Неотения

Громкая музыка, разноцветные огоньки, разбегающиеся по всему залу от зеркального «солнца», и кучка немного потных, но довольных людей, беснующихся на площадке. Среди них можно было заметить одного, который при всей своей затянутости (на нем были пиджак и галстук) танцевал с Ольгой так, как будто бы он делал это в последний раз. Как это ни странно, но этим человеком был Павел Александрович.

На столе стояли уже две пустые бутылки из-под водки и только что принесённая официантом третья. Кроме этого, салат из помидоров, залитых майонезом, газированная вода и салат из крабовых палочек.

Ольга осталась танцевать, а разгоряченный телодвижениями под музыку Павел Александрович вернулся за стол к Саше. В голове и во всем теле было абсолютно трезво, несмотря на выпитую водку, но Павел Александрович и не ставил перед собой цель напиться, ему просто было хорошо…

– Ну, что ты скажешь, Саш?

– Я не знаю.

– Надо знать! – шутливо произнес Павел Александрович.

– Ты не замечал, что люди постоянно меняются?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, вот ты, например, сейчас совсем другой человек, и это ведь не из-за водки. Понимаешь? Все люди такие: дома одни, на работе другие, с друзьями третьи и так до бесконечности. Получается, что ты на самом деле не знаешь, с кем общаешься. Тебя это не пугает? То, что каждый охотник знает, где сидит фазан, но не знает, какой. Ты сам понимаешь, где ты, а где не ты?

Он вспомнил…

Действительно, не каждый охотник желает знать, где сидит фазан, но, узнав где, возникает вопрос – какой?

Павел Александрович поднялся из-за стола. Кто он на самом деле? Красный? Оранжевый? Жёлтый? Зелёный? Голубой? Синий? Фиолетовый? Он не знал ответа на этот вопрос, но чувствовал, что обязательно его узнает…

Белый

Время остановилось. Вода перестала капать из крана. Паша улыбнулся самому себе. Чувство радости переполнило его. Жизнь потянулась, расправила плечи. Он надел спортивные штаны, обул кроссовки и, накинув ветровку, выбежал из квартиры, не закрыв её даже на замок.

По дороге к Ольге он купил букет белоснежных гладиолусов и маленький торт.

Когда он позвонил в дверь, она долго искала ключи и возилась с замком.

– Ольга, я…

– Павел, что ты здесь делаешь? – произнес Саша, выглядывая из-за её спины…

Павел Александрович усмехнулся. «Да, пришёл на чашечку кофе».

ИЗОМЕРЫ

Никогда в своей жизни он ещё не видел такого ноября. На улице было так тепло, что Владимир Николаевич Некрасов шёл без кепки навстречу девушке с медными волосами, по имени Осень. Небо было затянуто белым крепом с самого утра. Деревья, мокрые от слёз взбалмошной девицы, были словно испуганы и измучены своей наготой. Всё золото осени почернело и сморщилось на седой, но всё ещё живой траве. Ему захотелось закричать, заплакать, обнять первое попавшееся дерево и сойти с ума от непонятной осенней обречённости. Но ничего этого он не сделал, а всё также бодро шагал по асфальту в сторону университета, наслаждаясь, возможно, последним теплом и вечным запахом жизни.

Некрасову было сорок, но из-за бородки, которую он стал отпускать не так давно для импозантности, ему казалось, что он выглядит старше. Однако животик, обычно появляющийся у мужчин в его возрасте, у него отсутствовал, может быть, именно поэтому выглядел он всё равно на свой возраст.

Владимир поднялся на четвертый этаж. Открыл кабинет своим собственным ключом и, войдя, тут же закрылся. На столе, кроме бумаг, стояла пепельница. Он вытащил из ящика стола пачку сигарет «Космос», сигарета привычно оказалась во рту, глубоко затянулся. Вместе с дымом, проникающим в лёгкие, в голову поползли мысли. Интересно, почему, когда затягиваешься, просыпаются воспоминания, выплывают вопросы, о которых не задумываешься, пока губы не сожмут фильтр сигареты, а спичка не разожжёт табак? Ему вспомнилось определение из учебника органической химии, которую он больше других предметов не любил в школе: «свойства органических веществ зависят не только от их состава, но и от порядка соединения их атомов»…

***

Николай Владимирович Красько (хотя его никто так никогда не называл) вставал очень рано. Всю свою сознательную жизнь Николай работал дворником и лучшей работы представить себе не мог. Он вообще любил порядок во всём и даже в нерабочее время следил за чистотой во дворике и, тем более, в своей холостяцкой квартире. Вместе с ним жил кот Васька, который ночевал дома, а днём шатался по дворам и подвалам. Николай любил кота, и кот, вероятно, тоже по-своему любил своего хозяина, потому что ночевать всегда возвращался домой.

Обычный день Николай Владимирович начинал с того, что, просыпаясь в четыре утра, выключал будильник, который, несмотря на многолетнюю привычку вставать в определённое время, всё-таки заводил. Затем умывался холодной водой. Завтрак обычно состоял из яичницы с поджаренной колбасой и чашки чая, а у кота Васьки – из размороженной мойвы и миски молока. После завтрака Красько брал газету, купленную с вечера, и читал в течение получаса. К пяти он уже в своей рабочей форме подметал двор.

Дни его были похожими один на другой, но сегодня утром произошло событие, перечеркнувшее привычное однообразие жизни.

Как всегда, после уборки двора он направился на площадь. Каково же было его удивление, когда, дойдя до середины площади, в самом её центре обнаружилась куча человеческого дерьма. Николай Владимирович даже нагнулся посмотреть поближе, не веря своим глазам. Конечно, не первый раз на его пути встречалось говно, но чтобы в центре площади?! Такого ещё не бывало! «Это же надо, такое учудить: насрать прямо на площади! Вот же сволочь-то!» – думал Красько, идя за своим рабочим инструментом.

Когда он вернулся к месту «преступления», его наручные часы показывали без пяти семь. Люди уже тянулись на работу, и, как назло, пошёл мелкий дождь. Дворник со вздохом ковырнул кучу и с удовольствием отметил, что второго захода делать не придётся. Запахло соответствующим образом, а влажный воздух только усилил едкую отвратительную вонь. Он донёс свой груз до газона аллеи и благополучно удобрил им одну из елей.

Данный инцидент нарушил обычный график Красько (подметание площади заняло на пятнадцать минут дольше), доставив определённое чувство душевного дискомфорта.

Больше всего Красько не любил осень. Его удручало то, что, несмотря на сегодняшнюю тщательную уборку, завтра листьев будет столько, словно вчера, а то и целую неделю, он не убирался вовсе. Упрямые листья снова и снова укладывались на тротуары пёстрым штопаным одеялом. Многолетний опыт работы дворником подсказывал, что первыми листьями, которые ему придётся убирать, будут тополиные, поражённые белыми червячками во вздутиях на черешках, потом листья рябины и липы и уже к концу осеннего сезона – клёна и каштана, убирать которые приходилось, когда начинались дожди, из-за которых листья приклеивались к асфальту и тротуарной плитке. К тому же, теперь листву запретили жечь, отчего к концу недели скапливались огромные кучи, которые вывозила машина. Кучи же никогда не страдали от недостатка внимания. Красько никак не мог понять, зачем кому-то нужно постоянно разбрасывать собранные листья?

Несмотря на вопросы, которые у него в последнее время возникали все чаще, жизнь не казалась ему бессмысленной. Он убирал не только потому, что патологически любил чистоту – это был его вызов обществу, он хотел, чтобы люди, которые оставляли мусор, увидели также как и он, насколько лучше выглядит чистый двор или площадь. Может быть, поэтому особое удовлетворение он получал тогда, когда на следующий день на том самом месте, где он убирал, было, по крайней мере, не так грязно, как вчера.

Остальная часть дня прошла без происшествий, если не считать того, что перед самым сном, после просмотра программы «Время», когда он чистил зубы, в доме отключили свет. Но самым странным сегодня, несмотря на утреннее происшествие, стало совсем другое. А именно – приснившийся ему сон, яркий, живой и такой реальный, что явь показалась жалким подобием, похожим на восковую грушу.

***

Владимир Николаевич затушил сигарету и приоткрыл окно проветрить помещение. То ли от сигареты, то ли от серости осеннего дня его потянуло на воспоминания.

Он был единственным ребёнком в семье без отца. В школе учился хорошо, но выдающимися знаниями не блистал. После службы в армии поступил в университет на преподавателя русского и литературы. Уже на первом курсе его заинтересовала философия, и всё свободное от занятий время он посвящал чтению Канта, Камю, Ницше, Спинозы и многих других выдающихся мыслителей. А после получения диплома он поступил в аспирантуру на кафедру философии, которую благополучно закончил, защитившись в Москве. Как раз в это время освободилось место в его родном университете, и ему предложили работу. В течение пяти лет он занимался докторской диссертацией. В день своего тридцатилетия Некрасов сделал предложение аспирантке, с которой встречался в течение полугода. Через месяц они расписались.

После года супружеской жизни, когда понимание того, что от чувств не осталось ничего, достигло абсолютной величины, они развелись. Владимир Николаевич защитил докторскую и решил сменить место жительства. На новом месте ему дали комнату в общежитии с перспективой на получение квартиры.

***

Говорят, что снаряд не попадает в одну воронку дважды. Возможно, это правило и срабатывает в ряде случаев, но не в этот раз. На следующее утро в том же самом месте на площади снова было насрано. Данный акт вандализма возмутил Красько до глубины души. И хотя обычно его было практически невозможно вывести из себя, тут он не сдержался и выругался матом.

Убрав продукты человеческой жизнедеятельности под другую ель, он занялся привычной работой. Но мысли то и дело возвращались к этой омерзительной куче. Закончив подметать свой участок, Николай Владимирович отправился в подсобку, где, вооружившись красной краской, стал отмечать крестом деревья, которые надо было спилить.

Машина, вывозящая мусор, сегодня почему-то не приехала. А люди все тащили и тащили пакеты с отходами так, словно и не видели того, что баки полны. Красько и не знал, на кого больше сердиться: то ли на службу, отвечающую за вывоз мусора, то ли на этих людей. А потом ещё удивляются, почему это к обеду во дворе валяется мусор? Бомжи еще эти… придут, порасковыривают всё…

На обед он купил для себя батон с кефиром и мороженой кильки с молоком для Васьки. Кот, правда, не пришёл к обеду, так что пришлось принимать пищу в одиночестве. После обеда Красько обычно спал…

***

Пока он читал лекцию, его с каждой минутой всё больше охватывало чувство собственной никчёмности. На него смотрели глупые, бездумные глаза, единственным выражением которых было ожидание окончания лекции. На последних рядах кто-то смеялся, где-то там же упала бутылка. Некрасов делал вид, что этого не замечает и продолжал читать лекцию.

Пары закончились поздно. Темнело. На улице падал первый снег и дул ветер. Он считал неправильным этот снег. Может быть потому, что, как казалось ему, первый снег должен выпасть ночью и стать неким волшебством, открывшимся утром, когда ты, проснувшись, подходишь к окну, а серый, невзрачный мир неожиданно оказывается белым, неправдоподобно хрупким и чистым.

Кому нужно то, что я делаю? Для чего я живу? Для чего живет любой другой человек? Что такое «жить»? Может быть, это значит находиться в некой реальности, осознавая, что являешься её частью, и действовать согласно чувствам и устоям общества, которое тебя окружает? Или же это просто осознание своего места в мире, того, что ты получаешь удовлетворение от процесса жизни не просто потому, что ты такой вот человек, а потому, что ты занимаешься тем, что тебе нравится?

Так, может, в действительности всего того, чего я достиг, мне не нужно? Зачем я поступал в аспирантуру, для чего мои труды, все мои занятия? Чтобы кому-то что-то доказать? Некрасов остановился посреди улицы и громко рассмеялся в небо. Кто-то из прохожих опасливо обернулся. И что же теперь? Разрушить всё? Разорвать картину, написанную мной для кого-то, а не для меня? Разбить раму, вспороть холст и жить дальше, не зная зачем?

Свойства органических веществ зависят не только от их состава, но и от порядка соединения их атомов. Такая закономерность наблюдается и среди людей. Человек может измениться внешне, при этом оставаясь самим собой, но насколько естественно это состояние для него? И если оно не естественно, то не может ли порождённый дискомфорт привести к протесту, к некоему крику о помощи: кто я, для чего я?!

***

Красько, отправляясь на площадь в очередной раз, на всякий случай захватил с собой лопату, и, как оказалось, не зря. В голове тоскливо копошились мысли. Последние три дня он, вроде, и спал как обычно, но чувство усталости не покидало его.

Не устроить ли засаду на этого засранца? Интересно, есть ли какая-то связь между тем, что каждое утро происходит на площади и снится ему? Определённо, игнорировать то, что эти события стали происходить одновременно, никоим образом нельзя.

После обеда приехала машина, чему Красько несказанно обрадовался. Наконец-то наметённые в течение недели кучи сухой проржавевшей листвы были заброшены в кузов и вывезены со двора и прилегающих территорий.

Дома был привычный порядок. Он подошёл к зеркалу и посмотрел в него. Из зеркала на него смотрели усталые чужие глаза. Глаза человека, который ему снился. Десять лет назад Красько получил серьезную травму головы, из-за которой у него развилась амнезия.

***

Из общежития доносились музыка и пьяные голоса. Студенты что-то отмечали. В свете жёлтых фонарей небо казалось фиолетовым. Снег перестал идти. Некрасов шёл и думал о том, что в мире есть границы, очерчивающие необъяснимое, сферу трансцендентного. Мудрый человек может смириться с этим, но для смирения нужно мужество, выражающееся в готовности признать и принять, что далеко не всё зависит от нас и есть нечто неустранимое и непроницаемое даже для самого проницательного ума. И мы вынуждены смириться и принять конечность нашего земного бытия.

В этот миг его мысли прервал визгливый крик тормозов – Некрасова сбила машина. Он упал на тротуар, ударившись головой о бордюр. В свете фонаря из его сумки разлетались страницы лекции. Водитель поспешил скрыться, а глаза Некрасова заволокла красная пелена…

Мотылёк проснулся. Только что его крылья разорвали паутину кокона. «Неужели это я?» – подумал он. Что-то изменилось. Теперь у него были крылья. Он медленно подвигал ими, чтобы убедиться, что они всё-таки принадлежат ему. Мотылёк никогда не видел ночь. Раньше, когда он был гусеницей, ночью он обычно спал. Мир выглядел совсем по-другому. Ночь дышала тишиной и покоем, которых так не хватало дню. Где-то во тьме ярко горел шар, который неудержимо тянул к себе. Неуверенно взмахнув крыльями, мотылёк полетел на свет. С каждым мгновением свет становится ярче, и вот перед ним уже нет ничего, кроме света, остаётся последний взмах. Но тело его натыкается на невидимую преграду. Он бьётся, бьётся, бьётся об неё, но…

Неожиданно он понимает, что он не один и вокруг него точно такие же мотыльки бьются с таким же упорством о невидимую преграду. Однако, в отличие от других, после того, как ему открылось, что он не один, его попытки не стали ожесточённее. Мотылёк неожиданно развернулся и полетел от света во тьму. Навстречу ему летели мотыльки, свет продолжал звать его, но, несмотря ни на что, он всё равно летел от него…

***

…когда он пришел в себя, в горле было сухо, и он прохрипел: «Пить!» Дежурная медсестра подала стакан с водой. Когда он допил, она поставила стакан на тумбочку и спросила:

– Вы знаете, какой сегодня день?

– Нет.

– Месяц, год?

Он отрицательно покачал головой.

– А как вас зовут, вы помните?

Он ничего, совсем ничего не помнил, но в голове его крутилось: «Владимир Николаевич» или «Николай Владимирович».

– Может быть, вы помните фамилию?

Он помнил, что его фамилия была связана с краской, еще в детстве его как-то по-дурацки дразнили, обзывали «краской». Может, Красько? Да, точно!

– Моя фамилия Красько.

ХОЗЯИН

Утро. Ира лежит на кровати под большим ватным одеялом. За окном осень, капает дождь, и, когда он прекращается, в комнате становится слышно тоскливое завывание ветра.

Неделю назад от неё ушел муж, с которым она прожила десять лет. Это случилось в воскресенье. Утром они проснулись, как обычно, позавтракали и посмотрели передачу «Пока все дома», а потом он сказал ей, что уходит. Ира вначале не поняла и поэтому спросила: «Куда уходишь?» «От тебя ухожу» – ответил он. «Это что, шутка такая?!» «Нет».

В зале он открыл шкаф, вытащил кожаный чемодан, который подарили на пятую годовщину их свадьбы, и она поняла, что это не шутка, потому что часть его вещей уже была здесь. Он сложил нижнее белье, которое она нагладила ему с вечера, а также зубную щетку, в прихожей надел куртку, которую она ему выбирала и покупала на 23 февраля, и ушёл. И после его ухода в доме что-то пропало, и даже собака горестно заскулила навзрыд оттого, что с ней никто не погулял с утра.

Сказать, что Ира любила его, наверное, – солгать против истины. Конечно же, на самом деле, она не любила ни в самом начале их отношений, ни сейчас. Он ухаживал за ней, и она решила, что он, наверное, и есть именно тот человек, за которого она выйдет замуж. Самыми сильными доводами для нее было то, что у него были квартира и деньги, а у Иры всего этого не было.

За десять лет совместной жизни она как-то привыкла к нему и сейчас, лёжа в кровати, она думала о том, что ей тяжело теперь быть одной, но она привыкнет и к этому. Ни на работе, ни своим лучшим подругам, ни, тем более, маме она пока ничего не сказала. Детей у них с Олегом не было.

Ира думала о том, что же она сделала не так? Она окружила его заботой, создала ему все условия для комфортной жизни: вся одежда у него была постирана и наглажена, он всегда был накормлен самыми изысканными блюдами, которые могла пожелать его душа, она заботилась о нем, как мать о любимом и единственном сыне, а теперь он ушёл, ушёл к другой женщине. Горечь обиды неприятно саднила во рту. Сознание её постепенно проваливалось в забытье сна, но именно в этот момент послышался звук, словно ключ вставили в замочную скважину, а, может быть, отмычку. Расслабляющее спокойствие разлилось по телу, ей не хотелось ни вставать, ни кричать, и только мозг просчитывал возможные варианты развития событий. И как всегда бывает в таких случаях, напрашивался наихудший. Вот сейчас грабитель проникнет в квартиру, ударит её по голове каким-нибудь тупым и бесполезным предметом, который, скорее всего, подарила его мама, и жизнь закончится бессмысленно и никчёмно. Щёлкнул замок, дверь открылась. Чёрный пудель Вили, проснувшийся вместе с хозяйкой и внимательно прислушивающийся к звукам в прихожей, спрыгнул с кровати и побежал в прихожую встречать нежданного гостя. И страх за собаку, за единственного преданного друга, который остался в её жизни, разбудил в ней желание жить. Она уже было собралась закричать, а точнее почти уже кричала, когда в прихожей раздался глухой звук. Собака радостно залаяла, и кто-то закряхтел. И поэтому кряхтенью она уже начала догадываться, кем является её утренний визитёр. Дверь хлопнула снова. Расслабляющая нега безволия, несколько минут назад разливающаяся по телу, куда-то пропала, а осталось только желание поскорее узнать то, что она и так уже знала. Дрожь от адреналина не давала ей ни секунды бездействия. Ира поднялась с кровати и вышла в прихожую, где, как она и ожидала, оказался знакомый чемодан, а на крючке отсутствовал ошейник. Олег вышел гулять с собакой.

Именно в этот самый момент, стоя в прихожей, она поняла, что все то, о чём она думала в кровати, о том, что она сделала не так, на самом деле как раз было именно тем, что и надо было сделать, чтобы сегодня услышать звук открывающейся двери и увидеть знакомый чемодан. Олег стал совершенно не самостоятельным, он уже не мог без неё, как человек без воды, и поэтому был обречён на возвращение. Что-то внутри неё успокоилось, и Ира стала прикидывать, что можно выбить из него за этот его уход. Она давно хотела новое кольцо с бриллиантом, но он всё отнекивался, мотивируя это тем, что деньги надо вкладывать в бизнес, теперь же чувство вины, которое он однозначно должен был испытывать, не позволит ему ей отказать. Она злорадно улыбнулась, и именно в этот момент открылась дверь, и сначала с важным видом в прихожую вошел Вили, а потом и его хозяин. И Ира поняла, что и у Олега тоже есть хозяин.

КОТЛЕТЫ

Наталье Петровне сорок восемь лет. Росту она невысокого, худенькая, остроносая и большеглазая. Муж умер два года назад от инфаркта. Детей у них не было. Она так привыкла заботиться о муже и вдруг осталась одна – жизнь лишилась смысла. И Наталья, скорее всего, потихоньку бы увяла, если бы не соседка, которая зарегистрировала её в одноклассниках, где она и познакомилась с Максимом.

Наталья аккуратно сложила в пластиковый лоток картошку и котлеты. Быстро собралась и поехала на работу. Котлеты были для ее мужчины.

Сидя за столом на работе в ожидании обеденного перерыва, она смотрела в окно. В холодно-голубом небе плыли серые облака. И Наталья почему-то вспомнила, хотя давно уже ничего не вспоминала, детство и то, как, сидя за столом, пытаясь делать уроки, которые совсем не делались, потому что мысли уплывали, она точно также смотрела на облака, превращавшиеся в разные вещи. Чем-то таким теплым и добрым повеяло от этого воспоминания.

В обед по пути на работу к Максиму Наталья забежала в кулинарию и купила малосольных огурцов. Стоя в очереди (обеденный перерыв был не только у нее), она вспоминала его небритое лицо, вечно грязные ботинки, вытянутые в коленках штаны, мятые рубашки и улыбнулась. Затем о том, как приезжала к нему домой и убиралась в квартире, готовила борщ на неделю вперед, вымывала с кислотой туалет и ванну и чувствовала себя нужной.

Максим сидел, как всегда, у себя в кабинете один. За серым столом стоял компьютер, на котором он обычно играл в шахматы, лазил в интернете по порносайтам и иногда смотрел информацию по работе. Кроме компьютера на столе стояла пепельница, полная бычков. В комнате, не смотря на открытое окно, хотя на дворе уже была пронизывающая, холодная, осень, висел стойкий запах табака. Когда она зашла, Максим ковырялся спичкой в зубах. Наталья не знала, почему она выбрала именно его, но считала, что все-таки есть за что.

Он посмотрел на нее из-под очков, которые сползли на его раздувшийся от частого высмаркивания нос. Кивнув в знак приветствия головой, Максим быстро кликнул мышкой, закрыв браузер. На рабочем столе фоном стояла картинка с голой девушкой. Он поспешно закрыл окно и поправил штаны.

Наталья не поцеловала его, хотя хотела. Постеснялась. Слишком много уже было им лет, чтобы вести себя как влюбленные, хотя влюбленности да и любви между ними никакой не было. А было просто банальное чувство одиночества, от которого можно сбежать, только связав свою жизнь с кем-то другим.

Она достала лоток и поставила на стол перед ним. Максим отодвинул пепельницу. Ловко открыл крышку лотка, и в его глазах блеснул не видимый ей огонек голода. Плотоядно улыбаясь, поинтересовался о хлебе, и Наталья вспомнила, что забыла его купить. Он полез было в карман за кошельком, чтоб дать ей денег на хлеб, но она засобиралась в магазин, и Максим прекратил это телодвижение. Пока Наталья ходила за хлебом, он съел и четыре картошины и три котлеты и, теперь насытившись, удовлетворенный, откинулся на компьютерном стуле, деловито вытянув ноги и сняв ботинки. Почесывая себя, он ни сколько не стыдился дырявого носка на левой ноге и не обращал на него внимания. Она пришла с половинкой хлеба. Максим достал лист и перочинный нож. Отрезал большой ломоть хлеба и предложил ей. Наталья отказалась, но тут же вспомнила про огурцы и вытащила их из пакета. Он крякнул так, что было не понятно, то ли от неудовольствия, что огурцы появились так поздно, то ли от удовольствия, что чекушку водки, которую он извлек из сейфа, можно было выпить, закусив не только черным хлебом. Из кармана пиджака он достал две металлические рюмки. Наталья не хотела пить, но не смогла ему отказать. Они выпили. И она подумала о том, как было бы хорошо, если бы он переехал к ней жить. Максим посмотрел на часы. Наталья все поняла. Пора было возвращаться на работу.

Еще несколько месяцев Наталья Петровна носила ему на обед котлеты, но Максим Владимирович так и не сделал ей предложения. Осенним днём, когда она в очередной раз несла к нему на работу котлеты, её сбила машина. На похороны он не пришел, потому что так и не узнал о смерти Натальи.