Испытание на прочность

– Вот если бы у нас было бы еще десять тысяч человек, то тогда я бы не только согласился штурмовать Карс, но еще бы двинулся и на Эрзурум, – говорил Муравьев своим пылким оппонентам, которые, как ни пытались, но так и не смогли переубедить своего излишне осторожного командира.

После бурных споров было решено вместо внезапной атаки турецких позиций приступить к полной блокаде Карса с целью принуждения вражеского гарнизона к капитуляции. Это, по мнению Муравьева, гарантировало полное исполнение царского замысла в отношении Кавказа.

Согласно принятой диспозиции, наместник вместе с главными силами корпуса выдвигался к Карсу по прямой, тогда как Бакланову и Ковалевскому предписывалось провести боковой охват крепости, чтобы помешать подвозу продовольствия к турецкому гарнизону.

Выполняя приказ командующего и нещадно костеря его за излишнюю осторожность, Бакланов немедленно двинул своих казаков в обход Карса и уже к концу мая полностью перерезал сообщение крепости с Эрзурумом, который являлся главной базой Анатолийской армии. Казачьи отряды рассыпались по горным склонам Армении, нещадно истребляя турецких фуражиров. Карский гарнизон сразу ощутил появление русских пластунов в тылу. Поступление провианта в крепость резко сократилось, зато возникло множество рассказов об ужасных казаках, которые не садились за стол, не окропив свои сабли кровью правоверных мусульман.

Все это вызвало определенные волнения среди турецких солдат, и, не будь в крепости британского генерала Уильямса, Вассыф-паша уже начал бы рассматривать варианты капитуляции перед страшным врагом. Присутствие в Карсе английского генерала было сильным противоядием против панических слухов и упаднических настроений. Приказав публично повесить несколько особо болтливых солдат, генерал Уильямс торжественно поклялся на Коране, что пока он жив, ни один русский не ступит на крепостную площадь. Действия и слова белого офицера оказали нужное воздействие на турок, и волнения улеглись.

Окончательно же избавиться от страхов перед неведомым врагом турецкому гарнизону помогли сами русские, появившиеся под крепостными стенами. Видя приблизительную численность противника, турки быстро успокоились, и к ним вновь вернулись уверенность в собственных силах и твердость духа.

Убедившись, что новый царский наместник не привел с собой свежих полков, Вассыф-паша сразу оставил мысли о капитуляции и стал слать гонцов в Эрзурум, с требованием оказания помощи в снятии блокады. Вскоре один из пробравшихся в крепость гонцов привез осажденному гарнизону радостную весть. Комендант Эрзурума Ибрагим-паша известил блистательного султана о бедственном положении Карса и получил ответ о решении дивана направить в помощь анатолийцам самого Омер-пашу со стотысячным войском.

Это известие оказало двоякое воздействие на карский гарнизон. С одной стороны, турки полностью отбросили потаенные мысли о сдаче города противнику, но с другой – это известие свело на нет активность осажденного гарнизона. Если раньше турки активно обсуждали планы вылазок за стены крепости, то теперь всяческие разговоры на эту тему были полностью прекращены. Зачем подвергать риску свои жизни, если через месяц придет непобедимый Омер-паша и прогонит неверных? Надо только немного подождать, и больше ничего.

Напрасно Уильямс пытался подвигнуть Вассыф-пашу к энергичным действиям, напоминая извечную истину о том, что самая лучшая оборона – это нападение. Все было абсолютно бесполезно, и, покидая покои паши, англичанин каждый раз бубнил, что запад есть запад, а восток есть восток, и вместе они не сойдутся.

Пока осажденные турки ждали прихода своего спасителя, русские войска тем временем все плотнее стягивали удавку голода на горле неприятеля. Совершив быстрый переход, генерал Ковалевский внезапным приступом взял город Ардаган, находившийся на дороге, связывающей Карс с турецким портом Батум на южном побережье Черного моря. Появление русских войск было столь стремительным, что гарнизон Ардагана не оказал штурмовой колонне Ковалевского какого-либо серьезного сопротивления. Падение Ардагана было весьма чувствительным ударом по гарнизону Карса, так как именно из этого города все еще шло снабжение солдат Вассыф-паши провиантом.

В это же время действующий в районе Баязета генерал Суслов в быстрых стычках сильно потрепал башибузуков Вали-паши и заставил их отойти к верховьям Евфрата. Паша попытался закрепиться на подступах к хребту Деве-Бойну, но неожиданно подвергся нападению казаков генерала Бакланова. При поддержке легкой артиллерии, полученной от Муравьева, казаки не только наголову разбили один из отрядов Вали-паши, но и в течение полутора часов отбивали атаки главных сил противника.

Увлекшись фронтальными атаками на отряд полковника Гречко, башибузуки полностью проглядели угрозу для своего левого фланга, за что немедленно поплатились. Подошедший к месту сражения генерал Бакланов быстро разобрался в скоротечной картине боя и, совершив скрытый обходной маневр, обрушился на врага всей мощью своего отряда.

Эффект от появления свежих казачьих сил в тылу башибузуков был поразителен. Вообразив, что страшные казаки полностью их окружили, турки моментально обратились в паническое бегство, и казакам оставалось только гнать их по горным долинам, устилая землю порубленными телами врагов. Свыше полутора тысяч человек погибли в этот день у Вали-паши, и около трех тысяч солдат числились пропавшими без вести, ибо пленных было крайне мало.

Сам Вали-паша, чудом уцелевший в этой бойне, вместе с остатками своего отряда отошел к стенам Эрзурума, совершенно не помышляя о дальнейших действиях против русских. Вид разбитого воинства, а также слухи о бесчинствах казаков в промежутке между Карсом и Эрзурумом, так сильно деморализовали Ибрагим-пашу, что, появись в этот момент под стенами крепости Бакланов со своим отрядом, турки немедленно сдались бы или оставили крепость.

Пока Бакланов, Суслов и Ковалевский громили турок на севере и юге Закавказья, сам генерал Муравьев продолжал методично сжимать тиски блокады вокруг Карса. Не имея возможности полностью пресечь поставки продовольствия от местного населения, Николай Николаевич предпринял очень хитрый ход, надежно перерезавший один из последних продовольственных ручейков, поступавших к осажденному гарнизону. Едва только русские войска подошли к Карсу, как царский наместник велел объявить во всех прилегающих к крепости деревнях, что готов скупить у местного населения весь фураж и продовольствие.

Вначале турки с большой опаской отнеслись к столь необычным словам русского генерала, так как за фураж и продовольствие военные всегда платили либо бумажными деньгами, либо расписками, а то и вовсе конфисковывали все запасы по праву сильного. Каково же было удивление турецких крестьян, когда за каждую повозку сена или сданного бычка они получили из походной казны наместника золотые червонцы! Весть об этом моментально облетела все окрестности, и в русский лагерь широкой рекой потекло продовольствие, которое раньше уходило по тайным тропам в осажденный Карс. Чувство патриотизма и сострадания к терпящим нужду братьям мусульманам было полностью побеждено чувством выгоды. Напрасно ждали Вассыф-паша и его солдаты столь необходимого для них продовольствия от своих соотечественников – русское золото полностью перекрыло припасам путь в крепость.

Узнав об истинной причине отсутствия провианта, турки решили взять его силой и с этой целью организовали вылазку из Карса большого отряда фуражиров под прикрытием конницы. Казачьи дозорные вовремя известили главные силы генерала Бакланова, который беспрепятственно позволил противнику отойти как можно дальше от крепостных стен, а затем внезапным наскоком разгромил отряд неприятеля. Вернувшиеся в крепость турки недосчитались восьмидесяти пяти человек, погибших или попавших в плен.

Через два дня подобную попытку турок сорвал граф Нирод с двумя полками драгунов и полусотней казаков, которые убили сто тридцать два солдата противника и взяли в плен пятьдесят турок.

В это время на помощь Вассыф-паше из Эрзурума в Карс был отправлен большой караван с продовольствием, под прикрытием отряда Али-паши численностью две тысячи человек. Пробравшийся в Карс гонец известил об этом фактического главу обороны генерала Уильямса, решившего совершить вылазку навстречу каравану Али-паши для обеспечения доставки провианта в осажденную крепость.

Благодаря хорошо поставленной разведке, Муравьев вовремя узнал о приближении Али-паши и выслал ему навстречу отряд генерал-лейтенанта Ковалевского с драгунами, казаками и двадцатью орудиями.

Встреча противников произошла 21 июля возле Пеняка и закончилась полным поражением турок. Когда конная разведка донесла генералу Ковалевскому об обнаружении месторасположения вражеского лагеря, тот решил немедленно атаковать его. Момент для этого был самый благоприятный, поскольку турки остановились на привал и были заняты приготовлением пищи.

