– Точно был! Мурлыкал он!
Вспомнив момент, когда парень уткнулся носом ей в ухо, потерся – и замурлыкал – Божена замерла в ужасе, приоткрыла губы и уставилась на бабушку широко распахнутыми глазами. Та всполошилась.
– Что?! Или ты не всё сказала? Говори по правде!
– Парень был… Красивый, – зубы девушки стучали. – Он мне снился. А тут – в зеркале. Но и тут тоже. А потом… Потом замурчал – как Пушок, – выдохнув последнее слово, Божена обмякла, бесцельно блуждая взглядом по комнате.
– А дальше?
Девушка лишь покачала головой. Баба Тася взяла её за плечи, заглядывая в лицо.
– Где он?
– Телефон зазвонил, смотрю – а там страшный такой… В зеркале. Я… ну… Хотела это, а стул упал, и я упала, и – ты…
Баба Тася поджала губы, пробормотала: «Спужала…», вскочила неожиданно резво и бросилась к двери. Божена удивлённо посмотрела ей след и, окинув быстрым взглядом пляшущие по стенам тени, плотнее закуталась в одеяло.
Вскоре откуда-то снизу донеслось: «Пушенька! Дитятко! Ивасенька, где ты?»
Вдруг по правой стене по направлению к открытой двери метнулась большая тень. Девушка вздрогнула, вскочила на колени, запуталась в одеяле, сбросила его – и как была голышом рванула к выходу и чуть не кубарем скатилась по лестнице.
Влетев в свою комнату, она бросилась одеваться. Пытаясь попасть ногой в штанину, Божена, не осознавая себя, бормотала: «Что за чушь… Господи, не бывает такого… Или бывает?.. Нет… Спужала… Что это значит?.. Спужала… А что меня спужали – то ничего?.. Боже… Помолиться что ли?.. Отче наш… Что-то там… Что ж за такое… Штаны ещё эти…»
По лестнице поднималось: «Маленький мой! Ивася! Белушенька! Ивася, где ты? Не бойся, выходи!»
Девушка наконец-то застегнула джинсы, натянула водолазку – так рванула рукав, что он треснул нитками – и замерла, уставившись на дверь. «Кого она зовёт?.. Белуш подох давно… А что за Ивася?..». И вдруг в сознании Божены вспыхнуло воспоминание: чёрно-белое фото, где мама – совсем девчонка, в простом платье и босоногая – сидит на покосившейся деревянной скамейке рядом с деревенским колодцем и нянчит пушистого белого кота. «Иваська его звали… Или кажется уже?.. От страха, небось, путаюсь… Услышала сейчас, а кажется, будто раньше… Или правда?..»
Баба Тася сунула голову в комнату и, деловито оглядывая углы, снова позвала:
– Ивасенька! Дитятко! – она вздохнула. – Куда ж ты делся-то?
«С ума сошла, – бухнуло в голове Божены. – Или она, или я. Бежать. А куда? Ночь, закрыто всё. Холодно. Нет, здесь нельзя, хоть в сугробе пересижу. До утра».
Ищущий взгляд бабушки, наконец, остановился на Божене, стоящей рядом с кроватью.
– А ты куда собралась?
Видя, что от неё и вправду ждут ответа, девушка пробормотала:
– Пойду… Погуляю…
Баба Тася посмотрела на неё укоризненно, зашла в комнату, подхватила внучку под руку, потянула к выходу и дальше – на первый этаж.
– Пойдёт она, посмотрите на неё… Навела шороху, спужала всех, а теперь – идти собралась, посреди ночи…
На кухне баба Тася подтолкнула Божену к табурету – девушка послушно рухнула, словно в один момент её покинули и оставшиеся силы – зашуршала возле плиты, а вскоре поставила на стол две кружки, над которыми поднимался ароматный травяной пар.
Божена покосилась на предложенное питьё. «А вдруг травы перепутала? Старенькая же… Положила в чай не то, вот мне и померещилось… Галлюцинации…»
– Пей уж. Сонные травки. Или, думаешь, лучше идти куда-то ночью, одной? Сейчас с тобой поспим, а утром – голова яснее, там посмотрим.
Девушка помялась в нерешительности, но идти на улицу, в самом деле, уже казалось неразумной идеей, так что она всё же взяла кружку и, обжигаясь, мелкими глотками выпила всё до дна.
***
Проснулась Божена почти в самый полдень – отдохнувшая и в хорошем настроении. «Ну и кашу я вчера заварила… Гадать надумала! Я! Хоть бы Ленка не прознала, позорище… А может, приснилось всё?»
Стараясь не думать ни о чём больше, девушка оделась и сбежала по ступенькам лестницы. Однако на кухне, завидев белый хвост, нырнувший за печку, опасливо замерла.
Баба Тася сидела за накрытым столом и сквозь очки изучала газетный лист.
– Как спалось, Боженька? – она отложила своё занятие.
Настороженно поглядывая в сторону печи, девушка подошла к столу и села.
– Нормально, хорошо, – она снова покосила на печь, но кота не было видно. – А что, нашёлся… Пушок?
– Нашёлся, нашёлся… В бане прятался. Слушай, внученька, – баба Тася вздохнула, – скажу я всё как на духу, хоть ты мне и не поверишь. Ты смышлёная, книжки читаешь, не чета мне, простой деревенской бабе. Только что я скажу, то чистая правда – хочешь верь, хочешь нет.
Она подвинула к Божене тарелку с блинчиками, политыми малиновым вареньем, и спросила:
– Что за парень был? Белый? Глаза зелёные? – дождавшись кивка, бабушка тоже кивнула и помолчала. – Сын это мой, Ивась. Он так-то людям не кажется, только мне. Ты, видать, глянулась ему…
За печкой что-то стукнуло, Божена подпрыгнула на стуле, а баба Тася махнула рукой в ту сторону, словно прогоняя кого.
– А ты уж молчи! Тоже хорош! Я говорила – не лезь к людям… – она покачала головой и повернулась к Божене. – Давно то началось. Бабка моя, покойница, сильной ведуньей была. А вера такая есть, что, пока ведунья дело не сдаст, помереть не может. И она мне сказала, а я-то, дура, не понимала… Так и взяла. И она как померла, на другое утро и началось. Пошла на речку стирать, а сама злая была – кобыла по пути грязью обшлёпала. Так бабы с речки в тот же день – какая ногу сломала, какая под телегу попала – чудом вытянули… А одна в колодец упала. Так и пошла молва по деревне, что бабка мне дело сдала. Люди пошли. А куда деваться – еду несут, вещи… Другой работы нет. Так пришлось… Да только мне ж тоже хотелось жить – семью, детей – а какая ведунье семья? В глаза улыбаются, а за спиной – плюют и крестятся. Я б съехала, так куда? Здесь – дом…
Помолчав, баба Тася поднялась к кухонному столу, начала неторопливо перебирать жестяные баночки с травами.
– Годы шли. Дитёнка мне шибко захотелось. Всё готова была отдать, только никому не надо. Так я поехала в город, пошла по кабакам… Сама не знала – понесла или нет, а только пришла ко мне бабка – во сне – да говорит: «Нельзя тебе ведовать, ведуньям детей не дают». И я как проснулась – всё. Ушла в лес, от соблазна подальше. И хорошо так сынок рос, снился часто – будто бегает на полянке, маленький, беленький, птичек с ладошки кормит… – голос бабы Таси дрогнул слезами, и она вытерла нос рукавом. – Только как решиться был срок, приехал районный староста с людьми. С самого центра приехал – нашёл ведь, черти его привели ко мне…
Бабушка снова замолчала. Дождалась, как чайник запыхтел паром, забулькал крупно, сняла с огня. Села за стол, избегая взгляда Божены.
– Дочка у него пропала. На коленях молил искать, а я – ни в какую. Осерчал, за кнут схватился, грозился, что совсем прибьёт… Ну, согласилась. Только всё одно не было ему радости – в лесу дочка нашлась, косточки одни… А я в ту же ночь выкинула сыночку. Точно как во сне был – беленький… Только не дышал уж.
Баба Тася посмотрела в окно, вздохнула, поправила занавеску.
– Я вернулась в этот дом. Обмыла Ивасю и под полом закопала, как бабка учила. И снова стал он мне сниться – будто в доме играет, то на печке сидит, то во дворе бегает… А потом котик прибился. Беленький, глазки зелёные… Я как глянула – точно как… – баба Тася запнулась и тяжело сглотнула. – И плачет жалобно, как не взять? А потом – смотрю – я привыкла с сыночкой разговаривать, а котик будто отзывается. Сядет возле меня, чуть скажу «Ивася», а он – «мур». И так каждый раз. Тут-то я и почуяла… Вырос он чуть за месяц в матёрого кота, а больше уж не менялся. Я ему разные имена давала – люди мне-то побоятся пагубу сделать, а ему, как прознают… Да косились, ясно, но берёг бог моего сынку. А теперь уж и тех людей не осталось – перемёрли все. Молодые в то не верят, а мне и легче.
– Подожди… Так что… Это, значит, дядя мой? – Божена даже заулыбалась от неловкости. – Кот…
Баба Тася вздохнула.
– Нет, Боженька. Я, как Ивасю родила, так уж больше не могла понести. А потом, через пару лет, бросили девчонку у лечебницы, на крыльце. Ну, все знали, кто бросил, – деревня же… Я пошла и взяла. Мать смолчала, а отец пришёл – пьяный-пьяный, дверь сломал, говорит: «Отдай, лучше я её своими руками утоплю, чем ведунье дам». Грозился много, да только как домой шёл – сам утоп. В луже на дороге. Что с пьяного-то взять? – баба Тася усмехнулась. – Так Богдана и осталась у меня.
Божена только глазами хлопала. Снова мелькнула мысль, что бабушка ведь совсем старенькая, мало ли… А потом сами собой начали всплывать в памяти скупые рассказы матери об её детстве: что в деревне у неё не ладилось и друзей не было, что мечтала уехать в город и начать новую жизнь… И говорила она о своей прежней, догородской жизни очень неохотно, стараясь закончить разговор побыстрее. И за всю жизнь Божены ни разу не навестила бабу Тасю, хотя по телефону с ней говорила радостно, всегда посылала открытки и подарки к праздникам, а ещё – часто звала в гости. Вот только баба Тася не соглашалась, отнекиваясь дальним расстоянием и возрастом.
– Что, внучка, может, хочешь с Ивасей свидеться? – бабушка улыбнулась лукаво. – Тут уж поверишь.
Божена посмотрела на неё растерянно, перевела взгляд на печь – там снова громыхнуло, но больше ничего не произошло.
Баба Тася поднялась со стула и пошла к печи, опустилась перед ней на колени.
– Ивась! Все знают, что ты там. Выходи!
Некоторое время ничего не происходило – Божена уж решила, что и дальше не будет – но тут из-за печи выглянула морда Пушка, сверкнула на неё зелёными глазами и спряталась обратно.
– Боженька, иди сюда, – бабушка поманила её. – Попроси его. Я ж говорю – он к людям не ходит, а тут… Вот и спужался.
Девушка, помявшись, встала, подошла к печи, присела на корточки. Откашлялась.
– Ивась… – голос скрипел. – Выйди, пожалуйста…
В голове крутилось: «Что за бред… Вот так езжай в деревню – начнёшь с котами разговаривать… А кот заколдованный, поцелуешь – в лягушку превратится… Или в козлёночка… Может, я сплю?..»
Пушок снова выглянул из-за печи, посмотрел на Божену внимательно, выскользнул – шерсть его была на удивление чистой – и рванул в коридор.
– Штаны надень! – крикнула вслед баба Тася и, подойдя к кухонному столу, пояснила внучке. – Привык он уже, котом-то… Я его учила письму, цифрам, да ведь я сама не шибко грамотная. И он – упёртый, всё по-своему. Так что ты не серчай – он обхождения не знает, но хлопец добрый, не обидит.
Божена вернулась на свой стул, наблюдая, как бабушка заваривает чай – по кухне разнёсся запах чабреца – и ставит на стол три дымящиеся чашки.
– Любит он чабрец с мёдом. С детства любил. Смешно даже: все котам молоко наливают, а я – чай. В блюдечко-то. И он хлебает, – баба Тася улыбнулась.
Божена хотела было улыбнуться в ответ, только вместо улыбки вышла напряжённая гримаса. Она вроде и хотела, чтобы рассказ бабы Таси оказался правдой, но и боялась – как жить в мире, где, вопреки книгам просветителей, по домам разгуливают покойники, обернувшиеся котами? Только она задумалась, глядя на пар, волнами стелющийся над чашкой – в нем словно запутался солнечный луч из окна, как в коридоре раздался шум. Вздрогнув, Божена подняла глаза.
На пороге кухни, оглядывая исподлобья её и бабу Тасю, настороженно замер хорошо знакомый парень. Взъерошенные светлые волосы по-прежнему спадали прядями на лицо, но теперь это не казалось пугающим. Обычные волосы, только спутанные. Да и лицо обычное – как было в снах, а не в зеркале. Парень и в самом деле надел потёртые джинсы, но больше ничего. Скользнув взглядом по его груди и животу, Божена отвела глаза и покраснела.
– Ты чего нечёсаный-то? И без рубахи? Я ж учила… – баба Тася призывно махнула руками. – Ладно, поди сюда.
Ивась ещё раз покосился на Божену и направился к матери. Девушка даже рот открыла от удивления – за ним змеился длинный и пушистый белый хвост. Видимо, в джинсах было прорезано отверстие.
– И с хвостом на кухню! Говоришь, говоришь – как об стену горох… – баба Тася поднялась к парню и начала пальцами расчёсывать его волосы, убирая с лица. – Ох, горе ты луковое…
Парень одним движением упал на колени, обнял бабу Тасю и спрятал лицо в её одежде. Та погладила его по голове.
– Ну ладно, ладно. Ты ж Боженьку знаешь, чего стесняться? Садись лучше чаю попей. Давай, – она потянула парня вверх.
Ивась поднялся, подхватил неподалёку третий табурет, поставил к столу, сел и буркнул:
– Я говорил – без хвоста плохо. Ходить неудобно.
Божена даже вздрогнула – ей почему-то казалось, что парень непременно должен изъясняться мяуканьем. Вместо этого голос у него был тоже вполне обычный, только немного хриплый – как будто спросонок. Девушка во все глаза разглядывала Ивася, который уткнулся в свою чашку и сосредоточенно отхлёбывал чай. «Парень как парень… И ведь правда красивый… А я думала, таких не бывает…». Божена покосилась на лениво метущий по полу хвост. «Может, он просто родился с хвостом? Ну, бывают же люди с мутациями – по семь пальцев, например. А у него – хвост. А бабушка испугалась и решила, будто он – кот. Умом тронулась с горя. А на самом деле ничего в этом нет… А как я сама видела кота? Ведь Пушок-то есть, точно есть. Может, просто совпадение. Подумаешь, белый кот… А тогда где он сейчас?». Божена непроизвольно поискала глазами по кухне, прислушалась к звукам дома – ничего.
Баба Тася улыбнулась.
– Ну и устроили вы вчера… «котовасию». Меня спужали, друг дружку спужали… Ты, Иваська, не мог мне сказать? Мол, познакомь меня?
Парень покосился на неё от чашки.
– Чего знакомить? Она вон меня чудищей обозвала. И змеёй.
– Да она ж не со зла… – баба Тася посмотрела на Божену просительно.
Девушка затараторила:
– Нет, я ничего такого не имела в виду… Вы не подумайте – я очень толерантна, – для убедительности она взмахнула рукой. – Очень. Я с пониманием отношусь к самым разным… людям… и отношениям… и всему… Я просто… Ну, от неожиданности… А вообще, вы не похожи на змею, это в темноте показалось. Я вот теперь понимаю – наверное, на кота похожи, да? – она издала нервозное гыканье. – Ну, зубы и прочее. Я вообще котов люблю. Там просто зеркало такое старое, тёмное, и что-то мне змея пришла в голову, а вообще – совсем непохоже. И на чудище тоже. Это я ужастиков пересмотрела. А так – у вас очень милый хвост. Такой… красивый. И вы тоже… очень… это… – Божена окончательно смутилась и опустила взгляд в чашку с чаем, к которой до сих пор не притронулась.
Пару минут ничего не происходило – все степенно пили чай. Вдруг ногу Божены под столом толкнуло колено Ивася, она торопливо глянула на парня, но не поняла значения ни этого жеста, ни его взгляда. Вместо этого живо вспомнилось, с каким выражением он ночью смотрел на её грудь, и девушка покраснела.
Баба Тася поднялась из-за стола, начала собирать чашки.
– Ну, детки, я рада, что вы помирились. Ох, ночью-то было… – она с улыбкой покачала головой. – Тот бегает, эта бегает, зеркало бабки-покойницы побили, чуть пожар не учинили… Дети, дети… А теперь – хорошо.
Ивась снова ткнул коленом ногу девушки и, когда та оторвалась от сосредоточенного изучения занавесок и опасливо покосилась на него, сказал:
– Тогда давай спать вместе.
Божена даже рот открыла от подобного предложения. Посмотрев с минуту на ждущего ответа парня, перевела взгляд на бабу Тасю, но та только усмехнулась.
– Я-то что? Ты, чай, девица взрослая – сама решай, – она вытерла руки фартуком и вышла из кухни.
Божена выдавила:
– Да я… Как-то… Ну…
Ивась подождал немного, затем вопросительно склонил голову.
– Что «ну»? Ты ж сказала – хвост красивый. У меня не только хвост красивый.
Девушка поперхнулась слюной и закашлялась, так что Ивась наклонился к ней и мощно хлопнул по спине.
– Лучше?
Давясь остатками кашля – лишь бы больше не хлопал – Божена пробормотала:
– Да, кхм… Да. Спасибо.
– Так что? Я обычно здесь сплю, на печи тепло. Или можно у тебя.
В голове Божены лихорадочно метались мысли: «Как-то неприлично… Я и не знаю его… И сразу спать!.. А с другой стороны, он красивый… Я бы поцеловала… Ленка обзавидуется…»
Невольно облизнув губы при мысли о поцелуе, Божена храбро выпалила:
– Хорошо! Можно и на печи… У меня вообще очень либеральные взгляды… то есть прогрессивные. Я читаю много, за трендами слежу…
Ивась довольно улыбнулся, взял её за руку и потянул к себе. В первый момент девушка дёрнула руку обратно, в голове мелькнуло: «Что ещё за повадки!», но за этой мыслью всплыл часто повторяемый Ленкой совет «быть проще и получать удовольствие». Прислушавшись к себе, Божена неожиданно решила: «А почему бы и нет?». Она поддалась движению парня и пересела к нему на колени – Ивась сразу сгреб её в охапку, прижал к себе и, как ночью, потерся носом об ухо и замурлыкал. Девушка было напряглась от непривычной близости чужого тела, но – в принципе, если подумать – в этих руках ей было вполне комфортно и даже уютно. «Почему бы и нет?» – повторила она сама себе и обняла парня в ответ.