Муж, которого я купила

— Думаю, было излишне напоминать мне об этом, — холодно ответил Генри.

Мы поженились. Некоторые говорят, что безупречное счастье на бренной земле недоступно. Но у нас оно было. Было бы даже чересчур скромно назвать это счастьем — мир слишком мал для того, чтобы в нем нашлось определение для чувства, подобного этому.

Я была его супругой, и более не Ирэн Уилмер, а Ирэн Стеффорд. Едва ли я могу описать, что со мной было в первое время после свадьбы. Я ничего не помню, а если мне кто-то и задает такой вопрос, то у меня на него лишь один ответ: «Генри!» Он был со мной, и более ничего я не замечала. Мы продали все, что у меня было, его долги были уплачены, а сам он спасен. Мы могли жить только друг для друга, ведь более ничто не могло нас потревожить, в самом диком райском уголке на свете, который только могли вообразить для себя двое безумно влюбленных.

Но все же день, когда нам пришлось задуматься о будущем, настал. Мы отдали все имевшиеся у меня деньги, продали мое поместье и фамильные драгоценности. Потому нам все же пришлось задуматься о поиске работы. У Генри было образование инженера, и он устроился на работу. Это была не такая уж и престижная должность, но совсем неплохо для начала, учитывая и то, что по специальности он до этого никогда не работал.

Так мы и зажили, арендовав небольшую квартирку. Я изо всех сил пыталась поставить Генри на ноги, стремясь придать его жизни вкус и облик. Я помогала ему с работой. Порой у него не хватало силы воли выполнять все обязанности с надлежащей ответственностью. Часто он просто ложился на диван, бросив работу на полпути, складывал ноги на стол, брал в руки какую-нибудь странную книжку и курил. А я всегда помогала ему заставлять себя работать и становиться все успешнее и успешнее.

Я никогда не позволяла ему считать меня его дружком, хорошим товарищем, готовым сделать за него всю работу. Я была его госпожой, его женщиной, а он — моим любовником. Мне удалось создать вокруг себя определенный ореол отчужденности, который помогал мне казаться для него в какой-то мере недоступной. Ему никогда не случалось наблюдать за тем, кто выполняет за него всю работу по дому. Я была для него настоящей королевой в доме, неким мифическим существом, которым он никогда не мог обладать целиком и полностью, той, кого он никогда не мог назвать своей собственностью или прислугой. У нас не существовало быта, если можно так выразиться, мы его не замечали. Мы были любовниками, и между нами пылала неутихающая страсть. Только она, ничего лишнего.

Наша жизнь для него была романом. И я помогала ей быть всякий раз другой, необычной, волнующей. Каждый день. Каждый миг. Дом для него не был местом, где он отдыхал, ел и спал. Он был полным великолепия дворцом, где ему суждено было сражаться, побеждать и завоевывать в тихой, волнующей кровь игре.

— Кому такое могло прийти в голову, Ирэн! Создать настолько неповторимую женщину, как ты! — бывало, говорил он, оставляя пылающие следы от поцелуев на моей шее и плечах.

— Если я жив, то только благодаря тому, что ты со мной! — но я молчала в ответ и никогда не выказывала, как сильно его обожаю. Не следует позволять мужчине видеть, что он для тебя стал воплощением самой жизни. Но он знал это, он чувствовал…

Светское общество, по первости с таким неодобрением встретившее нашу свадьбу, вскоре стало к нам более благосклонно. Но все то начало нашей совместной жизни, когда нам приходилось сражаться, работать и переносить одиночество, я вела его по пути к лучшему будущему, я одна! И я горжусь тем, что все эти годы меня одной хватало для того, чтобы заменять ему весь мир!

У нас часто гостил мой лучший друг мистер Барнс, внимательно следя за тем, как складывается наша жизнь. Он наблюдал за нашим невозможным, невероятным счастьем, которое заметно радовало его, но в то же время заставляло задумываться. Однажды он спросил меня:

— Как ты думаешь, что случится, если он вдруг перестанет тебя любить?

Мне пришлось собрать все силы в кулак, чтобы заставить свой голос ответить на это:

— Никогда больше так не говори. Есть настолько ужасные вещи в мире, о которых не стоит даже заикаться.

