Дорогой скорби: «Долиною смертной тени»

Азариэль сделал шаг назад, в его ушах всё зазвенело, даже показалось, как рядом что-то разбилось. Воин, прошедший ад воин, столкнувшийся с ужасами потустороннего мира, оказался сражён стрелой страсти и только усилием сознания, натугой воли он не дал себе расклеится. По груди прокатилось странное мерзкое чувство и сердце хочется вырвать, но взмолившись к Единому, эльф устоял.

Вторым вспыхнул гнев, страшная ярость, которая возопила в душе. Рукой Азариэль возжелал обнажить клинок и полосонуть им бретонца, но всё же он удерживает себя от противоправного поступка, сложив руки на груди.

– Дорогая, тебе нужно поговорить с ним? Вам предоставить время или место? Что же скажешь, леди?

– Нет дорогой, – девушка взяла бретонца за правую руку. – Пойдём отсюда.

– Да, норд, – прежде чем уйти, богатый человек швырнул наёмнику кошель, полный денег. – Твоя работа выполнена. Ты – свободен.

Азариэль, на этот раз сбитый с толку и не понимающий, что происходит, вынужден безмолвно наблюдать за тем, как пара удаляется лёгкой походкой; они уходят, взятые взявшись руки и на мгновению альтмеру показалось, что бретонец оглянулся в его сторону и одарил образом коварного взгляда и лукавой улыбки.

В сердце поселилась пустота, вой потерянных надежд и плач, внутреннее рыдание тоской льётся чёрными потоками в душу, сменив яркий «свет». Он бы хотел закричать ей в спину, хотел бы кинуться, но она смотрела на него, как на… чужого.

– Готфрид, – немного выйдя из ступора и вернувшись в реальность прорычал Азариэль. – Что это было?

– Азариэль, друже, я рад видеть.

– Потом… друже, – глубоко дыша, и как будто задыхаясь, тяжело говорит альтмер. – Давай.

– Так шо? Я вижу, не признала тебя твоя краля? Да ладно, новую самку найдёшь себе, – вмешался гоблин, вставший рядом с альтмером.

– Это твой питомец? – спросил Готфрид.

– Я тебе сейчас дам питомец! – гоблин было рванул к нордлингу, чтобы дать тому пинка, но был остановлен цепкой рукой Азариэля.

– Готфрид, – в строгости обратился парень, и схватив за шиворот Крога, оттянул его. – Изложи мне всё и живо!

– Ох-охушки, – норд будто бы повинно опустил голову. – Всё понеслось с того, что не пошёл я к владыке, который за власть лютовать собрался. Но ему не надобно было людей в свои рати, а посему я пошёл наёмником к тому, кого ты узрел.

– Кто это? – гаркнул эльф.

– Жорар Мотьер – глава какой-то крупной торговли. Он нанял меня для сопровождения к Скайриму, Вайтрану. Там он с кем-то дела торговые вёл, а после натолкнулся Лиру в таверне. Я… я не знаю, что с ней уделал, ибо даже не успел с ней обмолвиться, как она за ним, стала виться, как пчёлка за мёдом.

– Ты о чём?

– Я не знал, что он с ней уделал. Она после говора с ним, как будто околдованная… не знаю, друг мой… не знаю. Я с ней общался, но она мне отвечала, как по голове треснутая, – Азариэль по голосу и взгляду заметил, что Готфрид полон скорби по тому, что случилось с девушкой; он протягивает руку и в ответ получает крепкое рукопожатие.

– Понимаю, Готфрид. Я рад, что с тобой всё в порядке… я рад, что ты теперь здесь, – выдохнул альтмер.

– Как ты сам? Поразил Люция?

– Да… только я не хочу об этом вспоминать. Ладно, что было дальше?

– Он нанял меня, чтобы мы шли сюда. Уплатил хорошечно за то, чтобы я не говорил с Лирой.

– Не может быть… не может быть… вертит головой Азариэль. – Как он мог её околдовать? Она же – отличный маг. Не всё так просто… я бы хотел узнать, что это за Мотьер, чем он занимается… но думаю, это невозможно…

– Почему? О, сыны мёртвого Ордена, всё это можно устроить, – в разговор вмешался человек высокого роста, вызвавший у Азариэля каскад воспоминаний и образов, которые парень попытался мгновенно скрыть.

С каждой секундой его неверия в происходящее всё усиливалось… Готфрид, Лира и теперь человек из прошлого – всё перемешалось в портовом городе и от непонимания, происходящего, Азариэль взмолился:

– Единый, какими путями ты меня ведёшь?

Пока Азариэль вёл судьбоносные беседы, его учитель – Варкут’нель-Гайн идёт ко дворцу местного царя. Здесь облачение стражи принимает всё более грозный вид, устрашающий и вселяющий лёгкий трепет перед властителем целой области. Воины, в стальных анатомических кольчугах, укрытых плащами оливкового цвета, конусообразными шлемами, крепкими сапогами и крупными круглыми щитами. Любого нарушителя порядка в капусту покромсают блестящие в свете множества свечей и факелов, покоящиеся в объятиях кожаных бежевых перчаток бердыши. Стража хоть и выглядит грозно, но при виде человека с посохом, необъяснимо пятится назад.

Ревнитель Единого Бога прошёл далеко за главные ворота, представленные высокими сплетёнными бирюзовыми прутьями между толстых каменных башен и сейчас его шаг эхом раздаётся по царской зале. Его не волнует ничего, кроме цели – нести слово тому, кому он поклоняется, в душе Варкут’нель-Гайн ощущает лишь нужду в выполнении цели. В прохладной царской зале, где стены выполнены из простого серого камня, на котором пляшут огни яркого пламени, под ногами расстелены алые ковры, все взгляды только на человека в накидке.

Взгляд направо, и Варкут’нель-Гайн видит, как за столом люди предаются объеданию и пьянству, только вместо пива и эля у них скума, чьё сладкое зловоние витает всюду. Женщины лезут на мужчин, чтобы устроить сношение прямо здесь, зацеловывая их и искушая прекрасными видами своих тел, которые два ли сокрыты под фривольными нарядами. Но когда рядом с ними пришёл ревнитель Единого, люди и эльфы, готовые предаться дикой оргии прямо здесь, остановились исступлённо смотря на гостя… их состояние похоже на то, если бы их облили ледяной водой. Рядом стоящие музыканты исполняют упоительные тихие мелодии на флейтах и лютнях, создавая томную атмосферу.

Отвернувшись от картины, вызвавшей приступ омерзения, Варкут’нель-Гайн слева увидел людей в чёрных капюшонах. Они сидят за столом, где между ними раскинуто множество книг, и вся их речь превратилась в дикий молитвенный гул, жуткое завывание, будто они стремятся леденящим душу голосом призвать сюда тварей Обливиона. В глазах Варкут’нель-Гайна это всего лишь кучка сектантов, стремящихся подчинить город и Империю своим прихотям, за которыми скрываются огромные похоти. Дворцовый штат жрецов сильно занят молениями, чтобы обратить внимание, но всё больше служителей Ильгамеша отрываются от своих книг и с опаской бросают озлобленные взоры на Варкут’нель-Гайна.

Преодолев путь, сиро-нордлинг встал возле двух резных деревянных тронов. На правом восседал смуглый кареочий мужчина, имеющий серебряный венец на голове своей, в роскошных пурпурных одеяниях, длинных сапогах и потирающий златой перстень на пальце. Рядом с ним, обличённая в бежевые шёлковые наряды, сидит девушка с чёрными, как бездна посаженными косо глазами. Её кожа отдаёт тёмно-медным оттенком, сама она ниже людей, а прекрасное треугольное лицо с тонкими очертаниями отмечено татуировкой в виде двух крыльев.

– Славный царь Рихадский, – громкая и сильная речь раздалась во всех уголках залы. – Посыпай главу пеплом, ибо пришёл для тебя рок.

– Чего ради прибыл сюда? Ты сказал страже, что желаешь сообщить мне нечто важное, – прозвучали слова надменности. – Так говори же. Не утомляй моё время.

– Царь, шёл я к тебе, чтобы принести слово Единого, Того, от Кого вы отказались давным-давно. Забытый вами Единый, повелевает отказаться от мерзкого поклонения Ильгамешу, ибо за ним стоит погибель рода людского, мерского и «звериного», – грозно возвещает Варкут’нель-Гайн. – Царь, Азахави, отрекись от того, что насадил в своём городе, возроди храм на севере, что стоит в запустении долгие лета и не постигнет тебя кара Его.

– Как зовут тебя странник? – все услышали бархатный голос царицы, которая даже встала. – Мой царь Азахави очень сильно утомлён твоими речами и заботами своей страны, так что я стану говорить за него. Зовут меня Эизваэль, как твоё имя?

– Для вас, меров и бойчи из рода их, я – Ада’Ануге-Малату[3], царица. Для остальных – Варкут’нель-Гайн.

– Что ж, говоришь ты действительно грозно, но скажи, проповедник Единого, почему мы должны соглашаться на это? Почему в Империи мы должны следовать каким-то запретам, если она дозволяет нам поклоняться, кому хотим. Что нам до твоих слов, если мы живём на своей земле. Скажи, почему мы должны следовать твоим повелениям, если, это наша земля и кому поклоняться, мы решим сами?

– Царица, ты говоришь о свободе, но люди и меры твои ходят далеко не в ней. Вы поклонились Ильгамешу, только потому, что он порок делает доступным и непостыдным, вы пренебрегли заветами отцов, отцов ваших, поклоняясь истуканам, и идолам, которые возводите в душах своих.

– Мы пребудем в свободе, как древние драконы, ревнитель Единого и не нужен нам твой Бог, ибо с помощью силы и даров Ильгамеша мы сами станем, как боги, – нагло заявила царица.

– Вижу я, что страха перед Единым в тебе несть, но если вспомнила драконов, то должна упомнить, что был среди них чернорогатый, Алдуином звался и возомнили они богами себя среди смертных. Первенец Акатоша поклонился не добру, но злу, властник которого Падамаэль и восстал против второго отца. Единый, создавший Алдуина по подобию Акатоша и при его просьбах, попустил тому случиться, дабы мы помнили, к чему может привести создание богов земных и что стало с ними… что же стало с драконами? – далее последовали устрашающие призывы. – Азахави, Эизваэль и все присутствующие здесь, оставьте беззаконие в которое впали, оставьте поклонение Ильгамешу, ибо за ним стоит поклонение одной из шестнадцати ересей. Если не оставите этого, то солнце ваше будить жечь вас и почувствуете вы жажду с гладом, узнаете, насколько Единый

На грозный голос оппонента, царица лишь усмехнулась и с активной жестикуляцией стала громогласно кричать:

– Я – верховная жрица культа! Меня выбрал Ильгамеш в лице своих послов, дабы я несла его слово и народ просвещала! И ты, оборванец, смеешь мне перечить? Я – из рода Каморанов и ты смеешь говорить что-то против меня и веры моей!?

– Царица, царь, – сиро-норд обвёл всё посохом. – Продолжая потакать культу Ильгамеша, вы только развратите народ, обречёте его на мучительную гибель. И для того, чтобы вы образумились, призову Единого, дабы иссушил небо и капли с него не пролилось и пламя солнца посушило посевы ваши.

Все взирают на противостояние двух персон. С одной стороны, власть государства, которая творит, что заблагорассудится, с другой стороны ревнитель странных для этого народа и удивительных идеалов. Даше жрецы Ильгамеша оторвались от своих молитв и злобно взирают на гостя, стража давно бы схватило этого человека, но в странном трепете только безмолвно сморит.

– Проваливай! – крикнула девушка в порыве злобы, её губную помаду стёрли слюни, а голос чуть ли не сорвался. – И не возвращайся в город!

Глава шестая. Суть культа

Двадцать два часа этого же дня. Рихад.

Ночь опустилась на прекрасный портовый город и когда пали последние оковы дня, а светило скрылось за горизонтом, на улицы выплеснулось вся та нечисть, которую принёс с собой культ Ильгамеша. Прохладная и приятная ночь стала настолько горяча и отвратительна, что будь здесь имперские клирики, они бы возопили от того, какое бесчестье тут устроено. И кажется, что даже звёзды в небе померкли в стремлении скрыть свои лица от того, ужаса, что тут творится.

Два человека идут незаметными тенями, облачившись в чёрные прилегающие тканевые одеяния с капюшонами и масками, да и народ в таком экстазе, что до них нет никому дела. Даже узкая улочка, по которой они ступают, полна «прелестей». Которых принёс новый культ. Светловолосый мужчина с тошнотой взирает на то, как мужчина в чёрном балахоне тонким длинным ножиком делает порезы на коже и пляшет возле разведённого костра, неистово крича:

– Ильгамеш! Ильгамеш! Испроси нам у Бала, твоего лорда могущество и славу! Да-да-да!

Парень отворачивает голову, но для того, чтобы увидеть, как двое девушек в светлых полупрозрачных одеждах, валяются, скрючившись, а возле них мерцают бутылки скумы. Если посмотреть чуть дальше, то можно узреть, как два данмера, на карачках слизывают с лужи какое-то дурманящее пойло.

