Истории страны грез

То были времена вечной темноты – звезды освещали ночное небо, а огонь людей. Да и то огня боялись многие и использовали очень редко, лишь во времена ужасных холодов (а холодно в те времена было всегда, но жители справлялись с ним).

Жила-была Солнце и была она прекрасна, как… Просто прекрасна, ведь не с чем было сравнивать – черное море, черные растения, черное небо. Но даже в темноте, где все казалось одинаковым, ее красоту замечали все. И, конечно же, к ней все тянулись, уделяли внимание, предлагали все дары мира. Но она знала себе цену и не могла отвечать на внимание любого, кто сделает к ней шаг. Все знают, что рано или поздно, мы находим кого-то, кто является нашей второй половиной. И Солнце про это знала и ждала кого-то столько же красивого, как сама.

И вот прошло не так много времени, когда до нее дошли слухи о парне по имени Луна. Все восхищались им, говорили о том, что он излучает свет и что в его присутствии все будто меняет окрас. Солнце, конечно, заинтересовалась им, но она была горда и не могла первая проявить внимания. Ведь знала, что весть о ней дойдет до Луны так же, как весть о нем дошла до нее. И она снова не прогадала – Луна услышал о ней и сам уделил внимание. Когда она его увидела, то поняла, что это действительно тот, кто ее достоен – парень на самом деле излучал свет, не сильный, но этого было достаточно, чтобы ближайшие предметы перестали казаться черными. У него были большие глаза, белое лицо и родинка на левой щеке, под глазом. Вроде бы это мелкое черное пятно должно его уродовать, но оно придавало особенности.

Солнце захотела проверить его терпение и желание ее заполучить. Девушка не могла броситься к нему в объятия, каким бы красивым он ни был. Она решила не отвечать взаимностью на жесты внимания Луны и посмотреть, продолжит ли он свои ухаживания. Ведь если он после пары попыток уйдет искать другую, значит он ее не достоен.

Проходило время, Луна усердно пытался завоевать внимание Солнца и тогда она решила сделать шаг навстречу, совсем маленький. Но и этого шага стало достаточно, чтобы вдохновить Луну – ведь она ответила ему, попытки дали плоды. Солнце сама не заметила, как попала под чары этого прекрасного юноши и вот они уже проводят время вместе, разговаривают. Солнце заметила, что ее волосы не черные, как она всегда думала, а цвета огня.

– А ты меня любишь? – спросила девушка в один из дней, когда они сидели на берегу моря и смотрели на звездное небо.

– Конечно! – воскликнул Луна. – Больше, чем вот те звезды, что на небе.

– Слова ничего не значат, – молвила Солнце, смотря вдаль. Она редко встречалась с ним взглядом.

– А как же мысли? Как же причина наших поступков? Ведь мы можем помочь человеку, сделать ему хорошее, имея какие-либо корыстные цели и недобрые намерения.

– Это неважно. Ведь в итоге человеку останется то добро, что ты сделал и неважно, какие ты тогда преследовал цели.

– И какой же поступок ты хочешь от меня?

Она повернула к нему голову и пристально всмотрелась в глаза юноши.

– Я хочу твою родинку. Я знаю, что она тебя отличает и что она придает тебе красоты. И если ты меня любишь, то сможешь отдать ее мне.

Луна, не подумав ни минуты, нашел острый камень и вонзил в щеку. Ужасная боль пронзила лицо, он почувствовал теплую кровь на руках, но мысль о том, что он докажет Солнцу свою любовь и сделает ее счастливой не давала остановиться. Солнце смотрела пустыми глазами, но в душе была рада, что ее любят.

Рана затянулась, как только Луна вырезал родинку целиком. На щеке его теперь красовался большой серый шрам, с темно синего цвета ответвлениями. Пятна крови застыли навсегда.

– Вот, – сказал он, протянул Солнцу родинку. Ему было больно, но он улыбался. Она продолжала смотреть на него и забрала подарок.

– Спасибо, это великодушно с твоей стороны. Но… – она запнулась. – Прости, я не могу быть с тобой. Эта родинка была твоим основным отличием. А еще этот шрам и пятна на лице… Я не могу быть с кем-то столь некрасивым. Извини.

Луна почувствовал боль. Во второй раз за день, но на сей раз она была в душе. И больнее, чем когда он вырезал родинку. Но он все равно не мог злиться на Солнце. Но быть с ней рядом, ступать по одной с ней земле он больше не мог. Закрыл глаза, поднял лицо к небу. Свет, исходивший от него, стал сильнее, Солнце пришлось закрыть глаза. И когда она их открыла, Луны не было рядом, а на небе красовался прекрасный светящийся шар, но даже сквозь этот свет замечались шрам и пятна.

– Извини, – сказала она и, сжимая в руке родинку, ушла.

Она так и не нашла никого, кто мог бы быть столь же красив, как Луна. Она не хотела и не принимала ничьего внимания. Она жалела о том, что сделала. В последнее время часто поднимала голову к нему, обращалась к Луне, просила простить и начать все сначала. Но Луна был безмолвен, от чего Солнце чувствовала боль и гнев.

– Тогда я сама к тебе приду! – крикнула она, подняла глаза к небу и попросила быть ближе к Луне. Но ее тщеславие снова взяло верх, и она попросила быть в разы ярче Луны. Небеса услышали ее мольбу и сделали то, что она просила. Но когда она поднялась в небо и озарила все вокруг ярким светом и теплом, Луны в округе не стало. Луна не хотел быть с ней, он спрятался. Она отправилась на поиски, но безрезультатно. С тех пор Луна выходит только тогда, когда Солнца нет рядом и прячется, как только она появляется на горизонте.

Все имеет цену

Поток света, бивший в глаза, вырвал его из забытья и вернул в… Забытье? Он открыл глаза. Не знал, где находится. «Видимо, еще не до конца проснулся. Ведь бывает так, что просыпаешься, но пока не до конца и не можешь понять кто ты, где ты». Но голос внутри твердил, что это жалкое оправдание.

Единственным звуком вокруг был треск люминесцентной лампы. Закрыл глаза, попытался сосредоточиться. «Скоро приду в себя». Но время шло, и он все еще не мог понять кто он и где. Более того, он понял, что прикован к стулу – руки привязаны к подлокотникам, ноги к ножкам стула. Сам стул холодный, металлический. Свет продолжал бить в глаза, которые никак не хотели привыкать к нему.

– Эй! – крикнул он. – Есть тут кто-нибудь?

В ответ он услышал мужской смех, отдававшийся отовсюду. Но мужчина, прикованный к стулу, не увидел никого.

– Привет. Рад, что ты проснулся. Знаешь, почему ты здесь? – голос спокойный, низкий, тон самоуверенный. Ясно, что он знает ответ на свой же вопрос, но хочет проверить узника.

– Нет, – дыхание участилось. Страх, почти не чувствуемый, залез к нему под кожу, как только мужчина услышал голос.

– А знаешь, где ты? – тот же тон.

– Нет.

– Хорошо.

Пауза. Снова тишина и звук электричества. Вокруг белизна. Он будто находился в палате, только без всех этих приборов и установок. Только стол и он, прикованный к этому стулу.

– Как тебя зовут? – снова этот голос. И снова ощущение, будто допрашивающий знает ответ.

– Не знаю. Я ничего не знаю. Ничего не помню. Я даже не знаю, как выгляжу! Будто я только что родился и…

Смех прервал его речь.

– Ты не представляешь, как близко ты подошел ко всей ситуации.

– О чем вы?

– Что, по-твоему, происходит с нами после смерти? Есть несколько различных вариантов – кто-то считает, что наши души переносятся в ад или рай, в зависимости от наших поступков; другие верят, что мы перерождаемся в другом обличье; иные же считают, что после смерти нет ничего. Пустота и наши сознание, душа и все остальное умирает вместе с телом. Во что веришь ты, Ниджат?

Узник обдумывал услышанное. Значит, его зовут Ниджат. Но это ни о чем ему не говорит.

– Ниджат? – тон сменился на менее мягкий, будто говорящий, что на вопрос обязательно нужно ответить.

– Я… я не знаю. Я не знаю, к чему вы клоните. Я не знаю, почему вы меня мучаете, – он начал дергаться, но оказалось, что не только он прикован к стулу, но и стул прибит к полу. – Выпустите меня отсюда!

В этот момент все его тело охватила боль, жгучая, адская. И он закричал.

Боль прекратилась так же резко, как началась.

– Итак, – голос снова был мягким, по-отечески дружеским. – Я бы попросил тебя впредь сохранять спокойствие. Иначе ты будешь биться в агонии не зная причин. Я ясно выразился?

– Да.

– Славно. Готов узнать, кем был и почему ты здесь?

Был? Что это значит? Я ведь все еще существую. Или нет? Голос казался смутно знакомым. И почему имя Ниджат ничего ему не говорит?

– Ниджат? – голос прервал его мысли.

– Да… да, я готов.

– Хорошо. Для начала хочу сказать, что я верю в реинкарнацию. Человек перерождается в ином обличье и расплачивается за свои грехи. Правда, тут есть один нюанс – он не знает, за что ему на долю выпала подобная участь. Ты страдаешь, но не знаешь почему. А это очень… неинтересно. Понимаешь, о чем я, Ниджат?

– Не совсем… да, понимаю. Человек страдает и думает, что незаслуженно, хотя на самом деле поделом ему.

– И к чему это приводит в следующей реинкарнации?

– Он не помнит, что делал зло и был наказан. И продолжает творить зло дальше.

– Правильно, Ниджат. Ты умница. И процесс этот может продолжаться бесконечно. Я со своей стороны вижу, что человек страдает и платит за свои грехи, но… Это не приносит должного наслаждения. Он не признает своих ошибок, не знает, чего ради он должен страдать, когда другие проживают счастливую жизнь. Понимаешь?

– Ты Бог?

– Ты не ответил на вопрос, Ниджат.

– Да, я понимаю. Но не понимаю, причем тут я. Ты Бог?

– Объясню. Ты в течение своих перерождений совершал много грехов, за которые все еще не отплатил. Тебе везло, ты всегда рождался в кругах обеспеченных или власть имущих. Более или менее. Поэтому, хотелось бы увидеть, как ты страдаешь, зная, что натворил.

– Что?

– Ты умер, Ниджат. И теперь пора платить за содеянное.

Ниджата будто ударили чем-то тяжелым. Он хотел закричать, но не стал. Вдруг он осознал, что все попытки закричать, сопротивляться или как-нибудь иначе пытаться выйти из данной ситуации напрасны. Ведь если он умер, что может быть хуже? Человеком движет инстинкт самосохранения, но что, если сохранять больше нечего? Что если ты уже умер? Инструкций по выходу из тяжелой ситуации после смерти никто никогда не писал. Или писал? Он, Ниджат, не мог знать наверняка, ведь не помнил ничего, что происходило до сих пор.

– Ниджат?

– Да.

– Закрой глаза и расслабься. Ты почувствуешь и увидишь то, что сделал и то, за что тебе придется платить.

Расслабиться? Это шутка? В такой-то момент? Этот тип явно издевался, и злоба взяла верх над страхом, все более нарастающим в сердце заключенного.

– А что, если я не хочу платить? Я не помню тех вещей, что натворил и не имею никакого желания за это расплачиваться. И почему не наказывали до сих пор? Зачем вы ждали столько реинкарнаций? Чтобы в итоге завести меня сюда, посадить на электрический стул и убить?

– Убить? Ты не понял, видимо. Ты уже умер, Ниджат, – голос явно был доволен происходящим. – Мы не собираемся тебя убивать. Простое наказание.

– И что будет дальше?

– Не знаю. Зависит от того, как ты себя поведешь. В любом случае, мы теряем время. Хех… время… мы ведь не теряем его, на самом-то деле. Оно здесь, с нами, всегда. Люди, такие жалкие, думают, что, если поторопятся, то успеют все. А ведь истинный план в том, чтобы вы успели очиститься от своих же грехов. Ты закрыл глаза, Ниджат?

– Да.

Снова тишина. Ни звука, даже лампы уже не шумели. Ниджат почувствовал легкий холодок, затем чье-то дыхание прямо под ухом. Будто из глубины начали доноситься звуки, обычные, ничем не примечательные. Они становились все отчетливее и отчетливее.

– Можешь открыть глаза, – на этот раз голос был у него в голове.

Ниджат подчинился. Он стоял на улице, было похоже на автовокзал – люди, станция метро, автобусы, мелкие магазинчики, чтобы прикупить закусок на дорогу. Молодой мужчина спорит с женщиной, та держит ребенка за руку. Люди, косо оглядываясь, проходят мимо, даже не пытаясь вмешаться в происходящее. Ребенок прижался к матери, мужчина кричит и ругается благим матом на женщину, которая плачет, опустив голову.

– Ты знаешь, кто этот мужчина?

– Нет.

– Присмотрись.

Да, что-то припоминалось. Короткие, почти налысо отстриженные волосы, щетина двух или трехдневной давности, карие глаза, пухлые губы…

– Это ведь я! – он воскликнул от неожиданности. Этот мужчина он, но в то же время чужой.

– Так точно! – произнес голос. – И почему ты так разозлился на жену?

– Не помню. Пытаюсь вспомнить, но не получается.

Ниджат продолжал завороженно смотреть на то, как он сам кричит на жену. Та, не выдержав дальнейших оскорблений, подняла глаза и назвала его мерзким, подлым гадом. На секунду муж замер, потом достал из кармана нож и вонзил в грудь жене. Вытащил и вонзил снова. Затем еще раз. Все это время прохожие только и делали, что снимали происходящее на телефон. Никто, ни один человек, не попытался даже остановить убийцу. Они или снимали на камеру, или убегали куда глаза глядят.

– Почему? – спросил Ниджат. – Почему никто не помог? Почему никто не остановил?

– Потому что люди стали бесчувственными. Они испортились. В них не осталось ничего человеческого. Вы сами довели себя до столь извращенного, нечеловеческого состояния. Людской род погряз в эгоизме, погоне за наслаждениями и поисках путей для удовлетворения своих жалких потребностей. Вы отдалились от природы и друг друга. Почему ты ее убил?

– Она меня оскорбила.

– А разве ты не оскорблял ее все это время? Разве ты не унизил ее на глазах сына? Что, по-твоему, будет думать этот ребенок? Кем он вырастит?

– Ничем хорошим, – Ниджат опустил голову вниз. Он не помнил ничего из этого, но в душе мерзко, даже во рту стоял привкус горечи.

– Думаешь, стоит тебе платить за смерть жены и испорченное будущее ребенка?

Ниджат не смог ничего ответить. Он молчал. Он ожидал, что голос сейчас назовет его имя, тоном, требующим незамедлительного ответа. Он смотрел на происходящее – прибежали охранники автовокзала, звучала сирена – полиция или скорая, но это уже неважно: женщина мертва, ребенок травмирован, а сам Ниджат умрет в скором времени. Что-то внутри заверило его, что, увы, подобные вещи будут и дальше продолжаться.

– Это не единственная причина, по которой я выбрал именно тебя, Ниджат. Кстати, я называю тебя так только потому, что так тебя звали во время последней реинкарнации. Итак, закрой глаза, и мы переместимся в другое время, когда ты был совсем другим.

Ниджат снова подчинился, и голоса вокруг стали тише, затем сменились другими, более громкими. Крики, плачь, мольба.

Мужчина огляделся. Он стоял посреди толпы – женщин, мужчин, детей, медленно направляющейся через ворота. По сторонам за людьми в лохмотьях наблюдали офицеры.

– Я и фашистом успел побыть?

– Да, – голос улыбался. – И ты стоишь прямо рядом с собой. Посмотри налево.

Ниджат обернулся. Рядом стоял высокий, светловолосый офицер со свастикой на груди.

– Шевелитесь! Быстрее! – он толкал стариков и женщин, которые не могли идти быстро, те же в ответ только и делали, что старались поскорее покинуть поле зрения этого офицера. Мужчина в форме подошел к женщине, пытавшейся как можно скорее тянуть за собой ребенка.

– Быстрее, быстрее, шевелись. Почему встала?

– Простите, но у моего сына нога вывихнута, – она плакала. – Он не может идти быстрее.

Ничего не сказав, офицер выстрелил в ребенка из автомата, который все это время держал в руках. Ниджат закрыл глаза и почувствовал боль в груди – будто пуля попала ему в сердце.

– Нет больше сына, который замедляет движение. Уходи, пока не пошла за мелким!

Женщина, еще не совсем осознав случившееся, пустилась бежать и скрылась в толпе. Ниджат хотел пойти за ней, но споткнулся, упал. Встав, он понял, что находится в другом месте, в другое время, в другой толпе.