Мама по принуждению

Мужчина смеется. Запрокидывает голову назад так, что его и без того заметный кадык, становится еще отчетливей. Просмеявшись, он возвращает взгляд ко мне и смотрит так серьезно, что я чувствую себя несмышленой дурочкой, которая не знает жизни.

— Таков, видимо, был просчет у твоего мужа.

— О чем вы?

— О том, что похищение не мое требование, а его. Единственное, стоит подчеркнуть. Среди других требований не было “обеспечение твоей безопасности” или “гарантии того, что вы не убьете мою жену”. Твой муж без раздумий продал мне возможность заменить его генетический материал на свой. И я этим воспользовался.

— Я не понимаю, — шепчу тихо.

Зачем Андрею понадобилось вообще ввязываться в сделку, у него ведь все шло хорошо, его…

Догадка осеняет меня, как вспышка молнии.

Моя беременность. После известия о ней, буквально на следующий день, муж пришел с хорошими новостями.

— Меня повысили, малыш, — произнес он, подхватывая меня на руки и кружа на кухне.

Я радовалась. Как дура, улыбалась, ужин пошла готовить, чтобы его порадовать. Мы даже бутылку вина купили, которое я не пила. Всё самое лучшее тому, кто добился повышения, и вот теперь я узнаю, что ничего этого не было.

Меня обманули.

Мои мечты разбили вдребезги, как тот стакан, который выпал на плиточный пол, когда Андрей подхватывал меня на руки.

Глава 4

Я вспоминаю все светлые моменты, что были между нами, и не могу сопоставить Андрея с предателем. Может, мужчина напротив, все же врет?

Кто он?

Почему ему нужна именно я?

Эти и множество других вопросов вертятся на языке, но я не решаюсь их задать. Говорить не хочется. В эту минуту даже жить не хочется. Муж оказывается предателем. Сын, которого я родила, от другого мужчины. Что еще меня ждет дальше? Скажут, что меня зовут не Ангелина? Что я замужем за другим человеком? Вряд ли меня что-то удивит.

— Меня зовут Адам, — произносит он после паузы. — Этот дом принадлежит мне, как и все в нем. Рустам, который привез тебя сюда, один из самых близких помощников. С другими ты познакомишься позже.

— Зачем?

— Потому что у тебя будет выбор, Ангелина.

Я усмехаюсь.

Выбор?

У меня?

После того, как уже все сделано и меня никто ни о чем не спрашивал?

— Как благородно!

— У тебя шок, — констатирует он. — Советую тебе отдохнуть. Я позову няню, которую нашел для Родиона. Она заберет его, чтобы ты смогла поспать.

— Нет!

Голос звучит надрывно и как-то слишком громко. Я не разговариваю так в обычной жизни, но тихая, спокойная и продуманная я куда-то исчезает. На ее место приходит истеричка, готовая защищать своего ребенка.

— Что вам нужно? — спрашиваю у него. — Что вам от меня нужно?

— У нас общий ребенок, — поясняет он. — Мы так или иначе связаны.

— Я не хотела этого. Я шла на ЭКО, чтобы родить ребенка от мужа. От любимого человека, понимаете, или вам наплевать? У вас тут огромный дом, куча денег и слуг, готовых выполнять все, что прикажете, даже жизнями чужими распоряжаться.

Меня прорывает. Молчать становится сложно, но я усилием воли заставляю себя замолчать и тихо произнести:

— Простите.

Я сажусь обратно, хотя до этого в порыве страсти снова встала с кресла, любезно предоставленного мне.

— Ангелина, — тихий голос мужчины заставляет меня поднять голову и посмотреть на него. — Я не желаю тебе зла. То, что случилось, уже произошло. Изменить мы ничего не можем, поэтому я предлагаю тебе отдохнуть. Родиона у тебя никто не заберет, комната для вас готова. Поспи, соберись с мыслями, и потом поговорим.

— Все в порядке, — произношу чуть охрипшим голосом. — Я просто… просто… расскажите, как вы уговорили мужа на сделку?

Адам удивленно приподнимает одну бровь, но никак не комментирует мою просьбу. Не отпускает злую шутку, хотя я уверена, что он может это сделать. Может уколоть так, что мне станет больно.

— С твоим мужем я виделся лишь раз. Когда передавал ему свой биоматериал на сдачу. Всё остальное время с ним общался Рустам. И уговаривал его тоже он, если тебе интересно. Позже, если захочешь, сможешь спросить у Рустама, как ему удалось уговорить его. У вас были долги?

— Долги? — удивленно переспрашиваю. — Нет, нет, не было, а что?

— Сумма, которую я заплатил, довольно большая.

— Насколько?

Мне хочется знать, сколько стоит моя беременность. За сколько Андрей продал возможность стать отцом и осчастливить любимую жену. Или не любимую? Он разлюбил меня? Или не верил, что однажды меня таки заберут?

Похитят, как он и просил.

Просил.

Я испугалась из-за него. Из-за условия, которое он вписал в договор. Интересно, а договор был? Или они договорились на словах? Впрочем, какая разница? По документам отцом Родиона является Адам и вряд ли суд будет разбираться, как это получилось.

Ребенка просто отдадут, а меня закроют где-нибудь в психологической клинике и скажут, что никакого ЭКО не было.

— Три миллиона рублей, — спокойно произносит Адам.

Вот так. Жизнь человека стоит три миллиона рублей. И ее, оказывается, так легко продать.

— Почему я?

Адам задерживает на моем лице тяжелый взгляд, вздыхает и мотает головой.

— Уверена, что хочешь это знать?

— Мне нужно понимать, что происходит, — пожимаю плечами.

Адам встает и подходит ближе, останавливается в метре от меня, садится на край стола и произносит:

— Ты особенная.

Я поднимаю голову и смотрю на мужчину. Он серьезно? И в чем же моя особенность?

— Если серьезно, Ангелина, — Адам встает и поворачивается ко мне спиной. — Все, с кем разговаривали мои люди, отказывались.

Сейчас почему-то особенно трудно дышать. Все отказались. Никто не захотел променять жену и будущего ребенка на деньги.

И сумма немаленькая.

Отказались.

Согласился только Андрей.

Это больно ранит. Вот так узнать, что любимый человек — предатель. Что деньги для него важнее всего, что ни ты, ни планы на совместного ребенка ничего не значат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Родион, будто почувствовав мое состояние, кряхтит и начинает выкручиваться от неудобства. Его темные глазки-бусинки внимательно смотрят на меня, а рот кривится в недовольстве. Соски-то нет. Он и так проспал довольно долго без нее.

Краем глаза замечаю какое-то движение сбоку.

Адам подходит ближе. Останавливается в полуметре от меня и внимательно смотрит на ребенка. Я почему-то думаю о том, что Родион родился не похожим ни на кого из нас. Ни на меня, ни на Андрея.

После рождения я не понимала, как такое может быть, но подумала, что нужно подождать. Новорожденные ведь все на одно лицо?

Оказывается, нет.

Только сейчас, глядя на настоящего отца малыша, я понимаю, что ошибалась. Сходство есть в любом случае. Тот же разрез глаз, посадка, те же пухлые губы, нос. Родион жутко похож на мужчину, который внезапно приседает и протягивает руку к сыну.

Если бы я не заметила сходства, быстро бы оттолкнула его и пресекла все попытки дотронуться до сына, но я вижу то, как они похожи. Разве я могу запрещать отцу касаться своего ребенка, даже если он родился обманом?

Пока внутри меня борется два человека: мать и обиженная женщина, Адам трепетно касается Родиона. Проводит подушечкой большого пальца по его крохотной ручке и улыбается!

Вот она — встреча отца и сына.

Вот тот трепет и та нежность, которой я не видела в Андрее.

Вот то, чего мне не хватало в муже — искренность.

Искренняя любовь, преданность, ласка, взгляд, с которым он смотрел на Родиона. Тогда я не понимала, что это все ненастоящее, напускное, а сейчас… я вижу, как Адам смотрит на малыша.

— Ну привет, — его хриплый, чуть грубый голос, разносится по комнате.

Родион почти никак не реагирует, лишь сильнее пучит глаза и мотает головой, смешно приоткрывает ротик в поисках соски, а когда не находит ее, начинает хныкать, а через пару секунд — пронзительно плакать.

— У него что-то болит? — обеспокоенно спрашивает Адам, а мне почему-то хочется смеяться.

Наверное, это истерика после всего пережитого.

— Когда нас сюда везли, мы потеряли соску. Сейчас он ищет ее. И плачет тоже поэтому.

Адам кивает, поднимается на ноги, возвышаясь над нами во весь рост, достает из кармана мобильный, а после, подумав, спрашивает у меня:

— Нужна какая-то определенная модель?

— Да, — киваю. — Купите силиконовую с прикусом.

Мужчина, если и удивляется, то не подает виду. Передает мои слова в трубку и отключается, кладет смартфон на стол и поворачивается ко мне, останавливая взгляд на ребенке.

— Я попросил Елену Эдуардовну помочь тебе с Родионом, посидеть с ним, если тебе нужно будет отдохнуть.

— Я хорошо себя чувствую! — возражаю, потому что не представляю, как в таких условиях можно оставить ребенка с другой женщиной, пусть и профессиональной няней.

Она чужая. Я ее не знаю. Как я могу оставить малыша с ней после того, как меня похитили? Я что, должна до конца поверить в то, что здесь мы в полной безопасности? А что если нет?

Адам вздыхает, но никак не комментирует мое нежелание принимать няню.

— Тебе покажут вашу комнату, — произносит он. — Отдохнешь. Через несколько часов ужин. За тобой придут.

— Я останусь здесь? — удивленно спрашиваю, пытаясь осознать то, что услышала.

В мои планы совсем не входит жить в одном доме с Адамом. Да и что я здесь буду делать? На каких правах находиться? На правах матери его сына?

Я не согласна!

Препятствовать общению Адама и Родиона я не стану, особенно после того, как увидела исходящую от мужчины нежность и трепетность. Я до сих пор не могу поверить, что это он несколькими минутами ранее гладил малыша, и что это не плод моих фантазий. Но жить с ним в одном доме выше моих сил. Да и как он себе это представляет?

— Мы поговорим об этом за ужином, хорошо? Решим все потом, у меня сейчас нет времени, намечаются важные переговоры.

— И что мне просто сидеть в комнате?

— Да, Ангелина! Отдохни, успокойся, мы обсудим все за ужином. Раз уж так сложилось, что тебе пришлось все это пережить, а мне этому поспособствовать, я хочу, чтобы ты чувствовала себя максимально комфортно.

— Отвезите меня домой! — прошу. — Там я буду чувствовать себя именно так.

— К мужу хочешь? — его резкий тон заставляет меня дернуться, а мозг отчаянно среагировать на слово “муж”.

Нет, к нему не хочу!

В родные стены хочу. Туда, где жила уже не один год, где есть моя спальня, тумбочка у кровати, любимая стиралка и где я была хозяйкой.

Была!

Это так больно режет по сознанию. Понимание, что ты там больше никто. Пустышка. Никому не нужный человек, потому что тот, кому ты верила и любила, в тебе больше не нуждается. Потому что у него есть три миллиона, а тебя больше нет.