Помоги проекту - поделись книгой:
Е.Ю.Спицын
Хрущёвская слякоть
Советская держава в 1953–1964 годах
Предисловие
Это вторая моя книга, посвящённая на сей раз хрущёвской эпохе. В либеральной историографии, да и в широком общественном сознании за этой эпохой уже давным-давно закрепилось несколько устойчивых названий, в том числе «великое десятилетие» и «хрущёвская оттепель». На мой же взгляд, все эти названия, а вернее штампы, никоим образом не отражают истинного положения вещей. По мере работы над книгой и накопления фактического материала, у меня родилось иное название этого периода отечественной истории — «хрущёвская слякоть». Насколько оно верное — судить уже не мне, а уважаемому читателю.
Когда работа над этой книгой уже практически закончилась, произошло трагическое событие — в расцвете творческих сил совершенно неожиданно ушёл из жизни мой товарищ и коллега Александр Владимирович Пыжиков (1965–2019), который, будучи признанным «хрущеведом», интересовался работой над этой книгой и помог мне целым рядом ценных советов и замечаний. За это и за все другое, что он сделал для отечественной исторической науки, ему отдельно спасибо и светлая память.
Глава 1.
Первый раунд борьбы за власть в первой половине 1953 года
1. Смерть И.В. Сталина и новая расстановка сил в высших эшелонах власти в начале марте 1953 года
Вероятнее всего, вопреки ходячей версии Н. С. Хрущёва[1], которую затем частично поддержала С.И.Аллилуева[2], ещё утром 3 марта 1953 года, когда всем стало совершенно очевидно, что смерть И.В. Сталина является лишь вопросом времени, в аппарате Г.М.Маленкова уже было подготовлено официальное правительственное сообщение (так называемый первый информационный бюллетень) о тяжёлой болезни вождя и созвано Бюро Президиума ЦК КПСС, на котором состоялось предварительное распределение властных полномочий среди ближайших сталинских соратников. Как считают ряд историков (Ю.Н.Жуков[3]), именно на этом заседании был, по сути, изменён прежний состав правящего «триумвирата», созданный ещё в феврале 1951 года. Отныне, наряду с Г.М. Маленковым и Л.П. Берией, вместо повторно испечённого министра обороны СССР маршала Н.А. Булганина в состав обновлённого «триумвирата» вошёл В.М.Молотов, который все послевоенные годы в представлении большинства советских людей по-прежнему оставался самым реальным наследником власти умирающего вождя и обладал наибольшим авторитетом в партии и стране. Кроме того, он был очень популярен не только в народе, но и у значительной части партийно-государственного аппарата.
Как считает тот же Ю.Н.Жуков, окончательного соглашения о переделе высшей власти на этом заседании Бюро так и не произошло. Однако в целом было очевидно, что именно Г.М.Маленков в пику Л.П. Берии инициировал эту кадровую рокировку, поскольку всё ещё не был готов взять всю полноту высшей власти в свои руки и компенсировал влияние «Лубянского маршала» фигурой старейшего члена высшего руководства страны, который был давно «на ножах» с Л.П.Берией. Кроме того, включение В.М.Молотова в состав этого «триумвирата» потребовало расширения «узкого руководства» с трёх до пяти человек, то есть Г.М. Маленкова, Л.П.Берии, В.М.Молотова, Н.А.Булганина и Л.М.Кагановича. Аналогичной оценки относительно фигуры В.М.Молотова, возвращённого на политический олимп, придерживаются и многие другие современные историки, в частности В.П. Наумов, А.В.Пыжиков, Й.Горлицкий и О.В.Хлевнюк[4]. Кроме того, не надо забывать, что во время похорон вождя на Красной площади 9 марта 1953 года слово для выступления на траурном митинге было предоставлено лишь трём членам нового «узкого руководства» страны: Г.М. Маленкову, Л.П. Берии и В.М. Молотову, и такие «мелочи» в большой политике всегда имели знаковое и о многом говорящее значение. Таким образом, все эти обстоятельства рушат давнюю и вполне традиционную версию ряда зарубежных советологов, а также доморощенных «историков» (А.Г. Авторханов, Н.Над, Р. А. Медведев, Р.К. Баландин[5]) о том, что якобы ещё при жизни И.В.Сталина Г.М.Маленков, Л.П.Берия, Н.А.Булганин и Н.С.Хрущёв совершили некий «государственный переворот», распределив между собой в обход всех остальных членов Президиума ЦК основную власть в стране, отстранив от руководства всех других наследников вождя.
Между тем в тот же день из аппарата ЦК всем членам и кандидатам в члены ЦК был разослан срочный вызов немедленно прибыть в Москву для участия в работе Пленума ЦК без указания какой-либо предварительной повестки дня. А утром 4 марта 1953 года состоялось решающее заседание Бюро Президиума ЦК, на котором были приняты следующие важные решения.
1. Бюро Президиума ЦК и Президиум ЦК КПСС были объединены в единый уставной орган — Президиум ЦК, а количество его полноправных членов резко сокращено с 25 до 11 человек, то есть будущего «коллективного руководства», без вскоре умершего вождя. Отныне полноправными членами Президиума ЦК остались только И.В.Сталин, Г.М.Маленков, Л.П.Берия, В.М.Молотов, Н.А.Булганин, Н.С.Хрущёв, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, А.И.Микоян, М.Г.Первухин и М.З.Сабуров. Причём, как справедливо подчеркнули ряд историков (О.В.Хлевнюк, Й.Горлицкий[6]), вопреки широко распространённым взглядам формально это решение никоим образом не нарушало новый партийный устав, принятый на XIX съезде, поскольку в нём ничего не говорилось о Бюро Президиума ЦК, который был создан как аналог старого Политбюро по решению И.В.Сталина и Г.М.Маленкова.
2. Бюро Президиума и Президиум Совета Министров СССР также были объединены в один орган — Президиум Совета Министров СССР в составе нового председателя Совета Министров СССР Георгия Максимилиановича Маленкова и четырёх его первых заместителей — Лаврентия Павловича Берии, Вячеслава Михайловича Молотова, Николая Александровича Булганина и Лазаря Моисеевича Кагановича. Причём перечень всех первых заместителей был вполне сознательно утверждён не в алфавитном порядке, а по степени их места, аппаратного веса и политического влияния в новой конфигурации высшей власти. Кроме того, он прямо указывал на то, кто в случае болезни или отсутствии премьера будет вести заседания правительства и подписывать все его Постановления и распоряжения. Причём остальные пять членов старого Бюро, то есть А.И.Микоян, М.З.Сабуров, М.Г.Первухин, А.Н.Косыгин и В.А.Малышев, не вошли в обновлённый состав Президиума Совета Министров СССР.
При этом, как считают ряд историков (Р.Г.Пихоя, А.В.Пыжиков, Д.В.Кобба Ю.В.Аксютин[7]), тогда же 4 марта 1953 года Л.П.Берия уже подготовил и согласовал с Г.М.Маленковым рабочую записку, в которой заранее были приняты все важнейшие решения и распределены остальные ключевые государственные и партийные посты, которые были утверждены уже на следующий день в Кремле с участием всех членов ЦК КПСС. Причём, как утверждает тот же Ю.В. Аксютин, окончательный список всех членов нового Президиума ЦК и Совета Министров СССР Г.М.Маленков лично диктовал заведующему своим секретариатом А.М.Петраковскому и собственноручно внёс в него все последние поправки.
Вечером 5 марта 1953 года, где-то за час до официальной кончины И.В. Сталина, состоялось совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР, на котором присутствовали 231 человек: 118 членов и 102 кандидатов в члены ЦК, председатель Центральной ревизионной комиссии и 11 не членов ЦК, в том числе 8 союзных министров и 3 члена Президиума Верховного Совета СССР. Именно в таком составе после информации министра здравоохранения А.Ф. Третьякова и всего двух выступлений — сначала Л.П.Берии, а затем Г.М.Маленкова — были де-юре утверждены все принятые накануне решения членами нового Президиума ЦК КПСС. Хотя ряд авторов, в частности профессор Р.Г.Пихоя[8], утверждают, что никакого совместного заседания трёх руководящих структур не было и в помине, что всё произошедшее на этом псевдозаседании стало грубейшим нарушением партийного устава и радикальным пересмотром всех ключевых решений, принятых на XIX партийном съезде и организационном Пленуме ЦК в октябре 1952 года. Именно поэтому все эти решения были лишь чисто формально оформлены как совместное решение трёх высших партийно-государственных органов. Однако вместе с тем надо понимать и то, что, во-первых, де-факто в состав ЦК входили почти все союзные министры и руководство Верховного Совета СССР, во-вторых, общей практикой советской политической системы было то, что все ключевые кадровые вопросы всегда предварительно утверждались именно на Пленумах ЦК и только затем вносились на рассмотрение Всесоюзного Съезда советов и ВЦИК, а позднее Верховного Совета СССР и его Президиума, и, в-третьих, в тогдашних политических реалиях не было никакой необходимости соблюдать сугубо формальную законность и проводить три раздельных заседания членов ЦК КПСС. Именно поэтому на этом заседании были приняты и другие важные решения.
1. На базе Министерства государственной безопасности СССР и Министерства внутренних дел СССР, как и в довоенный период, создавалось объединённое Министерство внутренних дел СССР, которое возглавил Маршал Советского Союза Лаврентий Павлович Берия, а его первыми заместителями были утверждены генерал-полковники Богдан Захарович Кобулов и Сергей Никифорович Круглов.
Хорошо известно, что предложение о назначении Л. Б. Берии на пост главы объединённого МВД СССР внёс глава правительства Г.М.Маленков, однако обстоятельства принятия этого решения вызвали полемику в мемуарно-исторической литературе. Традиционная точка зрения, представленная в работах подавляющего большинства историков, состоит в том, что это была личная инициатива «Лубянского маршала», который на новом посту получил мощный инструмент в борьбе за единоличную власть и реализацию своего проекта «реформ». Однако ряд мемуаристов и публицистов (С.Л.Берия, Б.В. Соколов[9]) высказали экзотическую версию, что Л. П. Берия с большой неохотой согласился вернуться в МВД, рассчитывая посадить в расстрельное кресло министра С.А.Гоглидзе или В.С.Рясного, и его пришлось чуть ли не упрашивать, в том числе лично Н.С.Хрущёву, занять этот пост. Хотя в самих хрущёвских мемуарах как раз содержится традиционная версия этого события[10].
