Помоги проекту - поделись книгой:
Тем не менее наши выстрелы произвели неописуемый переполох. Павианы впервые слышали выстрелы. Они обомлели, остановились и уставились на нас блестящими глазами.
Мы дали второй залп. С испуганным криком «уф, уф» обезьяны бросились в разные стороны и куда-то скрылись.
Но пещера еще не совсем опустела. Более трусливые павианы не решались скакать через огонь. Из убегавших мы убили восемь штук, а сколько их убежало — мы не знали.
Испуганные обезьяны продолжали выбегать из пещеры и спасаться бегством. Мы были ими окружены и стреляли. Вдруг Сит громко вскрякнул и ухватился за ногу. Оказалось, что к нему подкралась сзади обезьяна и пребольно укусила за ногу. К счастью, его защищал толстый высокий сапог, который обезьяне не удалось прокусить. Кожа и мускулы Сита не пострадали, он почувствовал только сильный щипок.
Тедди еще раз выстрелил и попал в какую-то обезьяну. Сит выстрелил в противоположную сторону и тоже попал в обезьяну. Это нам показало, что павианы окружают нас со всех сторон, что мы подвергаемся осаде. Ночь была совершенно тихая, так что мы могли слышать малейший шорох. И мы слышали, как кругом по горе прыгали и бегали павианы. Несколько минут еще мы продолжали от времени до времени стрелять в темноту, потом Сит тронул Меня и скомандовал:
— Будет стрелять! Скажите лучше, много ли у вас патронов?
В его голосе было что-то, смутившее меня. Я пошарил у себя в карманах — там оказалось пусто. В ружье у меня было только два патрона. У всех у нас оказалось только шесть зарядов.
— Берегите же патроны, — сказал Сит. — Они нам очень и очень понадобятся.
Он стал спускаться с утесов. Мы с Тедди пошли за ним.
Уф, уф… — произнес один павиан где-то сзади.
Уф, уф… — отозвались три или четыре других из разных мест.
— Они идут за нами следом, — проворчал Сит, снимая с плеча ружье.
Спустя минуту мы увидали штук двенадцать отвратительных обезьян, скакавших по скалам и приближавшихся к нам с угрожающим видом. Мы не стреляли больше, сберегая патроны и считая, что теперь можно и отступить: павианам мы нанесли значительный урон. Павианы шли за нами, охватывая нас полукругом. Вождем их был большой одноухий самец, лишившийся левого уха, надо полагать, в какой-нибудь драке. Все время обезьяны что-то стрекотали, словно переговариваясь между собой, и покрякивали — «уф, уф».
— Пли! — скомандовал Сит.
Мы сделали залп. Стрекотня прекратилась. Павианы отхлынули, стараясь куда-нибудь спрятаться. Три павиана были убиты наповал. Мы воспользовались замешательством наших врагов и поспешили уйти подальше вперед. По дороге нам попалась скала с глубокой расселиной, в которую мы и поспешили укрыться.
Но вслед за нами появилось опять несколько павианов. Мы стали взбираться на скалу. Я лез последним за Тедди. Вдруг ко мне бросился один павиан, схватил меня всеми своими четырьмя руками за левую ногу и больно прокусил мне ногу через штаны. Я вскрикнул, дрыгнул ногой и с силой ударил обезьяну по голове. Павиан перевернулся и отбежал, прихрамывая и ковыляя. Ему, видимо, досталось порядочно. Я с удовольствием увидел, что павиан был один, следовательно это был сам предводитель.
Добравшись до пещеры, мы сели у ее входа на выступе скалы, свесив ноги. Обезьяны собирались внизу. С каждой минутой их прибывало все больше и больше. До сих пор за нами шли только старые самцы, но теперь появились и молодые, а также самки всех возрастов. Очевидно, весть о нашем позорном отступлении разнеслась по всей обезьяньей колонии. Все павианы, собравшись у скалы, сидели и смотрели на нас, все время словно переговариваясь между собой. Один павиан притащил с собой труп своего не то отца, не то брата, не то матери…
При виде мертвой обезьяны многие старые самцы пришли в ярость и принялись между собой демонстративно бороться. Когда к ним неосторожно приближались любопытные молодые самцы, они получали от них колотушки и шлепки.
Вдруг Тедди с громким криком вскочил на ноги. В нашу крепость имелся еще один вход сзади, — там уже стоял один павиан. Очевидно, он был хорошо знаком со всей горой и знал на ней все ходы и выходы. Он пробрался задним ходом и застал Тедди врасплох. Впрочем, мы сейчас же без всякого труда завалили вход.
Как ни интересны павианы, как ни любопытно наблюдать за ними в течение некоторого времени, но все-таки это удовольствие стало нам в конце концов надоедать. Осада нам наскучила. Сит объявил, что ему пришла в голову «великолепная мысль».
Когда Ситу приходила в голову «великолепная мысль», это всегда оказывалось чем-нибудь выходящим из ряда вон. Поднявшись на ноги, он встал у входа в пещеру и издал ужасный и, по правде сказать, очень противный крик. Начинался этот крик жалобным тихим мяуканьем, потом становился все громче, доходил до самой высокой ноты и оканчивался чем-то похожим на детский плач. Нам с Тедди крик не понравился, но мы сейчас же увидели, что на павианов он произвел еще большее впечатление. Они сразу притихли, посмотрели сначала вверх, на нас, потом кругом. Некоторые из них шмыгнули куда-то, а одноухий самец взобрался поблизости на камень, как бы заняв сторожевой пост.
— Они этого очень не любят, — заметил с удовольствием Сит.
Он опять приложил руки ко рту и издал тот же неприятный крик. Мы прислушались к его зловещим отголоскам. То же делали и обезьяны. Как бы в ответ на него где-то вдали послышался вой шакала. Одноухий павиан произнес «уф, уф» и сошел со своего места. Очевидно, он решил, что мы вступили в соглашение со злейшим врагом павианьего рода. Среди осаждающих началось движение, поднялся шум. Каждый павиан делал «уф, уф», вставал на все четыре конечности и глядел на нас сверкавшими злобными глазами.
Сит снова испустил крик, и после этого несколько павианов вышли из круга, отправившись в сторожевой обход. Главная масса обезьян осталась у скалы, смущенная и присмиревшая.
— Насторожились, — прошептал Сит. — Понимают, что значит этот крик.
С промежутками в течение десяти минут он несколько раз повторил свой странный крик, разносившийся далеко кругом по долинам. Павианам от этого крика делалось все больше и больше не по себе. Многие из них успели куда-то скрыться.
Прошло с час времени. Вдруг, как только замолкло последнее эхо, примчался издалека ответный крик. Он донесся со стороны пересохшего русла, слева, и мы выслушали его с бьющимся сердцем.
Я не могу описать этого крика. Конечно, вам знакомо мяуканье кошки. Так вот, представьте себе такое же мяуканье, только в десять раз громче, в десять раз неприятнее и в десять раз злобнее. От этого крика у нас по спинам пробежали мурашки.
Сит сейчас же послал ответ, но на этот раз как-то нерешительно, словно боясь нарушить полную тишину.
Павианы услыхали и поняли. Старый самец покинул свой пост скорее с поспешностью, чем с достоинством, и прошел через толпу обезьян, расталкивая их направо и налево. Через несколько мгновений все павианы тихо и проворно исчезли.
Для меня и для Тедди все это было непонятной тайной. Сит притаился у входа в пещеру, приложив к плечу приклад своей винтовки, и минут пять мы ждали, притаив дыхание.
При свете луны за скалою, шагах в сорока от нас мелькнула чья-то тень. Это был леопард. Оглядевшись налево и направо, так как он, очевидно, знал о присутствии здесь павианов, леопард осторожно пошел прямо на нас. Но вдруг он остановился и стал подозрительно нюхать воздух. Луна освещала его белую шею и грудь. Если когда-нибудь во мне билась охотничья жилка, то именно в эту минуту. Сит наклонил голову и смотрел. Мы ждали выстрела, но выстрел так и не последовал.
Сита тоже охватил охотничий восторг. Он, видимо, любовался красивым могучим зверем. Любовался как настоящий знаток.
— Неприлично будет со стороны белого охотника, — сказал он наконец, — подманить такого великолепного зверя любовным криком и потом подстрелить его, как шакала. К тому же он нас выручил из беды своим появлением здесь. Мы все трое обязаны ему жизнью.
Он хлопнул в ладоши, и леопард исчез.
Мы вернулись домой еще до света и без всяких дальнейших приключений.
Крик Сита оказался подражанием любовному призыву леопардов. Подражание было настолько удачно, что леопард вдался в обман, прибежал и своим появлением распугал павианов.
ХРАМ ОБЕЗЬЯН
— Не стреляйте лучше, Томпсон, — сказал Джек Мильн. — Ведь это обезьяны гуннамун, а они считаются священными. Кроме того мне не хотелось бы иметь стычку с этими чучелами, если бы им вздумалось спуститься сюда.
Томпсон нехотя опустил ружье, презрительно улыбнувшись углами губ. Джек Мильн заметил улыбку, и сквозь смуглую кожу его лица, загорелого от солнца, проступила густая краска.
— Так и быть, — сказал Томпсон, — не буду стрелять, если вы боитесь.
— Нисколько не боюсь, — возразил Мильн с невозмутимым видом. — Но дело в том…
В эту минуту Стэн Гиббс прервал их, слегка ахнув от изумления.
— Ах, чорт возьми! — воскликнул он, указывая в сторону обезьян. — Посмотрите, что они делают вон с той маленькой мартышкой. Это, наверное, чужая обезьяна, которая попала к ним случайно.
Все трое стояли в заброшенном водоеме древнего индусского храма. Над их головами сверкало знойное солнце, бросая дрожащие блики на большие глыбы железной руды, окаймлявшие огромный водоем, обрисовывая яркой светотенью длинный ряд ступенек, ведших из водоема к древнему индусскому городу, и проливая потоки света на высокую башню храма, поднимавшуюся перед ними.
Все трое — Джек Мильн, Стэн Гиббс и Томпсон — стояли и внимательно осматривали храм.
Он представлял собою самое странное зрелище, какое они видели с той поры как двинулись из Буррипура. Высокая башня храма буквально кишела обезьянами — огромными серыми косматыми обезьянами.
Они сидели на каждом шпице и на вышке, лопоча, кривляясь и кормя детенышей. Они раскачивались под каждым фантастическим изгибом, за который могли ухватиться своими цепкими руками, безостановочно боролись, дрались и тараторили, и шум от всей этой сумятицы доносился до людей, стоявших внизу, в водоеме, и внимательно наблюдавших за ними.
В эту минуту произошло неожиданное событие. Маленькая черная обезьянка бриндабунд, с смешным серым усатым лицом и длинной шерстью пробралась какими-то судьбами в древний храм, и это взбесило гуннамунов. Обезьянка бриндабунд прыгала и проносилась с быстротою молнии сквозь толпы серых гуннамунов, вскрикивая и повизгивая от страха, а они тянулись к ней своими цепкими руками и щелкали на нее зубами, пока она не добралась до самой вершины башни. Здесь она уселась на узеньком гладком карнизе и, вытянув вперед руки, ждала первого гуннамуна, который взберется наверх, чтобы столкнуть его с башни.
— Смотрите, смотрите! — воскликнул Гиббс, который, закинув назад голову и прикрыв рукою глаза, смотрел на маленького бриндабунда, сидевшего на верхушке древнего храма.
Большой серый гуннамун вскарабкался наверх и старался схватить бриндабунда. Но черная обезьянка оттолкнула его лапами. Большая серая обезьяна пошатнулась и с визгом упала в водоем почти у самых ног молодых людей. Минуту спустя за ней полетела другая, потом третья. При падении все они расшибались до-смерти.
— Это их остановит, — заметил Гиббс.
Джек Мильн кивнул головою.
— Черная обезьянка выбрала себе неприступную позицию, — сказал он. — Она будет сидеть там до наступления ночи, а затем улизнет.
Томпсон погладил спусковую собачку своего ружья, руки у него так и чесались.
— Ужасно хочется подстрелить хоть одну обезьяну, — сказал он.
— Очень глупо, Томпсон, — возразил Гиббс резко. — Не слышали вы, что ли? Ведь это священные обезьяны, и если вы застрелите одну из них, на нас накинутся туземцы, — не говоря уже о самих обезьянах.
Стэну Гиббсу было только двадцать лет, и он любил высказывать свои взгляды. Томпсон в эти последние два дня очень раздражал его, но Томпсон был способен раздражить кого угодно. Не то чтобы он был слишком неуживчивого нрава, но он был так самоуверен и имел такую неприятную привычку делать вид, что решительно все знает, хотя лишь месяц тому назад приехал из Англии и загар еще не успел согнать белизну с его лица. В глубине души Джеку Мильну очень не хотелось брать с собою Томпсона в эту маленькую охотничью и разведочную экспедицию, предпринятую из Буррипура. Но он был сыном старого школьного товарища его отца, и Джек не мог поступить иначе.
— Так вы действительно боитесь кучки злобных обезьян, юноша? — спросил Томпсон, положив ружье на сгиб руки.
Слово «юноша» уязвило Гиббса. Сам Томпсон был только на два года старше его, но он произносил это слово особенно презрительным и обидным тоном.
Адский шум, донесшийся из храма, отвлек внимание Стэна Гиббса и удержал его от резкого возражения. Большие серые обезьяны прыгали, скакали и раскачивались внутри и снаружи храма, что-то тараторя и скалясь на маленького бриндабунда, который также что-то лопотал и скалился на них с верхушки башни и от времени до времени бросал в них камнями, самым оскорбительным образом гримасничая и кривляясь. Гуннамуны были, очевидно, страшно взбешены, но ничего не могли сделать.
— Молодец бриндабунд, славно расправляется с ними, — сказал Джек Мильн, рассмеявшись. — Он непременно…
Пафф…
Мильн застыл с поднятой кверху головой.
Томпсон выстрелил все-таки из ружья! В то время как Мильн и Гиббс смотрели на священных обезьян, он поднял ружье, прицелился и выстрелил. Гиббс вскрикнул от страха. Даже Мильн на минуту вышел из себя.
— С ума вы сошли! — воскликнул он резким тоном.
Томпсон прицелился очень метко. Обезьяна-самка с детенышем на руках свалилась на землю и лежала, прижимая к груди с жалобными стонами испуганного детеныша. Смущенный вид Томпсона показывал, что он пристыжен своим поступком.
— Я не знал, что это самка, — сказал он.
Нам надо удирать, — перебил Джек Мильн. — Да поскорее. Поглядите-ка на них…
После выстрела Томпсона в храме наступила на минуту мертвая тишина. Затем обезьяны злобно затараторили и, все вместе бросившись вниз с пронзительным визгом, стали быстро спускаться всей стаей к водоему, где стояли молодые люди.
— На лестницу, на лестницу скорее! — вскричал Мильн.
Лицо Томпсона смертельно побледнело, и он пустился в бегство.
Первая обезьяна спрыгнула на землю в десяти шагах от них в ту минуту, когда юные охотники повернулись к длинному ряду ступеней, ведших наверх из водоема, — так быстро опустились обезьяны с храма. Джек Мильн оглянулся на миг и с одного взгляда увидел, что нечего и думать спастись бегством. Но если бы им удалось добраться до ступеней, у них была бы выгодная позиция в жестокой схватке, ожидавшей их.
— На ступени, если вам дорога жизнь! — крикнул он.
Следом за ними неслись большие серые обезьяны, злобно визжа и тараторя. Если бы обезьянка бриндабунд не привела их в ярость, они, пожалуй, не отважились бы напасть на людей. Но теперь они замышляли убийство. Джек Мильн видел это. Томпсон бежал впереди всех — у него были длинные ноги; он бросил ружье и мчался без оглядки, охваченный безумным страхом.
— Нам придется вступить с ними в бой на ступенях, — сказал Мильн скороговоркой.
В этот миг они подбежали к длинному ряду ступеней и повернулись кругом на узкой лестнице. Большой толстомордый гуннамун хотел схватить Мильна, но тот толкнул его что было мочи ружейным дулом.
За ним тянулась длинная стая серых обезьян; одни бежали на четвереньках, другие — на задних ногах; все злобно сверкали глазами и свирепо скалили зубы. Обезьяны были разной величины, но большинство — около двух метров ростом. Мильн очень хорошо знал, что если эти длинные косматые руки схватят человека, то ему уже не вырваться из них.
— Пр-р-очь! — заревел Гиббс и ударил со всего размаха прикладом винтовки по руке одну из обезьян. Рука повисла переломленная, точно гнилая палка, и обезьяна упала, закричав почти человеческом голосом.
Во время этой сумятицы, задыхаясь от удушливого запаха обезьян и отталкивая прочь их лапы, хватавшие его за платье и за руки, Джек Мильн благодарил судьбу, что гуннамуны не настигли их в водоеме. Тогда все было бы сразу кончено. Здесь же, на узкой лестнице у них была еще кое-какая надежда на избавление, хотя и очень слабая.
Томпсон оправился от испуга, хотя лицо его было очень бледно, а глаза расширены. Мильн и Гиббс подняли свои винтовки прикладом вверх, Томпсон стоял на лестнице позади них с небольшим охотничьим ножом в руках.
Никто не говорил ни слова. Для разговоров не было времени. Задние обезьяны лезли через спины передних, вытянув руки и скаля зубы. Большая серая обезьяна схватила за ствол винтовку Гиббса, крепко уцепившись за него, и между ними завязалась на минуту отчаянная рукопашная. Томпсон наклонился и ударил обезьяну ножом по руке. В ту минуту как он сделал это, протянулось два десятка рук, чтобы схватить его, и он попятился назад с криком ужаса.
— Так вот кого им хочется схватить — меня! — вскричал он не своим голосом.
Мильн с Гиббсом ничего не ответили. Они были слишком заняты. Весь водоем был битком набит гуннамунами; они тараторили, визжали и вливались неудержимым потоком на узкую лестницу. Через несколько секунд все должно было кончиться.
— Бегите верх, Томпсон! — крикнул Мильн задыхаясь.
Томпсон сжал в кулаке свой охотничий нож и не тронулся с места.
— Бегите вверх, вам говорят, — подхватил Гиббс, — иначе вам не сдобровать!
То, что случилось после, произошло так быстро, что у всех троих сохранилось лишь смутное воспоминание об этом. Мильн вдруг почувствовал, что обезьяны схватили и прижали его руки к туловищу точно тисками, а винтовку, повернутую вверх прикладом, вырвали у него и бросили прочь.
Гиббс поскользнулся на ступеньке и скатился вниз под косматые лапы обезьян с закрытыми глазами, в полной уверенности, что все кончено.
Крик ужаса сорвался с губ Томпсона, и Мильн, прижатый к груди обезьяны и почти задохнувшийся, и Гиббс, барахтавшийся у ступенек, силясь подняться на ноги, услышали этот крик. Кое-как Гиббсу удалось встать, а Мильну освободиться от объятий, сжимавших его.
В ярком солнечном свете черные тени дико кружились вокруг них, в то время как они стояли ошеломленные и ослепленные. Затем Гиббс воскликнул:
— Они схватили его!
Они стояли вдвоем на ступенях и не могли оторвать глаз, пораженные ужасом. Огромный серый великан-гуннамун держал в руках барахтающегося Томпсона. Охотничий нож он либо уронил, либо его вырвали у него из рук, и он был совершенно беспомощен в объятиях обезьяны. Мильн наконец отвел от него глаза, ожидая, что тут же с ним сейчас покончат. Подняв снова глаза, он увидел, что обезьяна, державшая в руках Томпсона, карабкается кверху по наружной стене храма, окруженная толпою своих сородичей. Гиббс поднял было ружье, но Мильн отвел его в сторону.
— Не стреляйте пожалуйста, — сказал он нерешительно, — они пока еще не намереваются лишить его жизни.
Они стояли одни на лестнице. Толпа обезьян отхлынула от них, собравшись вокруг гуннамуна, который держал Томпсона. Они беспомощно смотрели, как огромный гуннамун с Томпсоном в руках карабкался на стену древнего храма.
Поделиться книгой: