Муж, которого я купила

У меня как раз хватило времени на то, чтобы спрятаться за шторой.

Когда я снова заглянула в комнату, он сидел на стуле, обхватив руками голову. Все его отчаяние было видно по тому, как сильно побелели кончики его пальцев.

Вот мой удобный случай. И теперь надо действовать.

Я пошла к себе в комнату, сняла шляпку и пальто. И уже собралась спуститься вниз, к Генри, как вдруг остановилась.

— Ты хоть осознаешь, — пробормотала я едва слышно, — кого и что ты собираешься добровольно проиграть? — И я сделала глубокий вдох.

На моем столе стояла фотография Генри, лучшая из всех, что когда-либо у нас была. На ней было написано: «Моей Ирэн — от Генри — навсегда». Я подошла поближе и рухнула на колени, шепотом моля: «Генри… Генри…» Я больше ничего не могла вымолвить. Я просила о том, чтобы он дал мне сил сделать то, что я задумала.

Затем я поднялась и пошла вниз.

— Генри, — сказала я, входя в комнату, — я получила письмо от мисс Коуан. Она заболела, и я съезжу навестить ее.

Мисс Коуан была нашей давней знакомой и жила в другом городе, в четырех часах езды отсюда. Я навещала ее крайне редко.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала, — ответил Генри, нежно прикладывая ладонь к моему лбу, — ты выглядишь бледной и усталой, лучше бы ты отдохнула.

— Да я в полном порядке, — ответила я. — Вернусь завтра утром.

У меня в комнате был телефон, и Генри не слышал, как я по нему говорила. В семь я позвонила Джеральду фею.

— Мистер фей, — сказала я, — как насчет того, чтобы встретиться в половине девятого в «Эксельсиоре»?

— Ч-что! Ох, мисс Стеффорд!.. — пробормотал он в трубку, и я почувствовала, как он теряет привычное для него самообладание и лоск перед неожиданным приглашением. Я повесила трубку.

Мой план был прост. Генри придет в «Эксельсиор», чтобы встретиться с Клэр ван Дален, и натолкнется на меня с Джеральдом феем под руку. Я сказала ему, что меня не будет всю ночь, вот и все.

Я собиралась медленно и была крайне внимательна к вечернему туалету, целиком отдавшись самому процессу. Я надела свое лучшее платье, серебристое из газа, переливающееся и мерцающее горным хрусталем. Я накрасилась так, чтобы выглядеть необычайно привлекательно, — пришлось использовать немало румян для такого дела.

И вдруг шальная мысль ворвалась ко мне в голову, заставив буквально подскочить на месте: а что, если Генри не придет в «Эксельсиор»? Он так решительно кричал ей в ответ «Никогда!»… Что же будет, если у него хватит сил противостоять чарам Клэр?

Хрупкая пудреница выскользнула у меня из руки и упала на пол, разбившись вдребезги.

Если он не придет, тогда это значит, что он больше не любит ее так сильно! И тогда я прибегу домой, упаду ему в ноги и все ему расскажу! Я не плакала весь день, и теперь слезы катились по моим щекам… надо же, какие крупные капли. Когда теряешь надежду, а потом она к тебе возвращается — это еще более жестокая пытка. Я была спокойна, когда начала собираться. Теперь же мои руки дрожали так, что я едва могла прикоснуться к чему-либо.

Когда я наконец была готова, я надела свое походное пальто, которое полностью скрывало выходное платье. Затем пошла вниз.

— Береги себя, Ирэн, — сказал мне Генри на прощанье, аккуратно застегивая мне пальто у воротника. — Не усердствуй слишком, не трать на это все свои силы.

— Не буду, Генри, не буду. До свидания, Генри. — Я поцеловала его. Наверное, в последний раз…

Я пешком шла по темным улицам. Ночь была холодная, и ветер задувал под пальто, руки и плечи немного мерзли. Я чувствовала, как серебристое платье скользит по ногам, и шла уверенно и ровно, гордо подняв голову.

«Эксельсиор» — большой ночной клуб нашего города. Плохой репутацией он не славился, но по какой-то причине женщины приходили сюда либо с мужьями, либо не приходили вообще. Я взглянула на огромную, подсвеченную электрическими лампочками вывеску с названием заведения, такую яркую, что на нее было больно смотреть. Я прошла через стеклянную дверь и поднялась наверх, не слыша своих собственных шагов из-за мягких ковров, устилающих пол. Резкие, грохочущие звуки, которые издавали инструменты какой-то джазовой группы, оглушили меня, едва я вошла в главный зал. Повсюду светили белые круглые лампы, стояли белые столы, мельтешили черные костюмы и чьи-то обнаженные плечи. В стаканах искрились и пенились напитки, девушки щеголяли в шелковых чулках и мерцали дорогими брильянтами.

Мистер Грей меня ожидал. Он выглядел как один из парней на картинках из престижных журналов о мужской моде. Будучи истинным джентльменом, он не выказывал ни единого признака того, чтобы его что-то в этом месте удивляло. Он вежливо и с почтением улыбнулся мне, ведь настоящему мужчине это дозволено. Я выбрала столик за занавесом, откуда можно было наблюдать за входной дверью. Затем я села и стала смотреть в том направлении, отметив про себя то, что вся комната будто подернута туманной пеленой, в которой все предметы и люди теряют четкое очертание. И в то же самое время я видела дверной проем четко, как будто через увеличительное стекло, до самых мельчайших деталей.

Я помнила, что мистер Грей о чем-то разговаривал, как и я. Он улыбался, и я тоже, наверное, улыбалась в ответ… Над входной дверью висели часы и показывали восемь тридцать, когда я зашла сюда. Стрелки на циферблате понемногу двигались, а я наблюдала за ними. И если бы кто осмелился тогда заглянуть в мою душу, то не увидел бы там ничего, кроме большого белого циферблата со стрелками. Ничего более.

Ровно в девять, в ту самую секунду, когда большая стрелка замерла на цифре двенадцать, большая стеклянная дверь открылась. Я знала, что так оно и будет, но, все же это оказался не Генри, а Клэр ван Дален.

Она была одна. На ней было черное вельветовое платье без всяких вычурностей, просто кусок мягкой материи, в который она была элегантно обернута, но на ее голову была водружена самая роскошная брильянтовая диадема, какую только можно было себе вообразить.

Она остановилась у двери, внимательно, но быстро оглядела всех присутствующих и вскоре поняла, что его тут нет. На ее губах неуловимо мелькнули злость и грусть одновременно. Она медленно прошла через весь зал и села за одним из столиков. Я могла наблюдать за ней со своего места через прорезь в занавесе.

Девять пятнадцать… Дверь открывалась каждые две минуты, мужчины в смокингах и женщины в шелковых платьях и мехах входили и бесшумно смешивались с такой же великолепно выглядящей толпой других людей. Я наблюдала за тем, как через проем по мягкому лиловому ковру проходит бесконечный поток модных кожаных туфель и серебристых туфелек. Ну почему, почему в этом заведении так много посетителей! Каждый раз, когда дверь с отвратительным скрипом отворялась, по моей спине и коленям пробегал ужасающий холодок.

Я ни на секунду не отрывала глаз от двери.

— Осторожнее, миссис Стеффорд! — будто во сне услышала я голос мистера Грея.

Я заметила, что держу в руках стакан с водой, которая уже лилась мне на платье. Я взяла маленький кусочек льда из стакана и проглотила его. Мистер Грей изумленно посмотрел на меня.

Девять двадцать пять… Мои колени уже сводила судорога. Мне казалось, что я больше никогда не смогу ходить. Я посмотрела на Клэр через прорезь в занавесе. Она тоже ждала, не сводя глаз с двери. Нервно крошила стебелек какого-то цветка в руках.

Девять тридцать… Я уже не могла понять, играет ли джазовая группа до сих пор, или же этот шум просто возникает в моих висках сам по себе… Я ухватила себя рукой за горло — в зале почти нечем было дышать, и этот странный тяжелый гул душил меня.

В девять сорок пять он пришел. Дверь открылась, и я увидела Генри. На секунду мне почудилось, что он стоит в воздухе — вокруг я не видела ничего. Затем я увидела дверь, но не увидела его, хоть он там и стоял — лишь черную дыру вместо этого. Затем я снова могла его видеть, и он сдвинулся с места. А вокруг была тишина, я не слышала ни единого звука.

Затем я откинула голову назад и воскликнула:

— Давайте же веселиться, мистер Грей!

Я обвила его шею руками и уткнулась лицом ему в плечо, судорожно сжав зубами ворот его пиджака. Одну вещь я знала наверняка: я не должна кричать.

Мистер Грей был поражен, он сидел спиной к двери и не видел, как вошел Генри. Но вскоре идеально вежливое самообладание вернулось к нему, он остался спокоен и даже осторожно провел рукой по моим волосам.

Я подняла голову, и он уже ничего не мог прочесть на моем лице. Меня выдавали жуткие глаза, он смотрел в них, и ему становилось неловко. Я бешеным взором окинула все стаканы на столе и громко потребовала:

— Где же вино, мистер Грей? Не вижу! Я хочу вина!

Решив не сопротивляться, мистер Грей подозвал официанта, шепнул ему пару фраз, на что тот в ответ ему подмигнул.

Я снова кинула взгляд сквозь прорезь в занавесе. Генри подошел к Клэр. Она вскочила с сиденья и улыбнулась, наверное, куда более счастливо и облегченно, чем хотела бы. Должно быть, она очень переживала, потому что ни словом не обмолвилась о его задержке. Эта задержка для меня говорила о многом: он боролся, отчаянно боролся и проиграл… Он сел с ней за столик. Я видела, как сияли его глаза, в радости, которую никто бы не смог отнять, какая искренняя улыбка озаряла его губы… Он был так прекрасен.

Официант принес две бутылки вина. Мистер Грей хотел разлить его по бокалам, но свой я наполнила сама, да так, что вино выплеснулось мне на платье. Затем я подняла бокал высоко над головой и уронила его, наслаждаясь резким, звенящим звуком, с которым он разбился. Я разразилась громким, пронзительным, вызывающим смехом.

Мистер фей был просто шокирован.

— Смейтесь! — шепнула я ему угрожающим тоном. — Я хочу, чтобы вы смеялись! Смейтесь громко!

Он засмеялся. Я кинула взгляд в прорезь, откуда множество людей за столиками смотрело на нас, пытаясь понять, кто там так беспардонно шумит. Этого я и ждала.

Я ладонями растрепала волосы, так что заколки полетели во все стороны. Затем схватила бутылку вина и с ужасающим дребезгом разбила ее о пол. Затем снова рассмеялась и вскрикнула:

— О, Джерри!

Опрокинула свой стул и прыгнула к мистеру фею на колени, обнимая его и прижимаясь лицом к его лицу так, будто хотела поцеловать. Он не мог заметить, что в тот же момент я с силой толкнула ногой занавес, и тот все же рухнул, открывая всем присутствующим меня, сидящую на коленях «Джерри».

Многие привстали со своих мест, чтобы как следует разглядеть происходящее, и когда я сама встала, стараясь казаться раздосадованной и пристыженной, то оказалась лицом к лицу с Генри.

Я никогда не забуду его глаза… Они были безмолвны…

— Ирэн… Ирэн… — невнятно повторял он.

В первые несколько мгновений я притворялась напуганной, не ожидавшей такого поворота событий. Но затем дерзко вздернула подбородок и нахально кинула ему:

— Ну что?

Он сделал шаг назад. Вздрогнул, прикрыл глаза ладонью и наконец сказал:

— Не буду тебя тревожить.

Он развернулся и пошел к мисс ван Дален.

— Давай пойдем в другое место… Клэр, — сказал он ей, и они вместе ушли.

Я провожала их взглядом до тех пор, пока они не вышли за дверь. Вот и все.

Теперь мной правило бесконечное спокойствие. Я повернулась к мистеру фею, который к тому моменту уже закрепил занавес на место.

— Не печальтесь, миссис Стеффорд, — сказал он. — Мне кажется, это к лучшему.

— Да, мистер фей, к лучшему, — ответила я.

Мы вернулись за стол и закончили наш ужин в тишине и спокойствии. Сознание мое прояснилось, и я разговаривала с ним, улыбалась ему и флиртовала по-настоящему изящно и без тени иронии. Он был очарован и вскоре предпочел забыть о той сцене, что я устроила. В половине одиннадцатого я попросила его проводить меня до дому. Он был без сомнений расстроен, что наша встреча окончилась так скоро, но ничего не сказал и с достоинством подвез меня на своем автомобиле до двери.

— Скоро ли мы встретимся снова? — спросил он, взяв меня за руку.

— Скоро, очень скоро… и будем видеться часто, — ответила я, и он уехал абсолютно счастливым.

Я вошла в квартиру и замерла, простояв так некоторое время… не могу даже вспомнить, как именно долго. Дело было сделано…

Я вошла в кабинет Генри, увидела валяющиеся на полу бумаги, подняла их и положила обратно на стол. Стул был отодвинут на середину комнаты, и я придвинула его обратно. Разложила по местам подушки на его диване, сложила в одну стопку все его графики и чертежи, разбросанные на столе. Его линейки, циркули и другие принадлежности были разбросаны по всей комнате. Их тоже сложила ему на стол. Развела огонь в камине… В последний раз я могла сделать для него что-то из того, что делает жена для мужа…

Когда все вещи в конечном счете были разложены по своим местам, я подошла к камину и села возле него на пол. Кресло, в котором обычно сидел Генри, стояло неподалеку, и там же лежала подушка, на которую он обычно клал ноги. Я не осмелилась сесть в кресло, а просто легла на пол и положила голову на подушку. Поленья потрескивали в камине, освещая пол в темноте мягким красноватым цветом, и слегка потрескивая в ночной тишине. Я лежала неподвижно, прижавшись губами к подушке…

Я мигом вскочила, когда услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине входной двери. Я вышла в гостиную и встретила Генри, который был невообразимо бледен. Он даже не посмотрел в мою сторону, снял свою шляпу и пальто и повесил их на вешалку. Затем направился в свой кабинет и, поравнявшись со мной, кинул на меня многозначительный взгляд. Он вошел в комнату первым, я за ним.

Некоторое время мы молчали. Затем он заговорил, сурово и холодно:

— Ты мне что-нибудь собираешься объяснить?

— Мне нечего объяснять, Генри, — ответила я, — ты сам видел.

— Да, видел, — сказал он.

Он прошелся по комнате туда и обратно, затем остановился. Улыбнулся с отвращением и ненавистью.

— О, это было потрясающе! — вскричал он, но я не отреагировала. Он был вне себя от ярости. — Ты… ты… — кричал он, ударяя ладонью о ладонь, — как ты могла? — Но я по-прежнему молчала. — И я четыре года называл своей женой такую, как ты? — Он сжал свою голову руками. — Ты меня с ума сводишь! Это же просто бессмыслица! Не может быть, чтобы это была ты! Ты не такая! Не можешь быть такой!

Я ничего не ответила. Он схватил меня за руки и поднял на ноги:

— Говори, черт тебя дери! Отвечай! Зачем ты так поступила?

Я смотрела на него, смотрела ему прямо в глаза и лгала. Это была самая отвратительная ложь на свете и единственная, которую он мог понять и в которую мог поверить:

— Я скрыла это от тебя потому, что не хотела сделать тебя несчастным. Я долго сопротивлялась этому чувству, но больше у меня уже нет сил, — сказала я.

И он понял. Отпустил мои руки и отошел от меня. Затем рассмеялся:

— Что ж, тогда я могу осчастливить тебя! — воскликнул он. — Я тебя совсем не люблю, и я вовсе не несчастен! Я люблю другую! И с ней я счастлив!

— Ты счастлив, Генри?

— Да, не описать как! Вижу, ты расстроилась?

— Нет, Генри, не расстроилась. Все хорошо.

— Все хорошо?.. Чего ты тут разлеглась на полу? Поднимайся! Все хорошо? У тебя хватает наглости такое говорить?

Он блуждал взад-вперед по комнате.

— Не смотри на меня! — крикнул он. — У тебя больше нет права даже смотреть на меня! Я запрещаю тебе!

— Не буду, Генри, — ответила я и опустила голову.

— Нет, будешь! Будешь смотреть на себя! — снова вскрикнул он и схватил меня за руку, потащил к зеркалу. — Посмотри на свое платье! — кричал он. На нем красовалось большое темное пятно от пролитого вина. — Ты любила его, ты с ним встречалась, да бог с этим! Но вино! Поцелуи! Такое поведение на людях!

Мой план шел как по маслу. Я ничего не ответила.

Некоторое время он также молчал, а затем сказал более спокойно и холодно:

— Ты же понимаешь, что теперь между нами все кончено. Хотел бы я забыть и то, что это вообще было… И я хочу, чтобы ты забыла, что я был твоим мужем. Я хочу, чтобы ты отдала мне все, что у тебя есть от меня, что может напоминать тебе обо мне.

— Хорошо, Генри, я могу сделать это прямо сейчас, — ответила я.

Я удалилась в свою комнату и забрала оттуда все его фотографии, подарки, письма, все, что у меня было от него. И он выкинул все это в огонь камина.

— Можно… можно я оставлю у себя вот эту, Генри? — спросила я, протягивая ему лучшую его в фотографию с подписью. У меня дрожали пальцы. Он взял ее, посмотрел и кинул мне обратно с пренебрежением. Она упала на пол, и мне пришлось ее поднять.

— Я прослежу за тем, чтобы мы развелись как можно скорее, — сказал он и сел в кресло. — А теперь оставь меня.

Я пошла к двери, но у выхода остановилась, посмотрела на него и сказала очень спокойным и уверенным голосом:

— Прости меня, Генри… если можешь… и забудь меня… Не мучай себя тяжелыми мыслями, думай о Клэр и будь счастлив… и не думай обо мне… это того не стоит.