Выдвинув вперед артиллерию, Ковалевский подверг лагерь противника жестокому обстрелу, после чего, не давая врагу ни минуты форы, бросил в атаку сначала кавалеристов, а затем и пехоту. Не ожидавшие нападения турки практически не оказали никакого сопротивления и позорно бежали с поля боя. Русские захватили лагерь, обоз, а также множество пленных, в числе которых оказался и сам Али-паша.

Одновременно с этим казаки Бакланова наголову разгромили и рассеяли вышедший из крепости отряд Мухаким-аги. Эти турки также не оказывали большого сопротивления, предпочитая сдаваться в плен или дезертировать вместо того, чтобы сражаться.

К концу июля положение с продовольствием в Карсе стало особенно напряженным. Солдатские пайки были урезаны вдвое, что сразу увеличило число дезертиров в гарнизоне. Для борьбы с этим явлением генерал Уильямс применял самое радикальное средство – расстрелы. Они следовали один за другим на базарной площади, и это на время сняло остроту вопроса, но все понимали, что воцарившееся спокойствие недолговечно.

В начале августа у защитников Карса вновь забрезжила надежда на благополучный исход осады. Стало известно, что 4 августа в Батуми высадилась турецкая армия под командованием Омер-паши. Число его войска, правда, не достигало обещанных султаном ста тысяч воинов, а скромно равнялось всего лишь тридцати двум тысячам человек при сорока орудиях, но все равно это была реальная возможность снять осаду крепости. Находившиеся в Карсе турки с радостью ждали, когда прославленный воитель султана подойдет к крепости и заставит «русских собак» отойти от стен закавказской твердыни. Так думал гарнизон крепости, но дни проходили неспешной чередой, а долгожданная помощь все не появлялась.

В ответ на прибытие на Кавказ Омер-паши русская блокада Карса становилась все плотнее и плотнее. Все фуражирские вылазки турок оканчивались полной неудачей, а русские разведчики действовали все смелее и отважнее. Пластуны Бакланова чуть ли не среди белого дня нападали на турецкие караулы, наглядно демонстрируя осажденным, что Муравьев не собирается отступать от Карса.

Чудом через вражеские кордоны пробрался новый гонец от Омер-паши, который принес нерадостные известия. Из-за недостаточности сил паша не собирался нападать на русских, а решил применить против них военную хитрость. Намереваясь принудить Муравьева снять осаду, Омер-паша решил напасть на Мингрелию, где количество регулярных войск было не столь велико.

Не желая подвергать душевное состояние гарнизона новому испытанию на прочность, Вассыф-паша и Уильямс решили скрыть полученное известие от всех, сказав солдатам только о некоторой задержке прихода войск Омер-паши.

Скоро генералу Муравьеву стали известны намерения противника. Был перехвачен еще один гонец с фирманом от Омер-паши, в котором были указаны точные сроки выступления турецкой армии, и перед царским наместником встала сложная дилемма: либо продолжить осаду, либо двигаться на помощь князю Багратиону, стоящему в Мингрелии.

Оказавшись перед столь трудным выбором, Николай Николаевич очень сильно волновался, опасаясь принять неверное решение. После долгих раздумий и колебаний, желая разрешить все проблемы разом, Муравьев решил штурмовать Карс.

Когда генерал на военном совете объявил о своих намерениях, то ярым противником его планов оказался не кто иной, как Бакланов, почти два месяца назад настаивавший на немедленном штурме крепости.

– Сейчас не время штурмовать вражеские укрепления, ваше высокопревосходительство! – горячо убеждал наместника Яков Петрович. – Турки находятся в полной боевой готовности и только ждут нашей атаки. Укрепления их вооружены дополнительными пушками, которые по приказу генерала Уильямса были доставлены на позиции из крепости три дня назад.

– Откуда у вас эти сведения? – удивился Муравьев.

– Вот уже две ночи подряд вместе с пластунами я подбираюсь к вражеским позициям и провожу наблюдение. Поверьте моему слову, из вашей затеи не выйдет ничего путного. Вот, смотрите, – Бакланов уверенно ткнул пальцем в схему турецких укреплений, разостланную на столе генерала. – Нашей кавалерии и пехоте предстоит пройти три версты под огнем пятидесяти шести вражеских орудий. В результате этого девять из десяти солдат будут ранены или убиты, и если к шорахским позициям подойдет полторы роты, это ничего не решит.

– Судя по нашим картам, расстояние до турецких позиций чуть больше версты, и это вполне под силу нашим солдатам, – не сдавался Муравьев.

– Ваше высокопревосходительство, я был за немедленный штурм в июне и категорически против его проведения в августе. Вы не прислушались к моему голосу тогда, так услышьте его сейчас, и вы не пожалеете, клянусь своими сединами!

При упоминании об июне самолюбие Николая Николаевича получило болезненный укол, и его лицо покрылось ярким румянцем. Гордыня взыграла в его душе после слов казачьего генерала, но, не желая опускаться до откровенной перебранки, уязвленный наместник обиженно спросил:

– Так что же вы предлагаете, любезный Яков Петрович? Просто так сидеть в осаде, полностью отдавая инициативу противнику?

– Зачем же отдавать? – удивился Бакланов – Омер-паша хочет оттянуть нас от Карса, начав наступление на Мингрелию? Очень хорошо. А что если мы сами применим этот же прием против самого Омер-паши?

– То есть? – насторожился Муравьев.

– В противовес вражескому наступлению на Мингрелию, не снимая осады, сами нападем на Эрзурум. Противник явно не ждет нас. Проходы через хребет Деве-Бойну свободны, и серьезного сопротивления в самом Эрзуруме не предвидится. Я за это головой ручаюсь.

– Оставьте вашу голову при себе, она вам еще пригодится, – холодно молвил наместник, осаждая энергичного собеседника. – Даже если мы возьмем Эрзурум, то удержать мы его не сможем.

– Да, по большому счету, нам это и не нужно, – поддержал Бакланова Ковалевский. – Главное – уничтожить все запасы продовольствия анатолийцев, что станет последней каплей в чаше терпения солдат Вассыф-паши и уж точно заставит Омер-пашу изменить свои планы.

Ковалевский встал и, одернув мундир, обратился к Муравьеву:

– Разрешите мне принять участие в этом набеге, ваше высокопревосходительство! Будьте спокойны, все сделаю в лучшем виде и даже лучше.

– Не знаю. Право, не знаю, что и сказать, господин генерал, – растерянно произнес наместник, явно оторопевший от неожиданных слов Ковалевского.

– Дайте нам две недели, и мы докажем свои слова делом, – попросил Муравьева Бакланов. – Омер-паша за это время не успеет натворить больших дел, а мы отвлечем его, это точно.

– Не уверен в верности ваших расчетов, генерал. Не уверен, – скептически сказал Николай Николаевич, озабоченно поджав тонкие губы.

– А где уверенность, что наш штурм Карса увенчается успехом? – не сдавался Ковалевский, уже зараженный идеей Бакланова. – Если он окончится неудачей, наше положение под Карсом станет куда хуже, чем нынешнее. А в случае нашей неудачи под Эрзурумом это никак не повлияет на осаду крепости и вопреки всему принесет пользу. Посудите сами: даже отбив наше нападение, Ибрагим-паша обязательно потребует себе подкрепление, а его негде будет взять, кроме как из войска Омер-паши. Так что при любом раскладе мы оказываемся в выигрыше.

Все члены военного совета с напряжением смотрели на наместника в ожидании его решения, но тот молчал. Находя резон в предложении Бакланова, Муравьев все никак не мог отказаться от своего прежнего намерения, однако веских контраргументов он привести не мог.

– Ваше предложение интересно, господа, но мне нужно подумать и все взвесить, – наконец выдавил из себя наместник, и генералы дружно покинули палатку главнокомандующего, оставив Муравьева наедине с его мыслями.

Впрочем, Николай Николаевич размышлял недолго и, повторно пригласив членов военного совета, объявил свое решение: отложить начало штурма Карса на две недели.

Дальнейшие события полностью подтвердили правоту предложений генерала Бакланова. Разведка у турок была поставлена из рук вон плохо, и потому появление отряда генерала Ковалевского у перевала Деве-Бойну было для них полной неожиданностью. Караульные заслоны Ибрагим-паши практически не оказали сопротивления русским драгунам, попросту подарив неприятелю столь важный рубеж обороны.

Ободренный успехом Ковалевский продолжал стремительно наступать на Эрзурум, грамотно используя фактор неожиданности. И везде его войскам сопутствовал успех. Противник в панике отступал при одном только появлении русской кавалерии, и генерал слал наместнику одну победную реляцию за другой, совершенно позабыв, что даже мышь, загнанная в угол, может оказать серьезное сопротивление.

Укрывшиеся за стенами Эрзурума войска оказали серьезное сопротивление русским солдатам, уже порядком привыкшим к легким победам. Засев на господствующей над крепостью высоте, они дважды отражали наскоки русской кавалерии, что значительно укрепило у турецких аскеров веру в себя. Подошедший к Эрзуруму Ковалевский решил немедленно брать высоты штурмом, хорошо понимая, что каждый день осады крепости играет только на руку врагу.

Не дожидаясь подхода артиллерии, генерал построил войска в штурмовую колонну и под прикрытием ночи стал скрытно выдвигаться. Русские смогли незаметно подойти к самому подножию высоты, когда случайная неосторожность выдала их присутствие. У одного из солдат случайно выстрелило ружье, и звук выстрела всполошил часовых.

Немедленно из турецких окопов раздались торопливые выстрелы, которые с каждым залпом становились все более и более многочисленными. Опомнившись от испуга, турки бросились к пушкам и вскоре на атакующих обрушился град шрапнели.

Чем выше поднимались по крутому склону горы русские солдаты, тем сильнее становились их потери от яростного вражеского огня. Когда до турецких окопов осталось всего пятьдесят шагов, шеренги бойцов заколебались, и только вмешательство самого Ковалевского предотвратило их отход.

– За мной, ребята! В атаку! – молодцевато выкрикнул генерал и, не обращая внимания на выстрелы противника, бросился в атаку, яростно потрясая шпагой.

Ковалевский успел пробежать лишь четырнадцать шагов, когда одна из пуль, выпущенных из турецкой траншеи, сразила его наповал. Теряя силы, генерал стал стремительно оседать на землю, но за его спиной уже звучал гортанный торжествующий крик набегающих шеренг. Пробежав вслед за командиром такие маленькие, но очень важные четырнадцать шагов, русские стрелки стремительно надвигались на врага, и ничто не могло остановить их движение вперед.

Бой был яростен и скоротечен. Едва только русские пехотинцы ворвались в траншеи, как турки моментально утратили свое былое мужество и обратились в бегство, стремительно разбегаясь в разные стороны под громкие крики «ура».

Уже взошло солнце, когда русские, исполненные местью за командира, подняли на захваченную высоту свои пушки и с остервенением принялись обстреливать Эрзурум. Бомбардировка крепости длилась около двух часов – именно на такой срок хватило мужества Ибрагим-паши, приказавшего выбросить на стенах белые флаги и выслать за ворота парламентеров.

Прошло еще два часа, и гарнизон капитулировал. Длинной цепочкой турки выходили из крепости через распахнутые ворота, послушно складывая оружие перед победителями. Офицеры сдали свои сабли, Ибрагим-паша – генеральский бунчук и личное знамя, и все они со страхом и почтением проходили мимо походных носилок, на которых покоилось тело покорителя Эрзурума, генерала Ковалевского.

Получив одновременно радостные и печальные вести из Эрзурума, Муравьев, посоветовавшись с генералом Баклановым, решил пойти на рискованный шаг и, вопреки первоначальному плану, попытаться удержать крепость за собой. С этой целью он назначил Якова Петровича комендантом Эрзурума, отдав ему в подчинение отряд погибшего Ковалевского.

Бакланов с честью справился с порученным ему делом. Прибыв в Эрзурум, он сразу распустил слух о том, что русские не намерены долго засиживаться в крепости и до первых снегов собираются идти еще дальше в Анатолию. Генерал начал устраивать почти еженедельные смотры своим солдатам, упорно поддерживая вражеских лазутчиков во мнении, что русские выступят на запад не сегодня-завтра.

Такая дезинформация прошла на ура, и вместо того чтобы атаковать русский отряд, турки сосредоточили все свои силы на горных перевалах, усиленно окапываясь и строя защитные батареи. Обо всех действиях своего противника Бакланов был прекрасно осведомлен благодаря армянским лазутчикам, которые с большой охотой помогали русским войскам всем, чем могли. Ко всему прочему, время от времени генерал посылал своих казаков в разведывательные рейды, дабы противник продолжал готовиться к скорому появлению главных сил русских.

Грозный Омер-паша тоже не сидел без дела и, реализуя свой план, стремительно наступал на войска князя Багратиона. Их встреча произошла 8 сентября на реке Ингури, и Омер-паша, имея значительный перевес в людях, одержал победу.

Потеряв около пятисот человек, князь Багратион отступил, а затем и вовсе покинул Мингрелию. Преследуя противника, Омер-паша занял Зугдиди, где простоял три недели, постоянно получая подкрепления от стоявшего в Батуми отряда Энвер-бея.

Находясь в Зугдиди, паша распускал слухи, что вот-вот двинется на Тифлис и вырежет все христианское население. Каждый день он с нетерпением ждал известия о приближении войск генерала Муравьева, но все его ожидания оказались напрасными: разгадав замысел противника, кавказский наместник не сдвинулся с места, упрямо продолжая держать Карс в осаде.

Так в пустых ожиданиях пролетел август, закончилась вторая декада сентября, и положение войск Вассыф-паши стало катастрофическим. Продовольственные запасы в крепости стремительно растаяли, подобно снегу под лучами жаркого летнего солнца. Благодаря казачьим разъездам, беспрестанно патрулировавшим окрестности Карса, блокада крепости стала настолько герметичной, что было совершенно невозможно оказать осажденным какую бы то ни было помощь.

Не имея возможности прокормить мирное население крепости, паша разрешил всем женщинам покинуть крепость и искать себе пропитание за ее стенами. И тут Муравьев вновь проявил себя как мудрый человек. Узнав, что турецкие женщины ищут себе пропитание, генерал разрешил подкармливать их на русских полевых кухнях и позволил свободно возвратиться в Карс. Многие из женщин спрятали часть выдаваемой им провизии под одежду и тайком унесли ее с собой в крепость, сохранив для голодающих детей и мужей. Русские закрывали на это глаза, поскольку надеялись, что жаркие женские слезы и мольбы приблизят гарнизон к капитуляции.

Николай Николаевич продолжал терпеливо стоять у Карса, сохраняя войско для возможной битвы с Омер-пашой, который упорно сидел в Зугдиди в ожидании прихода русских. Противостояние двух военачальников продолжалось до 2 октября, когда ворота крепости распахнулись и из них под белым флагом вышли турецкие парламентеры. Убедившись, что Омер-паша не собирается нападать на русскую армию, осаждавшую Карс, генерал Уильямс рекомендовал Вассыф-паше сдать крепость. Получив согласие, англичанин сам поехал на переговоры и был принят Муравьевым с большим почетом.

– Я человек прямой и искренний, – начал Уильямс, когда его ввели к Муравьеву, – лгать не умею, не буду хвалиться изобилием продовольствия нашего и не домогаюсь скрыть от вас то бедственное положение, в котором ныне находится гарнизон Карса. Как честный человек, я исполнил обязанность свою до последней возможности, пока в состоянии был это делать, но ныне у меня недостает к тому способов. Войско изнурено до крайности, мы теряем до ста пятидесяти человек в сутки от нужды и лишений; также от голода и болезней погибают городские обыватели. Нам неоткуда более ожидать помощи, хлеба у нас осталось только на три дня. Предоставляю условия сдачи крепости на ваше усмотрение и при этом взываю к великодушию.

Муравьев был очень тронут подобным откровением противника и принял капитуляцию крепости безо всяких особых условий, которые позволяло требовать его положение. Ценя мужественное сопротивление противника, генерал Муравьев позволил сдавшимся офицерам сохранить свои шпаги. 4 октября эти условия были формально приняты и подписаны турецким командиром Вассыф-пашой, после чего в руки победителей переходила крепость Карс с гарнизоном около шестнадцати тысяч человек. Таковы были славные победы русского оружия в горах Закавказья.

Но не только среди седых вершин Кавказа велась борьба с грозным противником. В далеком Оренбурге, на стыке границ Европы и Азии, генерал-адъютант Василий Алексеевич Перовский готовился нанести свой удар. За плечами этого прославленного командира уже была слава покорителя кокандской крепости Ак-Мечеть, но теперь его замыслы простирались далеко в глубь жарких песков Средней Азии. Если выход русских войск к Аралу и захват опорной крепости в низовьях Сырдарьи были обусловлены желанием защитить русскую пограничную линию от набегов отрядов хивинцев, то нынешний поход имел совершенно иные цели. В этот раз генералу Перовскому предстояло шагнуть далеко на юг. И шагнуть так сильно и мощно, чтобы итоги этого похода вызвали бы громадный переполох в Лондоне, который был главным вдохновителем и организатором этой войны. Такова была воля русского императора, и Василий Алексеевич с готовностью согласился выполнить ее.

Получив от Николая Павловича полную свободу действия в намечаемом походе, генерал Перовский потратил много времени и сил для подготовки своего нового броска в жаркие пески азиатского юга. Долгие часы, сидя в своем оренбургском кабинете, Перовский решал вопрос, против какого из трех среднеазиатских ханств ему следует направить русские полки.

Конечно, самым простым и логичным решением было бы нападение на Хивинское ханство, главный источник напряженности на южных рубежах России. С этим беспокойным соседом у русских были свои давнишние счеты, и начинались они с гибели экспедиции князя Бековича. В начале восемнадцатого века ее отправили в Хиву по указу русского императора Петра Великого, где она была полностью уничтожена Шергази-ханом, коварным хивинским правителем. В знак назидания с убитого Бековича содрали кожу, и у подножия ханского трона долгое время стояло набитое соломой чучело в парадном мундире…

Хивинские правители не одно десятилетие состояли на тайном содержании у английской короны. Именно британским золотом были оплачены многочисленные набеги хивинцев на русские пограничные укрепления и постоянное подстрекательство казахских кочевников к выступлению против русского царя.

Путь на Хиву был хорошо известен русским, ибо не одна ватага казачьей вольности пересекала степи и пески жаркого юга в походах за дорогими «зипунами». Правда, исход этих походов не всегда был удачным, но благодаря казакам дорога на юг была хорошо проторена. Летом 1854 года именно по ней вышли полки генерала Перовского к Аралу и штурмом взяли крепость Ак-Мечеть на берегах Сырдарьи. Теперь, встав твердой ногой на берегах Арала, русские полки без труда могли преодолеть жаркие пески Кызылкума и достичь столицы старого врага.

Сделай так Перовский, и старые кровавые счеты были бы полностью списаны, а русские пограничные линии получили бы долгожданный мирный покой. Однако падение Хивы вряд ли вызвало бы нужный эффект на берегах Туманного Альбиона. Британцы, конечно, выразили бы шумный протест против беззаконных действий России на просторах Средней Азии. Поднялась бы очередная газетная шумиха, вышли бы новые памфлеты с карикатурами на русского правителя и Россию, но этим все закончилось бы, ведь Хива нужна была англичанам только в качестве шпильки, которой можно было бы уколоть русских. Хивинское ханство было поставщиком дешевой силы, с помощью которой можно разжечь очередной костер напряженности у русских границ, и потеря этого союзника не сильно озаботит Лондон. Поэтому Василий Алексеевич отказался от хивинского направления планируемого им южного похода.

Также после зрелого размышления Перовский отказался от похода в направлении Бухары. И дело было совсем не в том, что столица эмирата располагалась гораздо дальше Хивы и была надежно прикрыта пылающими от жары песками пустыни. Эти пески были вполне проходимы для торговых караванов, и при желании для этого можно было легко найти знающих проводников.

Учитывая тот фактор, что большая часть войска эмира была вооружена исключительно холодным оружием, и навыки обращения с огнестрельным оружием у азиатов были очень скудны, генерал Перовский не предвидел большого затруднения при покорении Бухары.

Главная причина, по которой граф отказался от похода на Бухару, заключалась в том, что этот город был главным торговым партнером России в этом регионе. Бухарский эмират предпочитал не воевать с северянами, а иметь с ним мирные отношения, которые давали хороший посреднический процент в торговле афганскими и индийскими товарами. Занятие Бухары русскими войсками никак не смогло бы заставить Британию осла бить свое давление на Россию. Это было бы выгодно только хивинцам и кокандцам, которые очень обрадовались бы устранению торгового конкурента руками ненавистного соседа. Поэтому Перовский решил нанести свой удар по Кокандскому ханству, самому далекому, сильному и наиболее опасному для России противнику из всей троицы среднеазиатских государств.

Обосновавшись в плодородной Ферганской долине, правители Коканда имели в своем распоряжении большие человеческие и материальные ресурсы, позволяющие им вести независимую политику в отношении своих соседей. Многочисленные конные отряды кокандцев постоянно совершали набеги на русские пограничные линии, расположенные в бескрайних казахских степях. Не желая видеть русские разъезды у берегов Сырдарьи и Балхаша, кокандцы активно противодействовали продвижению северного соседа в южном направлении. Не прошло ни одного года, когда на границе царили мир и спокойствие. Кроме вооруженных стычек, недовольные переходом казахских родов в подданство русскому императору, кокандцы постоянно подстрекали их к бунту и порой довольно успешно. Одним словом Кокандское ханство было очень хлопотным соседом, и устранение его с политической арены Средней Азии было только на руку Петербургу.

Кроме этого, если для покорения Бухары и Хивы русским войскам нужно было преодолевать раскаленные пески пустыни и постоянно испытывать острую нужду в питьевой воде, то при походе на Коканд все было как раз наоборот. Весь путь русского войска на Коканд проходил вдоль русла Сырдарьи и пересекал густонаселенные земли противника. В этом случае вопросы о воде, продовольствии людям и фураже для лошадей отпадали сами собой.

Таким был нелегкий выбор Василия Алексеевича, и, как показало время, он был единственно верным. Именно захват Коканда мог вызвать сильное волнение в Британской Ост-Индской компании, чьи индийские владения начинались по ту сторону горных вершин Ферганской долины.

Когда генерал Перовский изложил государю свой смелый план щекотания британского льва, Николай был просто поражен дерзновенностью намерений своего собеседника. Никогда еще в истории русской армии ее полки не совершали столь далекого броска на юг.

– Осилишь ли ты, граф, столь небывалый проект? Хватит ли сил у твоих солдат дойти до Индии? – спрашивал Перовского император, пытливо заглядывая ему в лицо.

– Так ведь надо, ваше императорское величество. Ничего другого нам не остается делать.

– Тяжело будет идти по этим чертовым пескам, – говорил царь, воочию представляя все трудности похода.

– Тяжело, – соглашался с ним Перовский и тут же добавлял: – Но, как говорится, тут либо грудь в крестах, либо голова в кустах.

После столь молодцеватого ответа государь крепко обнял Перовского, перекрестил и, наложив на докладе резолюцию «быть по сему», молвил:

– Сделай это, Перовский, и Отечество тебя никогда не забудет.

Получив монаршее одобрение своего плана, генерал приступил к его немедленной реализации. Имея богатый опыт походов на жаркий юг, Перовский сделал свою главную ставку на иррегулярное казачье войско. Из всех воинов, имевшихся в распоряжении генерал-адъютанта, казаки на данный момент имели лучшую подготовку к походу в жарких условиях и обладали высокой мобильностью. Это свойство зачастую играло решающую роль во внезапных стычках с конными отрядами противника. Казачьи соединения составляли половину всех сил армии генерала Перовского, тогда как вся ее численность равнялась восьми с половиной тысячам человек. Кроме линейных пехотных батальонов генерал Перовский получил из Петербурга легкие пушки, мортиры и ракетные станки.

Своим опорным пунктом похода Василий Алексеевич выбрал форт Перовск, куда корабли Аральской флотилии доставили боеприпасы, продовольствие, а также запас фуража для лошадей. Благодаря самоотверженной работе пароходов «Николай» и «Константин», а также трех барж флотилии к концу апреля все было готово.

Основные силы генерала Перовского еще только заканчивали свое сосредоточение в форте Перовск, когда во второй половине мая передовой отряд в тысячу человек под командованием подполковника Веревкина выступил в поход. Действуя внезапно и решительно, он сразу добился успеха, разгромив две небольшие кокандские крепости Яни-Курган и Динь-Курган. Обе они располагались на берегах Сырдарьи и являлись важными опорными пунктами по контролю за движением по реке.

Вскоре вслед за Веревкиным из форта выступили и главные силы русского войска. Постоянно держась берегов Сырдарьи, мужественно перенося все невзгоды непривычного для них жаркого климата, солдаты генерала Перовского миновали безводные пески Кызылкума и вышли на подступы к Туркестану.

Через этот город проходили многочисленные караванные пути как с севера на юг, так с востока на запад. Кроме этого, Туркестан был излюбленным местом сосредоточения кокандских отрядов, совершавших набеги на русские пограничные линии.

Утром 9 июня 1855 года четыре роты под командованием майора Колпаковского скрытно приблизились к Туркестану и при поддержке десяти орудий и двух ракетных станков устремился на штурм крепости. Кокандский гарнизон не успел оказать серьезного сопротивления солдатам Колпаковского, поскольку появление русских войск под Туркестаном было для него большой неожиданностью.

Командир туркестанского гарнизона Тарик-бей был полностью убежден, что русские батальоны еще не покидали стен Ак-Мечети, за что жестоко поплатился. По приказу правителя Коканда, незадачливый воитель был задушен ханским палачом, когда появился перед грозными очами владыки с известием о внезапном вторжении Перовского во владения хана.