Помоги проекту - поделись книгой:
«Или позора» – явно читалось на лице Уэллса.
Глава 11. Остров профессора Моро
Ночью спалось плохо. Место определяет сон. В хорошем уютном месте спится как в детстве – сладко и беззаботно. В походных условиях сон чуткий, так что каждая сломанная сапогом ветка звучит как пушечный выстрел. В многовековых замках спится зябко и одиноко, чувствуешь себя бренной пылинкой, на которую с высокомерием смотрят тысячелетние стены. Здесь же спалось нервно, с постоянными пробуждениями через каждый час, словно по четко выверенному будильнику. Но, несмотря на рваный сон, снились мне загадочные и страшные видения.
В одном из них я оказался в деловом центре, на одном из срединных этажей небоскреба. Я не знал, зачем меня сюда принесло. Я был в строгом костюме, в фетровой шляпе с широкими полями и красной атласной лентой по тулье, в длинном элегантном пальто. Больше похож на гангстера ирландского происхождения, достигшего влияния в обществе, чем на самого себя, ученого изобретателя с берегов Туманного Альбиона. Вокруг меня суетились люди: посетители с портфелями и саквояжами, внутри которых лежали документы, бумаги, печати, ручки. Из одного портфеля выглядывали рыбьи хвосты, завернутые в «Нью-Йорк таймс». Каждый хотел что-то предложить или получить, но были и те, кто просто пришел почувствовать себя живым в обществе себе подобных. Одинокие, никому не нужные люди, без определенных занятий, непристроенные и неприкаянные, они сидели в длинных офисных коридорах, впитывая бьющую ключом жизнь. Только так они могли почувствовать себя живыми. А я никак не мог определиться, кто я. Один из этих потерянных страдальцев или же деловой человек, прибывший в башню, чтобы заключить выгодный контракт на продажу или покупку чего-то важного, что я видел только на бумаге в виде сухих строчек номенклатуры. Я топтался в нерешительности в коридоре, а люди бегали вокруг меня, толкали, пихали, отстраняли с дороги, при этом старались быть вежливыми, хотя внутри проклинали меня почем зря до десятого колена.
Вот какой-то длинный лысый клерк появился в начале коридора. Он размахивал руками, бежал и кричал о том, что
Началась сутолока, которая быстро переросла в свалку и панику. Я не остался в стороне. Желания быть погребенным под волной неизвестно откуда взявшейся в Башне воды у меня не было, и я тоже побежал. Но очень быстро натолкнулся на пробку из человеческих тел, что перегородила проход. Я схватил одного за шиворот, отшвырнул в сторону, схватил другого и тоже отшвырнул. Люди увидели, что я делаю, и пришли мне на помощь. Вода уже лизала нам туфли, когда мы расковыряли пробку и побежали по коридору. Я впереди всех, иногда приходилось отмахиваться портфелем от лезущих под ноги офисных жителей. Впереди я увидел дверь на лестничную площадку, толкнул ее и оказался на лестнице, побежал вверх, но через несколько десятков ступенек остановился, перегнулся через перила и взглянул вниз. Вода бурлила и стремительно прибывала, заполняя этажи. Откуда взялось столько воды, чтобы затопить половину небоскреба, я представить себе не мог. Если уж здесь происходит такой хаос и разрушения, что же происходит снаружи, в городе?
Похоже, города больше не было. Он погрузился на дно великого океана. Но тут мое внимание привлек шум сверху. Я задрал голову и увидел зеркальное отражение картинки нижних лестничных пролетов. Те же бурлящие потоки воды, только на этот раз прибывали они сверху, словно небоскреб подвергся одновременному затоплению с двух сторон. Но этого не могло быть, просто никогда, ни при каких обстоятельствах, если только физические законы реальности не поплыли, изменив самим себе.
Я замер на лестничной площадке между этажами, наблюдая, как вода наступает на меня сверху и снизу. Силы оставили меня. Ведь куда бы я ни побежал, везде меня ждал одинаковый итог. «Смерть в результате утопления», – напишут эксперты в заключении. Я смотрел и вспоминал, как меня занесло в эту Башню, но никак не мог вспомнить. В это время стена напротив раздвинулась, из нее показался Двуглавый.
Айэртон довольно улыбнулся. Монтгомери злобно скосил брови. Они схватили меня за руки и резко втянули в стену, спасая от мучительной смерти в воде. И я тут же проснулся, обнаружив, что нахожусь в комнате, которую выделил мне профессор Моро. Дверь в коридор открыта, и в дверном проеме виднеется силуэт Рудольфа, дворецкого.
Он увидел, что я проснулся, подпрыгнул на месте и сообщил:
– Профессор и господин Уэллс ожидают вас в гостиной. Время заняться работой.
Дворецкий исчез, а я еще несколько минут пытался сообразить, не привиделся ли он мне спросонья.
Наскоро приведя себя в порядок, я оделся и спустился в гостиную, где застал Гэрберта и профессора за чашечками кофе и утренними сигарами. Перед ними по дорогому персидскому ковру с наглым видом прогуливалась Миледи, наша дымчатая кошка, которая каким-то неведомым образом последовала за нами, с собой мы ее не брали, а добраться своим ходом она никак не могла. Оставалось только предположить, что ей, как и остальным ее собратьям, известны тайные ходы между мирами, сокращающие расстояние до дверного проема. Судя по загадочному виду Уэллса, он думал о том же.
– Раз мы все в сборе, предлагаю перейти к цели вашего приезда. Хурлядь, как же давно я ждал момента, когда смогу утереть тебе нос, – профессор Моро допил кофе, поставил чашку на журнальный столик и встал.
– Может, все-таки объяснишь, что ты собираешься делать? – спросил Уэллс, также поднимаясь.
– Сперва мы пойдем посмотрим мой Остров. После чего я расскажу тебе о своих свершениях, а дальше обсудим планы на будущее. Хурлядь, это будет прекрасно.
Уэллсу не нравилось то, с каким превосходством говорил Моро, но он проделал слишком долгий путь, чтобы отказаться от знаний.
Я остался без кофе и легкого завтрака, потому что профессор и не думал о том, чтобы покормить гостя. Я был для него всего лишь ненужной обузой, от которой невозможно избавиться. Была бы его воля, он бы пустил меня ко дну соседнего пруда.
Мы вышли из дома. Погода на улице была промозглая и ветреная. Накрапывал мелкий дождик, но раскрывать зонтик мне не хотелось. Котелок вполне спасал голову от промокания. Уэллс, видно, решил так же, а вот профессор раскрыл большой зонт и зашагал по дорожке к длинному зданию, которое мы видели вчера вечером, когда приехали.
Здание больше всего напоминало двухэтажную казарму – длинное, с множеством окон. Перед ним простиралось поле, окруженное сетчатым забором. На нем были установлены гимнастические снаряды и выстроена полоса препятствий. Судя по всему, здесь занимались обитатели казармы. Только вот кого там держал профессор Моро, пока оставалось загадкой. Уж не тренировал ли он свою личную армию? Вот это был бы поворот событий. Зачем ему нужна персональная армия? Может, для свержения существующего политического строя? Тогда мы, находясь здесь, тоже, пускай и косвенно, становимся соучастниками антиправительственного заговора.
– Как помнишь, Гэрберт, меня всегда интересовала природа человека. Ее скрытые возможности и вероятности их раскрытия. И этому я хотел посвятить свою жизнь. В этом видел свое будущее и будущее всего человечества. И именно поэтому мне стало тесно в клубе «Ленивцев», где каждый тянул одеяло на себя и больше занимался демагогией, чем настоящим делом.
– Наш клуб был в первую очередь дискуссионным, где в споре рождается истина. Наши встречи помогали вдохновляться для будущих свершений, двигаться дальше, – сказал Уэллс.
– Быть может, так и было вначале. Но потом мы заплесневели. Когда в одном месте собирается столько сильных личностей, рано или поздно наступит взрыв. Хорошо, что мы разбежались раньше, чем он наступил.
– А быть может, нам не следовало разбегаться, а стоило объединиться в научное сообщество. Создать Академию экспериментальных наук, где каждый мог бы заниматься своим направлением. В результате мы бы не сильно пересекались, но зато, подталкивая, помогали друг другу…
– И мучились бы от ревности и соперничества. Каждое новое открытие коллеги порождало бы зависть. Хорошо еще, если у тебя все развивается и работает как надо. А если в этот момент у тебя ступор и застой, а вокруг коллеги добиваются новых высот? Так и рождаются злодеи, способные уничтожить весь мир. Я не хотел идти по этому пути. К тому же никто из вас не позволил бы мне зайти настолько далеко, насколько мне хотелось. А сейчас я, хурлядь меня разбери, добился очень больших высот, перестроил природу человека и сумел вывести новые виды. И это великая победа, в которой ты сможешь убедиться своими глазами буквально через несколько минут.
– И где ты нашел несчастных, которые согласились пожертвовать своим естеством во имя науки? – спросил Уэллс.
– Нехватки в добровольцах у меня не было. Заводы и фабрики растут, все больше кочующего народа приезжает за лучшей долей в Лондон и Йорк. Мои вербовщики набирали людей, предлагая им достойную оплату труда, пропитание и чистую кровать. А что еще нужно для перекати-поля?
– И их не пугала возможность умереть во время твоих опытов? – уточнил Уэллс.
– Все мы смертны. И уж лучше пожить несколько месяцев достойно, а потом умереть, чем всю жизнь провести на дне Лондона или Йорка, влача жалкое существование отребья. Они все знали, на что идут, и перед тем, как мы приступали к работе, подписывали добровольное согласие на участие в научных экспериментах.
– И много умерло людей в процессе твоих экспериментов?
– На первых порах смертность достигала сорока процентов, но сейчас снизилась до двух-трех, но и эта процентность исходит из некачественности биологического материала.
– Так вот кто для тебя все эти несчастные – биологический материал, – с сожалением в голосе сказал Уэллс.
– Хурлядь такая, а что ты ждал? Конечно, биологический материал. Мне с ними детей не крестить, и не я виноват, что они оказались перед таким выбором. К тому же, если все проходит удачно, у них появляется второй шанс и куда больше возможностей для успешной жизни, – начал горячиться профессор Моро.
– Но они продолжают жить на территории Резервации? – уточнил Уэллс.
– Пока проект «Остров» не вступил в свою финальную стадию, мы вынуждены жить в Резервации. Как только «Остров» завершится, я начну проект расселения, и тогда мои дети рассеются сначала по Британскому королевству, а затем и по всей земле. Сначала хомо новусов будет не так много, но постепенно все больше и больше. Мои дети станут занимать все ключевые посты в национальных государствах. Мы приберем к своим рукам власть и деньги и затем начнем процесс интеграции в единое планетарное государство. Хомо сапиенс сами не заметят, как останутся сперва в меньшинстве, а затем окончательно уступят Землю своим наследникам хомо новусам.
– И тогда по твоему плану будет построен Космополис, государство будущего, – закончил мысль профессора Уэллс.
– Именно так. И сейчас мы в начале этого славного пути. На днях проект «Остров» будет завершен. И начнется Великое рассеяние. И ты станешь свидетелем моего триумфа, – заявил профессор Моро.
А Гэрберт Уэллс продолжил мысль, но про себя: «Или великого позора».
– Мы пришли, – возвестил профессор.
Не могу сказать, что я ожидал от этой экскурсии по владениям профессора Моро, но точно не того, что я увидел. Это было похоже на образовательное учреждение, совмещенное с общежитием, со множеством видов разнообразных мыслящих живых существ, которые часто напоминали людей, но при этом не все из них ими являлись.
Профессор открыл перед нами дверь в двухэтажную казарму, по крайней мере внешним видом здание напоминало именно ее. Первым вошел Уэллс, поэтому какое-то время его спина закрывала мне обзор, но когда он сделал шаг в сторону, я увидел, что внутри здание куда просторнее, чем казалось снаружи.
– Неевликдова многомерность, – сказал Уэллс, но я ничего не понял.
Профессор же сказал «хурлядь» и довольно хохотнул.
Дверь за его спиной закрылась. Мы оказались отрезаны от внешнего мира, заперты на острове профессора Моро в окружении его воспитанников.
Глава 12. Островитяне
Профессора встречали двое. Уже знакомый нам Двуглавый и худой, высокий, со стеклянными глазами и впалыми щеками человек, одетый в костюм серебристого цвета, чем-то напоминающий рыбью чешую. Я тут же прозвал его про себя Селедка, и даже когда узнал его настоящее имя, продолжал его звать так, и в чем-то, можно сказать, угадал. Человек этот обладал уникальной способностью, которая позволяла ему жить как на суше, так и в воде. Мне не удалось узнать, врожденная это была способность или сознательно привитая и культивируемая профессором Моро.
Мы оказались в просторной круглой зале, по центру которой в воздухе висела большая стилизованная красная капля крови. Непонятно, как она держалась в воздухе, – ни веревок, ни канатов, ни подставок видно не было. На нее словно не воздействовали законы природы, отключенные чьим-то гением. Под каплей крови стояла стойка с раскрытой книгой, в которую мне очень захотелось заглянуть, но я испытал странный прилив робости и старался даже не смотреть в ее сторону. Из зала исходили три коридора и широкая лестница вела наверх. Я насчитал четыре этажа, ограниченные круглыми резными перилами. Они нависали над залой.
Я заметил любопытствующие лица, которые смотрели на нас украдкой с верхних этажей. В основном это были люди, но встречались и существа с заросшими шерстью мордами, рогатые и клыкастые. Но они выглядывали и быстро прятались, так что я не был уверен, что они мне не померещились.
Профессор решительным шагом прошел под каплей, мимо книги и направился в правый коридор, рассуждая на ходу о достижении островитян. Селедка – по левую руку от Моро. Двуглавый – по правую. Я и Уэллс дышали ему в спину. Но мы и не стремились бежать впереди возничего. Сейчас у нас была возможность все вдумчиво осмотреть и сделать свой собственный вывод об Острове.
– В этом здании, который я называю Остров, мы растим новое поколение людей. Капля крови символизирует обновление и перерождение человечества. Я пробовал работать в разных направлениях трансформации человеческой сущности. Не во всем я преуспел. Так, вывести человека, который может жить в безвоздушном пространстве, у меня пока не получилось. Но мы работаем над этим. Пока что у нас только три могильных холмика на нашем кладбище. Подопытные раздувались, как мыльные пузыри, и лопались. Пренеприятное зрелище.
Профессор говорил о своих неудачах как о чем-то будничном. Судя по тону, ему было совершенно не жалко погибших. Для него они были безликими статистами, разбитыми пробирками в лаборатории.
– Но мы продолжаем работать. Хурлядь, какая это безумно интересная проблема. И однажды мы добьемся весомых результатов. А это откроет для нас поистине бескрайние возможности для реализации. Мы сможем отправить в космос корабль. Мы сможем заселить ближайшие планеты. И нам не придется тратить столетия на то, чтобы изменить планеты под себя, делая их пригодными для жизни. Мы изменим человеческую сущность для проживания на этих планетах. Человеческий организм в наших руках будет конструктором, из которого мы сможем собрать любое существо.
Уэллс слушал Моро внимательно, но в то же время не торопился вступать с ним в дискуссию. Профессор же сам без посторонних расспросов торопился рассказать о делах рук своих.
– С древних времен известны существа, обладающие сверхнормальными способностями. Мы слышали легенды о людях, которые под влиянием внешних обстоятельств могли превращаться в диких зверей. Таких существ в народе называют оборотнями. Но мало кто знает, что оборотни и правда существовали…
– С одним из них мой друг и компаньон господин Тэсла столкнулся недавно в Лондоне. Человек-медведь натворил дел. Много крови пролил. Так что думаю, теперь все знают о реальности оборотней, – сказал Уэллс.
– Бедный, бедный Стивен. Нам всем очень жалко его. Он не должен был погибнуть. Кто-то спровоцировал его на переход в медвежье состояние и подставил под удар, сделав главным подозреваемым в деле о Потрошителе. Мы пока не знаем, кто в этом виноват, но обязательно разберемся. Стивен приехал в Лондон по делам. Он не должен был задерживаться в столице. Да и переходить в медвежью сущность тоже.
Оказывается, Моро был хорошо осведомлен о трагедии в Лондоне, хотя Двуглавый был уверен, что он ничего не знает.
Профессор тяжело вздохнул. Селедка резко обернулся и бросил на меня холодный злой взгляд, словно именно меня он винил в гибели несчастного Стивена.
– Во все времена оборотни существовали, но были естественного происхождения. По сути, это было как заболевание, нарушение внутренней структуры человеческого организма. Программа оборотничества передавалась из поколения в поколение. В результате образовались целые кланы оборотней, которые тайно жили среди людей, пряча свою сущность. Когда я занялся этим вопросом, то в первую очередь я решил уничтожить слепой выбор перевоплощения. Мы не должны были зависеть от внешних факторов в проблеме. Мы должны сами управлять процессом. Я нашел способ и связался со старейшинами кланов оборотней, чтобы глубже разобраться в этом вопросе. Вожди стай, а именно так они называют себя, согласились оказать мне помощь. К этому времени стаи жили весьма ограниченно, испытывая множество трудностей, в том числе и в притоке новых членов. Я пригласил некоторые из них переселиться в Резервацию. И вожди волков и медведей приняли мое приглашение. При их помощи я начал свои эксперименты. Мне в результате удалось многое. Добился я и выведения новых оборотней, которые могут контролировать процесс своего обращения. За что вожди стай очень благодарны мне. Они до сих пор живут среди нас в Резервации и являются основной армейской косточкой нового миропорядка. Стаи – наша армия. Вожди тренируют своих братьев, так что в любой момент мы готовы выступить войной против Лондона и британского правительства. Это для начала.
Профессор остановился перед дверями аудитории, помеченной римской цифрой десять.
– Оборотни помогли мне многое открыть и подчинить себе. Хурлядь, они даже не подозревали, сколько знаний и силы было заключено в них. Но я не только вывел новые породы оборотней. Я начал создавать хомо новуса, причем новые люди будут не одинаковые, а разные. Каждый со своей специализацией. Здесь вы увидите телекинетиков.
Я не знал, что означает слово «телекинетики», но его звучание мне понравилось. Уэллс же насторожился, словно охотничий пес, взявший свежий след. Он весь подобрался и первым переступил порог аудитории. Профессор любезно открыл перед ним дверь.
Мы оказались в большом помещении, напоминающем скорее гимнастическую залу, чем лекционную аудиторию. Возле одной стены стоял молодой лысый мужчина с окладистой бородой в шерстяных штанах, белой рубахе с подтяжками и босиком. Он стоял, широко расставив ноги и раздвинув руки. Больше всего он напоминал футбольного вратаря, который ждет своего свидания с мячом в назначенном пенальти. Напротив него стояли человек десять разного возраста и пола, одетые все одинаково – в серые дешевые костюмы и белые рубахи. По одному они выходили вперед, вставали напротив вратаря, и дальше происходило то, что иначе как научным волшебством нельзя было назвать. Один из предложенных предметов взлетал в воздух и с разной скоростью, в зависимости от бьющего, устремлялся к вратарю. При этом никто из бьющих не касался предмета даже кончиком пальца. Предметы были разные – футбольный мяч, мяч для регби, хрустальная ваза, конская упряжь, красные сапоги, парочка револьверов, чугунный утюг и много чего другого, не сочетающегося друг с другом. Предметы летели точно в фигуру отражающего. Поцеловавшись с чугунным утюгом или конской сбруей, можно надолго отправиться в лазарет. Но отбивающий держался уверенно. Он тоже не касался летящих предметов, но умело расшвыривал их силой своей воли. Бросающий швырял предмет, отбивающий посылал его обратно, и новый бросающий выходил вперед.
Меня очень заинтересовало это. Никогда еще я не видел, чтобы люди так легко управляли различными предметами посредством мысленных команд. Это правда было что-то новое, немыслимое ранее, не похожее на то, чем занимался Гэрберт.
Уэллс с интересом разглядывал телекинетиков, но ничем не выдавал свои мысли.
Только один раз он спросил:
– Кто обеспечивает тебя необходимым инвентарем и механизмами?
– Для меня их производит Джулио Скольпеари, один из ведущих механиков Лондона, – ответил профессор.
Уэллс одобрительно кивнул. К услугам вышеозначенного господина он и сам несколько раз прибегал.
Понаблюдав еще некоторое время за телекинетиками, мы двинулись дальше.
По дороге профессор продолжал философствовать:
– Хомо сапиенс разленились. Они живут так, как будто ничем никому не обязаны. Хомо новусы созданы со стремлением к совершенству. Каждый хомо новус должен как-то преобразить мир, сделать его лучше, поэтому у моих детей больше шансов на выживание и прав на эту планету.
Где-то по дороге незаметно от нас отстал Двуглавый, но мы не нуждались в его компании. Скорее она вызывала недоумение. Он не проронил ни слова, ничем не выразил свою эмоциональную оценку происходящего, скорее был никому не нужным статистом.
Мы вновь остановились перед дверями аудитории. Профессор открыл их. Мы вошли внутрь и оказались на очередном занятии, больше похожем на спортивную тренировку. В аудитории находилось четыре человека. Один из них, судя по красному костюму с белыми полосами, был наставником, который следил за процессом прохождения тренировки. Трое других внешне ничем не отличались от телекинетиков. Один, молодой, худой парень с бледным лицом, стоял у одной стены. Двое других стояли у противоположной. Они стояли неподвижно, но вот молодой дернулся, его руки неестественно вытянулись, став словно резиновыми, дотянулись до противоположной стены и сорвали шляпку с головы девушки. Руки тут же сократились, притянув шляпку к телу молодого. Он водрузил ее на голову. И в то же мгновение девушка проделала ту же операцию. Ее руки неестественно вытянулись, сорвали шляпку с головы молодого и вернули владелице.
– Вы создали химер, – не смог я сдержать изумления.
– О, поверьте, это лишь маленькая толика того, на что способны мои воспитанники. Пойдемте дальше, я продемонстрирую вам наших оборотней.
Мы проследовали в аудиторию напротив, где по центру помещения стояла стальная клетка, внутри нее находился голый человек. С другой стороны клетки толпились люди в белых халатах. Один из них, массивный, с курчавой бородой и большими очками, увидев профессора, широко улыбнулся и сделал шаг навстречу.
– Добрый день, господин Моро. Мы вчера приступили к процессу инициации новой партии младших. К концу месяца у нас должно быть два новых штурмовых отряда.
– Благодарю вас, Виктор, – пожал огромную руку бородатого профессор. – Продолжайте. Мы немного понаблюдаем.
Мы отошли в сторону, так, чтобы никому не мешать. Профессор наклонился к Уэллсу и прошептал, так что я тоже услышал:
– Это Виктор Франкенштейн. Вождь волчьей стаи. Он непосредственно сам сейчас управляет процессами трансформации новых оборотней. Можно сказать, что этот фронт работ теперь в его ведении.
– Приступаем, – приказал Виктор.
Человек в клетке вздрогнул, испуганно посмотрел на людей в белых халатах, но в следующее мгновение ему было уж не до них. Все его тело скрутила жуткая судорога, потом он затрясся в лихорадке. Упал на пол и стал кататься. В то же время тело его словно ломала какая-то чудовищная сила изнутри. Во многих местах лопнула кожа, выступил желтый жир. Аудиторию заполнил тошнотворный, нутряной запах. Меня скрутил приступ тошноты. Я малодушно отвернулся, а когда мне удалось справиться с желудком и своей слабостью, посмотрел на клетку. Внутри нее уже разгуливал на задних лапах получеловек-полуносорог.
Вот уж точно, профессор Моро создал ужасных химер. И я не был уверен, что мне нравятся эти хомо новусы, по версии профессора, и новый мир, который они должны построить.
Мы покинули аудиторию, где Виктор Франкенштейн продолжал экспериментировать с человеком-носорогом.
В следующей аудитории не было никаких химер и чудовищ, никто не растягивал руки и не пытался силой мысли отбивать летящие в голову предметы. Трое юношей сидели за партами и что-то писали, не отрывая глаз от тетрадок, напротив них неподвижно восседал полный мужчина с азиатским разрезом глаз и длинными волосами, собранными в тугую косу. В руках он держал книгу в черной обложке без названия и фамилии автора и читал про себя, время от времени он отрывал глаза от страницы и окидывал взглядом аудиторию, будто проверял, не списывает ли кто.
Увиденное было мне непонятным, но Уэллс, кажется, догадывался, что здесь происходит. Он вопросительно взглянул на профессора, и тот кивнул в знак согласия. Гэрберт подошел сначала к азиату, заглянул к нему в книгу. Тот даже не обратил внимания на непрошеного гостя. Потом Уэллс подошел к каждому из молодых людей и проверил, что они пишут в тетрадках. Увиденное его удовлетворило, но для меня все происходящее так и осталось загадкой, которая разрешилась тут же, как только мы вышли в коридор.
– Изумительно. Они все телепаты. Один читает с книги текст, а другие записывают, что он читает. При этом всё только силой мысли, – поделился впечатлениями Уэллс.
– Право же, очень сильные ребята, – оценил своих воспитанников Моро.
– А они могут внушить что-нибудь человеку и заставить его выполнять свои мысленные команды? – спросил Гэрберт.
– Пока нет, но мы над этим работаем, – ответил профессор, и в его голосе прозвучали нотки гордости за своих воспитанников.
– Поразительно, – сказал Уэллс, но я видел, что ему не нравится эта история, хотя он и вида не показывал.
Мы пошли дальше вслед за профессором.
Я сперва не обратил внимания на этих странных, кажущихся нелепыми, но при этом такими трогательными и хрупкими созданий. Я принял их за еще один вид хомо новусов, которых на Острове было множество. Но потом я пригляделся и отметил несколько особенностей. Они старались держаться в тени и не попадаться на глаза. Все время, что мы передвигались по Острову, эти существа прятались за спинами своих более совершенных собратьев. Ключевое слово тут «совершенный». Я не сразу это осознал, но потом понял, в чем заключалась вторая особенность, которая выделяла их. Они были с каким-то изъяном, дефектом, который в глаза не бросался, но в то же время создавал ощущение дискомфорта. Я постарался присмотреться к ним серьезнее, но они старательно ускользали, и я не выдержал, задал вопрос профессору:
– Что это за люди? Они тоже ваши воспитанники?
Моро бросил быстрый взгляд в направлении, куда я указывал, и брезгливая гримаса исказила его лицо.
– Это матримоны, – сказал он, словно это слово могло все объяснить, но, видя, что я его не понимаю, профессор снизошел до разъяснений: – В каком-то смысле да, это тоже мои воспитанники. Скорее ассистенты. Во время любых экспериментов есть удачные экземпляры, коих большинство. Есть грубые ошибки, которые заканчивались смертью подопытного, коих меньшинство. А есть, как бы это так сказать, незначительный брак. Когда эксперимент дал непредсказуемый результат и новые возможности у образца не раскрылись или раскрылись не полностью, дав сбой. Таких людей мы называем матримонами. Они продолжают жить на Острове тихо и спокойно, в основном помогают администрации, тем самым отрабатывая свой стол и кров. Но они не любят выбиваться в первые ряды. Любое излишнее внимание смущает их, поскольку они осознают свою ущербность.
– И как часто перерождение заканчивается матримонами? – спросил Уэллс.
Он пока не спешил дать увиденному свою оценку, то ли боясь уязвить профессора, то ли опасаясь возвести напраслину, не разобравшись в вопросе досконально, но факт наличия бракованных матримонов ему сильно не понравился.
– Пока что погрешность ничтожно мизерная. У нас живут три матримона, – ответил профессор.
Поделиться книгой: