Помоги проекту - поделись книгой:
На самом деле художники вовсе не могут похвастаться б
С точки зрения преданности делу и важности поставленной цели между ними нет разницы, все решает цена, которую мы готовы платить за конкретную работу. А цель у труженика одна, и она в любом случае не отличается ни романтичностью, ни благородством. Эта цель – выжить, а если повезет, подкопить деньжат и расширить свое дело.
Художники предприимчивы. Они все поставят на карту, лишь бы добиться успеха.
Но если фермеры и владельцы ресторанов готовы часами обсуждать выгоды и недостатки наличных платежей и толковать о марже, то художники предпочитают не касаться финансовой стороны своей деятельности. Они считают разговоры на эту тему вульгарными, даже унизительными. Вдобавок есть риск разрушить распространенную иллюзию, будто люди искусства – это божества, чуждые грубой повседневности.
Впрочем, бывают и исключения. Деньги и материальная сторона жизни настолько заворожили Энди Уорхола, что стали главной темой его творчества. Он называл свою студию фабрикой и однажды заявил: «Зарабатывать деньги – это искусство, работа – тоже искусство, а удачный бизнес – самое лучшее искусство». Он стал печатать принты товаров, знаменитостей и знака доллара. Уорхол воспроизводил банкноты на холсте, а потом обменивал изображения на реальные доллары. Это был хороший бизнес.
Уорхол был невероятно предприимчивым. Но ведь успешный художник всегда предприимчив. Иначе ему не выжить. Подобно фермеру, хозяйке ресторана и строителю, художник тоже руководит своим бизнесом. Он должен нутром чуять колебания рынка и создавать бренд. Лексикон дельцов от искусства ему хорошо знаком, но в приличном обществе он никогда не пустит его в ход, хотя владеет им как родным языком. В противном случае ему не продержаться в этой сфере: ведь он предлагает состоятельным клиентам товар, который не имеет конкретного назначения, пользы от него ноль. Но эти покупатели превыше всего ценят бренд.
Энди Уорхол. Знак доллара, ок. 1981
Неслучайно крупнейшие, исторически сложившиеся центры художественного творчества – Венеция, Амстердам и Нью-Йорк – являются одновременно и крупнейшими рынками предметов искусства. Предприимчивого художника с той же силой тянет к деньгам, с какой любителя граффити влечет к еще не тронутой его кистью стене. Так было всегда.
Питер Пауль Рубенс (1577–1640) был хорошим художником и блестящим бизнесменом. Пока ученики не покладая рук работали в его антверпенской мастерской, больше походившей на фабрику картин, предприимчивый Рубенс посещал великолепные дома аристократов и королевские дворы Европы, дабы сообщить их богатым владельцам, что, если они не желают отстать от прочих высокородных любителей искусства, им надлежит незамедлительно приобрести одно из его гигантских барочных полотен с изображением пышной плоти и разместить его в парадной зале. Именно Рубенс завел в Европе превосходный обычай обходить или объезжать богатые дома задолго до того, как Эйвон-леди[1] услышала призывный звон монет.
Предпринимательская жилка свойственна художнику от рождения. Если он чувствует в себе силы в одиночку создать нечто невиданное, он пойдет на любой риск. Он будет валяться в ногах, вымаливая деньги на оплату студии, покупку необходимых материалов и на пропитание во время долгих месяцев, которые уйдут на осуществление смелого замысла, в надежде, что ему удастся продать свое произведение по цене, с лихвой покрывающей все затраты. У творца еще останутся средства (прибыль), и он вложит их в создание нового шедевра. Если повезет, его он тоже продаст, возможно, чуть дороже. И если все пойдет как по маслу, художник снимет другую студию, лучше, просторнее прежней, наймет подмастерьев и выстроит собственный бизнес.
Интеллектуальная и эмоциональная мотивация – еще не прибыль, но важная составляющая финансового успеха. Прибыль обеспечивает художнику свободу. Где свобода, там и свободное время. А для художника свободное время – самый ценный товар.
