Помоги проекту - поделись книгой:
Игорь Можейно
ЭТО — ГАНА
А. Б. ДАВИДСОН
Оформление и фотографии автора
М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1962
Это не повесть и не научное исследование. И даже не путевые дневники.
Это то, что запомнилось. Эпизоды из нашей жизни в Гане, в стране, про которую справочники, пишут следующее.
Территория — 237,9 тыс.
Население — 6691 тыс. (теперь уже больше). Основное население — народности ашанти, фанти, эве. Официальный язык — английский.
Столица — Аккра (338 тыс. жителей). Города: Кумаси, Такоради, Кейп-Кост, Тамале и др.
Независимость провозглашена 6 марта 1957 года.
1 июля 1960 года стала республикой.
Сельское хозяйство — важнейшая отрасль экономики, носит монокультурный характер, специализируется на производстве какао-бобов (основной урожай в 1959/60 г. 296 тыс. т). Около 40 % населения в той или иной степени связано с производством какао. Производятся также кофе, каучук, цитрусовые, кукуруза, просо, рис, ямс. Развитию животноводства мешает распространение мухи цеце.
Рыбный промысел развит в прибрежных районах. На западе страны добываются ценные древесные породы (красное дерево).
Промышленность. Главная отрасль — горнодобывающая. Открыты богатейшие залежи бокситов, месторождения золота, марганцевой руды, алмазов. Большая часть добычи золота и алмазов сконцентрирована в руках английских компаний. Тяжелой промышленности в стране нет.
Государственный строй — парламентская республика. Главой государства и главой правительства является президент.
Так говорят справочники. Мне хочется их дополнить. Для этого и написана книга.
ЗОЛОТОЙ БЕРЕГ
КАК ЭТО
НАЧИНАЛОСЬ
Рассказы о дальних странах принято почему-то начинать с аэродрома, с долин, проплывающих под крылом самолета, с испепеляющей (или изнуряющей) жары…
Но, по-моему, интереснее начать с каравеллы.
Вернее, с целой эскадры. Десять каравелл и два тяжелых транспорта покинули Лиссабон. весной 1481 года и взяли курс на юг.
Птолемей учил, что на юге, в Африке, за пустыней Сахарой, стоит такая жара, что ничто живое там существовать не может. И Птолемею верили. Сотни лет никто не осмеливался отплыть далеко от привычных берегов Европы.
Но с тех пор как в начале XV века принц Генрих Мореплаватель избрал своей резиденцией замок Сагрэс, на южной оконечности Португалии, португальские корабли начали продвигаться к югу, к землям запретным и страшным.
Белая полоса прибоя казалась паром, поднимающимся с раскаленного песка. Однако капитаны были трезвыми людьми и отличались хорошим зрением. За белой полосой зеленел лес. Или это были скалы? Капитаны приказывали спустить шлюпки.
Результаты были так удивительны, что один из капитанов, вернувшись из Сьерра-Леоне, не без издевки писал в донесении принцу: «Все это я пишу с изволения его величества Птолемея, возвещавшего очень хорошие вещи о делении земного шара, но весьма ошибавшегося в одном случае… Под экватором во множестве обитают черные племена, а деревья достигают невероятного роста оттого, что именно на юге развиваются сила и-обилие растительности».
Капитаны смело низвергали авторитеты. Мир открывался перед ними, широкий и заманчивый, загадочней Атлантиды и чудеснее сказок об Эльдорадо.
Двенадцать кораблей, покинувших Лиссабон, медленно продвигались к югу, подолгу останавливаясь в глубоких бухтах Азорских островов и Африки. В трюмах транспортов, сохранявших еще запах человеческого пота — два десятка лет в них перевозили рабов, — лежал необычный груз. Транспорты везли каменные блоки, мраморные портики и резные цилиндры колонн.
А через несколько недель эскадра отдала якоря в небольшом заливе, недалеко от экватора. Два холма возвышались над заливом. Один выдавался далеко в море, другой отступал от берега, поднимая на спине опутанные лианами стволы деревьев. Несколько хижин на берегу, пироги…
Адмирал дон Диего де Азамбуша приказал начать разгрузку, солдаты втащили две пушки на вершину холма и повернули их дулами к лесу. На всякий случай.
Так началась колонизация Африки. Еще никому в Европе не известно, где пределы этого материка, — только пять лет спустя Диаш обогнет мыс Доброй Надежды. Еще не открыта Америка. Колумб, который сделает это через десять лет, несет, возможно, вахту на одной из каравелл у берега Африки (есть сведения, что он принимал участие в экспедиции). А на сыром берегу, там, где теперь находится Западная область Республики Ганы, тяжело одетые португальские солдаты втаскивают каменные блоки на поросший кустарником и колючей травой холм.
Здесь стоять крепости Его Высочества короля Португалии и называться ей Эльминой. Ничего, что местный вождь не соглашается на постройку чужих крепостей на его земле, пусть он требует, чтобы чужеземцы уезжали обратно, — крепость растет быстро, и вот уже капеллан освящает ее добротные, толстые стены.
Уже много лет, как во рву крепости Эльмины нет воды. Там растут кокосовые пальмы, и они достают головами до зубцов стен. Между зубцами, как и пять веков назад, торчат темные пальцы пушек. Стены недавно побелили, и Эльмина кажется построенной только вчера. У входа на подъемный мост, который давно уже не поднимается, стоит полицейский в сером свитере и красной феске. В крепости полицейские казармы.
Мы прошли по мосту и вступили под низкую арку. В полутьме за барьером, почти касаясь головой свода, стоит дежурный сержант. К своду приклеено большое объявление: «Сегодня в клубе спецвыпуск кинохроники — Пребывание в Гане Анастаса Микояна».
— Сейчас я дам вам сопровождающего, — говорит сержант, — он покажет крепость.
Сопровождающим оказался высокий, под два метра, полицейский в ослепительно начищенных ботинках. Он взглянул на нас оценивающе сверху вниз и первым ступил во двор крепости.
Прямоугольный двор залит солнцем, чист и пустынен. Черными глазками поблескивают маленькие окна… Но пустынность и тишина настораживают. Кажется, сейчас медью сверкнут каски и по широкой крутой лестнице во двор спустятся современники Колумба.
— Зал торговли, — говорит полицейский и отходит в сторону, пропуская нас в узкую дверь двухэтажного здания.
Здесь совершались сделки, здесь переходили из рук в руки рабы. Низкий потолок, грубые стулья, длинный стол в дальнем конце зала. Может быть, именно за этим столом…
— А теперь у нас здесь классная комната. Учимся, — продолжает полицейский.
Конечно же, стулья как стулья, вполне современные, новые. А на столе забыт словарь. Наваждение пропадает.
— А наверху у нас комната отдыха.
Это было так давно… Генрих Мореплаватель мог все что угодно, только не классы ганских полицейских и комнату отдыха с групповыми фотографиями футбольной команды в гостиной губернатора на втором этаже.
Полицейский поворачивается, считая, что мы уже достаточно насмотрелись (эти комнаты для него такие привычные!), и идет дальше.
Рабов приводили в крепость небольшими партиями, осматривали и разводили по казематам, где они должны были дожидаться корабля. Вход в каземат внутри крепости, выход — узкая щель в стене, к кораблям. Процесс необратимый.
Нужно было быть совершенно уверенным в том, что раб не только не человек, но даже не скотина, чтобы соорудить эти круги ада. Часто история проходит мимо нас чем-то нереальным, существующим только на страницах учебника. Но за именами и датами скрываются люди — и те, что штурмовали Рим, и те, что умирали в трюмах каравелл на пути в Вест-Индию. История зачастую предпочитает останавливать внимание на событиях ярких и исключительных. На открытии Америки или битве при Ватерлоо. И надо столкнуться со следами ее вплотную, лицом к лицу, чтобы ощутить ее реальность, ее современность, ее масштабы, чтобы понять, что «звездные часы человечества» подготовлялись долгими земными столетиями.
С башен Эльмины видны океан, пальмы на берегу, рыбацкий катер, белые улицы города, автобус, прикорнувший у базара Внизу, на бастионах, таращат жерла старые пушки. На пушках сушатся рубашки и тапочки полицейских — новых обитателей крепости. Дальше на берегу стоит еще одна крепость. Обернитесь — на втором холме тоже высится форт. Их много на побережье Ганы, десятки. Почти на каждом холме торчит белый кубик старого форта. И в каждом есть узкие щели, ведущие к океану, — сквозь них прогоняли к кораблям рабов. Сейчас в одних фортах школы, в других — больницы.
Португальцы, голландцы, датчане, шведы, англичане — все строили работорговые крепости на Золотом Берегу. Даже герцогство Бранденбургское воздвигло там крепость Фридрихсбург, по пруссаки не выдержали конкуренции и промышляли не столько рабами, сколько продажей пресной воды проходившим мимо кораблям.
И пока англичане в середине прошлого века не выжили всех остальных, прибрежная полоса была ареной отчаянной драки конкурентов в самой постыдной на свете торговле. В схватку были втянуты вожди местных племен, и войны между ними были очень выгодны европейцам — каждая приносила новых рабов.
Вспомните — в США живет около двадцати миллионов негров. Значительная часть населения Бразилии и других стран Латинской Америки — негры. Ямайка, Гаити — негритянские страны. Воистину великое переселение народов меркнет по сравнению с масштабами работорговли.
Теперь легко говорить об отсталости Африки, если в течение четырехсот лет материк обескровливался с методичностью и интенсивностью, которых не знает история.
Крупнейшие порты Португалии, Англии, Голландии выросли на работорговле. В 1565 году к маленькому порту Ливерпуль было приписано 12 кораблей. А за десять лет, с 1783 по 1793 год, 878 ливерпульских кораблей перевезли более трехсот тысяч рабов. На одну Ямайку в XVIII веке вывезли из Африки свыше шестисот тысяч рабов. Страшно читать об эпидемиях чумы в средневековой Европе, об опустевших городах и трупах на дорогах. Африку опустошала такая чума в продолжение четырех столетий. Каждый восьмой умирал в пути, каждый четвертый — в первый год жизни в неволе.
Интересно, по каким путям пошло бы развитие Черной Африки, не будь этой чумы?
Прошли времена работорговли, но хозяева крепостей не покинули Золотой Берег. Он богат золотом, алмазами и другими полезными ископаемыми. В его лесах растет красное дерево, обширны плантации какао…
И лишь пять с половиной лет назад Гана стала самостоятельным государством. За эти годы произошли такие изменения в стране, что не только времена работорговли, но и события десятилетней давности стали историей, правда, очень живой и незабытой. Когда говоришь о сегодняшней Гане, говоришь и о будущем, потому что оно неразрывно, так же как и история, связано с сегодняшним днём.
О ЗНАКОМОМ
Столица — сердце страны. Но чаще всего не лицо ее. Особенно это характерно для слаборазвитых стран Азии и Африки, где внешняя разница между большим городом и «глубинкой» достигает поистине космических размеров. Страна была колонией. И подобие европейской жизни создавалось в том центре, где находилась колониальная администрация. В Аккре, например, заметен тонкий слой английской цивилизации. Темные галстуки клерков, яичница с беконом на завтрак, швейцары в форме, консервы для собак… Все это кое-как прикрывает действительную сущность африканского города.
Если вы поживете немного в Аккре или другой африканской столице, переспите несколько ночей в европеизированной гостинице, жизнь страны останется скрытой от вас. Если же покинешь большой город, поскитаешься по городкам и деревням, то, вернувшись, увидишь столицу другими глазами.
Главное — не верить путеводителям. Они не говорят всей правды. Они перечисляют гостиницы и места, которые необходимо посетить туристу. Они зовут вас в замок Кристианборг, в ботанический сад и в магазины сувениров. Послушайся путеводителя, и ты не вывезешь из Аккры ничего, кроме воспоминаний о достопримечательностях и кокосового ореха.
Мы старательно прочли путевые заметки о Гане, написанные за последние годы, и уяснили, что в Гане жарко, что она лежит на берегу Гвинейского залива, что торговки в Гане называются мамми, ездят они на грузовичках, которые именуются все вместе мамми-лорри, а по отдельности имеют названия вроде «Бойся женщин» или «Богатый — мне не друг». В Ган много племен, и каждое говорит на своем языке. Государственным языком остается английский. В Гане выращивается какао. В более обстоятельных статьях и в энциклопедиях мы прочли о политическом строе Ганы и о ее экономическом положении. Кроме того, мы знали с детства, что Гана расположена в Экваториальной Африке, а потому там должны водиться слоны, леопарды, крокодилы и муха цеце. В общем, мы приехали в Гану подкованными, с определенными представлениями о том, что должны увидеть.
И увидели.
Увидели все или почти все, о чем читали недавно. Не увидели или почти не увидели того, о чем знали с детства. Увидели все не таким, как ожидали, в других пропорциях и масштабах. Но в любом случае я надеюсь, что к нам не относятся слова Эрнста Энгманна, нашего ганского друга, которые он произнес где-то в Большом лесу, между Такоради и Самребои, когда мы возвращались с лесоразработок.
— Приезжают к нам люди, — оказал он, — и начинают искать нашу отсталость. Ну, раздетых женщин, луки и щиты и жертвоприношения. Увидит такой северного жителя (из Северной области Ганы) и начинает его обснимать со всех сторон. Если бы вы знали, как нам все это неприятно! Ведь в любом государстве есть вещи, которые не хочется показывать, особенно если вы неравнодушны к своей стране и знаете, что эти недостатки будут изжиты.
Мы согласны с Энгманном. Скажу заранее, что в Гане часть населения живет в глиняных хижинах и не знает почти никакой одежды, что Гана — страна отсталая, с низким жизненным уровнем, что не все там так гладко, как хотелось бы людям, которые неравнодушны к ее жизни. Но не это главное в Гане. Главное — тот прыжок, который делает она сейчас, чтобы наверстать годы украденные колонизаторами, главное — как она перешагивает из вчера в завтра; главное — как живет страна и как она хочет жить.
Здесь пойдет разговор и о тех же мамми и мамми-лорри, и о племенах, и о какао, — ведь это Гана.
Здесь пойдет разговор и о Большом Кольце, и о табачной фабрике, и о строительстве общежития медсестер в городе Болгатанга, — это Гана.
Здесь пойдет разговор о том, как англичане завоевали страну Ашанти, и о том, как была расстреляна демонстрация ветеранов, — это тоже Гана.
Здесь пойдет разговор о лесах и рыбацких деревеньках, о крокодилах и мухе цеце, — и это Гана.
Итак, мы в Аккре, столице Ганы, городе, в котором тридцать лет назад было сто тысяч, а сейчас около четырехсот тысяч жителей, Аккра стоит на самом берегу Гвинейского залива. Здесь жарко, и ветерок с океана, приносит больше влаги, чем прохлады.
Нас четверо. Трое помоложе, это Владимир Александрович Орлов, Марат Зименков и я, а один постарше — наш начальник, руководитель группы, Павел Павлович Антонов. Группа должна составить технические условия на строительство промышленных (предприятий и других объектов, что будут строиться в Гане с помощью Советского Союза. Группа должна решить, какие строительные материалы и оборудование применять в Гане лучше всего, как будут влиять на строительство климат и ветры, насколько опасны землетрясения и многое, многое другое. Работы более чем достаточно, а вот времени маловато — выводов группы ждут проектировщики в Москве, задерживаться нельзя.
Но сегодня мы свободны. Мы приехали в субботу, и все учреждения на замке. Перед нами лежит город, который надо открыть. Мы не хотим подчинять свою свободную волю справочникам и путеводителям. Мы выходим из гостиницы и идем наугад.
Попадаем не на центральную улицу. Почти впритык друг к другу двух- и трехэтажные дома. Три часа дня, жара начинает спадать, и улица уже намного живее, чем была, когда мы ехали по ней с аэродрома. Эта улица (как мы узнали впоследствии) — типичная улица ганских городов. Население Аккры очень четко делится на тех, кто ездит на машине, и на тех, кто ходит пешком. В Аккре тротуары есть только на одной, центральной улице, да и то не во всю ее длину. Мы увидели фотоателье, перед которыми, как чулки, сушатся на веревках пленки, столовые — чоп-бары, мебельные мастерские. На краю мостовой шлифуют стол красного дерева, который не поместился под навесом. Разносчики, уличные парикмахеры, у ворот сидят старики. Улица не прячет своей жизни от пришельца. Здесь говорят, смеются и ругаются громко — всем, наверное, отлично известно, чем недовольна жена в соседнем доме.
И тут же бросаются в глаза те внешние атрибуты, которые известны по фотографиям и рисункам. Женщины все несут на голове — будь то книга или ведро с водой. А за спиной почти у каждой — ребенок. Ребята молчаливы и серьезны, весь день их укачивает мать, баюкает своей мерной походкой. Мужчины одеты разнообразно, порой кажется, что попал на киностудию, где снимают сразу несколько картин. И черный костюм, и солдатская куртка, и трусики, и короткий полосатый балахон северных областей, и кенте — роскошное, царственное кенте, точная копия римской тоги, только не одноцветное, а всех цветов радуги… В Аккре — люди из разных племен. Кто отказался от привычной одежды, а кто предпочитает ее. Никаких правил по этой части нет — в общем все естественно на ганце. Зато та же одежда, что кажется такой простой на ашанти или га, приобретает кричащий вид, когда ее надевают из оригинальничания или бог весть каких соображений. Как-то я видел американского парнишку из Корпуса мира. Он был коротко подстрижен, худ и обожжен солнцем. На крупном носу надежно сидели очки в тонкой золотой оправе. Парень оделся в северный балахон (не могу найти более точного слева для этой одежды, длиной с рубашку, но широкой, падающей вольными складками), из-под которого торчали серые клетчатые брюки. Результат был до удивления неприличен. Это чувствовали все окружающие, все, кроме самого парня Он ходил гоголем, гордый своим решением пойти на любые жертвы, чтобы показать, что не чурается негров.
Поблуждав в переулках, мы попали на центральную улицу — авеню Кваме Нкрума. Попали, привлеченные высоким домом, который вдруг показался над крышей очередного магазинчика.
Улица окаймлена стеклянными стенами банков и универмагов. Любой отрезок ее — иллюстрация к статье «старое и новое». Причем почему-то рядом все время оказывается очень старое и очень новое. Улица не производит цельного впечатления — это случайное сборище высоких зданий, которые потеснили, но не смогли выгнать старые одноэтажные домики с парикмахерскими, чоп-барами и лавками.
И везде торгуют. В первый день, когда мы попали в Аккру, в субботу, торговали меньше, чем обычно, — короткий день, но вообще-то в Аккре, как и в любом ганском городе, торгуют много. Очень большой процент населения, особенно женского, занят в мелкой розничной торговле, в такой мелкой, когда пачка сахару продается по кусочкам, а сигареты — поштучно. Пока товар дойдет до покупателя, он вырастает в цене в несколько раз, но очень часто ганец может позволить себе купить пять кусков сахару, но не пакет его, в котором кусок обошелся бы дешевле. Бесконечными рядами сидят толстые веселые мамми (мы знали, что увидим их, и увидели) и продают спички, сигареты, носки, нитки, лепешки, тетрадки — все что угодно.
Увидели мы, конечно, и мамми-лорри с названиями на ветровом стекле, и продавцов кинжалов в кожаных ножнах, бус и других сувениров. Согни лет африканцам привозили бусы и меняли их на золото. Теперь приезжие увозят бусы из Африки в Европу. Времена изменились.
В общем, мы увидели очень многое из того, что ожидали увидеть. Гана не таилась. Но, с другой стороны, мы ровным счетом ничего не узнали о ней.
Мы взглянули уже на ее европейскую маску (в гостинице в первую очередь), почувствовали тот городской колорит, что город готов показать любому, кто забежал туда на денек. Вот и все.
Знакомство с Ганой еще предстояло.
ПОЧЕМУ ГАНА?
Энгманн подошел к большой карте.
— Значит, после того как мы окончим знакомство с Аккрой, надо будет собираться в путь по стране.
Мы познакомились с Энгманном два дня назад. Нас представили министру строительства, тот поручил нас своему заместителю, а заместитель — Энгманну, одному из руководителей Управления общественных работ. Мы будем два месяца работать вместе. Мы еще присматриваемся друг к другу, он — первый ганец, с которым нам предстоит близко познакомиться, и по нему мы будем до какой-то степени судить о строителях новой Ганы. Мы — первые русские, с которыми встретился Энгманн. По нас он будет судить о советских людях.
Энгманн скуласт и улыбчив. У него светлая для ганца кожа и резкие, рубленые черты лица. Кабинет его завален папками, и совершенно непонятно, когда он успевает просмотреть и подписать их. Пока мы сидим, раз пять в комнате неслышно появляется курьер и подкладывает новую папку в кипу «входящих». В Гане не хватает квалифицированных инженеров и администраторов, и те, на кого опирается правительство, молоды и чем-то похожи друг на друга. Может быть, деловитостью, серьезностью и способностью быстро разбираться в том, что нужно, что полезно стране.
Нам впоследствии пришлось объехать с Энгманном почти всю Гану, и в каждом городе он встречал или однокашника, или приятеля, или сослуживца. Энпманн из тех руководителей, которые за пять лет независимости прошли путь от рядового специалиста до крупного правительственного или партийного работника. Энгманн побывал везде, в самых дальних уголках страны, когда был дорожным инженером на севере или работал в областном стройуправлении в Такоради. Последние пять лет он провел буквально на колесах, — если страна так быстро строится, письмами и телефонными звонками не отделаешься.
Да и в Аккре, в Управлении, все не так просто. Уж очень разношерстен состав его служащих. Много англичан — архитекторов, инженеров, чиновников. Не все они искренне стараются помочь Гане. Приходится иметь дело с подрядчиками, которые думают в первую очередь о своей выгоде. Не хватает техники, специалистов, средств.
Но обо всем этом мы узнали позднее. А сейчас мы стоим у карты и обсуждаем маршрут.
— Можно приблизительно разделить Гану на три зоны, — продолжает Энгманн, — Побережье, или бывший собственно Золотой Берег, зону лесов и северные территории. Они все разнятся по климату и прочим условиям.
Который раз уж мы рассматриваем карту Ганы. Прямоугольник, вытянутый с севера на юг. Внизу, на юге, его подпирает океан, и кажется, что большинство надписей оторвалось от своих мест и ссыпалось вниз, к океану, к Гвинейскому заливу. Юг притягивает к себе и население, и ресурсы страны. Золотой Берег и страна Ашанти — зона лесов — пестрят названиями городов и деревень, значками минеральных богатств и сельскохозяйственных культур. Чем дальше на север, тем реже встречаются поселения, линии шоссе, голубые полоски рек, значки ископаемых. Пропадают железные дороги и шахты, исчезают заводы Страна развита неравномерно.
Когда смотришь на карту, невольно обращаешь внимание на какую-то неестественность границ Ганы. Потом понимаешь — очертания страны слишком правильны. Как будто кто-то выкромсал тупыми ножницами прямоугольник из тела Африки.
Границы любого государства — это рубежи обитания народа или народов, его населяющих. Границы стран Западной Африки, бывших ранее колониями, — это линии, у которых столкнулись отряды завоевателей, границы зон влияния.
До второй половины прошлого века власть англичан, французов и немцев в Западной Африке распространялась только на узкую прибрежную полосу Гвинейского залива.
Захват внутренних областей начался тогда, когда встала проблема обладания рынками сбыта, когда на арену истории вышел молодой, жадный империализм.
Раздел Западной Африки проходил бурно, в острой борьбе между колониальными державами. Нужно было отхватить кусок пожирнее, пока его не прибрали к рукам конкуренты. И колонизаторов меньше всего интересовало, соответствуют ли границы новых колоний действительным этническим границам.
Учебники истории, воспоминания участников походов воссоздают картину событий.
…Неделями потные негры-носильщики тащили пушки и ящики с боеприпасами через леса и вброд через мутные, быстрые реки. Лес шумел вокруг, враждебный, таящий в себе ядовитых змей, неслышную поступь леопардов, тучи москитов и свист отравленных стрел непокорных туземцев.
На стоянках солдаты натягивали москитные сетки над гамаками трясущихся в лихорадке офицеров. И солдаты и офицеры ругали судьбу, занесшую их в эти проклятые богом места. Вершители же их судеб не покидали кабинетов в Лондоне. Они по камешку возводили громоздкое здание с гордым названием Британская империя. Роты войск Ее Величества королевы Великобритании шли на север. Они рвались в глубь материка, пользуясь ненадежными картами первых путешественников и миссионеров. Их подстегивали короткие приказы из прибрежных крепостей — в приказах писалось о том, что французские (или немецкие) батальоны уже обогнали солдат Ее Величества на сто миль и заключили выгодный для Франции (или Германии) договор о протекторате с местными вождями.
Английские офицеры сокращали дневки и походя сжигали несдававшиеся деревни.
На двадцатый, а может пятидесятый, день похода лазутчики доносили командиру отряда, что навстречу двигаются белые в незнакомой форме. Отряд замедлял движение, офицеры приказывали проверить оружие. Предстояла встреча с конкурентами.
Поделиться книгой: