Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Петербургский пленник - Николай Фёдорович Васильев на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Вошла, наконец, Наташа с гитарой и выдаивание вымышленных биографических подробностей из попаданца прекратилось. Он взял гитару, провел пальцем по струнам и остался доволен ее густым звуком. Потом произвел беглый перебор, скривился и стал настраивать инструмент под свой голос. Наконец удовлетворенно улыбнулся, припомнил мысленно слова звездного романса Саши Малинина и, вызвав из недр гитары нежный аккорд, начал:

Плесните колдовства-а в хрустальный мрак бокала В расплавленных свечах мерцают зеркала Напрасные слова я выдохну устало Уже погас очаг, ты новый не зажгла-а Напрасные слова, виньетка ложной сути Напрасные слова я снова говорю Напрасные слова, уж Вы не обессудьте, Я выговорю их и скоро догорю-ю У Вашего крыльца не вздрогнет колокольчик Не спутает следов мой торопливый шаг Вы первый миг конца понять мне не позвольте Судьбу напрасных слов не торопясь решать Придумайте сюжет о нежности и лете Где смятая трава и запах васильков Рассыпанным драже закатится в столетья Прекрасная любовь, напрасная любовь Напрасные слова-а, виньетка нежной сути…

Первый куплет Дмитрий Николаевич пел, проникая взглядом в очи напряженной Екатерины Александровны, которые скоро сделались мечтательны и влажны. Тогда он пощадил ее и обратил взгляд в широкое окно, а голос его, поначалу вкрадчивый, все усиливался, набирался страсти и стал, под конец, похож на сердечный стон. Когда замер последний аккорд, он вновь посмотрел на Галченкову и увидел слезы, бегущие по ее щекам.

— Боже мой, как смогли Вы это сочинить? — вырвалось из уст потрясенной слушательницы. — Ваши подруги ничуть не преувеличивали, Вы гений, гений!

— Просто записал то, что когда-то рвалось из сердца и живо во мне до сих пор, — сказал попаданец. — У меня большая часть романсов сочинена через собственные переживания.

— Спойте еще что-нибудь в этом же роде, — попросила дама. — Выжмите из меня добавочные слезы.

Заготовка у Дмитрия Николаевича, конечно, уже была. Он вновь подобрался, сделал проигрыш и вывел:

Как упоительны в России вечера…

Он уже завершал романс («на том и этом свете буду вспоминать я»), как вдруг дверь в аппартаменты Екатерины Александровны распахнулась, и в ее проеме резко затормозил натуральный грузин: в эффектном мундире с эполетами, молодой, с гневным выражением лица.

— Катя! — вскричал он. — Что здесь происходит?!

— Вано! — воскликнула в свою очередь дама, живо поднялась с кресла и бросилась к офицеру навстречу. — Милый мой, не горячись! Это мой новый служащий, он будет петь в концертном зале. Сейчас я его как раз прослушиваю…

— А почему у тебя на глазах слезы?!

— Ты ведь знаешь, я очень чувствительна! А у Дмитрия Николаевича упоительные романсы, от которых я пришла в восторг…

— Я в коридоре услышал про их упоительность, аж вся кровь в жилах закипела…

— Какой ты горячий, Ванечка, — стала ластиться дама. — За это я тебя и полюбила. Дмитрий Николаевич, это мой жених, князь Иван Дмитриевич Вачнадзе. А это, Иван, господин Лазарев, помещик и большой талант по части сочинения и исполнения романсов. Указ императора должен разорить Дмитрия Николаевича, но мы с тобой, думаю, не дадим погибнуть талантливому дворянину?

— Причем тут я, Катя? Ты ведь знаешь, я в твои гостиничные дела не лезу, тут ты полная хозяйка. Но после свадьбы, извини, я должен буду заняться делами своего имения в Кахетии. Так что тебе вскоре придется проститься и со своей гостиницей и с талантливым господином Лазаревым.

— Как скажешь, мой суженый. Но пока Вы, Дмитрий Николаевич, будете ежевечерне петь свои романсы в моем концертном зале, причем в числе слушателей обязательно буду я. Пока не прослушаю весь Ваш репертуар…

— Благодарю Вас, Екатерина Александровна. Сегодня же и начну?

— Желательно. Но подберите себе гитару, эту придется вернуть Арнольду. Платить Вам я буду пока по 5 рублей за выступление — но если Ваше предсказание о наплыве посетителей сбудется, то плата будет увеличена пропорционально росту моих доходов. Справедливо?

— Вполне, сударыня. Еще одна просьба: позвольте мне выступать в маске. Я хочу сохранить инкогнито в надежде войти в будущем в круг приличных людей Петербурга…

— Неожиданно, но резонно. К тому же придаст Вам ореол тайны и желание ее разгадать. По крайней мере, в воображении женщин. Одобряю.

Глава шестая, в которой герой срывает первые аплодисменты

Остаток дня был наполнен у Дмитрия Николаевича разнообразной деятельностью. Сначала он занялся поиском хорошей концертной гитары и нашел-таки по наводке Арнольда лаковую вишневую красавицу (двадцать пять рублей за нее отдал!). Затем обратился в дамское ателье с просьбой сшить маску из золотистой парчи (белошвейки наперебой фривольно шутили с необычным заказчиком, но маска получилась эффектной и интригующей!). В номере, наспех пообедав, он стал подбирать вечерний репертуар и кое-как наскреб восемь вещей из выступлений Вертинского («Прощальный ужин»), Ротару («Лаванда»), Леонтьева («Там в сентябре»), Лещенко («Соловьиная роща»), Пугачевой («Жил был художник один»), Тухманова («Во французской стороне») и того же Малинина («Напрасные слова» и «Пилигримы») — так как вспомнить все слова пришедших на ум песен оказалось непросто, где то и досочинил. Наконец Дмитрий Николаевич свел знакомство с музыкантами скрипичного квартета, которые встретили рекомендованного хозяйкой «шансонье» весьма хмуро, но он сумел обрисовать им совместные радужные перспективы. В итоге их сотрудничество наладилось, и Лазарев разучил с квартетом несколько совместных номеров. А тут подоспело время предвечернего «обеда» с ежедневным наплывом посетителей — пора за работу, господа артисты.

Впрочем, концерт был начат около шести часов — надо было, конечно, дать время насытиться этим мужчинам и немногочисленным женщинам. Оркестр заиграл новомодный вальс Штрауса «Прощание с Петербургом», под звуки которого в залу стали приходить господа с дамами и пускаться с ними в танец по кругу. Потом сыграли еще пару вальсов, в них приняло участие пар десять — в окружении еще десятка зрителей.

Тут из глубины эстрады вперед выдвинулся Дмитрий Николаевич (в маске, с гитарой на перевязи, в жилете, но без пиджака и галстука) и звучным голосом заговорил:

— Дамы и господа! Позвольте мне поучаствовать в сегодняшнем концерте в качестве так называемого шансонье. Мое сценическое имя «мсье Персонн». Я буду исполнять романсы, преимущественно новые. Вам предстоит вынести суждение, стоит ли мне впредь выходить на эстраду. Этого суда я боюсь, вот и спрятался от вас под маской — авось при случайной встрече меня не узнаете. Итак, вот первый романс под названием «Прощальный ужин», в котором вы поприсутствуете на последнем свидании двух любовников. Если у дам еще не пропало желание танцевать, то можете вальсировать с мужчинами по ходу романса, но очень, очень медленно…

Тут плавно запели скрипки, в их звуки вплелись гитарные переборы и, наконец, повествовательно зазвучал голос:

Сегодня томная луна как пленная царевна Грустна, задумчива, бледна и безнадежно влюблена. Сегодня музыка больна, едва звучит напевно Она капризна и нежна и холодна и гневна. Сегодня наш последний день в приморском ресторане, Упала на террасу тень, зажглись огни в тумане. Отлив лениво ткет по дну узоры пенных кружев Мы пригласили тишину на наш прощальный ужин. Благодарю Вас, милый друг, за тайные свиданья, За незабвенные слова и пылкие лобзанья. Они как яркие огни горят в моем ненастье — За эти золотые дни украденного счастья. Благодарю Вас за любовь похожую на муки, За то, что Вы мне дали вновь изведать боль разлуки, За упоительную власть пленительного тела, За ту божественную страсть, что в нас обоих пела. Я поднимаю свой бокал за неизбежность смены За наши новые пути и новые измены. Я не завидую тому, кто Вас там ждет тоскуя, За возвращенье Вас к нему бокал свой молча пью я! Я знаю, я совсем не тот, кто Вам для счастья нужен, А он иной…  Но пусть он ждет! Пока мы кончим ужин… Я знаю, даже кораблям необходима пристань Но не таким как я! Не на-ам, бродягам и артистам!