– Давайте славная паства! Предавайтесь на славу Ильгамеша всем порокам и страстям! – взывает один из проповедников с бочки. – Ильгамеш позволяет вам всё это! Так берите же!

Готфрид, проходя мимо слуги нового культа не стерпел, сердце его объял огонь, и он со всей силы пихнул ногой бочку. Ильгамешит не устоял, раскачался и рухнул прямо в стоковую канаву, откуда тут же раздались истошные вопли и крики о помощи.

– Готфрид, нельзя так поступать, – упрекнул его второй человек. – Ты раскроешь нас, привлечёшь ненужное внимание.

– Прошу отпустить вину, владыка Ариан. Больно он чудной был и достали слова врижины этой.

– Понимаю, но будь сдержаннее. Мы не на боевой операции, мы сейчас в разведке, Готфрид.

– Ладен, – согласился парень, который пошёл на помощь своего наставнику из прошлого ради разрешения этого дела… как в старые добрые времена.

Готфрид был бы рад поговорить с Арианом о том, как сложилась его жизнь после падения Ордена, как он сражался вместе с Азариэлем, но сейчас не до этого. Договорившись о том, что Готфрид поможет слуге Империи, они попрощались с Азариэлем и норд потратил остальной день на отдых и обсуждение плана по проникновению и сбору информации.

Двое прошли ещё дальше по длинной улице и заметили, как и дальше люди предаются порокам. Готфрид с отвращением смотрит на то, как три данмерки утягивают за собой редгарда, в переулок незнамо зачем, двое мужчин тащат опьяневшую от скумы босмерку, как группа людей полунагие пляшут возле костра и при этом с их губ слетают неразборчивые звуки молений.

Но всё то, что происходит на этой улочке, лишь слабое отражение того, что творится во всём городе. Отовсюду доносится безумный хохот, вздохи и охи наслаждений, призывы веселиться и предаваться страстям и кажется, что град скрыла пелена сумасшествия.

– Одного этого разврата хватило бы, чтобы усадить всю власть за решётку, – возмутился Готфрид.

– Мы должны собрать достоверные данные о том, что тут творится предательство против императора. Культ Ильгамеша, пока не будет стопроцентно замечен в деятельности против Империи, продолжит творить всё это, – раздражённо ответил Ариан. – И даже скума… можно отдать под суд поставщиков, хранителей и продавцов, но это только часть Культа и не связанная с его духовенством. Слишком долго морочиться тут по наркотикам.

– М-м-м, – прорычал Готфрид. – Имперская бюрократия. Я даже не кидал мысль, что в ночи будет такое сегодня.

– Это царица, как Матриарх культа Ильгамеша, отдала приказ о том, чтобы сегодня творилось безудержное веселье, – уже спокойнее ответил Ариан. – Она неделю планировала это, и на сегодня… – Ариан замолк, когда впереди, из примыкающей улицы тенью упали силуэты, где проглядывается очертание оружия. – В сторону!

Двое спрятались за стеной здания и Ариан чуть подался вперёд, смотря, кто там идёт, и он не поверил, тому что увидел. Пьяная в хлам стража, переминаясь с ноги на ногу, тащила что-то тяжёлое и увесистое квадратных очертаний, а возле них ещё пара воинов тащили копья и щиты.

– И-ик! Как та-м Камари? Уже стло накрыл? Мы ящик этот бе-ик! Без закуси не ос-лим! – пол улицы услышали разговоры пьяной стражи

Готфриду и Ариану не было дела до того, что они тащат, но это явно крепкий алкоголь, судя по тому, что в пламени факелов и костерков виднелась прозрачная жидкость в бутылках. Парни двинулись дальше и только Готфрид в душе понёс печаль и гнев от увиденного, отказываясь принять то, что стража, которая должна защищать город, превратилась в толпу опьяневших мужиков. Ариану же нет до этого дела – он видел это много раз, да и ему на заданиях не раз приходилось опаивать стражу… его волнует только цель.

Вот они вышли к северо-западному краю города, где высокими башнями и стенами, величественно громоздится композиция стекла, глины и камня, ставшие прибежищем для культа. Это две высоких башни, примыкающих к стене, при этом южная башня меньше, чем соседка. Обеих их венчает каплеобразный купол, выполненный из чёрного материала. Перед храмом небольшой внутренний дворик, огороженный невысокой стенкой. Там, внутри, высажен садик, плещется вода в маленьком фонтане и звучит инструментальная музыка.

– Мы проникаем в главный храм культа, – указал Ариан на впереди громоздящееся строение. – Ты помнишь, что ты делаешь?

– Да, – хладно ответил Готфрид, приготовившись к делу.

Воин с севера, светловолосый парень, чувствует нечто схожее на вину. Он пошёл на это ради Азариэля, ради прошлой дружбы. Готфрид не смог уберечь Лиру от тлетворного воздействия того богатея, не сумел распознать беду, прежде чем она накрыла девушку. Ох, если бы он раньше вошёл в ту таверну, если бы он только подбежал к ней раньше того бретонца, сейчас всё сложилось бы совершенно иначе. Лира была бы рядом с Азариэлем, Готфрид не ощущал вины, не корил себя бы за расторопность и не был бы на работе у имперской разведки.

– Ты взял с собой «бабах-бабах»? – спросил Ариан, вынимая свитки из карманов.

– Да, они у меня.

Мало что могло удивит Ариана, он был искушён в работах мастеров мёртвого Ордена, но вот работа умного гоблина его поразила. Сам факт того, что дикий житель пещер может быть цивилизованным, уже нечто на грани чуда, так ещё и то, что он смог собрать из подручных материалов, не менее вводит в ступор. Ариан помнит, что когда озвучил план, не ожидал, что Крог предложит свою помощь и набрав на рынке и в порту, нужных материалов, соорудит нечто.

Готфрид вынул «бабах-бабах» и Ариан вспомнил, что в бумажных пакетах с фитилями завёрнуты огненная соль, уголь, сера и пара других алхимических веществ, и по словам гоблина, это хорошо ослепляет и оглушает.

– Отлично, – сказал агент. – Ты меня прикрываешь с земли, и когда я окажусь в башне, ты смотри, чтобы никто в эту улицу не зашёл и не занял это место, – Ариан убрал руку за пазуху и вынул оттуда неровную палку, сантиметров тридцать в длине, а на конце светится зажатый в трёх ветках камень душ. – Это… шоковая палка… разработка магов на службе Разведки. Бьёт молниями небольшой силы. Оглушает и парализует на время. Ты сильно тряхани её в сторону врага и трение камня о зачарованные ветки вызовет молнию. Только себя не… шокируй.

– Будет добро, – Готфрид убрал палку и приготовился зажечь сделанные гоблином «бабахи»

– Тогда вперёд.

Готфрид вынул свиток и превратил его в раскалённое пламя усилием мысли, после чего поднёс два фитиля. Шипели они не долго, ибо норд тут же отправил их в полёт на другую сторону, за стену, где пляшет и беснуются у костров народ Рихада. Мгновение и раздался оглушительный взрыв, а зав ним накатился светоносная ослепительная волна, ударившая по очам десятков рихадцев. Кто пил, кто-то участвовал полуголым в ритуальном танце, кто услаждал чрево пищей – все они, с нестерпимым писком в ушах и белой завязью перед глазами, истошно вопя, пали на серо-чёрную плитку.

Ариан, пользуясь всеобщим смятением, наложил на себя заклятье и мгновенно стал легче воздуха. Его тело взмыло вверх и усилием воли направилось к окну. Город, с высоты птичьего взора очень красив – его усеяли сотни огоньков, рассеивающие мрак между улочками, уподобившиеся отражениями звёзд небесных, но вот звуки бесстыдства, витающие над городом, портят всю картину. Отвратив лицо от города он подлетел к окну и заметив, что там никого нет, одним ударом высвободил силу, который заставила рассыпаться преграду десятками осколков.

– Зараза, – выругался Ариан, когда влетел в комнату и действием другого свитка рассеял с себя магию.

Мгновенно он наложил на себя заклинание съёма информации с глаз и звука с ушей на камень душ, чтобы всё запечатлеть, что найдёт здесь.

Тут он увидел несколько шкафов с книгами и письменный стол в центре, а всё под ногами устилают алые ковры, а где-то в углу пестрят насыщенной зеленью экзотические растения со множеством мечевидных листов. Но шпиону это не интересно, и он кидается к столу, став быстро вынимать бумаги и копошиться в них, но ничего, кроме сумбурных текстов молитв, указов Круга Верных о правилах проведения служений и торговых договоров не нашёл.

Поднял голову, он ринулся к двери. Старые навыки разведчика и адепта скрытности автоматически воззвали к его рукам, и он машинально вынул свиток с невидимостью, прижатый у ремня. Магия облекла его покровом абсолютной прозрачности и его не увидит не один глаз… если это око не способно видеть тепло.

Ариан выбежал в коридор, дверь оказалась взломана парой движений отмычкой и на радость ему в небольшом узком коридорчике – никого, только свет от ламп и красная ковровая дорожка. Пролетев её, парень вышел к ещё одной комнате, которую защищает крепкая деревянная дверь… но и она оказалась взломана на раз.

Тут Ариан сразу нашёл большой рабочий стул, зажатый в окружении многих шкафов и пары диванов. Ариан прильнул к крышке, на которой раскидано множество бумаг, среди которых шпион Империи нашёл нужный для себя документ.

– Интересно, – прошептал Ариан, проведя пальцами по шероховатой поверхности печати, которая представлена символом не культа Ильгамеша, а каким-то львом, и мужчина перевёл взгляд на текст:

«Милость нашей компании с вами, достопочтенная Матриарх и Круг Старейшин. Совет ещё не полностью готов к сотрудничеству с вами, но шлёт вам знаки своего расположения – золотые септимы, оружие и наши акции. Я скоро буду в Рихаде, чтобы обсудить все тонкости нашей грядущей сделки, но не беспокойтесь. Подарки придут раньше. Ваш Жорар Мотьер».

Ариан оставил письмо, дав себе запомнить узнать, какая компания занимается поддержкой сектантов. Больше он смог найти ничего интересного, кроме указов о новых назначений и текстов пламенных проповедей.

Парень вынырнул за пределы комнаты и было хотел пойти вправо по коридору, как его слева привлекли голоса, монотонные моления и воззвания. Ариан юркнул тенью туда и поднявшись по ступеням вихревой лестницы, попал ко входу какой-то широкой комнаты. Ариан снова наложил на себя заклятье невидимости и тихим шагом вошёл в высокое помещение. Для бывшего разведчика Ордена вся эта операция не слишком и волнительна, он проделывает это не в первый раз и только лёгкое чувство тревожной лёгкости в конечностях его беспокоит, но хлад души пересиливает негативный мысли, но то, что он увидел, готово повергнуть его в смятение.

Посреди залы стоит какая-то женщина, и её одежду невозможно разглядеть, ибо она словно соткана из странного удручающего дух тёмно-тусклого света. На полу из мрамора начерчены остроконечные грубые даэдрические глифы густой алой жидкостью, а вокруг десять людей в чёрных плащах, извиваются в странных безумных танцах. В посещении нет ничего, кроме плитки, и нескольких зеркал и окон… а также людей, поглощённых жутким обрядом. Женщина вертится туда-сюда и её черно-блестящие волосы разлетаются перед лицом, закрывая его за покровом локонов. По ногами валяются разорванные тушки свиней, птиц и хлебов, которые видимо были принесены в жертву и «благодаря» ним нарисованы буквы.

Ариан наверху увидел строительные леса и забрался туда по верёвочной лестницы у стены, что его дыхание не услышали или он не стал на пути возможной разрушительной силы ритуала.

– Ильгамеш-Ильгамеш-Ильгамеш! – взывают культисты и вокруг женщины всё сильнее стали проявляться какие-то трёхметровые силуэты и мерцающие образы, которые с каждой секундой становились всё чётче и яснее, напоминая какое-то рогатой худой существо с ужасной пастью. – Ильгамеш, мы взываем к тебе, чтобы ты воззвал к лорду Балу и даровал нам его благости и силу! Ильгамеш! Ильгамеш!

Движения культистов стали ритмичнее и быстрее, неестественно выгибаясь, а сияющая одежда девушки стала ещё тусклее, по цвету напоминая остывающая лаву. Ариан смог разглядеть, что за кругом прыгающих сектантов расположился небольшой алтарь, от которого исходит дым – возожжены смрадные благоволения.

– Ильгамеш! Подай нам силу нашего божества, дай нам его силу, чтобы мы обратили в религию Балову весь Тамриэль!

Образы вокруг девушки какой-то инфернальной твари стали ещё существеннее, понятнее и женщина оказалась в центре какой-то твари, худущей и со страшенной рогатой мордой, от которой раздались громогласные сухо-звонкие слова:

– Отдам помощника крылатого вам своего. С помощью него сделайте из селения этого достойное городище моё, куда придёт селиться паства достойная меня! Да ещё и матриарха вашего смогу сделать сосудом благословения моего!

– Да! Да! – завопили сектанты. – Сделай её подлунным и сторонящимся солнца сосудом твоего благословения!