Паутинка

–– Вот как? – криво усмехнулся он. – Что ж… Ты очень выросла за это время, Агни.

–– Ты выросла, Агни, – сказал он.

–– Ты теперь другая, – говорил он (и до жути напоминал мне Чёрного. Не самое приятное сходство, если подумать).

–– Ты меняешься, Агни, – говорил Марк. – Меняешься… на глазах; уже ты – не та девочка, что от меня уходила: тонкая, изящная и прекрасная, как полевой цветок. Смотрю вот сейчас, и вижу хмурую замкнутую женщину. Грубоватую, но вместе с тем – сильную. А кстати… ведь наряд-то твой тоже изменился!

–– Ты не первый, кто мне это говорит. Но мой наряд – тот же самый, – я мрачно рассмеялась. – Тот же самый, сэр рыцарь!..

–– Нет, нет. Платье вобрало дорожную пыль, сапоги тоже. Волосы собраны в торопливую прическу, не как когда-то, – помнишь, раньше ты распускала кудри, давала вольно опасть…

–– Помню, Марк, – не слишком охотно подтвердила я.

–– Брови у тебя взлохмачены, – тем же полу-ласковым тоном молвил он, – а когда ты жила у меня в замке, то аккуратно приглаживала их. Юбку, опять же, ты сейчас куда выше подбираешь, чем обычно; не боишься, наверно, показаться 'бесстыдной'… Все это очень подходит к твоей теперешней внешности, – мрачной, ершистой, с позволения сказать, 'кусачей', – но не к той, кого я в тебе любил. Д р у г а я Агни. Просто другая. Ибо – другой внешний вид!

–– Да уж… потрясающее открытие, – пробормотала я. Сэр рыцарь, впрочем, не оценил сарказма (или – предпочел пропустить его мимо ушей. Что вероятнее).

–– А я раньше не замечал, что ты умеешь так меняться. Удивительно, правда? Видимо, оба мы на деле не знаем друг друга.

–– Жаль, что… – начала я, но Марк движением руки прервал меня.

–– Что ничего у нас не вышло, да? Я тоже подумал… Нет; не надо об этом, Агни! Сейчас – не надо.

Ещё несколько минут мы провели, болтая о всяких пустяках, припоминая давно забытые, неинтересные подробности жизни в его замке, и прочую хрень; я – честно сказать – была весьма признательна рыцарю, что он перевёл разговор на это. Говорить о главном и я, и он боялись. После всего, что произошло, (а тем более – после того, как оба мы подхватили этот треклятый вирус), у нас просто не было сил…

Я пожелала Марку счастья в его новом начинании. Как помощник деревенских жителей он мне нравился гораздо больше, чем когда был знатным лордом. Ну, это лишь с моей колокольни, разумеется, – но всё же… Что так, что так, а прощание наше было мирным и беззлобным – то бишь, намного лучше предшествовавшего ему. (И уж конечно, получше того, как я рассталась с Ферой. 'Значит, ты, Агни, ещё не безнадежна!')

В общем, думала я, думала, хотела ещё чуток промедлить, но уже знала: из деревни этой придётся уйти. Холм Оленей ничем не лучше и не хуже холма Жучиного. Та же грязь, та же хрень и муть – только в профиль.

А я… Что – я? Продолжаю себе топать по дороге.

Просто иду, без особой мысли. И никто не знает, приведёт меня дорога туда, куда я стремилась изначально (то есть – к землянам), или нет. Но я, по крайней мере, надеюсь на это.

Вот и поворот, за которым холм. Ещё один; слава Орму или Карму, не мой, не Жучиный. 'Ай-й. Не дойду', – поняла я. – 'Ухайдокала меня дорога; прямо тут и рухну'.

С холма светят яркие окна, видны массивные деревянные здания, знатно освещённая палатка, в которой Саша, бывало, крутила нам землянские фильмы… 'Добро пожаловать в Голливуд', – смеялась она.

Я улыбаюсь – всё это до Кармов мило, ностальгично, и так привычно мне…

А потом падаю на склон холма. Плашмя.

Лицом в какую-то лужу. Последнее, что чувствую – какие-то люди вокруг. Легкие серебристые (нет, – из посеребренных нитей!) доспехи астронавтов; их крепкие руки, что подхватывают меня…

На этом – всё; дальше полная темнота.

***

'Глаза – слово неба осеннего свод… И все они любят меня!' – пел когда-то известный сельский бард. Как его звали, я уж давно забыла; то ли Шота, то ли… как-то похоже. И добавлял: – 'У постели моей кредиторы молчаливые… '

Да, за любовь надо платить. Но, пожалуй, только в лагере наблюдателей из Института Экспериментальной Истории я не чувствую ничего такого.

Так хорошо было, только когда братец…

Ой, вам оно надо? Я, пожалуй, начну немного иначе.

…Высокий и красивый голыш, чьё тело изрядно прожарено солнцем, стоит у самых ворот анклава землян. Отдыхает, прислонившись к большому панцирю омара, который явно только что таскал на себе. Лорд улыбается ему, я нежным материнским жестом похлопываю по бедру; юноша – Ойзен, его, кажется, звали – очень смущается, несмотря, что весь и так розовый, будто мякоть того самого краба, краснеет ещё больше. 'Мы с вами никогда не виделись, прекрасная госпожа? Что-то вы мне очень знакомы… Возможно, в прошлой жизни? '

Я издевательски хохочу и следую за сэром рыцарем; он уже углубился в сад, и найти его в разветвлении тропок будет нелегко…

–– Кстати, – говорю я, настигнув друга, – это мы-ысль! Собственная голая кожа как наряд… и прилагаемая к ней рачья скорлупа. А может, жучья. В э т о м, дорогой мой, я вполне могла бы блеснуть на балу. Скажем, в твоём дворце....

–– Ну тебя, – отмахивается он. – Придумаешь тоже.

А в небе – звёзды, и отблеск Тринадцатого Сегмента, про который я ещё не знала тогда, ярко освещает наши лица…

…Я – лихая, раскованная на все сто (чего мне потом будет так недоставать!) – в наряде хиппи: засаленные джинсы, носки с дырой на пятке, тонкий тёмный жилет – почти на голое тело (нет, под ним есть как минимум футболка – но тоже тонкая, ни от чего реально прикрыть не может, если там, скажем, дождь или снег…) Плюс кепи – и белобрысый хвост, торчащий наружу.

–– Мальчик, – комментирует Павел. – Кто сказал 'девушка'? Беспутный, дикий парень!

–– Ты забываешь о главном, – говорит Сашка. Её голос так нежен, так кроток и незлобив, что я поневоле начинаю ждать подвоха. И, разумеется, оказываюсь права.

–– Ах, Агни, Агни, – она потрясает тонким пальчиком. – Смирение – вот что женщину красит! Скажем, надела б ты завтра муаровые чулки. И вечернее платье. Со шляпкой, с тёмными очками… Это ведь не совсем обычный твой наряд, да? Но надо быть скромней, и тогда – помяни мое слово! – ты станешь куда милее. Все вот это твое теперешнее буйство… оно – от лукавого.

–– Так я не понял, – возникает третий Звездный Лорд (как всегда, добродушный и далёкий от любых ссор), – у нашей девочки что, внешность чем-то нехороша? Почему чулки ей пойдут, а, скажем, шальвары, драные у щиколоток – нет?

Сашка пытается ещё что-то сказать, но теперь перебиваю я:

–– Просто… Понимаешь, Каэтан… твоя коллега – дитя цивилизации. Костюмы, муар, туфли-лодочки – это всё для нее о'кей. А вот как к этому отнеслась бы я…

–– Да, ты у нас порождение природы, – задумчиво отвечает Кашка. – 'Маленькие ножки ', 'аккуратная шейка' – это ж все не про тебя!

–– Зато я могу притвориться. Даже – постебаться, как сегодня! А хотите, пари? – Я сбрасываю кепку; распускаю хвост, чтоб во все стороны торчал, будто гигантская ромашка. – Завтра, если Саша меня не откажется принять, я вам устрою небольшой сабантуй…

–– "Сабан" – что? – недоуменно бурчит Павел.

–– Сабантуй. Можешь глянуть в поисковике, но я и так тебе скажу: праздник, вечеринка.

–– Посиделочки, – язвительно бросает Сашка.

–– Да, именно, – без малейшей улыбки соглашаюсь я.

… Итак, – 'сабантуй'. Тот самый. Мы – у хозяев в шатре. Пашка, Сашка и Кашка сидят за столом, ну а мы с Марком взяли на себя роль мажордомов. Я – в чёрном муаровом платье, в изящных туфельках (даже в чулочках, Орм меня побери!..) Волосы опрятно подобраны и подколоты; сегодня я – юная богачка из 'третьего сословия', отнюдь не нищая, не простолюдинка с Холмов!

–– Как это тебе удаётся? – ворчит Каэтан; по виду Александры не скажешь, но я уже чётко определила, что она – потрясена. Хоть девушка и молчит, но сама её мимика, сами жесты (например, то, как судорожно она цепляется за нож) показывают, до чего землянка в шоке.

–– Каэтан, – спокойно отвечаю я. – Кашка! Или ты не знаешь, что красота должна идти изнутри, от самого человека? Красота – это не 'рюшечки-оборочки'. Ну, то есть, я не знаю, как у вас – а для меня главное, чтоб тело было физически развитым. По возможности – здоровым.

–– Кое-кто, – вздыхает Павел, – иного мнения. Претенциозный взгляд на женщин – он всегда будут жив, сестренка! Хоть ты нас, наблюдателей, возьми, хоть лорда-рыцаря своего…

–– Вот именно. Потому я и решилась осмеять "землянский" идеал красоты. Саша хочет маленькие ножки и шейку, затянутую в муар? Мне это не сложней сделать, чем выставить на всеобщее обозрение свои необутые ноги (об-божаю эти грубые раскоряки, кстати!). Не сложней, чем щеголять с шеей, загорелой дочерна.

Просто – почему бы нет?.. –

…Слова 'решилась осмеять', видимо, были последней каплей. Сашка, обиженная до крайности, встаёт. И начинает – бочком-бочком – к выходу:

–– Ой, да-а, конечно, – ревёт она. – Я же таких платьев не ношу. Тем более – хохмы ради, просто чтоб справить впечатление на вечеринке! А завтра и оно, и чулки, и туфельки в мусорную корзину пойдут… Только вы, мужчины, всё равно ведётесь на красивую внешность Агни. И не задумываетесь, что она без таких крутых нарядов нравилась бы вам куда меньше. Вернее, все равно нравилась бы, но… так же, как я!

–– Неправда, – говорит Кашка. – Агни способна на многое; уж поспособней тебя, прости. И без нарядов – придумала бы, как меняться. В ней живёт сотня девушек, если не больше. И, когда одна уходит в нети, вторая уже тут как тут…

–– Думайте что хотите, – землянка в слезах. – Целуйтесь с вашей Агнюшкой. А я ухожу.

…Недалеко, на самых ступенях шатра, я настигаю её.

–– Что? Что ты хочешь, вертихвостка чёртова? – она смотрит на меня, как затравленный зверёк.

–– Ничего я не хочу, просто отдать долг, – я говорю неласково и не кротко, даже, пожалуй, грубовато; без этого, знаю, Саша не поверит мне. Но признаваться, что всего лишь ИГРАЮ РОЛЬ, – да ни за какие коврижки!..

–– Д-долг? – не поняла Алеся.

–– Ну да. Вы с Пашкой и Кашкой пригласили меня на чаёк, а теперь ты завтра – приходи к нам с Марком. Знаешь, где мы живём? В арочном гроте, у фонтана. – (Что она и так про грот знает, понятно; меня интересует другое. Задета моя честь, моё пристрастие к нарядам и изменениям. Я должна доказать этой выскочке, что не только смирение красит женщину. Что можно, не скрывая больших ступней, крутой шеи и прочих, скажем так, примет крестьянского облика, выглядеть КЛАССНО. Воистину сногсшибательно. Да, для этого придётся очень и очень много сил потратить – но я готова).

–– Вы тоже будете… вечеринку давать?

–– Нет, что ты. Просто посиделочки. В спокойной обстановке, без пышных одежд. Как ты хотела, – (Добавила бы 'и вовсе, хи-хи, неглиже!', но это пока рано. До этого Саша должна сама… э-э-э… дозреть). – Чай с печеньем; мочёные яблочки, брага, – как без браги-то? А потом – массаж. Тихий, скромный массажик, 'для расслабона'. Ну как, придёшь?

Сашка ноет. Скулит. Тычется мне в руку, и с размаху прижимается к плечу лбом. Всё-таки ей нужен кто-то, чтобы его "грузить" и "тележить" своими претенциозными штучками. Даже если никого, кроме заклятого врага, рядом нет…

Мимоходом бросаю взгляд на небо. Там, над поляной, ярко горит Павлиний Хвост. Сто цветов, радужных и перемещаемых немыслимыми оттенками…

(Само собой, посиделочки с массажем увенчались полной моею победой. Сашка признала, что даже неглиже – то бишь, завёрнутой в простыню – я вполне себе хороша, а могу быть ещё лучше. 'В тебе несколько женщин', – говорила она. – ' Какая придёт на смену какой – неизвестно заранее'. Но тогда я не очень-то слушала все её 'типа умные' откровения и прочее бла-бла-бла…)

-– Знать бы раньше, что это – вовсе не 'бла-бла-бла'! Ох, знать бы…

…Одним словом, я закричала. Диск с изображением радужных перьев превратился в сизый прах и исчез.

А перед глазами у меня снова поплыли молочно-белые кляксы. С длинными (длиннющими!) хвостами… Понемногу они наливались розовым, потом – малиновым, ну а потом и вовсе кровью. Когда же кровь на сером фоне оконча… (ну, вы понимаете!) застлала мой взор, я уверилась: вирус этот – не 'паутинка', но что-то худшее. Во сто раз худшее…

–– Агнеса, что с тобой? Ты вопила. – (Это Саня). – Успокойся. Тебе приснилась какая-то дрянь.

'Все повторяется', – подумала я. – 'Сначала Фера, теперь они'. Сколько ни строй из себя бессердечную стервозную сучку, а друзей – пусть даже таких, случайных в полном смысле этого слова, – терять не слишком-то хочется. Все вирус этот проклятый, м-мать его…

Последние слова я, наверное, сказала вслух. Потому что из-за моей спины незамедлительно откликнулся Каэтан:

–– Зря ты так, мышонок. – (О, он ещё помнит, как мы друг друга в шутку называли… Ай, ладно. Об этом я тоже рассказывать не хочу!) – Зря ты так. Если хочешь, я тебя насчет вируса обрадую… Хочешь, а?

(Видимо, я киваю. Потому что Каэтан продолжает говорить – его гулкий, хорошо натренированный бас вибрирует, как бы заранее внушая спокойствие. Я безоговорочно доверяю Кашке, хоть бы он там и говорил о неизбежных, неприятных вещах):

–– Тесты, которые мы у тебя сняли, показывают негативный результат. Нет в твоём организме никакой 'паутинки', mousie!

(Моя рука сама тянется к горлу. Нащупывает опухоль. Та, естественно, никуда не делась).

–– Да, да, – хохочет Кашка. – На горле – есть. А в организме – нет! Очень редкий симптом, видимо, ложный; наши врачи с таким до сих пор не сталкивались – лишь руками разводят. Как бы там ни было, – жить будешь! Медицина гарантирует.

Напугала тебя Сашка, да? – он язвительно, почти так же, как сама Каланова, скривил губы. – Наплела всякого про "внеприродное развитие", вот ты и решила, что в тебе хворь…

–– Агни, – Сашка вновь трётся лбом о моё плечо, – прости. Я сама не думала, что говорю. Тогда.

Я понемногу успокаиваюсь. Что только ни навоображала себе про этих людей с Земли – а реальность куда проще. Обычные парни, иногда , конечно, грубые (а бывает, и глупые), но ведь не злые! "Никто тебя, солнце", – сказал умерший брат в голове, – " отсюда не гонит… Мир сей куда больше расположен к тебе, чем ты думала!"

Пашка (у него на рукаве шеврон с изображением того самого Тринадцатого Сегмента из павлиньего хвоста) отводит в сторону других наблюдателей – Сашку, Кашку и еще одну, незнакомую мне ("Это Джен. Специально прибыла с МКС для обсуждения..")

–– Нам нужно поговорить с глазу на глаз. Сама понимаешь, Агни – появление человека, который достоин стать полноценным членом Межзвездного сообщества, не каждый день происходит. Надо кой-какие формальности… э-э-э… утрясти. Ты простишь, если мы на секундочку удалимся?

Я растерянно киваю, и астронавты прячутся в шатре.

Что там у них за "формальности" ещё такие, хотелось бы знать? Ай, да не стоит оно того, наверное!.. Сколько б я ни пыталась подслушать (охота ведь, охота, Орм меня заешь!), звуки долетают очень слабо и медленно. В итоге, поразмыслив, бросаю эту затею. В шатре же до сих пор идёт кипучее обсуждение. Кто-то не согласен, кто-то наоборот…

–– А вы так и не поняли?.. – Александра злилась, будто цепной пёс; по своему обыкновению, кипятилась и брызгала пеной; глаза молодой исследовательницы сверкали, как пресловутые звёзды из Хвоста. – Она не выздоровела! Просто её болезнь мутировала в… Ну, в это. Совсем в другое.

–– Но датчики показывают… – встряла красавица Джен.

–– Да, да. Саша! – Каэтан ерошил густую бороду, явно беспокоясь за коллегу. – Датчики показывают, что хворь отпустила. Прикажешь им не верить?

–– Ага… Вот это бесконечное изменение нарядов, вот эти "тридцать три тысячи в одной"…

–– Больше, по-моему, – нехотя вставил Пашка.

–– Я поддерживаю Сашину точку зрения, – голос Джен звучал глухо.. – Это тоже болезнь, пусть и не такая. Наша Агни прекрасна в своих изменениях, но не надо забывать, что это всё – от гипер-активности . У нормальной девушки такой процесс тоже идёт, просто… куда замедленнее. Ригиднее, если хотите точных определений.

–– И… что ты предлагаешь? – с волнением спросила Саша.

–– Я? Да ничего. Лечить это бесполезно. Разве что усыпить и препарировать труп, в надежде найти штаммы, отвечающие за эту… э-э-э…

–– Трансформацию, – буркнул Павел. – Ну чушь, конечно; и ты тоже это понимаешь, милая. Никто нашу Агни как матерьял для патологоанатомических исследований не рассматривает. Надеюсь, даже и не будет. – Он веским взглядом обвёл стол, давая понять: с ним на эту тему лучше спорить не надо.

–– Ну… а что тогда делать? – спросила растерянная Каланова.

–– Прежде всего – сообщить на Землю. Фото у нас есть, записи разговоров – тоже. Прибудет комиссия, займётся изучением этого феномена по-настоящему. Я буду хлопотать о тихом, непритязательном местечке для неё. Где-нибудь в музее Экзотических культур.

–– Пропадет она там, в музее-то, – сказал Каэтан.

–– Другого выхода, кажется, нет. Итак, решено. Мы улетаем к звёздам, причём не далее, чем завтра. Агни – пока – остаётся здесь.