуки, не понимая и половины написанного.

В общем, нормальными способами завоевать уважение у окружающих у меня не получалось, так что я надеялась случайно раскопать какую-нибудь тайну древности! Но, к сожалению, большинство местных развалин были просто-напросто грудой камней, которые и без меня уже давно все облазили.

И когда, пройдя перелесок, я обнаружила потрясающе сохранившиеся развалины храма триединой богини судеб Норн, то решила, что умереть можно и через пару часиков – после того, как немного все обследую.

Насколько большим был храмовый комплекс, я не знаю до сих пор, потому что большая его часть явно была погребена под землей, а дальше перелеска и поляны я не заходила. Но и того, что было, мне хватило надолго.

Едва не посреди поляны, ближе к ручью, стоял алтарь с почти не потревоженной временем лазоревых оттенков мозаикой, а из земли то тут, то там торчали верхушки колонн с ордерами, украшенными рельефными изображениями сюжетов из старых полузабытых языческих мифов. В тени еловых веток Колдовского Леса торчала по середину бедра кариатида с обломанными ладонями и без половины головы, и эту даму я облапила самым неприличным образом в первый же день.

Дно ручейка было вымыто аж до пола храма, такого же чисто-голубого, выложенного полупрозрачной мозаикой в причудливые узоры, как и алтарь.

В общем, место было колоритное и совершенно точно никому неизвестное, и домой в тот день моего неудавшегося самоубийства я бежала в святой уверенности, что открыла чудо, и за это отец точно будет мной хоть чуть-чуть гордиться.

Приедут археологи, ученые, журналисты, чтобы все обследовать и описать, назовут какое-нибудь открытие в мою честь!.. Может мне назначат пожизненную пенсию за заслуги перед Отечеством. В общем, жизнь наладится! На все издевки брата я могла бы с насмешкой спрашивать у него, что полезного он сделал для культуры человечества; равнодушие сестры перестало бы меня задевать, а папа бы смирился с тем, что я отстаю от сверстников по алгебре.

Вот только придя домой и взглянув в глаза сестре, которая уже держала в руках тяжелый отцовский ремень… я вдруг поняла, что не хочу ее там видеть. Что не хочу там видеть никого. Что это место – мое.

Простите археологи, простите журналисты, прощай пожизненная пенсия! Но неприлично торчащие каменные соски кариатиды, которую я назвала Лиссой, мир не увидит.

В тот день я принимала наказание без всякой обиды, почти со злорадством, ведь точно знала, что все-таки не трусиха, что какой-то характер у меня завалялся, раз, не смотря на возможность избежать боль, я не выдаю своего секрета.

В это место я сбегала с завидным постоянством, чтобы подумать. Обычно над тем, что еще можно сделать помимо домашних заданий – на которых у меня не хватает ни мозгов, ни силы рук – чтобы завоевать уважение окружающих.

– Диана! – радостно позвала я подругу, выходя на поляну.

Место действительно было моим, но с возрастом нашлось пара человек, с которым мне захотелось им поделиться. И до сих пор я ни разу об этом не пожалела.

Диана была внучкой местной швеи и, пожалуй, одной из красивейших девушек нашего городка. Светлая до прозрачности, с густой копной льняных волос и льдисто-голубыми глазами, она могла бы быть похожа на духа или хрустальную фигурку, но от нее веяло почти осязаемой силой, никак не вязавшейся с хрупким видом.

Она была неизменно флегматична и я знала, что уголки губ при взгляде на меня она дернула в улыбке не потому что я ей нравилась, а для того, чтобы показать, что я ей нравлюсь. Я сама же ее и учила улыбаться людям, которые ей нравятся. Для нее проявление эмоций и считывание их были неким тайноязом, которому научили всех, но только не ее. Как это вязалось с довольно проницательной натурой, я не понимала, да и не особо-то и пыталась, если честно. Диана мне просто нравилась.

В ней не было агрессии, не было ничего подавляющего, но, не смотря на простое происхождение, в Диане было столько достоинства, что я не могла не думать о том, как хорошо она бы вписалась в нашу семью.

Подруга сидела за алтарем, который мы приспособили под стол, притащив из города пару стульев и даже одно кресло. Рядом стояло выложенное кирпичом кострище с прилаженным котелком, чтобы можно было согреть чаю.

– Тихея, – она кивнула мне, – Ты как?

– Терпимо, но ближайшие пару дней с местными я бы предпочла не пересекаться! – честно призналась я и плюхнулась в кресло во главе стола.

– Уже придумала новый план?

Я покачала головой и вывалила из сумки перекус прямо на середину стола.

– Пока без планов… – скривилась я.

Кому-кому, а Диане мне не нужно было рассказывать, какого это – быть мишенью для сплетен.

Диана была безотцовщиной. Ее мать однажды просто пропала, а вернулась уже тяжелая и со слегка поехавшей крышей. В общем-то, одного того, что ее мать не могла сказать, кто отец ее ребенка, и родила дочь вне брака, было уже достаточно, чтобы притянуть к себе презрительные взгляды. Но ко всему прочему женщина порой сбегала из дома и рассказывала каждому, кто готов был слушать, как ее похитили злые духи из Колдовского Леса и держали в плену все это время.

Скорее всего, конечно, то были не злые духи, а злые люди, но бедняжка заболела головой и не видела разницы. Конечно, ни один адекватный образованный человек не будет воспринимать всерьез слова женщины, которая может выйти погулять голой и любит размазать содержимое своего ночного горка по подоконнику.

Но повод-то для скучающего городка отличный.

И неосторожные слова сумасшедшей матери превратили Диану в выродка злых тварей из леса. Недочеловека.

Ее бабушка как могла старалась ее оградить, но от всего не убережешь, так что подруга всегда, сколько я ее помню, ловила подозрительные, опасливые и брезгливые взгляды в свою сторону. Возможно, именно поэтому я захотела с ней подружиться.

Мне было любопытно, как у нее так получается не обращать на них внимание? Ее совет был бы очень мне полезен, но Диана не могла поделиться со мной своей мудростью, ибо никакой мудрости не было. Была просто совершенно другая натура, которую я бы при всем желании не смогла бы повторить. Хотя спародировать, каюсь, пыталась!

– Знаешь, – начала я, когда Диана налила мне чаю, – Я приняла волевое решение больше не ввязываться ни в какие авантюры. Хватит с меня!

– Правда? – усмехнулась девушка в ответ, чуть сощурив глаза.

– Точно тебе говорю, – кивнула я, – После вчерашнего, конечно, еще больше опозориться сложно… Но, знаешь, кажется, это единственный мой талант, в котором можно не сомневаться!

Меня пробило крупной дрожью, стоило вспомнить, каким взглядом окатил меня отец. Уставшим, разочарованным и слегка брезгливым. Он развернулся и ушел, и так и не сказал мне еще ни слова со вчерашнего утра. Вчера вечером просто прошел мимо, когда я хотела пожелать ему добрых снов. Я вздохнула. Ну вот, и настроение еще больше упало.

– Ну грусти, Тиха, это просто местечковое соревнование, – попыталась успокоить меня Диана, а потом пришибла, – Хотя, конечно, до кустов дотерпеть бы стоило.

Щеки вспыхнули, и я сдавленно простонала. Снова скрутило желудок.

– М-гм, – я стиснула челюсти, – Стоило.

Диана вдруг вскинула на меня свои прозрачные глаза.

– Знаешь, если уж приняла решение, главное не оглядывайся и иди вперед, хорошо?

Я покивала и потянулась за куском хлеба с сыром, но потом резко одернула руку, стоило представить, как меня им выворачивает. Обойдусь пока чаем!