По ходу романса несколько пар в самом деле танцевали, но прочие внимательно вслушивались в падающие в зал совершенно бесстыжие на данное время слова. Когда последние из них иссякли, раздались немногочисленные, но рьяные аплодисменты и даже женский выкрик «браво!». Дмитрий Николаевич повернулся на крик и увидел рукоплещущую Екатерину Александровну — которой тотчас поклонился.

Выждав минуту, он вышел к краю эстрады и вновь заговорил:

— Обдумывая репертуар этого концерта, я пришел к выводу, что элегичные романсы должны в нем чередоваться с более энергичными и более танцевальными. Поэтому сейчас вы услышите романс под названием «Горная лаванда» — одновременно танцуя. Прошу подыграть, господа музыканты!

Струнные заиграли резво.

«Без нот играют, на память!» — возликовал Дмитрий Николаевич и запел:

— В нашей жизни все бывает И под солнцем лед не тает И теплом зима встречает, дождь идет в декабре… Любим или нет — не знаем, Мы порой в любовь играем, А когда ее теряем, не судьба! говорим. Лаванда-а, горная лаванда! Наших встреч с тобой синие цветы Лаванда-а, горная лаванда, Столько лет прошло, но помним я и ты! Лето нам тепло дарило, Чайка над волной парила Только нам луна светила, нам двоим на Земле. Но куда ушло все это, Не было и нет ответа, И теперь как две планеты, мы с тобой далеки. Лаванда-а, горная лаванда! Наших встреч с тобой синие цветы Лаванда-а, горная лаванда, Столько лет прошло, но помним я и ты.

И снова вместе! — потребовал с эстрады «мсье Персонн» и этот призыв даже в такой аудитории сработал, многие подпели:

Лаванда-а, горная лаванда! Наших встреч с тобой синие цветы Лаванда-а, горная лаванда Столько лет прошло, но помним я-я-я и ты-ы-ы!

В этот раз аплодировали все присутствующие в зале, которых набралось уже под пятьдесят — технологии подчинения масс работают во все времена…

Завершался концерт при полном стечении зашедшей в ресторан публики (человек сто), под экзальтированные звуки «Пилигримов»:

— Акробаты, клоуны и мимы, дети горькой правды и отваги Кто мы в этой жизни — пилигримы, вечные скитальцы и бродяги. Нам по жизни суждены дороги, и, наполнясь ветром и туманом, Бродим мы, как пасынки у Бога, по богатым и не очень странам. Секут нас, как плети, ветра и дожди Мы вечные дети на Млечном Пути-и Звезда наших странствий гори, не сгорай Мы ищем, мы ищем потерянный рай…

В ходе долгих рукоплесканий из толпы вдруг раздался мужской голос:

— Господин Никто! Вы смело можете снять свою маску и назвать свое подлинное имя, поскольку мы желаем Вас чествовать за Ваши шедевры!

Тотчас раздались голоса в поддержку: «Просим, просим!»

«Вот же пристали…» — мысленно скривился Лазарев, а вслух сказал:

— Господа! Я все-таки предпочитаю быть инкогнито — по ряду причин. Чтобы не показаться невежливым, приподниму чуть завесу тайны. Всем вам знакомы великолепные пьесы Шекспира, изобилующие сценами из жизни английских придворных — меж тем, как этот актер и директор театра был сыном провинциального горожанина, а дочери его остались безграмотны. Сейчас в Англии появилась версия, что подлинным автором этих пьес является лорд-канцлер Френсис Бэкон, который лишь предоставлял Шекспиру право подписи. Имеющий уши да услышит, а я прекращаю дозволенные речи.

Тут «мсье Персонн» повернулся спиной к своим почитателям и покинул эстраду через служебный вход.

Спустя полчаса в номер к Лазареву заглянул Арнольд и позвал его к хозяйке за расчетом. В ее апартаментах находился и руководитель квартета, виолончелист Шишкин.

— Успех, какой успех! — разлетелась владетельная дама к своему шансонье. — Я решила отдать Вам весь сегодняшний доход от ресторана! Отделите от него часть скрипачам, которые Вам прекрасно аккомпанировали. И еще: Вы сегодня же перейдете жить в другой номер, гораздо более комфортный. Ваша душенька довольна?

— Более, более чем, Екатерина Александровна. Мы можем с оркестрантами отметить в этом номере наш дебют?

— Отмечайте, но помните, что завтра будет новый концерт, на котором, я уверена, появятся многие светские люди.

— В столице так быстро разносятся слухи? — спросил удивленно Лазарев.

— Очень быстро, за день — если слух того заслуживает. В Петербурге хоть и живет полмиллиона, но все стоящие люди друг друга знают, хотя бы понаслышке.

После всех новаций участники концерта собрались в просторном двухкомнатном номере, где Дмитрий Николаевич объявил, что сегодня поделит весь гонорар по-братски, то есть всем поровну, а в дальнейшем пополам: 50 % себе и 50 % музыкантам. С ним вполне согласились, после чего откупорили бутылки (пару шампанского, ликер и выпрошенный у хозяйки Лазаревым французский коньяк) и сварганили холодный пунш (с лимоном, апельсинами и сахаром) в принесенной из ресторана «пуншевой» чаше. Выпили по бокалу, другому, всех быстро развезло, и покатился живой, с хохотками разговор: о том, как удачно сегодня все получилось, а в будущем, ясен пень, будет еще лучше… Лазарев призвал музыкантов использовать и фортепьяно («раз уж оно здесь стоит»), а также попросил подыскать ему в пару вокалистку — тогда репертуар можно будет расширить. Его стали хлопать по плечам и обещать все, все устроить, лишь бы рублики всегда так резво в карманы сыпались… Потом стали вспоминать свое прежнее житье в музыкальном училище при оперном театре… Через время запели заунывную песнь про ямщика (и Д. Н. вместе с ними), потом другую, столь же мрачную… Вдруг самый молодой музыкант, альтист, упал со стула, его стали поднимать и, спотыкаясь, падать сами; Лазарев же оказался самым стойким и рассадил всех отдыхать по креслам и диванам. Всю эту теплую кампанию и застала Екатерина Александровна, явившаяся уже заполночь («по какой же надобности?» — стал медленно соображать осоловевший Дмитрий Николаевич), но, покачав головой, так ничего и не сказала.

Глава седьмая, в которой герой попадает из библиотеки на гусарский пир

Около месяца спустя Дмитрий Николаевич вышел в середине дня из Публичной библиотеки с чувством удовлетворения, поскольку завершил, наконец, составление реферата по работе Маркса «18 брюмера Луи Бонапарта». Писал он его по памяти (по понятным причинам в библиотеке этой работы не было), но с использованием газетных материалов 1848–1852 г.г., в которых упоминались почти все фигуранты очередной французской революции.

«Что это еще за реферат? По кой он застрявшему во времени попаданцу?» — вправе спросить удивленному читателю. А по той, что Лазарев сообразил все-таки, что портал ему в Питер 1860 года организован, вернее всего, с целью отвратить Н. Г. Чернышевского (о котором он имел неосторожность написать исследование) от известных роковых поступков. «А как отвратить? Вероятно, через внушение новых идей, поворота его от зачуханного крестьянства к так называемому „пролетариату“. Ну, а для этого надо сначала познакомиться с этим горемыкой, стать собеседником ему, да и всей редакции журнала „Современник“, которой он почти верховодит. В редакцию же попасть проще простого: принести им для публикации роман, повесть, а лучше заковыристую статью — например, что-нибудь из Маркса или Энгельса (типа перевод или реферат). Правда, Чернышевский сам недавно написал статью „Франция при Людовике-Наполеоне“ — тем интереснее ему будет познакомиться с доскональным классовым раскладом Маркса»…

К тому времени Дмитирий Николаевич удачно открестился от ежевечерних песнопений в гостиничном ресторане, переложив их на двух новобранцев из хора оперной труппы Каменного театра: Вареньку Самойлову 22 лет и Алексея Наливайко 30 лет. Теперь его роль сводилась к подбору репертуара, восстановлению текстов и разучиванию новых романсов с певцами и оркестром. Первое время Алексей тоже выходил на сцену в маске, но однажды ее снял, обнажив к восторгу публики смугловато-румяную ясноглазую чернобровую физию. Впрочем, были еще еженедельные корпоративы, куда «мсье Персонна» наперебой зазывали за о-очень приличные деньги — там обычно сыпались заказы и потому Лазарев пел на них сам (иногда в компании с Варенькой). Сегодня в Царском Селе как раз должна состояться пирушка офицерского состава Лейб-гвардии гусарского полка (по случаю ежегодного полкового праздника), для которой попаданец подобрал специальную программу и куда следовало уже поспешать по железной дороге…

Пожалуй, с час группка артистов, переодетых в форму лейб-гусар (красные кепи и венгерки с пятью рядами золотистых шнуров, синие штаны, черные сапожки), томилась в ожидании у входа в пиршественный зал. Варенька тоже была обряжена в форму и выглядела в ней очень пикантно, отчего то один оркестрант, то другой кидал на нее исподтишка взгляды. Лазарев был, конечно, привычен к виду женщин в штанах, но и он почему-то косился из-под маски на смущенную девушку.

— В зале не сметь смущаться! — строго сказал он. — Иначе весь задуманный эффект пойдет насмарку.

Наконец из двери выглянул распорядитель вечера и поманил их за собой. Они вошли в зал и увидели за двумя длинными рядами столов около 50 офицеров в точно такой же форме и чуть меньшее количество дам (в светлых широченных сборчатых платьях, с гладкими прическами, разделенными посередине пробором и, в некоторых случаях, с узлом волос на затылке). Посередине зала, между столами было широкое пространство, где можно было танцевать. Сами оркестранты были вынуждены тесниться у входа, без какого-либо помоста — хорошо хоть на стульях. Лазарев поправил свою специально изготовленную «гусарскую» маску (из раскрашенного папье-маше, с черными стреловидными усиками), вышел с гитарой на груди вперед и заговорил:

— Господа гусары! И вы, милые дамы! Наш маленький оркестрик от души поздравляет вас с полковым праздником и сейчас исполнит несколько подходящих случаю песен и романсов. К вам же просьба не стесняться, а подпевать нам в припевах по зову души. Хорошо? Тогда песнь первая, о гусарской чести…

Смерть, огонь и гром, ветры, шквалы пенны Все прошли гусары в этот бурный век И любой корнет знает непременно Что на свете ценно, а что нет! Картечь ложится ближе, ближе Ужасно хочется удрать… Но честь — она всего превыше! Умри, гусар, но чести не утрать! Умри, гусар, но чести не утрать! Тройка, дама, туз, прикуп слишком хлипкий Вывози, кривая, эх, пошла не так! Дрянь мои дела, деньги и расписки Все до самой нитки пущено ва-банк! Иди, исчезни тише мыши В Тамбов, где ждет старушка-мать, Но честь, она всего превыше! Плати, гусар, но чести не утрать! Умри, гусар, но чести не утрать! Многих в этот век тянет наживаться Векселя, кредиты кружат ум толпе Можно бы и нам к черни подлизаться Но на счастье иль несчастье мы верны себе! Пускай иной гусаров строй покинул Пусть денег у него не сосчитать Но честь, она всего превыше! Умри, гусар, но чести не утрать! Умри, гусар, но чести не утрать!

Закончив эту бравурную вещь, Дмитрий Николаевич внутренне поморщился, видя, что она не шибко зацепила господ гусаров. Что ж, еще не вечер…

И сказал:

— Не знаю, известно ли вам, что в Отечественную войну в одном из уланских полков служила офицером девушка, которая выдавала себя за мужчину? Вижу, что неизвестно. Но ее знал император Александр Павлович, а также фельдмаршал Кутузов. Мы решили сочинить в связи с этим чудом песню, которую споет наша Варенька…

Варя резко поднялась со стула и, чеканя шаг, пошла вперед, потом сделала поворот кругом (явив офицерам на обозрение круглую попетту), еще один и мило улыбнулась. Лазарев извлек из гитары звучный аккорд, Вара медленно двинулась в зал, поводя бедрами, и запела с вызовом под гитарный перебор:

— Меня зовут юнцом безусым…

Окончание ее куплетов вызвало в зале шквал аплодисментов и крики «Браво!», а также «Варя»! и «Варенька!». Она же грациозно, со смехом и поворотами влево-вправо удалялась, посылая офицерам воздушные поцелуи…

Наконец зал кое-как успокоился и тут «мсье Персонн» сделал бешеный перебор на гитаре и рявкнул:

— Хей, гусар-р! Пей вино из полных чар-р!

И продолжил чуть менее рьяно:

Шампань в бокалах пенится Гусары пить не ленятся Пусть в мире все изменится Но будет пьян гусар! Коль встретится красавица То сердце вмиг расплавится Гусар вовек не старится В нем жив любовный жар! Хей, гусар, пей вино из полных ча-ар И пе-есню по-о-ой… Лу-унная ночка да серый конь лихой… В табор к цыга-анам — там пир идет горой! Карие очи мне душу, сердце жгут До самой полночи уснуть не дают! Губы как кро-овь! Черная бровь! Под семиструнный звон гитары До дна осушим наши чары! Карие очи мне душу, сердце жгут До самой полночи уснуть не дают! Губы как кро-овь! Черная бровь! Счастье сулят нам и любо-овь!

В этот раз и Дмитрий Николаевич сорвал бурю аплодисментов. Лед в гусарских душах совсем растаял, да-а… Пора вновь Вареньку выпускать, теперь с миллионом роз…

Глава восьмая, в которой утро героя оказывается похмельным

Утро попаданца выдалось тяжким. Оказывается, от шампанского похмелье самое ужасное: башка раскалывается, организм трясется, сил нет никаких и очень, очень хочется пить. Впрочем, и писать.

«А где это я вообще?» — появилась мутная мысль. Кое-как поводив головой влево-вправо, Дмитрий Николаевич осознал, что находится вовсе не в своем комфортном номере, а в узкой комнатушке, на узкой койке, под тонким одеялом, накрытым сверху пальто — вроде бы его собственным. Напротив, у стены стоит диван, на котором лежит смутно знакомая женская шубейка. «Что, Варенькина? А где она сама?»

Ответ не заставил себя ждать: дверь в комнатку тихонько отворилась, впустив Варю (одетую уже в свое коричневое дорожное платье) со стеклянным кувшином в руках, наполненным какой-то жидкостью. Она повернула голову в сторону его кровати и смутилась, встретив жалкий взгляд своего кумира.

— Варя! — хрипло произнес Лазарев. — Дай, ради бога, попить чего-нибудь…

— Вот я как раз несу Вам капустный рассол. Мне дала его Елена Георгиевна, жена ротмистра Бахметьева, с друзьями которого Вы полночи здесь пели и пили.

— О-ох, как хорошо! Спасибо тебе, Варенька. А еще, прости, ты не подскажешь, где здесь находится туалет?

— Под кроватью стоит ночной горшок, с крышкой. Я выйду на десять минут, и Вы сможете одеться…

— Так мы тут гуляли? — уже бодрее спросил у вновь вошедшей Вари примарафетившийся Лазарев. — Что-то такое припоминаю… А где наши оркестранты?

— Они вчера уехали последним поездом…

— А ты, бедная, осталась… Побоялась бросить меня среди этих буянов?

— И не зря! Знаете, сколько раз я их за руки хватала? То они маску с Вас снять тянулись (которую Вы потом сами сняли), то грозились убить на дуэли, причем по очереди…

— А к тебе что, не тянулись?

— Еще как! Но со мной не забалуешь, я с детства таких охальников научилась отваживать!

— Еще раз спасибо. И прости, что втянул тебя в этакое приключение…

— Я не в обиде. Хоть немного отплатила Вам за мое теперешнее счастье: петь такие песни и перестать нуждаться в деньгах…

— Ты что-то о поклонниках забыла, которые тебя цветами засыпают…

— А на что они мне? Я ведь их не знаю и потому боюсь. Мне достаточно нашего круга, да двух подружек из театра.

— Но девушки, как известно, должны выходить замуж. А в твоем круге из женихов только Алексей — если не считать альтиста Гришеньку.

— Одного вполне достаточно. Хотя я теперь девушка финансово независимая и могу просто жить в свое удовольствие. И любить того, кто мне по сердцу…

— То есть Алексей у тебя уже на коротком поводке? — гнул свою линию Лазарев.

— Он ходит вокруг меня как петух, надеясь, что стопчет, — вдруг твердо сказала Варя. — Но петух есть петух: добьется своего и тотчас побежит искать других курочек. К тому же я не курочка, а ближе к утке: мне летать хочется…

— Гадкий утенок… — пробормотал Дмитрий Николаевич и спохватился: — Это из сказки датского писателя Андерсена. Знаешь такую?

— Не-ет, — недоуменно сдвинула бровки Варенька. — Я и про писателя такого не слышала…

— Ну, тогда слушай…



Поделиться книгой:

На главную
Назад