Это был чердак заброшенного дома. Он поднялся туда по полуразрушенной лестнице, которая страшно скрипела. Было уже темно, около семи вечера. Женя нашел пакет под чердачным окном с разбитыми стеклами. Ничем не примечательный пластиковый пакет, как в магазине.
Было приказано ждать: прислониться к стене рядом с окном и сидеть неподвижно. Через некоторое время он услышал писк. Чердак кишел мышами. Очень наглыми. Они норовили подбежать поближе и как минимум, обнюхать.
Мыши могут переносить бешенство, так что было не очень приятно. Но обошлось. Около полуночи пришел приказ открыть пакет. Женя пошевелился, и мыши разбежались. Все надо было делать вслепую, разрешалось только посветить телефоном, когда приходили сообщения.
В пакете было три пакета поменьше. С разной фактурой, так что он мог различить их наощупь. «В гладком пакете вы найдете резиновые перчатки. Наденьте их», — пришло сообщение. В темноте это было нетривиальной задачей. Он сначала перепутал руки. Потом надел одну перчатку ладонью вверх. Справился, но минут за пять.
«В том же пакете вы найдете влажные салфетки. Тщательно протрите перчатки».
Чтобы не осталось следов пота на той вещи, которую возьмешь этими перчатками. То есть на винтовке.
Винтовка была в третьем пакете. Но сначала приказали открыть второй: «В пакете с выпуклым рисунком вы найдете прибор ночного видения, наденьте его». Пакет был с такими выпуклыми пупырышками, в таком полиэтилене хранят бьющиеся вещи, ни с чем не спутаешь.
Он надел очки, и проблема темноты тут же исчезла. Все было видно прекрасно. В том числе мышей по углам. Эти твари, естественно никуда не делись.
Винтовка была в разобранном виде. Ему приказали собрать ее, согласно инструкции на прикладе, которая была отлично видна, хотя он в ней не особенно нуждался. Не в первый раз держал в руках винтовку, далеко не в первый.
Он любил пострелять в тире. Кандидат в мастера спорта. Правда, из короткоствола, что упомянул в резюме. Видимо, Лига учла. Но, как только его зачислили в кандидаты, запретили посещать тир.
Почему? Лига ничего не объясняет. Более того, считается очень дурным тоном задавать вопросы. А гуглить прямо запрещено. Видимо, чтобы не засветиться.
Винтовка была с оптическим прицелом. Эту систему он тоже знал. «Встаньте у окна и держите под прицелом уличный фонарь на высоте около метра от земли. Ждите приказа», — это сообщение показалось несколько смешным, пока он не увидел человека, который подошел к фонарю и встал перед ним. Фонарь горел очень тускло, и то и дело норовил погаснуть. Человек стоял и чего-то ждал. Приказа не было.
Неизвестно, сколько прошло времени. Наверное, немного. Но минуты тянулись, как часы. Наконец пришло сообщение: «Тщательно прицельтесь в живот человеку у фонаря и сделайте три выстрела». Он подчинился. Выстрелы прозвучали как три хлопка, и на них наложился крик боли. Вроде бы, человек упал, но Женя не вполне был в этом уверен, потому что пришел новый приказ: «Отвернитесь от окна. Сделайте два шага вправо. Прислонитесь к стене. Сядьте на пол».
Инструкции стали очень подробными и приходили каждую минуту. Так всегда после акции. Когда нервничаешь, очень помогает.
«Разберите винтовку. Сложите в пакет. Снимите очки. Положите в пакет от очков. Поставьте оба пакета под окно».
Он исполнял и слышал стоны человека на улице. Наверное, Женя его ранил. Потом стоны прекратились. Видимо, тот умер или потерял сознание. Или ему стало лучше, если Женя выстрелил в него противоядием, как в него самого во время первой проверки. Очень хотелось в это верить.
Инструкции шли чередой: «Возьмите пустой пакет, в котором лежали остальные пакеты и спускайтесь вниз».
Глаза быстро привыкли к темноте, но все равно это было сложно. Пакет он нашел не сразу и по аварийной лестнице спускался еле-еле, держась за деревянные перила рукой в перчатке, и рука норовила соскользнуть. Наконец, уже внизу, пришел приказ: «Снимите перчатки. Положите их в пакет. Возьмите с собой. Выбросите в контейнер, справа от выхода».
Потом его долго водили по ночным переулкам. Шли приказы как от навигатора: «Идите сто метров прямо. Поверните налево. Поверните направо». Женя ужасно устал, пока не вышел к метро. Это было незнакомое метро другой линии, где он никогда не был. Светало. Метро только открылось.
«Спуститесь в метро и поезжайте домой», — пришло послание.
Он вернулся где-то к половине седьмого. Хотел уже было упасть в кровать, но получил приказ: «В верхнем ящике письменного стола зеленая коробочка. В ней таблетка. Примите ее и ложитесь спать». Он выпил таблетку почти без страха и не раздумывая и завалился спать, хотя не был вполне уверен, что проснется утром.
На следующее утро он помнил все очень четко. Все инструкции. Дословно. Утром ему приказали написать подробный отчет и отправить на определенный электронный адрес. А после отправки уничтожить отчет вместе с адресом.
Он отправил отчет, и пришло сообщение: «Ваш отчет получен. Спасибо за отчет». И тогда черт дернул его сделать то, за что он схлопотал целых два штрафных балла…
Вылет все откладывался. Женя взял еще один кофе с еще одним чизкейком. Около полуночи «Шоколадница» закрылась, и он расположился в кресле у окна на хабы.
И, наконец, включил телефон.
Его уже ждала sms-ка: «Все в порядке. Плохих новостей нет».
По залу шли трое полицейских с собакой: два парня и девушка. Овчарка была совершенно бесшумна, ни разу не гавкнула, зато лезла к пассажирам и всех обнюхивала. У Жени неприятно защемило сердце. Но причем тут собака? Что у него искать с собакой?
Здесь главное забыть о том, что у полицейских вообще может быть к тебе какой-то интерес. И ни в коем случае не смотреть на них. Их не существует! Он запустил на телефоне логическую игрушку и уткнулся в экран.
Глава 3
Собака подошла, обнюхала его ботинки и отправилась дальше.
Когда полицейские ушли на другой конец зала, Соболев набил sms: «Рейсы задержаны. Аэропорт обыскивают с собакой».
«Совпадение, — пришел ответ. — Возможно, ищут наркотики».
Женя зашел на новостной портал. Ничего интересного действительно не было. В интернете обсуждали ледяной дождь и активно постили фотки с прозрачными сияющими кустами.
Россия не отпускала. На паспортный контроль пригласили только в четыре утра.
Зато он прошел как по маслу, и Евгений зашагал в зал ожидания, с посадочным талоном в кармане.
Вылет был еще через час…
После выстрела в человека под фонарем Женя напортачил в ерунде.
«Я убил человека?» — спросил он.
«Вы исполнили приказ Лиги», — пришло сообщение.
А потом он получил письмо от Альбицкого:
«Евгений, здравствуйте! Со вторым заданием вы справились хуже, чем с первым, причем, прокололись в самом конце. У вас два штрафных балла. Первый за излишнее любопытство, второй — за недостаток доверия к Лиге. Член отряда исполнителей должен доверять Лиге безгранично иначе ему там делать нечего. Запомните: „Все, что вы сделали по приказу Лиги, сделано для блага общества, чем бы это ни казалось. Никакой цели, кроме блага общества у Лиги нет“. Запомните и повторяйте, как молитву.
Сейчас вы не уверены, совершили ли убийство. Когда вы будете зачислены в отряд, будут случаи, когда вы будете точно это знать. Привыкайте. Это ваша миссия.
Кроме этих двух моментов, все остальное хорошо. Особенно нам понравилось точное следование инструкциям. На всякий случай предупреждаю: любое неисполнение приказа, даже, казалось бы, незначительного (не выпил таблетку, повернул не туда), — это гарантированный вылет из кандидатов, если конечно живы останетесь. За вами пока не водится, но запомните. За меньшие провинности — штрафные баллы. Для вылета достаточно пяти. Вы пока можете остаться в числе кандидатов, если по-прежнему этого хотите. Если нет, просто напишите „Нет“ в ответ на это письмо.
Его распекали, конечно. Причем, лично Альбицкий. Но не гнали, и это было здорово. Он ответил тут же: «Спасибо огромное, что позволили мне остаться. Простите. Больше не повторится. Конечно „да“».
«Хорошо, — ответил Андрей. — Штрафные баллы остаются на вас. Их нельзя снять, просто попросив прощения. Надеюсь, вы сможете реабилитироваться в ходе выполнения следующих заданий. Живите обычной жизнью до следующего приказа Лиги».
Потом было много мелких приказов. Первый казался почти несерьезным. В ящике стола Женя нашел набор резиновых медицинских перчаток. Он должен был научиться надевать их наощупь в темноте. В спокойной обстановке это оказалось совсем несложным. Однако он честно потратил на это в общей сложности часов восемь, пока довел навык до абсолютного автоматизма. Отчитался. «Не прекращайте тренировок, — ответили ему. — По пятнадцать минут каждый день. Во время акции ошибка может стоить вам жизни».
Другие приказы были трех типов. Выпить таблетку. Сделать укол в вену. Сдать кровь. Иногда таблетки были совсем безобидными, он ничего после них не чувствовал. Иногда от них клонило в сон. Пару раз они были исключительно противными на вкус, причем их надо было медленно рассасывать.
Что касается инъекций, он подозревал, что в большинстве случаев это был физраствор. Ну, или с какой-то безобидной примесью, которую можно было обнаружить при анализе, чтобы убедиться, что он исполняет приказы. Как правило, после инъекций он вообще ничего не чувствовал, пару раз закружилась голова, но быстро прошло. Видимо, его просто дрессировали на умение делать себе уколы в вену: быстро, ловко и не раздумывая. Сейчас он мог это вслепую делать, наощупь.
На очередные штрафные баллы он нарвался сразу после того, как его перестали мучить инъекциями. Ему дали примерно недельную передышку. Честно говоря, его не переставал волновать вопрос, что на самом деле произошло с тем человеком, в которого он стрелял.
Это происшествие в новостях не упоминалось. Но это еще не значит, что убийства не было. В огромном городе в сутки совершается несколько убийств. Далеко не все попадают в новости. И он не удержался и набрал в поисковике: «убийство, дата, время, место». Название переулка он вычислил по координатам.
Поисковик не выдал ничего интересного. Зато в тот же день пришло письмо от Альбицкого: «Евгений! Вы понимаете, что натворили? Поисковик запоминает запросы. Вы не знали, что этого делать нельзя? У вас еще три штрафных балла. Два уже было. Всего пять. Это вылет. Альбицкий».
Женя был в отчаянье. Он продержался больше двух месяцев, в него стреляли, он стрелял, он исколол себе вены и научился вслепую делать инъекции. И все коту под хвост. Но вопросы задавать нельзя. Это еще пара штрафных баллов. Хотя, какая разница? Пять уже есть. Ну, будет семь.
И он написал Альбицкому: «Андрей, я очень виноват. Я дурак. Есть ли для меня какой-нибудь способ остаться в рядах кандидатов?»
Тот ответил: «Способ есть. Имей вы немного терпения, я бы сам вам его предложил. У вас еще один штрафной балл. Всего шесть. Есть способ снять пять. Вы должны понести наказание. Будет очень плохо. Очень! И мы не гарантируем вам жизнь. Если сердце выдержит. Если вы согласны, напишите „да“».
Конечно, он написал «да».
«Будет очень плохо» — это мягко сказано. Андрею надо было написать: «будет ад». Это адекватнее. Все предыдущие мучения ни в какое сравнение не шли с этим.
Приказ пришел ранним утром: «Вы должны выйти в парк. Координаты… Сядьте на скамейку и ждите дальнейших инструкций».
До парка Женя дошел минут за пятнадцать, он рядом. Сел и стал ждать. Были сумерки перед рассветом. Май. Первые листочки на деревьях, как зеленый туман. Желтые цветы в траве.
Он думал, что, может быть, сегодня умрет. «Что же они со мной сделают?» — думал он. И ему представлялось исключительно что-то средневековое: дыба, кнут, железная дева, испанские сапоги.
Он ждал, что сейчас из-за кустов выскочат человек пять в масках, и ему прикажут идти с ними в какой-нибудь заброшенный старый сарай. И там будет полный набор этих средневековых пакостей. Он даже не задумывался о том, откуда возьмется сарай в цивилизованном парке.
Было ужасно страшно. Потом, когда все осталось позади, ему приказали написать отчет об уроках, которые он извлек из наказания. И кроме очевидного вывода о том, что гуглить что либо, имеющие отношение к Лиге или ее акциям, нельзя ни в коем случае, он написал, что мы сами себя мучаем. Своими средневековыми фантазиями он себе наказание минимум удвоил.
Он просидел в парке часа полтора. Наконец, пришло сообщение: «Возвращайтесь домой. Там уже все готово. Вы еще можете отказаться».
«Я не откажусь», — ответил он.
Почему?
Просто Лига давала смысл. Это многого стоило. Он хотел жить ради чего-то большего, чем деньги, вещи и наслаждения.
Вернулся домой. Позвонил в дверь. Несколько странно звонить в собственную квартиру, но он был уверен, что его там ждут. На звонки никто не ответил, и он открыл дверь своим ключом. Квартира была пуста.
Он просто застыл на пороге.
Очнулся от звука сообщения: «Все, что нужно, в верхнем правом ящике стола».
Закрыл дверь, переоделся. Честно говоря, страшновато было открывать ящик. Там оказалась ампула и шприц.
Пришел приказ: «Вы должны сделать себе укол в вену».
И тут всякая критичность у него отключилась, настолько это была привычная операция. Даже не было страшно.
Он только подумал, как колоть: вслепую или нет. Приказа вслепую не было. Значит, можно так. Он все сделал за несколько секунд, буквально. С первого раза попал в вену, вообще без проблем. Руки не дрожали.
«Вы готовы?» — пришел вопрос.
«Да, все уже сделано».
«Принесите таз из ванной, — пришло сообщение. — И поставьте рядом с кроватью. Будет рвать».
Он принес таз. Серенький такой, алюминиевый, для грязного белья.
«Готовы?» — пришло сообщение.
«Да, я все сделал».
«Положите телефон на столик рядом с кроватью. Сделайте подушку повыше, так безопаснее. Укройтесь одеялом, так вначале будет немного легче. Принимать какие-либо препараты до особого разрешения Лиги строго запрещено. Удачи».
Это циничное «удачи» словно что-то переключило в мозгу. Он все исполнил в точности. Вплоть до одеяла, которым надо укрыться. Только тогда до него дошло, что все, сейчас начнется. Эта гадость уже внутри, и он ничего не может с этим сделать.
Он уговаривал себя, что надо будет только немного потерпеть. Но не знал ни что придется вытерпеть, ни сколько времени это продлится.
Еще с полчаса он чувствовал себя вполне хорошо. Даже начал успокаиваться и подумал, что это очередная проверка, и, ничего страшного не будет.
И тогда начали холодеть пальцы рук и ног. И он понял: вот оно. Холод медленно поднимался вверх, но это была только прелюдия.
За холодом шла боль, также, от кончиков пальцев. Вначале мышечная, но очень сильная, словно и руки, и ноги сдавливали те самые испанские сапоги. Он застонал. Потом начало крутить суставы. Он задышал чаще, подушка тут же пропиталась потом.
Над кроватью висели часы, прямо напротив него, в ногах. Женя смотрел на них, чтобы хоть как-то отвлечься. Когда он ввел препарат, было около семи утра. Боли начались в половине восьмого. И продолжались больше двадцати часов. Без перерыва. Это был ад. Преисподняя.
После полудня начало мутить. Появился противный привкус во рту. При этом боль никуда не делась. Он сначала сглатывал слюну, чтобы не стошнило. Потом решил: пусть лучше вырвет. Вырвало где-то около трех. Тазик очень помог. Он бы не дополз до туалета.
После этого чуть полегчало. Боль осталась, но хоть мутить стало меньше. Зато резко захотелось в туалет, причем по-всякому. Очень не хотелось ходить под себя, и он решил: «Ничего, доползу». Спустил ноги на пол и…
Это как ходить босиком по раскаленному на солнце камню. Точнее намного хуже. У болгар есть такое искусство — нестинарство — танцы на раскаленных углях. Вот это ближе. Особенно, если представить, что вместо углей раскаленные наточенные клинки.
Женя попытался встать на ноги и тут же рухнул обратно. С трудом переполз по кровати к дальней стене. Оперся о нее рукой. И рука среагировала также. Словно стена была из раскаленных клинков.
Смог встать, опираясь на стену рукой. Боль была невообразимой. Думал: только не упасть. Если не удержится на ногах — точно не сможет встать.
Метра четыре до туалета, квартирка малюсенькая, но это был самый трудный путь в его жизни. И он его не прошел. Не дошел метр. Упал уже в туалете, рядом с унитазом. Его тут же пронесло и почти сразу вырвало. Он попытался приподняться на локте, но упал в это все. И несколько часов пролежал в грязи и вони.
Наконец, боль чуть-чуть отпустила. Не прошла, нет! Но он смог встать и содрать с себя вонючую майку и трусы. С трудом добрался до кухни и сложил все это в пакет, чтобы утром вынести на помойку.
Женя не обратил внимания на часы, но за окнами было темно. Вымыл пол в туалете душем. Там был слив. Душевая кабина и унитаз — все в одной комнатке.
Залез в душ сам. Долго отдраивался мочалкой и отмывался шампунем. Боль стала терпимой. Он мечтал добраться до кровати и лечь, но стоять мог.
Выходя из душа, увидел себя в зеркале: землистый цвет лица, огромные круги под глазами, в гробу самое место. Вышел в комнату и увидел тот самый вонючий тазик, полный рвоты. Вылил его в унитаз и даже смог помыть.
Доковылял до кровати. Лег, наконец. На часах было пять утра. Следующего дня, естественно. Он промучился почти сутки. Прикрыл глаза. Понадеялся, что уснет. Но тут пришло сообщение: «Вы должны взять кровь у себя из вены. Все, что нужно — в нижнем ящике стола».
В нижнем ящике был контейнер и шприц. Эта операция тоже была доведена до автоматизма, так что оказалась не очень сложной, несмотря на боль. Больше всего он боялся, что его пошлют куда-нибудь относить контейнер с кровью. Но Лига сжалилась: «Поставьте контейнер в холодильник. Закройте дверь в свою комнату и ложитесь спать».
Он отрубился сразу, несмотря на боль.
Женя проспал до полудня. Боль ушла, но слабость была жуткая, он по-прежнему ходил по стеночке. Первое, что надо было сделать — это написать отчет о последних сутках. Написал. Выслал Лиге. Потом ему разрешили есть и пить.
Он пошел завтракать на кухню. Контейнера с кровью в холодильнике не было.