Даже Винсент Ван Гог, возможно самый яркий пример романтизированного представителя художественной богемы, на самом деле был очень толковым предпринимателем. Вопреки популярной легенде, он был не убогим бедняком, а деловым компаньоном своего младшего брата Тео, торговавшего произведениями искусства.
Тео умел считать деньги и щедро вкладывал их в старшего брата: ненасытный Винсент по первому требованию получал дорогие холсты и краски (а также крышу над головой, еду и одежду).
Винсент относился к этому жизненно важному источнику средств с почтительным уважением, как мелкий бизнесмен к управляющему своим банком. Он забрасывал Тео письмами, подробно рассказывая, как идет работа, чуть ли не в каждом просил прислать еще денег, всякий раз давая понять, что не забыл о своих обязательствах. В одном из таких посланий Винсент писал: «Я, безусловно, сознаю, что должен зарабатывать своим ремеслом».
Таким образом, оба брата вложились в коммерческое предприятие, которое можно было бы назвать «Винсент Ван Гог инкорпорейтед». Винсент заверял Тео, что вернет все средства, которые тот на протяжении нескольких лет давал ему взаймы. Он понимал, что для успеха в бизнесе требуется гибкость и сговорчивость. В 1883 году он пишет брату: «Я ни за что не упущу серьезный заказ, какие бы требования ни выдвигал заказчик; и неважно, нравятся мне его замечания или нет. Я постараюсь исполнить его желание. А если потребуется, напишу картину заново».
Деловую сторону своей работы, то есть необходимость вкладывать в нее деньги, Винсент растолковывал брату просто, без затей: «Пойми, холст, который я покрываю красками, стоит дороже, чем просто холст». Он даже описал Тео другой вариант действий, на случай если их художественное предприятие потерпит крах: «Дорогой брат, если бы я не отчаялся и едва не спятил от проклятой живописи, из меня вышел бы торговец предметами искусства, и еще какой!»
Довольно оптимистичное заявление. Винсент уже пытался продавать предметы искусства и оказался никудышным торговцем. Тем не менее это доказывает, что у Ван Гога все же была коммерческая жилка: когда дела у него пошли хуже, он решил побыстрее сбыть с рук свой бизнес и подобру-поздорову убраться с рынка.
Я просто обязан зарабатывать своими произведениями.
Возможно, в высказывании Уорхола о том, что хороший бизнес – это лучшее из искусств, не хватает концовки? Возможно, ему следовало бы завершить его словами: «…а лучшие художники – хорошие бизнесмены» – и привести в пример братьев Ван Гог? Правда, их партнерство далеко не сразу принесло коммерческий успех. Но если бы оба не сошли в могилу в тридцать с чем-то лет, когда их проект «Винсент Ван Гог инкорпорейтед» только-только вставал на ноги, очень вероятно, что они успели бы насладиться плодами своих трудов и работы Винсента Ван Гога уже тогда обрели известность и стали вожделенным брендом в мире искусства.
Художник-бизнесмен отнюдь не оксюморон. Предпринимательская жилка играет важную роль в творческом успехе. Леонардо да Винчи как-то обронил: «Я давно заметил, что люди успешные редко сидят без дела и ждут, когда с ними что-то произойдет. Они сами делают шаг вперед, и вокруг них начинают происходить события». Так поступают художники. Они создают события. Творят нечто из ничего.
На самом деле они ведут себя как любой предприниматель. Они независимы, активны, действуют в опережающем темпе и настолько честолюбивы, что не избегают конкуренции, а, наоборот, стремятся к ней. Именно поэтому в начале ХХ века любой человек, претендующий на звание художника, отправлялся в Париж. Там кипела жизнь: толкались локтями заказчики, заводились знакомства, обсуждались новые идеи, создавались репутации. Конкуренция была жесточайшая, большинство работали без финансовой страховки, многие едва сводили концы с концами, но такая жизнь только обостряла их тягу к творчеству.
Художники то и дело заявляют, что не любят внутрицеховой конкуренции; тем не менее они охотно, не жалея времени, участвуют в выставках и конкурсах, победителям которых вручают денежные призы или золотые медали, как, к примеру, принято на бьеннале. Такие события и награды играют важную роль в карьере современного честолюбивого художника: они помогают завязывать полезные знакомства и создавать собственный бренд. Это испытанный, прошедший проверку временем рецепт успеха, и очередным подтверждением его действенности является творчество американского художника Тистера Гейтса: на выставке, проходившей в Кардиффе в 2015 году, он завоевал приз
Художник создает нечто из ничего, действуя точно так же, как любой другой предприниматель.
Произведения Гейтса были приняты с восторгом и получили одобрительную оценку в печати, а самому Тистеру вручили в награду чек на 40 тысяч долларов. Победитель, однако, сразу же решил разделить приз с девятью другими художниками, вошедшими в первую десятку претендентов. Жест необычный и на редкость великодушный. Впрочем, сорокаоднолетний победитель славится своей оригинальностью и душевной щедростью. Он еще и скульптор, и предприниматель, и общественный деятель. Такого инициативного, энергичного человека, вдохновляющего всех вокруг, я еще не встречал.
Он родился и вырос в Чикаго и живет там по сей день. Город прекрасный, если вам посчастливилось поселиться в центре или в его северной части. Тистер, правда, живет на юге города, а там все не так радужно. Это район беспорядочно возведенных дощатых халуп в окружении пустырей, с кучкующимися на перекрестках подростками. Безработица зашкаливает, надежд и стремлений почти ни у кого нет – словом, жить там довольно опасно. Перестрелки здесь обычное дело, и они исчисляются сотнями. Город прозвали американской столицей убийств. По словам Тистера, почти 99,6 процента жителей южной части Чикаго – чернокожие. «Если в этом районе вам встретится белый человек, значит, он либо рыщет в поисках крэка, либо это социальный работник, либо тайный агент полиции».
Тистер называет эту часть города «дном». Люди жаждут оттуда переехать, что понятно: никто не хочет жить «на дне». Тистер – исключение, подтверждающее правило. Он осел там в 2006 году, потому что жилье на юге стоит дешево, в пешей доступности Чикагский университет, куда его взяли руководителем учебных программ по искусству и где он до сих пор работает.
Тистер Гейтс купил себе одноэтажный домик на Саут-Дорчестер-авеню; в прошлом там размещалась кондитерская лавка. Одну из комнатушек он превратил в гончарную мастерскую и занялся любимым делом – изготовлением керамических изделий. Он увлекся этим ремеслом, потому что ему нравилась сама идея: берешь какой-нибудь непритязательный материал – глину – и превращаешь ее в нечто красивое и ценное. Поначалу это было всего лишь незамысловатое побочное занятие, но в итоге Тистер Гейтс стал крупной фигурой в мире искусства.
По выходным он возил свои горшки и кувшины на сельские ярмарки, но вскоре понял, что ему не нравится стоять за прилавком: он вкладывает в свои изделия не только труд, но и душу, а покупатели торгуются и вздорят. Уж лучше отдавать поделки даром, решил он, чем слушать, как хулят его работу, только чтобы сбить цену.
Должно же быть что-то уравновешивающее акты разрушения актами созидания.
Тистер перестал ездить на сельские ярмарки. Надо рискнуть и подышать разреженным воздухом мира искусства, решил он. Известных гончаров уже не счесть, их работы выставляются в крупнейших галереях, за их произведениями охотятся музеи. Имена мастеров изысканной керамики, таких как Перри Грейсон и Элизабет Фрич, у всех на слуху.
В 2007 году Тистер устроил в Художественном центре чикагского Гайд-парка выставку своих гончарных изделий, но прибег к маленькой хитрости: представил экспонаты не как собственные творения, а как работы легендарного восточного мастера керамики Сёдзи Ямагути, на Западе неизвестного (и никогда не существовавшего).
Сёдзи Ямагути стал невидимым двойником Гейтса. Тистер выдумал его, рассчитывая с его помощью превратить гончарное дело в настоящее искусство. А имя составил из двух имен собственных: человека и местности, которые произвели на самого Тистера сильное впечатление. Сёдзи Хамада (1894–1978) был мастером изысканной японской керамики, известным и почитаемым как на родине, так и за ее пределами. А Ямагути – название японской префектуры на острове Хонсю, где Тистер целый год изучал гончарное искусство.
Дабы убедить посетителей, что создатель представленных на выставке тарелок и чаш – колоритный японский мастер, а вовсе не местный афроамериканец средних лет, Тистер сочинил затейливую историю вымышленного мистера Ямагути, начиная с его приезда в Америку в 1950-е годы: якобы того неодолимо тянуло в Новый Свет, потому что он наслушался рассказов об изумительной черной ваяльной глине в округе Итауамба, штат Миссисипи. Там он осел и женился на чернокожей женщине. В 1991 году, уже в преклонном возрасте, гончар повез жену в Японию, к себе на родину. Путешествие закончилось трагически: супруги погибли в автокатастрофе.
Выставка имела успех. Посетители восхищались произведениями Сёдзи Ямагути. Но какая же буря разразилась некоторое время спустя, как только выяснилось, что вся эта мудреная история – чистой воды выдумка! Мир искусства ликовал. Ну и шутник этот Тистер! Каков хитрюга! Горшки у него, надо признать, неплохие, но какое изощренное художественное воображение! Так появился Тистер Гейтс – художник-концептуалист и творец мифа. Десятилетиями Тистер ждал своего шанса, и, когда тот подвернулся, предприимчивый сын Южного Чикаго его не упустил.
Успехи Гейтса на художественном поприще поражают окружающих и вдохновляют их на такие же подвиги. Он в полной мере воспользовался глубоким знанием среды, в которой рос, искренней любовью к ней и к религиозным ценностям своих родителей, а также собственными интеллектуальными и творческими способностями. К этой сильнодействующей смеси он добавил природный риторический дар, чутье ловкого дельца и пыл проповедника.
В результате он стал настоящим предпринимателем от искусства: художником, который пользуется своим положением, чтобы улучшить жизнь вокруг себя. В мире искусств он фигура, более других напоминающая Робин Гуда.
В 2014 году журнал «Арт ревью» опубликовал список ста самых влиятельных деятелей в сфере искусств, и Тистер Гейтс вошел в число первых пятидесяти, наряду с кураторами и директорами крупнейших музеев и немыслимо богатыми коллекционерами предметов искусства. Его работы приобретают известные люди, их выставляют в престижных залах. Что не может не удивлять, ведь продает он, по сути, всякий хлам.
В искусстве рука никогда не сделает лучше, чем вообразит сердце.
Он и правда создает свои шедевры из мусора, который подбирает в окрестных полуразрушенных домах: в ход идут треснувшие половицы, щербатые бетонные опоры и старые пожарные шланги. Тистер стряхивает с них пыль, по возможности наводит глянец и вставляет в красивые деревянные рамы с отчетливо модернистским уклоном. А потом продает за большие деньги. Как вам такое предпринимательство?
От других предприимчивых художников его отличает стремление использовать высокий общественный статус искусства и людей искусства для того, чтобы добиться позитивных изменений в родном округе Чикаго. Он признается, что его до сих пор изумляет, какие суммы готовы платить коллекционеры за произведения, созданные им из каменных и кирпичных обломков, подобранных на местных развалинах. По свидетельству журнала «Нью-Йоркер», Тистер, выступая однажды перед студентами и преподавателями Массачусетского университета, заявил: «Мне и в голову не приходило, что, глядя на кусок пожарного шланга, старую деревяшку или осколок черепицы с крыши неведомого дома, люди будут заходиться от восторга и с охотой выкладывать за них сотни тысяч долларов».
Но ведь выкладывают. Отчасти, наверное, потому, что знают, куда пойдут заработанные Тистером деньги: он вложит их в ремонт домов, в которых когда-то подобрал материал для создания своих произведений. С любовью и заботой он вдыхает новую жизнь в запущенные дома, и загубленное превращается в прекрасное. Пройдитесь по Саут-Дорчестер-авеню и убедитесь сами. Вы сразу приметите три дома.
Первый – дом номер 6918 по Саут-Дорчестер-авеню.
В нем Тистер когда-то жил, там же располагалась его гончарная мастерская, а теперь это Дом для прослушивания – небольшой местный культурный центр, битком набитый пластинками фирмы звукозаписи «Доктор Уэкс», которая в 2010 году прекратила свое существование.
Тистер Гейтс. Дорчестерские проекты, 2009
Затем дом номер 6916, который после финансового кризиса 2008 года Тистер купил за несколько тысяч долларов. Он украсил его деревянной обшивкой и назвал «Архивом», после чего свез туда бесчисленные старые выпуски журнала «Эбони», тысячи книг из закрывшегося книжного магазина на Прери-авеню и десятки тысяч слайдов с факультета искусствоведения Чикагского университета.
Наконец, заброшенное здание под номером 6901, в котором – на втором этаже – поселился сам Тистер. Первый этаж отдан под зал собраний, где местные жители смотрят и учатся снимать кино. Здание тоже не осталось безымянным. Теперь оно известно как Дом черного кино и третий по счету центр, входящий в комплекс афроамериканской культуры под общим названием «Дорчестерские проекты». Тистер называет свой метод реновации «перевариванием», в результате которого возрождаются полуразрушенные постройки, причем делается это на деньги, вырученные от продажи всякого мусора богатым собирателям предметов искусства.
Восстановление руин старыми дедовскими способами – дело долгое, трудное и не сулящее лавров; тем не менее оно доставляет Тистеру громадное удовольствие. Девятый ребенок (и единственный мальчик) в семье (мать – учительница, отец – кровельщик), он сызмала приучен к труду. Поголовное увлечение цифрой, охватившее мир, настораживает Тистера потому, что оно, по его мнению, снижает престиж работы ремесленника.
«Необходимо сделать ручной труд более искусным и изощренным. Нужно вернуть ручному труду былое достоинство. Пора понять, что мир не будет вкладывать деньги исключительно в технические достижения. Тот, кто умеет работать руками, всегда найдет возможность для дальнейшего развития. А тот, кто съел собаку на цифре, бессилен, когда надо сменить сантехнику. Я не вижу ничего унизительного в профессии водопроводчика. Глядя, как эти ребята запаивают медную трубу, я отчетливо понимаю, что они куда более ценные мастера, чем я, ведь это они ликвидируют протечки и спасают от затопления помещения, в которых никакой воды быть не должно. Это к вопросу о пользе, которую приносит тот или иной человек. Во время экономических кризисов люди на моих глазах теряли работу, и мужчины, которым больше не на что было кормить свои семьи, буквально тряслись от страха. Разумные, получившие хорошее образование мужчины – черные, белые, не важно – все поголовно теряли уверенность в себе, потому что лишились того, на чем держалось их самоуважение».
Эта идея не дает Тистеру Гейтсу топтаться на месте не только в смысле собственной жизни и карьеры, но также в помощи тем, кто живет рядом с ним. Он отстаивает интересы всеми забытых людей, стремится внести оживление в местную экономическую и общественную жизнь. Отличное знание особенностей городского планирования позволяет ему привлекать к делу чиновников, вынуждая тех мало-помалу менять градостроительную политику в отношении беднейших районов, буквально возвращая их к нормальной жизни.
Гейтс – живое воплощение мантры Уорхола, согласно которой хороший бизнес – это лучшее из искусств. Для Тистера бизнес – искусство, а искусство – бизнес. По его мнению, «сила художника не в том, что он умеет превращать мгновение в звонкую монету, а в том, что он способен менять мир. Да, сегодня слишком много тех, кто готов пойти на самые чудовищные разрушения: сровнять с землей горы, развязать кровавые войны… Но всегда находится кто-то, кто на эти акты разрушения отвечает актами созидания».
Ни для кого не секрет, что мир искусства во многом вращается вокруг денег, однако в данном случае перед нами весьма редкое явление – художник, который не только открыто признает это обстоятельство, но и не таясь им пользуется. Искусство Тистера Гейтса – это своего рода политика; критический взгляд на мир совмещается у него со стремлением повысить свой статус художника. Он превратил ту ярмарку, в какую превратился мир искусства, в произведение искусства. Кто может похвастать большей предприимчивостью?
Сегодня Гейтсу принадлежат две улицы, два оригинальных дома и огромная мастерская, где для каждого ремонтируемого здания производят мебель и осветительные приборы. Он вникает в «поэзию материалов» и решает, заслуживает ли всякое старье новой жизни и того, чтобы «стать частью истории других людей».
Так кто он теперь? Застройщик, ведущий бизнес как художник, или художник, выступающий в роли застройщика? Да какая, в конце концов, разница? Если он богатеет на восстановлении своего района, в одиночку реализуя план его возрождения, честь ему и хвала. Главное, что во имя искусства он свернул горы. И предъявил нам совершенно новую экономическую модель, родившуюся у него в уме. Потому что думает как художник.
Глава 2
Художники не терпят поражений
Эта глава – не о поражении, тем более – не о его героизации, к которой склонны адепты крылатой фразы «Проигрывай лучше» (ее трудно понять в отрыве от исполненного безысходности текста Сэмюэля Беккета). И уж точно не о том, почему терпеть неудачу полезно. Нет, речь о том, что рано или поздно настигает каждого из нас, а нам так не хочется, чтобы это происходило; нас терзают стыд и отвратительная, лишающая сил мысль: я законченный неудачник. Речь о тех днях, неделях и годах, которые наступают после того, как ваш замысел обернется бесславным провалом; в куче идей и усилий еще придется немало копаться: вдруг там осталось что-то путное. Эта глава – о роли неудачи в творчестве.
Неудача – не то же самое, что ошибка, хотя ошибка на первый взгляд выглядит иногда неудачей. Совсем не обязательно неудача свидетельствует о неверном ходе мысли. На ошибках и ложных суждениях мы учимся, но я сомневаюсь, что ощущение полного краха способно чему-то нас научить. Нам не всегда ясно, в чем мы ошиблись и есть ли в том наша вина. Слово «крах» звучит категорично, однако, как ни странно, крах не исключает возможности компромисса.
Неудача – понятие субъективное. Парижский салон – признанный законодатель мод в изобразительном искусстве – годами отвергал полотна Моне, Мане и Сезанна. Все три художника считались неудачниками. Прошло всего несколько лет, и их провозгласили провидцами и первопроходцами, а их картины – лучшими образцами современного искусства. Так кто же в итоге потерпел крах? Судя по всему, не художники, а Салон.
Неудача – не то же самое, что ошибка, хотя ошибка на первый взгляд выглядит иногда неудачей.
То же касается и экзаменов. Поэт Джон Бетчеман поступил в Оксфордский университет, где преподавал сам К. С. Льюис, но диплома так и не получил. Зато позже он написал несколько стихотворений, которые вошли в сокровищницу английской поэзии ХХ века. Кто здесь «промахнулся»? Студент, не сдавший экзамен, или университет, «проглядевший» талант? Может, «промахнулись» оба? Или никто?
Это сложный вопрос, на который нельзя ответить однозначно, тем более без учета фактора времени. Но даже если вы это сознаете, вам не легче, когда ваш бизнес рухнет, ваше суфле опадет, а ваш дебютный роман отвергнет очередной издатель. Вы испытаете горечь поражения. Оно не будет казаться вам случайной осечкой, которую легко исправить. Вам будет казаться, что вас всегда будет преследовать неудача. И, признаемся честно, не в ваших силах повернуть вспять ход событий – ни с бизнесом, ни с суфле, ни с книгой. Что в ваших силах, так это попытаться найти ответ на вопрос «почему». И он отчасти содержится в вашей так называемой неудаче.
В творчестве неудача предначертана и неотвратима, она – его органичная часть. Все люди искусства, независимо от рода занятий, стремятся к совершенству, – а как иначе? При этом они сознают, что совершенство недостижимо. Поэтому им приходится мириться с мыслью, что их творения наверняка не будут безупречными. Это, по выражению Платона, заведомо нечестная игра. Но в таком случае, если хорошенько подумать, само понятие неудачи лишается смысла.
В творчестве неудачи неминуемы и неизбежны, они – его органичная часть.
Отсюда логически следует, что на самом деле провала как такового не бывает. Присутствует только его ощущение. Приятным его не назовешь, но оно, увы, присуще творческому процессу. Многие люди, столкнувшись с трудностями, отчаиваются и считают рядовую неудачу полным провалом. Настоящие художники не поддаются этому соблазну.
Разве Моне, Мане или Сезанн, столкнувшись в очередной раз с неприятием их творчества, убирали подальше кисти и спешили переквалифицироваться в бухгалтеры? Разве Джон Бетчеман в дни публичного унижения откладывал перо и брался за медицинский инструмент? Нет. Эти люди упорно продолжали делать свое дело. И не потому, что были чересчур самонадеянными или толстокожими, а потому, что были безгранично преданы своему искусству и не могли им не заниматься. Даже если вначале у них не все получалось.
Американец Томас Эдисон – пример невероятного человеческого упорства. Разве изобретатель электрической лампочки создал ее с первой попытки? Нет. И вторая обернулась неудачей, и третья, и даже тысячная.
Если что-то не удается с первой попытки, не старайтесь повторять в точности то же самое.
Ему пришлось поставить в десятки раз больше экспериментов, чтобы создать коммерчески успешный продукт. Но Эдисон не допускал и мысли о поражении. «Ни один из десяти тысяч опытов не был провальным, – говорил он. – Я ни разу не промахнулся. Мне удалось доказать, что десять тысяч вариантов никуда не годятся. Когда я исключил все неподходящие варианты, остался единственно верный».
Если что-то не удается с первой попытки, не старайтесь повторять то же самое. Взвесьте все факторы, подумайте, что можно исправить, и попытайте счастья заново. Творчество – это процесс, который требует многократных усилий.
Скульптор обтесывает камень, пока из него не проступит форма. Можно ли утверждать, что создание шедевра зависит от одного-единственного верного движения резца ваятеля? А предыдущие тысячи насечек, выходит, были неверными? Разумеется, нет! Каждое движение скульптора – это шажок к следующему. Создание чего-то ценного требует времени; спешка тут неуместна. Того и гляди собьешься с дороги, а там и отчаяться недолго. Важно неуклонно идти вперед. Многим кажется, что художники – это люди яркие, непохожие на других, а на самом деле это упорные труженики, вроде пресловутой собаки, которая ни за что не бросит свою кость. Вот и они упорно вгрызаются в свою кость, в то время как большинство из нас давно махнули бы рукой на все и занялись чем-нибудь попроще.
Сущность творчества часто открывается творцу в процессе работы. Присмотритесь к жизни и карьере любого одаренного новатора, будь то бизнесмен, ученый или художник, и вы почти наверняка с удивлением обнаружите у них одну общую особенность. Своим успехом они чаще всего обязаны плану Б. Иными словами, цель, которую они себе первоначально ставили, постепенно меняется. Шекспир начинал как актер. «Роллинг Стоунз» были всего лишь кавер-группой, пока Мик Джаггер и Кит Ричардс не взялись за сочинение собственных песен. Леонардо да Винчи сам себя считал конструктором оружия. Перечень планов Б длинный и очень поучительный.
Из всех творческих личностей, с которыми я лично знаком, пожалуй, наиболее уверена в себе Бриджет Райли. Она точно знает, чего хочет добиться, и ее не терзают сомнения по поводу художественного метода, в котором она работает. Она последовательно создает элегантные абстрактные полотна и исследует, как соотносятся между собой цвет, форма и свет. В 1960-х годах она была одним из первопроходцев оп-арта[3] и по-прежнему работает в рамках этого направления, хотя с тех пор значительно расширила свою цветовую палитру. Когда смотришь на ее картины, написанные в сдержанной манере, невольно закрадывается мысль: этой художнице повезло, ее творческий путь от художественной школы до всемирного признания был гладким и счастливым. Ничего подобного. На самом деле ей пришлось очень несладко.
Никто не сомневался в ее таланте. