Идеальные каникулы

Однако, несмотря на ворчание, я послушно втапливаю газ – и ладонь Ру сжимает моё хозяйство так, что воздух на мгновение застревает в глотке.

Поласкав через ткань, пальцы живо находят кнопки штанов. Следить на дорогой, слушать рычание мотора и при этом ощущать, что стояка касается прохладный с непривычки воздух – дохрена странное ощущение. Не припоминаю, чтобы когда-нибудь раньше я расстёгивал штаны на скорости двести шестьдесят в час, но – что-то в этом есть.

А затем Эйруин сбрасывает ремень безопасности – датчик на панели тут же вспыхивает красным, – наклоняется ко мне и жадно накрывает член ртом, практически присосавшись. От неожиданности нога на педали дёргается, и мотор довольно рыкает в ответ.

– Блядь!.. – я то ли шиплю, то ли стону.

Ру насмешливо мурлычет с полным ртом. Как же здорово, когда другой человек чувствует тебя настолько идеально. Его язык ласкает везде где нужно, пальцы нажимают именно так, как я хочу, и полотно дороги перед глазами расплывается в мареве, и каменистая пустыня по сторонам выглядит как локация из долбаной игры – всё это не может быть реальным… Главное – не закрывать глаза, не закрывать, не…

До меня доносится странный звук снаружи машины. Хочется отмахнуться, но я знаю, что он важен. Что это может быть?

В одну секунду меня обливает адреналином.

– Блядь! Полиция!

Ру поднимает голову и вглядывается в заднее стекло, а я не могу понять, жалею об этом или нет. То есть да, конечно, я бы хотел кончить, но не в подобных условиях. Звук сирены меня точно не возбуждает.

– Штаны-то мне застегни!

Он бросает взгляд на мой стояк и поджимает губы.

– Так не застегнутся, нужно подождать. Главное, не замедляйся. Машина слабая, не обгонит.

– Ёбаный в рот, ты хочешь, чтобы я устроил догонялки с хуем наперевес?!

– А что я могу сделать?!

– Сделай всё обратно! Вы же с ним такие друзья, он тебя послушает!

Из-за дальней тучи выглядывает солнце – горячие лучи ложатся как раз на мои бёдра и эффектно подсвечивают чёртов несгибаемый стояк. Становится ещё жарче.

Сирена позади продолжает выть, словно бы приближаясь, и я выжимаю газ до предела.

Жалобно смотрю на Ру – из-за солнца его голубые глаза кажутся ещё более яркими, того и гляди светиться начнут, – и он, задумавшись на мгновение, выпаливает:

– Подумай о годовом отчёте! Ты сидел весь день, но цифры не сходятся. Главный недоволен… Ну же!

Я послушно бормочу:

– Отчёт… Главный…

Сзади доносится голос, искажённый матюгальником: «Водитель “Форда”, остановитесь немедленно, или я буду вынужден применить оружие». Несмотря на смысл слов, звучит голос размеренно, даже как будто со скукой.

– Постарайся! Он в бешенстве, весь красный, влетает в кабинет, хлопает дверью и орёт… Что он там обычно орёт?..

В этот момент я понимаю, что дорога впереди обрывается. Наверное, сворачивает за каменистую гряду, хотя и не понятно, в какую именно сторону. Пока ещё далеко, но с такой скоростью – мы будем там через две минуты и очень повезёт, если не вылетим с дороги.

От этого – во всех смыслах – неожиданного поворота я скороговоркой выпаливаю:

– Что будет ебать меня отсюда и до тех пор, пока цифры не сойдутся, блядь, Ру, это не помогает!

– Отлично помогает, держи машину ровно.

И мой член наконец-то ныряет в благословенную тесноту трусов. Через ткань чувствуется возня с застёжками.

– Всё, тормози.

Я втапливаю педаль так, что покрышки жалобно визжат, а салон наполняется вонью горелой резины. Вот и покатались.

Машина останавливается за двести метров до поворота.

От избытка адреналина пальцы дрожат, а лёгкие накачивают кровь кислородом с бешеной скоростью – жалко, что здесь некому набить морду, а лучше даже убить.

Из матюгальника раздаётся: «Выйдите из машины, руки за голову», – тон по-прежнему устало-скучающий.

Мы с Ру переглядываемся и подчиняемся. Снаружи жарче, судя по ощущениям, градусов на двадцать – кожу будто поджаривают. Солнечный свет, в автомобиле приглушённый фильтрами, здесь заставляет морщиться.

Из полицейского внедорожника, по-прежнему сверкающего огнями – но теперь хотя бы в тишине, – выбирается верзила повыше нас. Пятнистый. Когда он подходит ближе, становится ясно, что на всех видимых местах его кожа идёт округлыми тёмными пятнами. Странно-приплюснутый нос, по обе стороны рта свисают усы из редких белых волос, контрастирующих с тёмной шевелюрой на голове. Я бы сказал, что он похож на… ягуара? Да, точно – огромного, накачанного стероидами ягуара.

– Хули уставился, зубастый? Я вроде не в бикини. Спиной, руки за голову.

И, конечно, пистолет он уже достал из кобуры.

– Извините, – я послушно разворачиваюсь.

Он ощупывает сначала меня, затем переходит к Ру.

– Отошли от машины, – указывает подбородком на десяток метров впереди капота. – Вон туда.

Пока я через плечо кошусь на рельеф мышц полицейского, прикидывая, сколько он жмёт, Эйруин спрашивает:

– Разве мы не должны сами дать вам документы?

– Мне похуй, потому что я не собираюсь сдохнуть из-за пары укурков. Отошли немедленно, – он возвращает взгляд на меня. – А ты, красотка, ждёшь пулю в жопу?

По-прежнему держа руки за головой, мы отступаем на указанное место, и полицейский, не сводя с нас глаз, впихивается на водительское сиденье – приходится наклонить голову, – открывает бардачок и буквально секундными урывками начинает искать там документы.

Находит.

Теми же секундными взглядами изучает удостоверения, сравнивая с нашими физиономиями.

Выбирается из машины и достаёт из нагрудного кармана портативный модуль для штрафов. Отходит к багажнику и, столь же бдительно поглядывая на нас, заполняет.

– Оплатить в течение трёх дней. Потеряете – ваши проблемы, пеня будет капать.

Он оставляет бланк на крыше и спиной отходит к своему автомобилю. Садится. Мотор взрыкивает, полицейский врубает заднюю передачу и на полном ходу разворачивается – задние колёса было идут юзом, но всё же возвращаются на нужную полосу. Очень странное поведение для внедорожника.

Переглянувшись, мы с Ру наконец-то опускаем руки и возвращаемся к автомобилю.

– Так что, альфач, – Эйруин ухмыляется, – у тебя стоит даже на Главного?

Закатываю глаза:

– Иди нахуй со своими пиздоблядскими фантазиями! Твоя очередь вести.

– После того, как ты сжёг резину? Вот спасибо!

– Хочешь обвинить меня в этом? – я бухаю кулаки на раскалённый капот.

Несколько мгновений кажется, что он и правда полезет в драку, но всё-таки выдыхает и отводит глаза:

– Извини. Тупая шутка.

– Ты тоже прости, – подхожу и сжимаю его запястье. – Херня какая-то вышла, но всё ж нормально. В городе поменяем, и обратная дорога твоя. Мир?

Он поднимает на меня взгляд и кивает.

Однако я чувствую кипящее в нём напряжение – не меньше, чем во мне, – поэтому всё же задерживаюсь рядом, провожу большим пальцем по тыльной стороне ладони.

– Или можем спустить пар…

Эйруин усмехается – уже лениво:

– В этом пекле? Я не для того всё гладил, чтобы теперь по песку валяться. В гости всё-таки едем.

– Ну смотри… Если будет желание…

Он мельком улыбается, сжимает мои пальцы на прощание и поворачивает к водительскому сиденью.

Подхватив бланк штрафа – семьсот двадцать кредитов, да они ахуели! – обхожу машину и бухаюсь на пассажирское. Включаю музыку и начинаю стучать в такт по боковой дверце, время от времени косясь на Ру. На этой жаре так и тянет лизнуть его – как ванильное мороженое, но нет уж, хватит с меня экспериментов, подождём более спокойной обстановки.

***

Экономя покрышки, до Данбурга мы добираемся только к четырём часам. С тем же успехом можно было арендовать семейный седан.

Ещё через час наконец-то подъезжаем к моему дому. Долбаные праздничные пробки. Ну, зато насмотрелись всяких придурков по дороге – Ру никогда не был в гетто мутантов, так что для него это непривычно. Уж здесь-то никто не будет пялиться на нас с ним – своих, кхм, особенностей хватает.

Выбравшись из машины, Эйруин запрокидывает голову.

– Ничего себе. Там облака на вершине.

Я тоже оглядываю гору, к подножию которой жмутся такие маленькие по сравнению с ней человеческие строения. Дом, милый дом.

– Ага. А под ними снег. Можно покататься на лыжах, если не заебёшься туда лезть.

– И который дом твой? – Ру перебегает взглядом от одного этажа к другому.

– Предпоследний, – я указываю на окна с жёлтыми занавесками, наклоняюсь и поднимаю с земли камушек. – Сейчас покажу, как мы в детстве…

Я не успеваю договорить, потому что попадаю с первого броска, и через пару секунд на порог выскакивает мама: с кухонным полотенцем в руках, в спортивных штанах и колышущейся парусом футболке с вытертым принтом. Судя по тому, что там изображена какая-то музыкальная группа, перехватила у Берты.

Она озирает дорогу внизу и было открывает рот, чтобы выдать наверняка матерную тираду, но замечает нас – и замирает в изумлении.

– Мам! – я радостно машу руками.

Мама у меня мировая – она справляется с эмоциями за пару секунд и всё-таки выдаёт со своей верхотуры отборный монолог, из которого следует, что она, конечно, любит стёкла в наших окнах, но меня, так и быть, рада видеть. Во всяком случае, я понимаю её слова именно так.

– Ну вот, можно подниматься, – я улыбаюсь Ру. – А она пока нам что-нибудь вкусное сварганит. Если повезёт.

Он поёживается.

– Ваше родство бросается в глаза.

– В смысле?

– Ну… Зубы. И характер.

Провожу кончиком языка по острым резцам.

– Да, я больше похож на неё. У отца крепкие кости, но мне это не передалось.

***

Когда мы наконец-то минуем три пролёта широкой каменной лестницы, неторопливо поднимающейся вдоль домов, и добираемся до нашего – двухэтажного, с оранжево-бежевыми стенами, – мама выходит навстречу уже в длинном бордовом платье. Эффектно замирает на верху лестницы словно киношная дива. И улыбается влажно-красными губами, показывая зубы не менее острые, чем у меня. Вот уж кто никогда не стеснялся своих особенностей – и за это я ей бесконечно благодарен. Думаю, именно из-за неё я осмелился свалить из города мутантов и поселиться среди обычных людей.

– Синхард, неужто на Марсе выпал снег, что ты решил навестить родной дом?

– Просто соскучился.

Сгребаю её в охапку, и мама взвизгивает.

– Ну всё, всё… – она придушенно подвывает откуда-то из моей шеи. – Я поняла, что ты меня любишь…

– Папа дома?

Отпускаю её, и мама демонстративно разглаживает платье, успевая улыбнуться Ру.

– А то. Весь в своих статьях. Годы идут, ничего не меняется.

– А Берт?