Наконец, необходимо подчеркнуть ещё один немаловажный факт, на который обычно не очень обращают внимание многие историки: ещё одним первым заместителем главы МВД СССР был переназначен генерал-полковник Иван Александрович Серов, занимавший эту должность аж с февраля 1947 года. А как известно, ещё с довоенных времён, в бытность главой НКВД УССР, И.А. Серов сблизился с Н.С.Хрущёвым, а в годы войны и с маршалом Г.К.Жу-ковым, в бытность того командующим 1-м Белорусским фронтом, а затем главой Советской военной администрации в Германии, у которого он был замом и уполномоченным НКВД СССР.
2. На базе Военного министерства СССР и Военно-Морского министерства СССР создавалось единое Министерство обороны СССР, руководителем которого был назначен Маршал Советского Союза Николай Александрович Булганин, а его первыми заместителями стали Маршалы Советского Союза Александр Михайлович Василевский и Георгий Константинович Жуков.
3. Министерство иностранных дел СССР вновь возглавил Вячеслав Михайлович Молотов, первыми заместителями которого были утверждены Андрей Януарьевич Вышинский и Яков Александрович Малик.
4. Наиболее важные отраслевые ведомства, которые были существенно укрупнены, а именно Министерство внутренней и внешней торговли СССР, Министерство машиностроения СССР, Министерство транспортного и тяжёлого машиностроения СССР и Министерство электростанций и электропромышленности СССР, возглавили многоопытные и проверенные сталинские управленцы — Анастас Иванович Микоян, Максим Захарович Сабуров, Вячеслав Александрович Малышев и Михаил Георгиевич Первухин. При этом А.И.Микоян и М.З.Сабуров сохранили прежний статус заместителей председателя Совета Министров СССР, а В.А.Малышев и М. Г. Первухин, напротив, утратили его. Кроме того, вместо М.З.Сабурова новым председателем Госплана СССР был назначен его первый заместитель Григорий Петрович Косяченко.
5. В развитие реформы Президиума ЦК было принято решение сократить количество кандидатов в члены этого высшего партийного ареопага с 11 до 4 членов. Причём все прежние кандидаты в члены были «выведены за штат», а новые набраны из числа трёх прежних полноправных членов Президиума ЦК — председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Михайловича Шверника, заместителя председателя Совета Министров СССР Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко и Первого секретаря ЦК КПУ Леонида Георгиевича Мельникова, а также давнего бериевского соратника, многолетнего Первого секретаря ЦК КПАз Джафара Аббасови-ча Багирова, ранее вообще не входившего в состав Президиума ЦК.
6. Состав Секретариата ЦК КПСС был сокращён с прежних И до 6 человек — Г.М. Маленкова, Н.С.Хрущёва, М.А. Суслова, С.Д.Игнатьева, П.Н.Поспелова и Н.Н.Шаталина, что, по мнению ряда авторитетных историков (Ю.Н.Жуков[11]), красноречиво говорило о важной аппаратной победе Г.М.Маленкова, поскольку Семён Денисович Игнатьев, Пётр Николаевич Поспелов и Николай Николаевич Шаталин были прямыми его креатурами и проводниками его взглядов. Вместе с тем Н.С.Хрущёв, будучи наряду с Г.М.Маленковым членом нового состава Президиума ЦК, априори становился вторым секретарём ЦК, поскольку все остальные члены Секретариата ЦК практически сразу после смерти И.В. Сталина остались за его бортом. Четыре прежних секретаря ЦК — П.К. Пономаренко, Н.М.Пегов, Л.И.Брежнев и Н.Г.Игнатов — были отставлены со своих постов уже 5 марта, а двое — А.Б. Аристов и Н.А.Михайлов — 14 марта на очередном Пленуме ЦК. Кстати, на том же Пленуме ЦК с поста секретаря ЦК уйдёт и сам Г.М.Маленков. И в итоге единственным секретарём ЦК, одновременно входившим в состав Президиума ЦК, оказался Н.С.Хрущёв, что даст ему отличные стартовые возможности для дальнейшей борьбы за высшую власть, не только с Л.П.Берией, но и с самим Г.М.Маленковым.
7. На должность нового председателя Президиума Верховного Совета СССР был рекомендован Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов, а прежний, чисто номинальный глава советского государства Н.М. Шверник был перемещён на хорошо знакомый ему пост председателя ВЦСПС, который он занимал до марта 1946 года.
Таким образом, ещё при жизни И.В. Сталина в верхних эшелонах власти произошла серьёзная рокировка сил, которая, по мнению многих современных историков (Р.Г.Пихоя, Ю.Н.Жуков, А.В.Пыжиков, Е.Ю.Зубкова, В.П.Наумов[12]): 1) положила начало новому периоду в политической жизни страны, который в позднесоветской и современной историографии принято называть эпохой коллективного руководства; 2) резко укрепила позиции двух самых влиятельных членов «узкого руководства» — Г.М.Маленкова и Л.П.Берии; 3) возвратила на политический Олимп практически отстранённых от реальной власти видных членов старой сталинской когорты — В.М.Молотова, К.Е. Ворошилова, А.И. Микояна и Л. М. Кагановича.
Между тем профессор Р.Г.Пихоя[13] акцентирует внимание на том факте, что тогда же, 5 марта 1953 года, на совместном заседании Пленума ЦК, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР Г.М.Маленков в своём выступлении проинформировал всех собравшихся членов и кандидатов в члены ЦК, что Бюро Президиума ЦК «поручило тт. Маленкову, Берия и Хрущёву принять меры к тому, чтобы документы и бумаги товарища Сталина, как действующие, так и архивные, были приведены в должный порядок». По его мнению, этот контроль над личным сталинским архивом, как в своё время аналогичный контроль «триумвирата» в составе И.В.Сталина, Г.Е.Зиновьева и Л.Б.Каменева над личным ленинским архивом, стал немаловажным рычагом влияния на всех потенциальных политических противников и конкурентов. Таким образом, Г.М.Маленков, Л.П.Берия и Н.С.Хрущёв «неявно объявлялись главными политическими лидерами в коллективном руководстве» и, по свидетельству ряда членов Президиума ЦК, первые месяцы после смерти вождя всегда «группировались, чтобы навязать своё мнение в Президиуме ЦК». Хотя это умозаключение не вполне разделяют целый ряд его коллег, в частности В.П.Наумов, А.В.Пыжиков и Ю.Н.Жуков[14], которые резонно полагают, что позиции Н.С.Хрущёва в те мартовские дни были на порядок ниже позиций Г.М.Маленкова, Л.П.Берии и даже В.М.Молотова.
Как явствует из официальных документов, совместное заседание высших партийно-государственных органов продолжалось примерно 40 минут и завершилось в 20.40, а уже через час с небольшим — в 21.50 — лечащие врачи, находящиеся у одра умирающего вождя, констатировали смерть Иосифа Виссарионовича Сталина. Получив эту информацию, в 22.25 в кремлёвском кабинете почившего вождя собрались его старые соратники — Г.М.Маленков, Л.П. Берия, В.М.Молотов, К.Е. Ворошилов, Л.М.Каганович и Н. С. Хрущёв, к которым несколько позже присоединились Н.А. Булганин и А.И. Микоян. На этом совещании, которое закончилось только ранним утром 6 марта 1953 года, была образована Правительственная комиссия по организации похорон И.В. Сталина в составе семи человек: Н.С.Хрущёва, ставшего председателем этой Комиссии, Л. М. Кагановича, Н.М. Шверника, А. М. Василевского, Н.М.Пегова, П.А.Артемьева и М.А.Яснова.
Всю эту ночь вплоть до самого утра в осиротевший сталинский кабинет попеременно вызывались М.А. Суслов, С.Д. Игнатьев, П.Н.Поспелов, Н.М.Пегов, Д.Т.Шепилов, А.М.Василевский, В.Г.Григорян и ряд других ответственных работников, которым предстояло заниматься конкретными вопросами организации сталинских похорон. Непосредственная организация похорон и поддержание правопорядка в столице были возложены на первого заместителя министра обороны маршала А.М. Василевского, командующего войсками Московского военного округа генерал-полковника П. А. Артемьева, коменданта Московского Кремля генерал-лейтенанта Н.К. Спиридонова и заместителя министра государственной безопасности генерал-лейтенанта В.С.Рясного.
Последующие три дня в Колонном зале Дома Союзов СССР проходила церемония прощания с вождём, участниками которой стали сотни тысяч советских людей и десятки государственных и партийных делегаций различных стран мира. В почётном карауле у гроба усопшего вождя, помимо руководителей партии и советского государства, стояли Клемент Готвальд, Болеслав Берут, Матьяш Ракоши, Вылко Червенков, Георге Георгиу-Деж, Вальтер Ульбрихт, Отто Гротеволь, Урхо Калевви Кекконен, Пальми-ро Тольятти, Жак Дюкло, Долорес Ибаррури, Гарри Поллит, Чжоу Эньлай, Юмжагийн Цэдэнбал и другие лидеры зарубежных государств и крупнейших рабочих и коммунистических партий. А утром 9 марта 1953 года на Красной площади в Москве состоялась торжественная церемония погребения саркофага с забальзамированным телом вождя в Мавзолее В.И. Ленина — И.В. Сталина, на которой, как уже говорилось, поочерёдно выступили все три члены нового правящего «триумвирата» — Г.М.Маленков, Л.П.Берия и В. М. Молотов.
После сталинских похорон вечером того же дня состоялись традиционные поминки, после окончания которых восемь самых давних сталинских соратников — Г.М.Маленков, Л.П.Берия, В.М.Молотов, К.Е. Ворошилов, Н.А.Булганин, Н.С.Хрущёв, Л.М.Каганович и А.И.Микоян — в последний раз собрались в кремлёвском кабинете вождя, где пробыли с 2.30 до 3.10 часов ночи уже следующего дня — 10 марта 1953 года.
Новая властная конструкция, созданная в эти мартовские дни, которая вскоре получит хорошо известное название «коллективное руководство», оказалась довольно зыбкой. Как считают многие историки (Р.Г.Пихоя, Ю.В.Аксютин, А.В.Пыжиков, Е.Ю.Зубкова[15]), эта видимая «коллективность» зиждилась не на общности политических устремлений и целей, а на совершенно иных основах: шаткости достигнутых договорённостей, разнородности взглядов и интересов в руководстве страны и явных притязаниях ряда его членов на единоличное лидерство в партийно-государственном аппарате.
Большинство историков разумно полагают, что в те мартовские дни самыми реальными претендентами на единоличную власть оказались Лаврентий Павлович Берия и Георгий Максимилианович Маленков. Но при этом ряд из них (Ю.Н.Жуков[16]) утверждают, что позиции нового главы союзного правительства были изначально гораздо сильнее, нежели у его «оппонента». Реальное отсутствие времени на то, чтобы сговориться против Г.М. Маленкова и принять ответные шаги, позволило ему получить немалые преференции, в частности сосредоточить в своих руках реальный контроль над всем партийно-государственным аппаратом всей страны. Как новый председатель Совета Министров СССР, ведущий заседания союзного правительства и его президиума, он непосредственно влиял на формирование основ внутренней и внешней политики страны, ставя на обсуждение или, напротив, снимая как «неподготовленные» любые вопросы и проекты решений. Как фактический ведущий заседаний Президиума ЦК, он определял даты их проведения и всю повестку дня. Как секретарь ЦК ВКП(б) Г.М.Маленков продолжал направлять работу всего центрального партийного аппарата и мог оказывать прямое воздействие как на характер решений самого Секретариата ЦК, так и на те вопросы, которые выносились на утверждение и обсуждение в Президиум ЦК. И наконец, как глава союзного правительства он наблюдал за работой Советов Министров всех союзных республик.
Как считает тот же Ю.Н.Жуков[17], маршал Л.П.Берия, который как первый заместитель председателя Совета Министров СССР по факту стал вторым лицом в государстве, значительно уступал Г.М.Маленкову по своим реальным возможностям и положению в системе власти. Вместе с тем он всё же сумел получить немалую власть. Прежде всего он возвратил себе два важнейших силовых ведомства — министерства госбезопасности и внутренних дел, которые слились в мощное объединённое МВД СССР. Кроме того, «лубянский маршал» сохранил за собой реальный контроль за работой наиважнейших и самых засекреченных учреждений страны: двух главных управлений при Совете Министров СССР: Первого Главного управления (по атомно-ядерной программе) — ПГУ, и Второго Главного управления (по ракетостроению) — ВГУ. Такое положение вещей автоматически ставило в зависимость от Л.П.Берии и всё военное ведомство страны, в руководстве которого было немало его оппонентов. И наконец, у него сохранялись прямые связи с ведущими промышленными министерствами, обязанными выполнять особые заказы для ПГУ и ВГУ вне всякой очереди, даже в нарушение утверждённых пятилетних и годовых планов развития народного хозяйства страны.
Третий член коллективного руководства, первый заместитель председателя Совета Министров СССР Вячеслав Михайлович Молотов, как известно, получил в свои руки только посты министра иностранных дел СССР и главы Комитета информации, то есть внешнеполитической разведки. Достаточно ограниченные полномочия достались и другому члену «узкого руководства» — первому заместителю председателя Совета Министров СССР маршалу Николаю Александровичу Булганину, который вновь вернулся в кресло главы уже объединённого Министерства обороны СССР. Эта видимая «ущербность» их позиций внутри правящей пятёрки была ярко обозначена и чисто внешне. Дело в том, что они вынужденно приняли в качестве своих первых заместителей тех персон, которых вряд ли сами выбрали в качестве верных и ближайших «соратников» и «помощников»: В.М.Молотов — Якова Александровича Малика и Андрея Януарьевича Вышинского, а Н.А.Булганин — Александра Михайловича Василевского и Георгия Константиновича Жукова. И дело было не только в личных трениях указанных выше персон, но и в том, что 1949–1953 годах двое из них — А.М. Василевский и А.Я.Вышинский — сами возглавляли эти ведомства: первый — Военное министерство СССР, а второй — Министерство иностранных дел СССР.
Меньше всех властных полномочий досталось ещё одному первому заместителю председателя Совета Министров СССР Лазарю Моисеевичу Кагановичу — единственному члену правящей пятёрки, не получившему никакого министерского портфеля. Хотя вплоть до октября 1952 года он почти пять лет возглавлял ключевое экономическое ведомство страны — Госснаб СССР.
Как уже говорилось, кадровые перестановки, отражавшие новую расстановку сил, провели и в Секретариате ЦК. Леонид Ильич Брежнев вновь был призван на армейскую службу и в прежнем звании генерал-лейтенанта назначен с явным понижением (если не сказать унижением) на должность заместителя начальника Главного политического управления Министерства обороны СССР, которым в то время ещё оставался генерал-полковник Ф.Ф. Кузнецов. Николай Михайлович Пегов, который на тот момент даже не являлся депутатом Верховного Совета СССР, был назначен секретарём Президиума Верховного Совета СССР, то есть вторым человеком в высшем органе государственной власти СССР, где стал правой рукой нового «президента» страны маршала К.Е.Ворошилова. Николай Григорьевич Игнатов был направлен в Ленинград, где вскоре его избрали первым секретарём горкома и вторым секретарём обкома партии, который возглавлял давний маленковский ставленник Василий Михайлович Андрианов. Наконец, мнимый «сталинский преемник» Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко был назначен с таким же явным понижением главой Министерства культуры СССР. Правда, при этом он пока остался на посту заместителя председателя Совета Министров СССР и временно сохранил членство в Президиуме ЦК КПСС.
Вместо перечисленных персон, как считают ряд историков (Ю.Н.Жуков, М.А.Даниленко[18]), в состав обновлённого Секретариата ЦК ввели прямых ставленников Г.М.Маленкова, являвшихся проводниками его взглядов и его политического курса. Семёну Денисовичу Игнатьеву, утратившему должность министра МГБ СССР, как новому секретарю ЦК доверили курировать ряд ключевых отделов ЦК, в том числе Отдел административных органов, который традиционно «опекал» Министерства обороны, внутренних дел, юстиции, Генеральную прокуратуру СССР и Верховный суд СССР. Петру Николаевичу Поспелову, который заменил Н.А. Михайлова в роли главного партийного идеолога, доверили кураторство сразу над шестью Отделами ЦК — пропаганды и агитации, художественной литературы и искусства, философских и правовых наук, экономических и исторических наук, науки и вузов, а также школ. Наконец, Николай Николаевич Шаталин как новый секретарь ЦК сохранил за собой важнейший пост заведующего Отделом по руководству делом подбора и распределения кадров во всех партийных, общественных и государственных органах.
Как уже писалось, формально был поднят и статус Никиты Сергеевича Хрущёва, которого переместили с поста первого секретаря Московского обкома партии, в то время стоявшего над одноимённым горкомом партии, и «признали необходимым», чтобы он полностью «сосредоточился на работе в Центральном Комитете». Де-факто Н.С.Хрущёв стал вторым секретарём ЦК, однако при столь серьёзно изменённом составе Секретариата ЦК, в окружении новых «коллег», которые неизбежно стали согласовывать все важнейшие решения лично с Г.М.Маленковым, он потерял реальную возможность проявлять присущую ему самостоятельность и вынужденно занялся сугубо организационными вопросами.
По мнению ряда современных авторов (Ю.Н.Жуков[19]), в конце первой мартовской декады должна была наступить долгожданная развязка, то есть решающее столкновение в борьбе за власть с пересмотром многих прежних договорённостей о разделе полномочий. Это столкновение произошло ещё до сталинских похорон. Уже 8 марта 1953 года из Пекина в Москву был отозван старый кадровый чекист и бывший резидент советской разведки Александр Семёнович Панюшкин, которого в должности советского посла должен был сменить Василий Васильевич Кузнецов, «уступивший» свой пост главы советских профсоюзов Н.М.Швернику. Затем 10 марта прошёл Пленум Бюро Московского обкома партии, который вместо Н.С.Хрущёва избрал первым секретарём Николая Александровича Михайлова. А уже на следующий день на заседании Президиума Совета Министров СССР были ликвидированы три отраслевых Бюро — по химии и электростанциям, который возглавлял М.Г.Первухин, по машиностроению и электропромышленности во главе с В.А. Малышевым и по пищевой промышленности, главой которого был А.И.Микоян. И наконец, 12 марта Пленум ВЦСПС избрал своим новым-старым председателем Николая Михайловича Шверника, вернувшегося в «родные пенаты» после семилетней «ссылки» в Президиум Верховного Совета СССР. Однако 13 марта процесс оговорённых кадровых перемещений неожиданно прервался…
2. Борьба за власть в марте — июне 1953 года
14 марта 1953 года состоялся очередной Пленум ЦК, скорый созыв которого всегда вызывал массу вопросов у историков. Но совершенно очевидно, что он был связан с новым переделом власти внутри «коллективного руководства». Как известно, именно на этом Пленуме ЦК произошло резкое урезание немалых властных полномочий Г.М.Маленкова. Как считают ряд историков (В.П.Наумов[20]), инициатором данного решения стал сам глава союзного правительства, который после «некоторого колебания» передал контроль над аппаратом ЦК в руки Н.С.Хрущёва, надеясь на доверительные отношения с ним и имея убеждённость в том, что в отличие от Л.П.Берии и В.М.Молотова тот не вступит в борьбу за лидерство в «узком руководстве». Другие авторы (Р. К. Баландин[21]) совершенно голословно утверждают, что, дескать, Г.М.Маленков силой обстоятельств был поставлен перед сложным выбором, какую должность сохранить за собой, и после долгого раздумья вынужденно отказался от поста секретаря ЦК. Ещё одна группа авторов (Р.Г.Пихоя, Е.А.Прудникова[22]) настаивает на том, что данное решение стало лишь свидетельством горячего желания всего высшего руководства страны раз и навсегда разделить две ветви власти — партийную и государственную. Наконец, наиболее авторитетные знатоки сталинской эпохи (Ю.Н.Жуков[23]) утверждают, что все указанные версии носят чисто умозрительный характер, поскольку буквально накануне Пленума ЦК шесть старожилов Президиума ЦК, в частности Л.П.Берия, В.М.Молотов, Н.А.Бул-ганин, Н.С.Хрущёв, Л.М.Каганович и А.И.Микоян, по предложению «лубянского маршала» заранее сговорились о разделе власти и прекращении прежней «порочной практики» совмещения в одних руках двух высших партийно-государственных постов. В соответствии с принятым решением председатель Совета Министров СССР Г.М.Маленков с личного согласия был освобождён от должности секретаря ЦК, что по факту означало серьёзное укрепление властных позиций ряда других членов «коллективного руководства», прежде всего Н. С. Хрущёва, который теперь стал единственным членом Президиума ЦК, оставшимся в составе обновлённого Секретариата ЦК. При этом в решении Президиума ЦК было чётко зафиксировано, что Г.М.Маленков ведёт заседания Президиума ЦК, а Н.С.Хрущёв — заседания Секретариата ЦК[24], в результате чего, по мнению Ю.Н.Жукова, он по факту становился Первым секретарём ЦК и уже обретал реальную власть. При этом, по утверждению А. Г. Маленкова, на том же Пленуме ЦК было принято решение о создании Канцелярии Президиума ЦК, назначении её главой помощника премьера Дмитрия Николаевича Суханова и о подчинении этой структуры напрямую Г.М.Маленкову[25].
Вместе с тем надо понимать, что Н.С.Хрущёв в окружении других секретарей ЦК — хитроумного и многоопытного М.А. Суслова и трёх маленковских клевретов С.Д.Игнатьева, П.Н.Поспелова и Н.Н. Шаталина — вряд ли мог рассчитывать на полный и безоговорочный контроль над центральным партийным аппаратом.
Кроме того, явно в пику Н.С.Хрущёву на этом же Пленуме ЦК с постов секретарей ЦК были отставлены два маленковских антагониста — Николай Александрович Михайлов и Аверкий Борисович Аристов. Первый был одновременно снят и с должности заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК и отправлен на секретарство в Московский обком партии. А второй, поочередно прошедший суровую школу секретарской работы аж в четырёх обкомах партии — Свердловском, Кемеровском, Красноярском и Челябинском, — вскоре лишился ключевого поста заведующего Отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов и отправлен с явным понижением председателем Хабаровского краевого исполкома советов.
Также не надо забывать ещё два важных обстоятельства. Во-первых, несмотря на известную сталинскую «реформу» 1946 года, в ходе которой аппарат ЦК вынужденно уступил своё первенство аппарату Совету Министров СССР, партийная номенклатура по-прежнему играла ключевую роль в подборе и расстановке всех мало-мальски значимых кадров в центре и на местах. И во-вторых, вывод Г. М. Маленкова из состава Секретариата ЦК стал не только крупным аппаратным поражением главы союзного правительства, но и личной пощёчиной новому лидеру страны. Дело в том, что Г.М.Маленков был плоть от плоти центрального партийного аппарата, где он не только начинал свою блестящую партийно-государственную карьеру в далёком 1925 году[26], но и без малого двенадцать лет, с двухлетним перерывом, был секретарём ЦК в 1939–1946 и 1948–1953 годах.
Между тем, как считает тот же Ю.Н.Жуков, по итогам пленума Г.М.Маленков не только потерял, но и приобрёл определённые политические выгоды, поскольку:
— во-первых, решение о разделении властей позволило ему получить согласие Пленума ЦК на расширение прав союзных министров, что освобождало их от излишней опеки со стороны Отделов ЦК, а значит, и самого Н.С.Хрущёва;
— во-вторых, бесспорной победой главы правительства стало решение о коренной переработке прежнего проекта государственного бюджета, который традиционно предусматривал непомерные расходы на военно-промышленный комплекс страны, но более подробно этот вопрос будет освещён в одной из следующих глав.
Как уже было сказано, по оценкам многих современных авторов (Р.Г.Пихоя, Ю.Н.Жуков, Е.Ю.Зубкова, А.В.Пыжиков, Ю.В.Аксютин, Р.Я.Евзеров, Т.А.Сивохина, М.Р.Зезина, А. П. Куропаткин[27]), в процессе раздела власти возникла её новая конструкция, получившая в современной историографии хорошо известное название «коллективное руководство». Хотя ряд их оппонентов (В.П. Наумов[28]) не разделяют этой точки зрения и утверждают, что в созданной И.В.Сталиным партийно-государственной системе, «которая могла функционировать только при наличии одного единственного вождя», все разговоры о «коллективном руководстве» были мифом и идеологическим прикрытием бескомпромиссной борьбы за власть».
Формально в состав этого руководства входили все члены обновлённого Президиума ЦК — Г.М.Маленков, Л.П.Берия, В.М.Молотов, Н.А.Булганин, К.Е.Ворошилов, А.И.Микоян, Л.М.Каганович, М.Г.Первухин и М.З.Сабуров. Но реальный расклад сил был несколько иным.
1. Наиболее сильные позиции в новом руководстве занимали председатель Совета Министров СССР Г.М. Маленков, который вёл заседания Президиума ЦК, а также первый заместитель председателя Совета Министров СССР и министр внутренних дел СССР маршал Л.П.Берия, который по сути получил полный контроль над всеми карательными органами и спецслужбами страны, включая госбезопасность. Причём, как справедливо заметили ряд современных авторов (В.П.Наумов, Б.В. Соколов, Д.В.Кобба[29]), если раньше единоличный и очень жёсткий контроль за деятельностью всех спецслужб осуществлял лично И.В. Сталин, то теперь эта роль перешла к самому Л.П.Берии, потенциально претендовавшему на роль одного из лидеров «узкого руководства» страны. В связи с этим обстоятельством следует напомнить, что по свидетельствам Управделами Совета Министров СССР М.Т.Помазнева и двух начальников бериевского секретариата в МВД СССР генерал-лейтенанта С.С.Мамулова и полковника Б.А.Людвигова[30], уже в середине марта 1953 года Л.П.Берия не только перестал согласовывать с Отделами и Секретариатом ЦК назначение всех руководителей региональных УВД, но аналогичным образом вёл себя и при назначении и освобождении всех ответственных работников во всех курируемых им аппаратах Совета Министров СССР и Спецкомитетов по атомному проекту и ракетной технике, которые всегда были номенклатурой Секретариата и отчасти Президиума ЦК. Более того, именно он дал прямое указание всем главам республиканских МВД и региональных УВД собирать компромат на всех партийных и советских работников республиканского, краевого и областного уровня.
2. Достаточно сильные позиции в новом руководстве занимали первый заместитель председателя Совета Министров СССР и министр иностранных дел СССР В.М. Молотов, который продолжал оставаться самой популярной фигурой в стране, первый заместитель председателя Совета Министров СССР и министр обороны СССР маршал Н.А. Булганин, возглавлявший теперь всю армию и военно-морской флот, и секретарь ЦК КПСС Н.С.Хрущёв, ставший фактическим руководителем всей текущей работы секретариата ЦК, который по традиции являлся главной «рабочей лошадкой» всего партийного аппарата.
3. Третий эшелон власти составляли четыре заместители председателя Совета Министров СССР — первый заместитель Л. М. Каганович и три «рядовых» заместителя — А.И.Микоян, М.Г.Первухин и М.З.Сабуров, курировавшие важнейшие отрасли советской экономики, которые реальным политическим весом практически не обладали. Такой же сугубо номинальной фигурой был и новый председатель Президиума Верховного Совета СССР маршал К.Е.Ворошилов, который, став официальным, но чисто формальным главой советского государства, свой реальный политический потенциал уже давно исчерпал. Тем не менее именно эта группировка в Президиуме ЦК могла оказать серьёзное влияние на общую расстановку сил в случае нового витка борьбы за власть в «коллективном руководстве», поскольку именно тогда было восстановлено проведение еженедельных заседаний этого высшего партийного органа и вместо установленного принципа согласования решений возвращён принцип голосования. Таким образом, в результате закулисных махинаций к середине марта 1953 года основные рычаги власти были сконцентрированы в руках нового «узкого руководства». По мнению одних авторов (Ю.Н.Жуков, Б.В. Соколов[31]), это была руководящая «четвёрка» в составе Л.П.Берии, Г.М.Маленкова, В.М.Молотова и Н.С.Хрущёва. А по мнению их оппонентов (Р.Г.Пихоя, В.П.Наумов, Р.А.Медведев, Ю.В. Аксютин, А.В. Пыжиков, Р.Я.Евзеров, Е.Ю. Зубкова[32]), это был «триумвират» в лице Г.М.Маленкова, Л.П.Берии и Н.С.Хрущёва. Причём Р.А. Медведев[33] утверждает, что это был так называемый «первый триумвират», на смену которому в конце июня 1953 года придёт «второй триумвират» в составе Г.М.Маленкова, Н.С.Хрущёва и Н.А. Булганина. Однако этот искусственный конструкт не нашёл поддержки у других историков. Наконец, г-н Л.М. Млечин на соседних страницах своего очередного опуса «Смерть Сталина: вождь и его соратники»[34] умудрился одновременно соорудить «квадригу», а затем в мгновенье ока «разнуздать» В.М.Молотова и обратить её в «триумвират».
Как бы то ни было, но совершенно очевидно, что рано или поздно новое «узкое руководство» страны вынуждено будет сформулировать предельно чёткое отношение к личности усопшего вождя, его роли в строительстве социализма и месту в большевистском пантеоне строителей советского государства. Надо сказать, что в зарубежной и отечественной историографии и публицистике (Н.А.Барсуков, Ю.В.Аксютин, Р.А. Медведев, А.В.Пыжиков, Ю.Н.Жуков, Л.М.Млечин, Д.А.Ванюков, Р.Такер[35]) довольно давно сложилось стойкое устойчивое представление, что сразу после смерти И. В. Сталина новое политическое руководство взяло курс на «мягкую десталинизацию» и уже утром 10 марта 1953 года на внеочередном заседании Президиума ЦК с участием двух главных «идеологических» секретарей ЦК — М.А. Суслова и П.Н.Поспелова — Г.М.Маленков, жёстко отчитывая главного редактора газеты «Правда» генерал-майора Дмитрия Трофимовича Шепилова за «ошибочное» освещение сталинских похорон, заявил о «необходимости прекратить политику культа личности» и согласовывать в дальнейшем все подобного рода политические публикации с аппаратом ЦК. Более того, вечером того же дня к секретарю ЦК П.Н.Поспелову были срочно вызваны главные редакторы «Известий» (К.А. Губин), «Комсомольской правды» (Д.П. Горюнов), «Красной звезды» (В.П.Московский), «Литературной газеты» (К. М. Симонов) и ряда других центральных изданий, которым были даны соответствующие указания на сей счёт.
Вместе с тем следует сказать, что целый ряд историков (Е.Ю. Зубкова, А.П.Куропаткин, А.П.Артюков[36]) полагают, что данная оценка их коллег не вполне корректна, поскольку этот шаг никоим образом не был связан с осуждением культа личности самого И.В. Сталина. Данный маленковский пассаж был во многом продиктован невозможностью новых лидеров страны в условиях «коллективного руководства» спроецировать «сталинский культ» йа кого-то из конкретных членов «узкого руководства», и прежде всего самого Г.М.Маленкова. В качестве прямого доказательства этой точки зрения можно сослаться на проект доклада Г.М.Маленкова «О культе личности» на одном из апрельских заседаний Президиума ЦК, где недопустимость и порочность «культа личности» была подкреплена авторитетом и прямой цитатой самого И.В. Сталина, который «решительно осуждал немарксистское, эсеровское понимание роли личности в истории»[37]. Кстати, именно в этом непроизнесённом докладе впервые было прямо заявлено о необходимости «коллективности и монолитности руководства» как «важнейшего условия нашего дальнейшего движения вперёд» и «укрепления экономической и оборонной мощи нашего государства».
Более того, вопреки давно бытующему мнению (Н. А. Барсуков, М.Р.Зезина, Т.А.Сивохина, Ю.В.Аксютин, О.В.Волобуев, О.Л.Лейбович[38]) о том, что, дескать, на июльском Пленуме ЦК 1953 года «впервые прозвучала открытая критика личности И.В.Сталина», «были заданы параметры этой критики» и поставлен под сомнение «авторитет И.В.Сталина как теоретика марксизма-ленинизма», вопрос о «культе личности» был опять-таки поставлен сугубо в теоретической плоскости и никаких покушений на авторитет усопшего вождя и его критику совершенно не просматривался.
Вместе с тем, как установили ряд историков (М.Р.Зезина, А.П.Куропаткин[39]), вопреки решению Президиума ЦК, именно Н.С.Хрущёв, который был назначен ответственным за публикацию всех материалов, так или иначе связанных с именем И.В. Сталина, первым начал яростную борьбу именно со «сталинским культом». В частности, 20 марта 1953 года он устроил самый настоящий разнос главному редактору «Литературной газеты», кандидату в члены ЦК Константину Михайловичу Симонову за публикацию статьи «Священный долг советских писателей», в которой говорилось, что «самой важной и высокой задачей всей советской литературы» является запечатление «образа величайшего гения всех времён и народов — бессмертного Сталина». Более того, по мнению Ю.Н.Жукова[40], не менее ярким доказательством начатой «десталинизации» стало полное игнорирование Президиумом ЦК записки Первого секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Николаевича Шелепина с предложением переименовать ВЛКСМ в Ленинско-сталинский (ВЛСКСМ), а газету «Комсомольская правда» — в «Сталинскую смену».
Вместе с тем вопрос о том, кто же стал инициатором первого или раннего этапа десталинизации, до сих пор остаётся открытым. Одни историки (Н.А. Барсуков[41]) убеждены, что эта инициатива целиком принадлежала Г.М. Маленкову, а другие авторы (Ю.В. Аксютин[42]), напротив, полагают, что всё советское «коллективное руководство» мыслило себя абсолютно несовместимым с культом личности и посчитало для себя обязательным «прекратить политику культа личности» уже с 20 марта 1953 года.
На фоне всех этих событий необычайно бурную активность развил маршал Л.П.Берия. Традиционно в научной, популярной и учебной литературе, в частности в новейших работах известных российских историков профессоров А.В.Пыжикова и А.И.Вдовина[43], первым и самым ярким доказательством особой бериевской активности называют одномоментную и необычайно быструю
смену более 80 руководителей всех республиканских министерств, а также глав УМВД автономных республик, краёв и областей РСФСР, произошедшую 16 или 19 марта 1953 года. Не избежал этой досадной ошибки и автор этих строк[44]. Однако на поверку оказалось, что эта вполне расхожая информация не вполне соответствует действительности.
Что касается союзных республик, то здесь реальная смена власти произошла только в Украинской, Узбекской и Грузинской ССР. В первом случае на смену многолетнему главе НКВД-МВД УССР, бывшему начальнику Украинского штаба партизанского движения генерал-лейтенанту Т.А. Строкачу, срочно отправленному во Львов начальником областного УМВД, пришёл генерал-лейтенант П.Я.Мешик, работавший до этого более семи лет заместителем генерал-полковника Б.Л. Ванникова в ПГУ Спецкомитета по атомному проекту, отвечая там за кадры и режим секретности. Во втором случае на смену генерал-майору Ю.Б.Бабаджанову пришёл кадровый чекист генерал-майор А. П. Бызов. Что касается Грузинской ССР, то здесь всего за месяц «случилась» настоящая кадровая чехарда: сначала министром был назначен генерал-майор А.И.Кочвалашвили, которого всего через пять дней сменил генерал-майор В.А.Какучая, а его в свою очередь уже через три недели сменил генерал-лейтенант В.Г.Деканозов. Во всех же остальных республиках (кроме РСФСР, где республиканское МВД будет создано только в феврале 1955 года) произошло обычное «техническое» переназначение министров, связанное со слиянием старых МГБ и МВД в единое МВД СССР. Причём что любопытно (и в то же время объяснимо), за исключением Казахской ССР, где главой МВД остался генерал-майор В.В. Губин, занимавший этот пост с февраля 1951 года, в министерские кресла остальных 11 республиканских МВД сели главы упразднённых МГБ — в Белорусской ССР генерал-майор М.И. Баскаков, в Литовской ССР генерал-майор П.П. Кондаков, в Латвийской ССР генерал-лейтенант Н.К.Ковальчук, в Эстонской ССР полковник В.И. Москаленко, в Карело-Финской ССР полковник Н.П. Гусев, в Молдавской ССР генерал-майор И.Л. Мордовец, в Азербайджанской ССР генерал-майор С.П.Емельянов, в Армянской ССР генерал-майор Г.Я.Мартиро-сов, в Киргизской ССР полковник А.В.Терещенко, в Таджикской ССР полковник Д. К. Вишневский и в Туркменской ССР полковник В.Т.Васькин. Аналогичная картина за редким исключением наблюдалась и во всех региональных УМВД, в том числе в Москве и Московской области, где главами УМВД были переназначены генерал-лейтенант Г.В. Соколовский и полковник П.П.Макарьев. Правда, в Ленинградской области новым главой УМВД стал бывший заместитель министра внутренних дел генерал-лейтенант Н. К. Богданов[45].
Между тем многие историки упускают из вида действительно крайне важные факты, которые явствуют из показаний ряда свидетелей по «бериевскому делу», в частности генерал-лейтенанта Т.А.Строкоча и двух начальников его личного секретариата — генерал-лейтенанта С.С.Мамулова и полковника Б.А. Людвигова[46]. Суть их показаний состояла в следующем: 1) практически все ключевые назначения в центральном аппарате МВД и в региональных УМВД прошли без традиционного (пусть даже формального) согласования с соответствующими Отделами ЦК и Секретариатом ЦК, а также с неприкрытым пренебрежением мнением первых секретарей обкомов партии, в частности Ленинградского (В.М.Андрианов) и Челябинского (Н.С.Патоличев); 2) главы всех республиканских МВД и региональных УМВД, получив от Л.П.Берии и его команды соответствующие установки, не только стали слишком вольно вести себя по отношению ко всем партийным секретарям, но и собирать на них компромат; 3) аналогичным образом глава МВД игнорировал и Управление делами Совета Министров СССР при подборе и расстановке кадров в свой личный аппарат в союзном правительстве и в курируемых им подразделениях.
Одновременно 13 и 18 марта 1953 года с целью ускоренного рассмотрения следственных дел, находящихся в производстве ряда отделов и Управлений МВД СССР, Л.П.Берия своими приказами по министерству создал несколько следственных групп по самым громким и знаковым делам — «врачей-убийц», «чекистов», «мингрельских взяточников», «артиллеристов» и «авиаторов» — и поручил трём своим заместителям — генерал-полковникам С.Н.Круглову, Б.З.Кобулову и С.А.Гоглидзе, — а также начальнику Следственной части по особо важным делам генерал-лейтенанту Л.Е.Влодзимирскому организовать тщательную проверку всех указанных дел в двухнедельный срок и представить лично ему свои заключения по этим проверкам[47].
Тогда же Л.П. Берия инициировал «структурную» реформу МВД СССР и «пробил» два Постановления Совета Министров СССР — № 832-370сс и № 934-400сс от 18 и 28 марта 1953 года, в соответствии с которыми Главное управление исправительно-трудовых лагерей и колоний (ГУЛАГ), которое возглавлял генерал-лейтенант И.И. Долгих, было выведено из системы МВД СССР и передано в ведение Первого Главного управления при СМ СССР (Б.Л. Ванников) и Министерства юстиции СССР (К.П.Горшенин). При этом в состав ПГУ, а вернее ряда отраслевых министерств (угольной, химической, лесной, металлургической промышленности, цветной металлургии, путей сообщения и других) вошли 18 гигантских хозяйственно-производственных управлений старого ГУЛАГа, в том числе Главпромстрой (А.Н.Комаровский), Главжелездорстрой (А.А.Смольянинов), Главспеццветмет (Ф.П.Харитонов), Главгорметпром (Н.А. Добровольский), Главспецнефтестрой (В.А.Барабанов), Главлеспром (М.М.Тимофеев), Главгидрострой (Я.Д. Рапопорт), Дальстрой (И.Л.Митраков) и другие, а в состав Минюста СССР были переданы само Главное управление исправительно-трудовых лагерей колоний и отдел детских колоний[48].
Понятно, что такая бурная активность «Лубянского маршала», причём в обход ЦК и Управления делами Совета Министров СССР, сразу вызвала крайнюю настороженность у большинства его коллег по Президиуму ЦК, прежде всего у Г.М.Маленкова, В.М.Молотова и Н.С.Хрущёва, которые прекрасно сознавали реальные возможности узурпации власти со стороны Л.П.Берии. Поэтому можно предположить, что уже в конце марта 1953 года начинаются первые брожения относительно активности главы МВД.