Шло время, а наши чувства становились все сильнее и сильнее, нисколько не увядая и не надоедая нам. Мы понимали каждый взгляд друг друга, каждое движение. Длинные вечера мы коротали в его рабочем кабинете у горящего камина. Я сидела на подушках, он клал голову мне на колени, и мы целовались, а отблески огня играли на наших лицах в полумраке.

— Никогда не устаю удивляться тому, насколько двое могут быть созданы друг для друга, Ирэн, — говорил в такие моменты он.

И так мы жили четыре года. Четыре идеальных года безумного счастья. Много ли на свете тех, кто бы мог этим похвастаться? В конце концов, думаю я иногда, есть ли у меня вообще право считать себя сейчас несчастной? Я заплатила ужасную цену за свою жизнь, но мне также посчастливилось познать необыкновенное счастье. И цена эта не была слишком высокой. Она была справедливой. Потому что у меня были те дни, и они были всецело моими.

Общество приняло нас обратно, возможно, с еще большим восхищением, чем ранее. Генри повсюду слыл самым известным, самым желанным гостем. Его карьера шла на взлет, и хотя он по-прежнему пока еще не зарабатывал огромных денег, его имя всегда было на слуху, как одного из потрясающих инженеров. А когда человек столь интересен и необыкновенен, как он, то общество может простить ему отсутствие больших денег…

Но затем это все-таки случилось… У меня хватило сил пережить это, должно хватить сил и написать об этом…

В городе появилась новая девушка, которая тут же влилась в наше общество. Ее звали Клэр ван Дален. Она была в разводе и только что закончила свое путешествие по Европе, а после решила навестить живших здесь дальних своих родственников, приехав прямиком из Нью-Йорка. Я увидела ее в первый же вечер, когда о ней заговорили в обществе, на танцевальной вечеринке.

Тело ее было подобно античной статуе. У нее была бесподобная кожа и темно-красные губы. Ее роскошные черные волосы были разделены пробором посередине, она носила длинные изящные серьги. Все ее движения были настолько неторопливыми, спокойными и плавными, будто бы ее тело вообще не имело костей. Руки ее вились, как шелковые ленты, а одежда хоть и была проста, но выглядела на миллион. Она была непревзойденно, ошеломляюще прекрасна.

Наше светское общество пребывало в бурном восторге, они никогда не видели женщину такой ослепительной красоты. Она была галантна и грациозна в общении со всеми, но ее улыбка выдавала женщину, привыкшую и даже уставшую от такого внимания — высокомерная и безразличная.

Гёнри смотрел на нее… слишком долго и пристально. Тот взгляд, которым он провожал каждое ее движение, был преисполнен странного восхищения, слишком искреннего для него. Этим вечером он танцевал с ней несколько раз.

Когда вечеринка уже подходила к концу, группа молодых людей прямо таки накинулась на мисс ван Дален — каждый жаждал проводить ее до дому.

— Что же, мне придется выбирать, — молвила она со снисходительной улыбкой, полной неземного очарования.

— Так выбирайте же из всех присутствующих! — предложил один из ее новоиспеченных ярых поклонников.

— Из всех? — переспросила она, по-прежнему улыбаясь, выдержала паузу и сказала: — Тогда это будет мистер Стеффорд.

Генри не просил, чтобы его удостоили такой чести, и это явно застало его врасплох. Но отказать он уже не мог. Домой меня отвез мистер Барнс.

Когда Генри вернулся, я спросила его, что он о ней думает, на что мне был дан краткий и безразличный ответ:

— Да, она весьма интересная женщина.

Но мне было ясно, что на самом деле он куда более впечатлен ею, на что я предпочла не обращать внимания.

Когда настал день следующей вечеринки, Генри дал мне понять, что не горит желанием туда идти. Он устал, у него много работы.

— Ну. Генри, они же ждут нас, — взмолилась я. — Сегодня будет много интересных людей: мистер и мисс Харвингс, мистер и мисс Хьюз, мисс Брукс, мисс ван Дален, мистер Барнс…

— А знаешь, что… думаю, нам и правда стоит сходить, — вдруг согласился он.

Этим вечером Генри танцевал с Клэр ван Дален чаще, чем с кем бы то ни было. У ее платья был достаточно глубокий вырез со спины, и я видела, как иногда он прикасался пальцами к ее шелковистой коже. Меня поразило то. как неотрывно она смотрела ему в глаза… За столом они сидели рядом — хозяйка поспешила удовлетворить желание мисс ван Дален.

После этого вечера Генри не пропустил ни одной вечеринки, на которой она появлялась. Он катал ее на своем автомобиле, звонил родственникам, у которых она остановилась. Он умудрялся оказываться в театрах в те вечера, когда она туда приходила. У него был странный взгляд — взволнованный и чего-то страстно желающий. Дома он был вечно занят, работал с удвоенной скоростью, а затем спешно куда-то уезжал.

Все это происходило у меня на глазах, и я была просто поражена. У меня не возникало каких-либо подозрений, потому что вещь, которую я могла бы предположить, была настолько мне омерзительна, что мое сознание ее просто не пропускало. Я даже помыслить не могла об этом.

Затем, ни с того ни с сего он вдруг порвал с ней все связи. Он не хотел идти ни на какие вечера и решительно отказывался ото всех приглашений. Он был мрачнее тучи, и подо всей этой тьмой, что его окружала, я различила одно чувство — страх.

А затем я поняла. Его ухаживание за ней для меня имело мало значения, но то, что он решил перестать с ней общаться, прояснило для меня все. Не сразу же. конечно. Сперва смутная, неясная мысль, предположение, которое заставило кровь застыть у меня в жилах. Затем пришло сомнение, отчаянная борьба с которым лишь усилила его. А затем я провела тщательный, пугающий анализ, результатом которого стала абсолютная уверенность. Генри был влюблен в Клэр ван Дален. И да, я своей собственной рукой пишу это предложение.

Есть такие вещи, есть жизненные ситуации, о которых не хочется говорить и в самом страшном сне. Именно так я себя чувствовала, когда в первый раз признала это. И кажется, в тот же день я нашла у себя первый седой волос…

А вскоре передо мной распахнулись врата в сумасшествие. Я просто не могла в это поверить. Это было правдой, но мой разум отказывался это воспринимать. Меня преследовало ужасное, ни с чем не сравнимое чувство, как все рушится вокруг меня и внутри меня!.. Были дни, когда я вела себя мертвенно-спокойно, срываясь в истерический крик о том, что этого не может быть. Были ночи, когда я до крови кусала свои пальцы… А затем я все же решила сражаться.

В голове моей царил дикий, холодный ужас, и весь облик жизни для меня изменился, обнажив свой острый оскал. Но я собралась с силами и сказала себе, что никому не дозволено отдавать своего супруга без боя. Он был моим… возможно, все еще будет.

Я точно знала, что происходит у него в душе. Сначала он слегка флиртовал с Клэр, убеждая себя в том, что она ему интересна просто как новая знакомая. Так же как и мне, ему даже в голову не приходила мысль о том, что это может принять серьезный оборот. Он об этом и не думал, но чувство пришло само. А когда он понял, что случилось, то решил со всем тотчас же покончить.

Мы оба вступили в противостояние: я боролась за него, а он — с самим с собой. О, как же долго оно длилось и как храбро мы бились! Но проиграли — оба.

В те дни он никогда не был со мной суров, угрюм или раздражителен, напротив — нежен и заботлив, как всегда. Я была весела и спокойна, как всегда, привлекательна — как никогда прежде. Но я не могла отвоевать его даже на миг. Что случилось, то случилось. И этого было не изменить.

— Генри, — сказала я ему в один из дней твердо и решительно, — мы пойдем на эту вечеринку.

Мы уже долго отказывались от всяческих приглашений и теперь наконец приняли одно из них снова.

Он смотрел на нее, а я наблюдала за ним. Мы оба знали, что хотели знать. Бессмысленно было бороться с этим дальше.

Той ночью я не спала. Я изо всех сил пыталась дышать. Меня что-то душило. «Одному из нас придется пройти через эти испытания ради жизни, — думала я. — Ему или мне… Пусть лучше это буду я». И я снова с трудом сделала вдох. «Он все мне расскажет наконец… И я разведусь с ним… И если ему будет слишком жаль меня… то я скажу ему. что уже не люблю его так же сильно, как и прежде… если у меня вообще хватит сил, чтобы это сделать…»Лишь одно для меня было ясно — никогда снова он не будет счастлив со мной.

— Генри, — обратилась я к нему как-то вечером, сидя с ним у камина и прилагая заметные усилия, чтобы он не услышал, как дрожит мой голос, — что ты ответишь, если я скажу тебе… что больше не люблю тебя?

Он взглянул в мои глаза по-доброму, но серьезно и ответил:

— Я в это не поверю.

Шло время, а он и слова не говорил о жестокой правде. Я не могла понять его. Наверное, он жалел меня и намеревался сказать это, рано или поздно. Он был спокойным, тихим и ласковым, но я видела, сколь бледным он стал и как опустились уголки его губ, сколь мрачны были его глаза, преисполненные отчаяния. Когда человеком овладевает такая страсть, он становится беспомощным перед ней, и я не могла его за это корить. Должно быть, он тоже ужасно мучился. Но всегда молчал об этом.

И все же за эти дни, когда мое сердце буквально разрывалось на части, случилось еще кое-что, заставившее меня буквально рвать на себе волосы. Словно сама судьба решила сыграть надо мною злую шутку. И причиной тому был Джеральд Грей. Молодой английский аристократ, который не так давно проездом прибыл в наш город. Ему было под тридцать, одет с иголочки, весь обходительный и вежливый до кончиков ногтей. Единственным его занятием в жизни было соблазнение особ женского пола. И разумеется, многие девушки из нашего города в него тут же влюбились по уши. Что же заставило его проявить ко мне такое внимание — для меня полная загадка. С настойчивой любезностью продолжал он мне звонить даже тогда, когда я отвергла его ухаживания. И так происходило каждый день, когда я вставала утром с постели, ожидая услышать от Генри, что между нами все кончено!

Но я все ждала, а Генри все молчал. Он отказывался от возможности увидеться с Клэр ван Дален, хотя она изо всех сил старалась увидеть его. Дом был просто переполнен конвертами с приглашениями. Она уже отсылала ему их лично, но он оставался неумолим.

И вот настал день, когда я все поняла. И тот день определил мою судьбу. Тем вечером я пошла на вечеринку одна. Генри, как обычно, остался дома, у него накопилась много работы. Я не могла отказаться от приглашения, хоть это и было для меня сущей пыткой, поскольку это бы сильно обидело хозяйку. Я с огромным нетерпением ждала того момента, когда же наконец мне представится возможность уйти.

Впоследствии я никогда не жалела о том, что в этот день отправилась туда. Проходя мимо задернутых штор у окна, я услышала, что где-то на другой стороне разговаривали две женщины — мисс Хьюз и мисс Броган. Они говорили о Генри и Клэр и обо мне.

— Она ведь за него отдала все свое состояние, — сказала мисс Хьюз. — Она сполна за него заплатила, и теперь он просто не может ее оставить.

— Мне тоже так кажется, — отвечала мисс Броган, — что она купила себе мужа. Возможно, он сейчас еще более несчастен, чем голодная до смерти собака. Только вот он этого ни за что не покажет.

Я в оцепенении закусила край платка. Теперь-то я знала…

Домой я шла одна, пешком… Я купила моего мужа!.. Я его купила!.. Значит, вот в чем было все дело… Он не мог меня бросить. И никогда бы не рассказал. Он бы прошел через все круги ада и все равно бы молчал. Он не может быть счастлив со мной, и у него нет будущего… из-за моих денег!.. Что же, если он не станет говорить об этом, значит, это сделаю за него я!

Вероятно, я бы не поступила так, как тогда, если бы все дело не было в деньгах. Наверное, я продолжила бы бороться за него и даже отвоевала бы. Но теперь я просто не могла так поступить, у меня не было такого права. Если бы он когда-то снова вернулся ко мне, как бы я могла быть уверена, что он сделал это из-за любви ко мне, а не в благодарность за мое «самопожертвование», готовый водрузить себя самого на жертвенный алтарь? Откуда мне быть уверенной в том, что он не решит похоронить свое будущее только для того, чтобы возместить мои убытки?

Я должна отдать его без боя прямо сейчас — добровольно. Я должна отдать его, потому что он был обязан мне стольким. У меня более не было на него права, потому что я сделала для него слишком много…

Надо действовать. Но как? Предложить ему развод? Он откажется. Сказать ему, что я его не люблю? Он не поверит.

Я сняла шляпку и почувствовала, как маленькие капли дождя падают мне на лоб и стекают вниз, а освежающий ветер дует в лицо.

Когда я подошла к дому, то увидела, что в окошке рабочего кабинета Генри горит свет. Я бесшумно переступила через порог, чтобы не потревожить его. И когда я уже проходила мимо двери в его комнату, то услышала звук, который заставил мое сердце вздрогнуть и остановиться как вкопанное. Я подошла к двери и заглянула в небольшую щель, не веря своим ушам. Он сидел за столом, и его голова покоилась на руках, прикрывавших чертежи, он всхлипывал. Я видела его дрожащую от тихих рыданий спину и невольно отошла на шаг назад, устремив бессмысленный взгляд в пустоту… Генри плакал!..

«Возможно, он сейчас еще более несчастен, чем голодная до смерти собака. Только вот он этого ни за что не покажет».

Я знала, что мне нужно сделать. Он не поверит в то, что я его не люблю? Значит, я должна заставить его сделать это!..

Я поднялась в свою комнату, вне себя от злости, отчаяния и ужаса. Утром спустилась вниз тихая и спокойная. Но ни с одним живым существом на свете я не стану говорить о том, что со мной происходило этой ночью.

— В чем дело, Ирэн? — спросил Генри, внимательно посмотрев мне в лицо.

— Да ни в чем, — ответила я, — просто плохой сон, все уже позади.

Меня заботила тогда лишь одна мысль: я должна найти способ, удобный случай доказать Генри свою неверность, чтобы у него уже не оставалось сомнений. И я нашла способ, в тот же день.

Я вернулась домой с вечеринки и, уже заходя в гостиную, услышала чей-то голос в рабочем кабинете Генри. Я узнала этот голос, он принадлежал Клэр ван Дален. Но я не удивилась. Я спокойно подошла к двери в его кабинет и прислушалась, глядя внутрь сквозь замочную скважину. Она была там. Я видела ее ярко-зеленую шелковую шаль, накинутую поверх рыжевато-коричневого дамского костюма. Как обычно, она была идеально красива.

Я услышала голос Генри:

— И я снова вынужден просить вас покинуть мой дом, мисс ван Дален. Я не хочу вас видеть, неужели это не ясно?

— Нет не ясно, мистер Стеффорд, — отвечала она, глядя на него из-под полуприкрытых ресницами глаз, и продолжила медленно: — Вы трус.

Он сделал шаг в ее сторону и попал в поле моего зрения. Его лицо было явно бледным, я могла видеть это даже с такого расстояния, как и его дрожащие губы.

— Уходите, — почти что задыхаясь, прошептал он.

И тут она широко раскрыла свои глаза, взглянув на него со всей пылкой нежностью и властью, что он пыталась скрывать.

— Генри… — сказала она, и голос ее был столь же бархатен, как ее кожа.

— Мисс ван Дален, — пробормотал он, отступая назад.

— Ты не можешь подавить это чувство… Я люблю тебя, Генри… Я хочу тебя! — Она снова приблизилась к нему.

Он потерял дар речи. Она же продолжила с надменной, слегка заносчивой улыбкой:

— Ты же любишь меня и знаешь об этом, как и я. Разве ты посмеешь отрицать?

В его глазах пылало такое мучение, что я просто не могла заставить себя смотреть на это, и он сам, будто что-то почувствовав, прикрыл их рукой.

— Зачем ты пришла сюда! — простонал он.

— Потому что я хочу тебя! — отвечала она с улыбкой. — Потому что я люблю тебя, Генри, люблю!

Она медленно положила руки ему на плечи и прошептала:

— Скажи же, ты любишь меня, Генри?

Он наконец отнял ладони от лица.

— Да! Да, я люблю тебя! — воскликнул он. И с неистовой страстью обнял ее. и жадно прильнул к ее губам.

Меня это не шокировало, в этом не было для меня ничего нового. Просто видеть, как он целует ее, было невыносимо, и потому я закрыла глаза. Вот и все.

— Я так долго этого ждала, — сказала она, обнимая его чуть более страстно, чем хотела.

Но он вдруг решительно отодвинулся от нее и мрачно молвил:

— Ты больше никогда не увидишь меня.

— Я увижу тебя вечером, — ответила она. — Буду ждать тебя в «Эксельсиоре».

— Я не приду!

— Придешь!

— Никогда! Ни за что!

— Я прошу тебя об одолжении, Генри… До девяти! — сказала она свое последнее слово и вышла из его кабинета.