Однако Л.П.Берия уже вошёл в настоящий раж и через неделю, 26 марта 1953 года, направил на имя Г.М.Маленкова для рассмотрения на Президиуме ЦК записку с предложением о проведении широкомасштабной амнистии и об изменении уголовного законодательства[49]. В этом документе отмечалось, следующее:
«1. В настоящее время в исправительно-трудовых лагерях, тюрьмах и колониях содержится более 2.526.000 заключённых, из которых: осуждённых на срок до 5 лет — 590.000, от 5 до 10 лет — 121.600, от 10 до 20 лет — 573.000 и свыше 20 лет — 188.000 человек.
2. Из общего числа заключённых количество особо опасных государственных преступников (шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, эсеров, националистов и др.), содержащихся в особых лагерях МВД СССР, составляет чуть более 221.000 человек.
3. Содержание большого числа заключённых, осуждённых за преступления, не представляющие серьёзной опасности для общества, в том числе женщин, подростков, престарелых и больных людей, не вызывается государственной необходимостью. Тем более что среди заключённых на срок до 5 лет значительное число осуждённых за преступления, которые в большинстве своём были совершены впервые и не повлекли за собой тяжких последствий (самовольный уход с работы, должностные и хозяйственные преступления, мелкие кражи, хулиганство, мелкая спекуляция и др.).
4. В ИТЛ также имеется 30.000 заключённых, осуждённых на срок от 5 до 10 лет за должностные, хозяйственные и воинские преступления, в числе которых председатели и бригадиры колхозов, инженеры, руководители предприятий и другие.
5. Среди заключённых отбывают наказание почти 439.000 женщин, в том числе беременных и имеющих при себе детей в возрасте до двух лет, 238.000 пожилых людей и чуть более 31.000 несовершеннолетних, подавляющее большинство которых отбывают наказание за мелкие кражи и хулиганство. Кроме того, около 198.000 заключённых, находящихся в лагерях, страдают тяжёлым неизлечимым недугом и являются полностью нетрудоспособными».
Учитывая всё изложенное, МВД СССР (Л.П. Берия), Министерство юстиции СССР (К.П. Горшенин) и Генеральный прокурор СССР (Г. Н. Сафонов) срочно подготовили проект Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии», который уже 27 марта 1953 года был рассмотрен и единогласно одобрен всеми членами Президиума ЦК. В тот же день председатель и секретарь Президиума Верховного Совета СССР маршал К.Е.Ворошилов и Н.М.Пегов подписали соответствующий указ, по которому: 1) освобождению из мест заключения подлежали более 1.203.000 заключённых, в том числе все осуждённые на срок не более 5 лет, все (независимо от срока заключения) женщины, пожилые мужчины, несовершеннолетние и тяжелобольные; 2) от угрозы применения наказания и привлечения к уголовной ответственности освобождались более 400.000 лиц, в отношении которых прекращалось следствие и закрывались уголовные дела; 3) ровно наполовину сокращался срок отбытия наказания для всех осуждённых на 5 лет лишению свободы свыше; 4) в отношении всех указанных лиц снималась судимость и поражение в избирательных правах и, наконец, 5) амнистия не распространялась на всех осуждённых на срок свыше 5 лет за контрреволюционные (политические) преступления, бандитизм, крупные хищения социалистической собственности и умышленное убийство.
Отдельным пунктом этого указа Министерству юстиции СССР поручалось в месячный срок внести в Совет Министров СССР предложения по изменению уголовного законодательства, заменив уголовную ответственность на административную и дисциплинарную за целый ряд хозяйственных, должностных, бытовых и прочих неопасных преступлений.
Забегая вперёд, скажем, что эта «бериевская» амнистия, которую в народе обозвали «ворошиловской», была реализована не в полной мере. Во-первых, из-за резко обострившейся криминогенной обстановки 2 июля 1953 года Президиум ЦК одобрил проект Указа Президиума Верховного Совета СССР «О неприменении амнистии к лицам, осуждённым за разбой, ворам-рецидивистам и злостным хулиганам», согласно которому все бывшие зэки, попавшие под мартовскую амнистию, продолжавшие вести «паразитический образ жизни и не занимавшиеся общественно-полезным трудом», были вновь отправлены в лагеря. Во-вторых, на начало августа 1953 года из мест лишения свободы вышли 1.032.000 человек.
Надо сказать, что в современной литературе существуют абсолютно разные оценки мартовской амнистии. Например, Е.А. Прудникова[50] полагает, что она была предпринята для простой «разгрузки лагерей» и «смягчения прежней репрессивной политики» властей. Однако довольно популярна всё-таки иная версия (Р.Г.Пихоя, А.В. Сухомлинов, Д.В.Кобба[51]), которая гласит о том, что Л.П.Берия вполне сознательно инициировал столь широкую амнистию, чтобы резко обострить криминогенную обстановку в стране и, опираясь на мощный военно-полицейский ресурс МВД СССР, узурпировать власть и одним махом покончить с «коллективным руководством». Эта версия вполне имеет право на жизнь, тем более что именно об этом говорил и Г.М.Маленков на июльском Пленуме ЦК 1953 года. При этом А.В. Сухомлинов утверждает, что изначально Л.П.Берия планировал куда более широкой проект амнистии, который, однако, не был принят Президиумом ЦК.
Наконец, в первой половине — середине апреля 1953 года Л.П.Берия буквально завалил Президиум ЦК КПСС своими записками на имя Г.М.Маленкова «О реабилитации лиц, привлечённых по так называемому делу о врачах-вредителях», «О привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в убийстве С.М.Михоэлса и В.И.Голубова», «О неправильном ведении дела о так называемой мингрельской националистической группе», «О реабилитации Н.Д. Яковлева, И.И.Волкотрубенко, И.А.Мирзаханова и других» и т. д.[52] По итогам рассмотрения этих записок весь состав Президиума ЦК единогласно принял два Постановления о полной реабилитации и об освобождении из-под стражи врачей и членов их семей в количестве 37 человек (В.Н. Виноградов, П.И. Егоров, М.С.Вовси, Я.Г.Этингер, Б.Б. Коган и др.) и ответственных партийных и советских работников Грузинской СССР тоже в количестве 37 человек (М.И.Барамия, А.Н.Рапава, П.А.Ша-рия, И.С.Зоделава, А.И.Мирцхулава, В.Я.Шония, Г.Т.Каранадзе и др.)[53]
Кроме того, по решению, принятому в самом МВД, тогда же было прекращено уголовное дело в отношении всех лиц, привлечённых к ответственности по Постановлению Совета Министров СССР № 5444–2370 от 31 декабря 1951 года «О недостатках 57-мм автоматических зенитных пушек С-60», — бывших заместителя министра Вооружённых сил СССР маршала артиллерии Николая Дмитриевича Яковлева, начальника Главного артиллерийского управления МВС генерал-полковника артиллерии Ивана Ивановича Волкотрубенко, заместителя министра вооружений генерал-майора Иллариона Аветовича Мирзаханова и др. Чуть позже, в конце мая 1953 года, Л.П.Берия выступил с аналогичной инициативой реабилитировать всех осуждённых по «сфабрикованному» бывшим руководством МГБ СССР (В.С.Абакумов) «делу авиаторов», то есть бывших наркома авиационной промышленности генерал-полковника инженерно-авиационной службы Алексея Ивановича Шахурина, главкома ВВС главного маршала авиации Александра Александровича Новикова, члена ВС ВВС генерал-полковника авиации Николая Семёновича Шиманова, заместителя главкома ВВС генерал-полковника авиационно-технической службы Александра Константиновича Репина и др.[54] Наконец, тогда же, в мае 1953 года, по инициативе Л.П.Берии был реабилитирован бывший нарком обороной и авиационной промышленности СССР Михаил Моисеевич Каганович (1888–1941), который застрелился в самом начале войны[55].
В современной литературе (В.П.Наумов, Б.В. Соколов, Ю.И.Мухин, Д. В. Кобба[56]) можно встретить немало совершенно разных оценок тех побудительных мотивов, которыми руководствовался Л.П.Берия в этот период. Во многом эти оценки носят либо предположительный, либо чисто умозрительный характер. В сухом остатке с большей долей вероятности можно констатировать только то, что: 1) Л.П.Берия буквально навязывал собственную волю всему составу Президиума ЦК и всячески пытался выделить свою личную роль в принятии всех этих решений, что отчётливо видно из текстов ряда Постановлений Президиума ЦК, в которых прямо говорилось об их рассылке «всем членам ЦК КПСС, первым секретарям ЦК Компартии союзных республик, крайкомов и обкомов КПСС» вместе с «письмами тов. Берия Л.П.»; 2) реабилитация видных представителей высшего генералитета и ВПК лице А. А. Новикова, Н.Д.Яковлева, И.И.Волкотрубенко, А.И.Шахурина, М.М.Кагановича и др. была явным «реверансом» в адрес Г.М.Маленкова, который, как известно, лично пострадал от «авиационного дела», лишившись в 1946 году поста секретаря ЦК, Л. М. Кагановича, которого он «одарили» реабилитацией его старшего брата, а также, возможно, маршалов Н. А. Булганина, Г.К.Жукова, А.М. Василевского, В.Д. Соколовского и других представителей высшего генералитета и военно-промышленного комплекса в лице легендарных «сталинских наркомов» В. А. Малышева, Б. Л. Ванникова, Д.Ф.Усти-нова, М.В.Хруничева и др., которых Л.П.Берия продолжал опекать как глава Спецкомитета по атомному проекту[57].
Причём, что любопытно, такая гиперактивность Л.П.Берии, по мнению ряда историков (В.П.Наумов[58]), первоначально вызвала резкое неприятие всех членов Президиума ЦК и стала предметом специального обсуждения на одном из его заседаний 5 апреля 1953 года. Результатом этой «дискуссии» стала редакционная статья в газете «Правда», где отмечалась особая роль самого ЦК в разоблачении преступных деяний бывших сотрудников МГБ СССР. Однако спустя несколько дней костяк Президиума ЦК — Г. М. Маленков, В.М.Молотов, К.Е.Ворошилов, Н.С.Хрущёв, Л.М.Каганович, Н.А.Булганин и А.И. Микоян приняли новое Постановление «О мероприятиях, проводимых Министерством внутренних дел», в котором одобрили «проводимые тов. Берия Л.П. меры по вскрытию преступных действий, совершённых на протяжении ряда лет в бывшем Министерстве госбезопасности СССР»[59].
Вместе с тем пересмотр громких уголовных дел дал Л.П.Берии довольно мощный козырь для укрепления своих и без того сильных позиций в «узком руководстве», поскольку за многими уголовными делами замаячила фигура бывшего министра госбезопасности СССР и новоиспечённого секретаря ЦК Семёна Денисовича Игнатьева, который был довольно хорошо известен как прямая креатура Г.М. Маленкова. Именно «лубянский маршал» инициировал включение в Постановление Президиума ЦК от 3 апреля 1953 года двух пунктов, серьёзно подрывавших позиции главы правительства в Секретариате ЦК:
1. «Предложить б[ывшему]. Министру государственной безопасности СССР т. Игнатьеву С.Д. представить в Президиум ЦК КПСС объяснение о допущенных Министерством государственной безопасности грубейших извращениях советских законов и фальсификации следственных материалов».
2. «Ввиду допущения т. Игнатьевым С.Д. серьёзных ошибок в руководстве быв[шим]. Министерством государственной безопасности СССР признать невозможным оставление его на посту секретаря ЦК КПСС»[60].
Уже 5 апреля 1953 года, не дожидаясь созыва Пленума ЦК, по результатам опроса всех его членов С.Д.Игнатьев был освобождён от обязанностей секретаря ЦК, а 28 апреля вообще выведен из состава ЦК. Кроме того, по предложению Л.П.Берии, которое поддержали все члены Президиума ЦК, Комитету партийного контроля (М.Ф.Шкирятов) было поручено рассмотреть вопрос о его партийной ответственности. Правда, последнее решение так и не было исполнено, поскольку после краха Л.П. Берии на июльском Пленуме ЦК С.Д. Игнатьев будет восстановлен в прежнем статусе члена ЦК.
Между тем главные фигуранты так называемого «Дела чекистов», заведённого ещё в июле 1951 года, бывшие глава МГБ генерал-полковник В.С.Абакумов, начальник Следственной части по особо важным делам МГБ генерал-майор А.Г. Леонов, его заместители полковники В.И. Комаров и М.Т. Лихачёв, а также руководители личного секретариата главы МГБ полковники И.А. Чернов и Я.М.Броверман остались в заключении. Более того, на основании записки Л.П.Берии были арестованы бывшие первый заместитель главы МГБ СССР генерал-лейтенант С.И. Огольцов и глава МГБ Белорусской ССР генерал-лейтенант Л. Ф.Цанава, которых привлекли к ответственности за организацию убийства С.М.Ми-хоэлса и В.И.Голубова[61]. Тогда же был арестован и бывший заместитель министра МГБ СССР, начальник Следственной части по особо важным делам полковник М.Д. Рюмин — главный фигурант нового уголовного дела по фальсификации «Дела врачей».
В этой ситуации ряд других членов Президиума ЦК также стали «выходить из спячки» и проявлять повышенную активность. Как уже упоминалось выше, председатель Совета Министров СССР Г.М. Маленков предложил всем коллегам по Президиуму ЦК созвать в апреле 1953 года новый внеочередной Пленум ЦК и обсудить на нём проблему «культа личности». Причём, внося это предложение на обсуждение своих коллег, он заранее подготовил проекты своего предельно краткого, буквально тезисного выступления, а также Постановления Пленума ЦК по данному вопросу.
Как уже отмечалось, ряд историков (А.П.Куропаткин, А.П.Ар-тюков[62]) высказали мнение, что в данных проектах премьера особый акцент был сделан не на личности усопшего вождя, а на непременном сохранении и укреплении марксистско-ленинских принципов «коллективного руководства». Однако их оппоненты (Ю.Н.Жуков[63]) утверждают, что уже изначально речь шла об осуждении именно «сталинского культа», но из-за негативной реакции ряда членов Президиума ЦК в первоначальные проекты были не только внесены необходимые поправки, но и дана ссылка на известную сталинскую цитату об «эсеровском» происхождении концепции «культа личности».
Как предположил сам Ю.Н.Жуков, среди сторонников премьера «наверняка находились» М.Г.Первухин, М.З.Сабуров, П.Н.По-спелов и Н.Н.Шаталин, а среди противников — все (или почти все) остальные члены высшего руководства страны, то есть Л.П. Берия, В.М.Молотов, К. Е. Ворошилов, Н.С.Хрущёв, Н.А. Булганин, Л. М. Каганович, А. И. Микоян и М.А. Суслов.
Кроме того, тот же Ю.Н.Жуков и Р.Г.Пихоя[64] также предположили, что все эти инициативы Г.М. Маленкова во многом носили превентивный характер, поскольку бурная деятельность Л.П. Берии по пересмотру громких уголовных дел могла рикошетом ударить именно по нему. Но, как известно, «мягкая десталинизация» была отвергнута «узким руководством» страны, и очередной Пленум ЦК так и не состоялся, хотя само имя И.В.Сталина с тех самых дней практически полностью исчезло со страниц партийных газет и журналов.
Тем временем И апреля 1953 года во исполнение решения мартовского Пленума ЦК вышло Постановление Совета Министров СССР «О расширении прав министерств СССР». Правда, оно касалось далеко не всех министерств, а только тех, которые непосредственно руководили важнейшими отраслями тяжёлой и оборонной промышленности, строительством и транспортом, то есть персонально знаменитых «сталинских наркомов» — М.Г. Первухина, М.З.Сабурова, В.А.Малышева, И.Ф.Тевосяна, Д.Ф.Устинова и ряда других. Именно они освобождались от необходимости согласовывать или утверждать значительный круг различных вопросов на самом верху, то есть в Президиуме Совета Министров СССР у Л.П.Берии, В.М.Молотова, Н.А.Булганина и Л.М.Кагановича, а также в аппарате ЦК у Н.С.Хрущёва.
Между тем сам Никита Сергеевич Хрущёв, получивший реальный контроль над аппаратом ЦК и пока сохраняя, как считают ряд историков (В.П.Наумов, Ю.Н.Жуков[65]), видимый нейтралитет в разгоревшейся борьбе за лидерство и единоличную власть, стал очень осторожно, не вызывая особых подозрений у Г.М.Маленкова и Л.П.Берии, перестраивать ряд ключевых структур аппарата ЦК и рассаживать «проверенных товарищей» в руководство этими структурами. Во-первых, он сразу пошёл навстречу М.А. Суслову, который предложил преобразовать прежнюю Комиссию по связям с зарубежными компартиями в аналогичный Отдел ЦК. Во-вторых, через Секретариат ЦК он провёл решение о слиянии четырёх отделов в объединённый Отдел науки и культуры, который возглавил его давний приятель по Украине, бывший секретарь Харьковского обкома, а затем директор Института экономики АН УССР Алексей Матвеевич Румянцев. В-третьих, с его подачи ключевой Отдел пропаганды и агитации ЦК возглавил Владимир Семёнович Кружков. И наконец, в-четвёртых, во главе объединённого Отдела административных и планово-финансовых органов ЦК встал Афанасий Лукьянович Дедов, давно слывший прямой креатурой Г.М.Маленкова и Н.Н.Шаталина.
Однако, по мнению ряда историков (Ю.Н.Жуков[66]), уже к середине апреля 1953 года от хрущёвского нейтралитета не осталось и следа, и он однозначно встал на сторону Л.П. Берии, опасаясь, что расследование «Дела Абакумова» неизбежно выявит его крайне неблаговидную роль в деле коллективизации западных областей УССР, а также в борьбе с УПА и бандеровским подпольем в 1944–1949 годах. Видимыми шагами этой политической переориентации Н.С.Хрущёва стали: 1) ликвидация важнейшего Отдела ЦК по подбору и расстановке кадров, главой которого был секретарь ЦК Н.Н.Шаталин; 2) назначение новым главой Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов — второго по значимости отдела ЦК — Евгения Ивановича Громова и установление личного контроля над этой структурой и 3) наконец, отставка В.Г. Григорьяна, «сосланного» на малозначительный пост в МИД СССР, и назначение новым главой Отдела по связям с зарубежными компартиями секретаря ЦК М.А. Суслова.
Причём надо заметить, что ряд историков (А.М.Филитов[67]) считают, что последнее решение стало своеобразным компромиссом между Л. П. Берией и В. М. Молотовым. Дело в том, что в последние годы правления И.В.Сталина основные нити управления внешней политикой страны незримо, но всё более активно стали перетекать из Министерства иностранных дел СССР, который тогда возглавлял Андрей Януарьевич Вышинский, во Внешнеполитическую комиссию ЦК, главой которой был Ваган Григорьевич Григорьян, слывший человеком Л.П. Берии. В недрах этой комиссии методы обычной дипломатии начали играть всё больше вспомогательную роль, постепенно уступая место «конспиративной» работе с разными (как реальными, так и потенциальными) союзниками во враждебном буржуазном лагере, в том числе через различные международные организации (типа Всемирного совета мира) и форумы (вроде Международного экономического совещания). Теперь же ситуация вернулась в обычное русло и данное решение относительно В.Г.Григорьяна, ставшего членом Коллегии МИД СССР, устроило обоих «силовых» министров, для которых он стал чем-то вроде «офицера связи по особым поручениям».
Немаловажным фактором быстрого сближения Н.С.Хрущёва с Л. П. Берией стали и другие инициативы «Лубянского маршала». Среди этих новых инициатив многие историки (В.П.Наумов, Ю.Н.Жуков, Р.Г.Пихоя, Д.В.Кобба М.Г.Жиленков[68]) особо отмечают пересмотр основ национальной политики в ряде союзных республик, где продолжалась упорная и кровопролитная борьба с антисоветским националистическим подпольем. Как известно, незадолго до начала Великой Отечественной войны в состав Союза ССР вошли Литва, Латвия, Эстония, Западная Белоруссия, Западная Украина, Бессарабия и Северная Буковина, где по совершенно очевидным причинам началась ускоренная советизация. Естественно, такая жёсткая политика Москвы вызвала ответную реакцию определённой части коренного населения, которая в годы войны составила костяк хорошо известных вооружённых нацформирований, воевавших на стороне нацистской Германии.
После окончания войны все недобитые формирования коллаборантов перешли на подпольное положение и продолжили борьбу с советской властью, которая предельно жёстко подавляла все очаги их сопротивления. Но несмотря на очевидные успехи подавить эти очаги полностью не удавалось, что серьёзно осложняло общеполитическую ситуацию, особенно в Литве, Латвии и на Западной Украине, где продолжали бесчинствовать и зверствовать оуновцы (главным образом бандеровцы) и «лесные братья».
Именно эти обстоятельства стали зримым поводом для очередных новаций Л.П.Берии, который 8 и 16 мая 1953 года направил в Президиум ЦК на имя Г.М.Маленкова и В.М.Молотова две подробные записки: «О недостатках в работе бывших органов МГБ Литовской ССР по борьбе с националистическим подпольем в Литве» и «Об итогах борьбы с украинским националистическим подпольем в западных областях УССР»[69]. Содержание этих записок, в которых, как считают Ю.Н.Жуков и отчасти Б.В.Соколов[70], Л.П.Берия и его «подельники» Н.С.Хрущёв и Е.И.Громов намеренно сгустили краски, носило довольно критический характер как в отношении силовых структур, так и особенно партийно-государственных органов. Главный вывод этих записок состоял в следующем: 1) одними силовыми акциями побороть антисоветское подполье не удастся, поскольку оно будет постоянно пополняться местной молодёжью; 2) необходимо срочно изменить прежнюю политику коллективизации и ослабить налоговое бремя колхозников и единоличников; 3) важно не просто пойти на замирение с тамошним крестьянством и творческой интеллигенцией, но также активно выдвигать «коренные» кадры на руководящие посты в партийных, советских и хозяйственных органах и т. д.
26 мая 1953 года эти записки были рассмотрены на заседании Президиума ЦК, в котором участвовала всего половина его членов — Г.М.Маленков, Л.П.Берия, Н.С.Хрущёв, Л.М.Каганович и А. И. Микоян. Причём при обсуждении первой записки на заседание Президиума ЦК были приглашены Первый секретарь ЦК КП Литвы А.Ю.Снечкус и глава Совета Министров Литовской ССР М.А.Гедвилас, а при обсуждении второй — Первый секретарь ЦК КП Украины Л. Г. Мельников, председатель Совета Министров УССР Д.С.Коротченко, второй секретарь ЦК КПУ А.И.Кириченко, председатель Верховного Совета УССР А.Е. Корнейчук и заместитель председателя Совета Министров УСС Л.Р.Корниец. В тот же день по итогам состоявшегося обсуждения были приняты заранее написанные в Секретариате ЦК КПСС два довольно жёстких и конкретных Постановления Президиума ЦК: «О политическом и хозяйственном состоянии Западных областей Украинской ССР» и «О положении в Литовской ССР»[71].
Установочная часть первого Постановления, состоящая из 15 пунктов, гласила: 1) признать неудовлетворительным руководство ЦК КПУ и Совета Министров УССР западными областями республики; 2) обязать ЦК КПУ и руководство Львовского, Дрого-бычского, Тернопольского, Станиславского, Волынского, Ровенского, Закарпатского, Измаильского и Черновицкого обкомов партии решительно покончить с извращениями ленинско-сталинской национальной политики, с порочной практикой выдвижения на руководящую партийную и советскую работу в западных областях работников из других областей УССР и других республик СССР, изжить огульное недоверие к западноукраинским кадрам, бережно относиться к местной интеллигенции и выдвигать лучших её представителей на руководящие посты в учебных, научных и культурных заведениях; 3) обеспечить наличие в руководящем составе ЦК КПУ и Совете Министров УССР работников из западных украинцев; 4) провести снижение норм по государственным поставкам сельскохозяйственной продукции и обязательным денежным платежам для всех типов крестьянских, прежде всего коллективных хозяйств; 5) добиться ликвидации буржуазно-националистического подполья, но при проведении необходимых карательных мер не допускать перегибов, вызывающих справедливое недовольство широких слоёв населения и т. д.
В той же части были сделаны и вполне конкретные оргвыводы, которые на первый взгляд выглядели более чем странно. Во-первых, с должности Первого секретаря ЦК КПУ был снят Леонид Григорьевич Мельников, сменивший на этом посту Н.С.Хрущёва ещё в декабре 1949 года, при котором он, как известно, занимал пост второго секретаря ЦК КП(б)У. Кроме того, было принято решение вывести его и из состава кандидатов в члены Президиума ЦК и «отозвать в распоряжение ЦК». Во-вторых, новым Первым секретарём ЦК КПУ был «рекомендован» Алексей Илларионович Кириченко, который с того же декабря 1949 года был вторым секретарём ЦК КП(б)У. Обычно эту странную ротацию объясняют тем, что, дескать, первый был русским, а второй — украинцем. Но это объяснение просто смехотворно, так как Л. Г. Мельников был уроженцем Черниговской губернии и более десяти лет проработал в Украинской ССР, в том числе почти пять лет секретарём Сталинского обкома КП(б)У. Кроме того, тот же А.И.Кириченко был не менее повинен в той политике ЦК КПУ, которая в первом пункте данного Постановления была признана «неудовлетворительной». А посему реальная подоплёка всей этой рокировки была очевидна многим, если не всем: за ней стоял не столько Л.П.Берия, сколько Н.С.Хрущёв. Именно с ним А.И.Кириченко очень плотно работал более семи лет: сначала зав. сектором кадров и заведующим Промышленным отделом ЦК КП(б)У (1938–1941), затем секретарём ЦК КП(б)У по промышленности (1941–1944) и членом Военного совета Юго-Западного и Донского фронтов (1941–1943) и, наконец, секретарём ЦК КП(б)У по кадрам (1944–1945).
Аналогичный характер носило и второе Постановление Президиума ЦК, в котором «работа ЦК КП Литвы и Совета Министров Литовской ССР по укреплению советской власти» была признана «неудовлетворительной». Однако в этом Постановлении было несколько важных отличий. Во-первых, было указано на то, что «основной ошибкой» республиканского руководства стало фактическое перепоручена важного дела «ликвидации буржуазно-националистического подполья органам государственной безопасности», которые в основном свели всё «дело к массовым репрессиям и чекистско-войсковым операциям». Эти операции не приносят должного эффекта, поскольку до сих пор не обезглавлено антисоветское подполье, не пойманы главари подпольных центров и не пресечены их активные мероприятия против советской власти. Во-вторых, было указано на то, что «главной задачей Литовской парторганизации на ближайший период» является «подготовка, выращивание и широкое выдвижение литовских кадров во все звенья партийного, советского и хозяйственного руководства». Более того, было прямо указано на необходимость отмены порочной «практики назначения заместителями председателя Совета Министров Литовской ССР и выдвижения вторыми секретарями районных и городских комитетов партии, а также заместителями председателей исполкомов Советов… работников не из литовских национальных кадров», а всех освобождённых «номенклатурных работников, не знающих литовского языка, отозвать в распоряжение ЦК». В-третьих, было жёстко указано отменить ведение всего «делопроизводства во всех партийных, государственных и общественных организациях Литовской ССР на нелитовском языке, обеспечив для районов с польским населением ведение местного делопроизводства на польском языке», а заседания Совмина, Бюро и пленумов ЦК КП Литвы, а также городских и районных комитетов партии и исполкомов Советов депутатов трудящихся проводить на литовском языке».
При этом, как ни странно, в отличие от Украинской ССР каких-либо кадровых решений в отношении высших республиканских руководителей принято не было. Первый секретарь ЦК КПЛ Антанас Юозович Снечкус оставался на своей должности ещё более двадцати лет, вплоть до своей кончины в январе 1974 года. А глава литовского правительства Мечисловас Александрович Гедвилас был отправлен в отставку только в середине февраля 1956 года, в день открытия XX съезда КПСС.
Чуть позже, 12 июня 1953 года, было принято аналогичное Постановление «О положении в Белорусской ССР», которое, кстати, обсуждали и одобрили всего пять членов Президиума ЦК — руководящая четвёрка в лице Л.П.Берии Г.М.Маленкова, В.М.Молотова и Н.С.Хрущёва, а также К.Е.Ворошилов[72]. Данное Постановление Президиума ЦК в отличие от первых двух носило куда менее острый характер, поскольку руководство Белорусской ССР было обвинено только в двух главных прегрешениях: 1) в неудовлетворительной работе «с выдвижением белорусских кадров (особенно из западных областей.
Однако, как известно, в отличие от Украинской ССР кадровая рокировка в Минске так и не состоялась, но вся её подоплёка буквально через месяц стала известна всем членам Президиума ЦК. Дело в том, что после ареста Л.П.Берии 15 июля 1953 года Михаил Васильевич Зимянин, занявший всего месяц назад должность заведующего IV Европейским отделом МИД СССР, направил по поручению Н.С.Хрущёва письмо на его имя, в котором подробно описал все обстоятельства и содержание своих (двух телефонных и одного приватного) разговоров с поверженным главой МВД СССР[73]. Из этого письма прямо следовало, что лично Л.П.Берия стал инициатором снятия «русского» Н.С.Патоличева, которой, по его мнению, был «плохим руководителем» и «пустым человеком», и назначения на освобождавшийся пост «белоруса» М.В.Зимянина. Именно он, опираясь на белорусских чекистов и нового главу республиканского МВД полковника М.Ф.Дечко, и должен был в срочном порядке «поправить ситуацию в республике».
Вечером того же дня тем же составом членов Президиума ЦК было принято аналогичное Постановление «О положении в Латвийской ССР», которое уже готовилось лично Н.С.Хрущёвым. Правда, как и в случае с Литовской ССР, обошлось без крупных кадровых решений: Первый секретарь ЦК КП Латвии Ян Эдуардович Калнберзинь и председатель Совета Министров Латвийской ССР Вилис Тенисович Лацис, занявшие свои руководящие посты ещё летом 1940 года, сохранили их до конца ноября 1959 года. Правда, ещё в конце мая 1953 года, в период подготовки данного Постановления, Л.П.Берия сменил главу республиканского МВД и вместо «украинца» Н.К.Ковальчука назначил новым министром «латыша» И. Д. Зуяна. Кстати, тогда же в недрах аппарата ЦК началась подготовка ещё двух аналогичных Постановлений Президиума ЦК — по Эстонской и Молдавской ССР[74], однако, как известно, они так и остались на бумаге из-за скорого ареста Л.П.Берии.
Поделиться книгой: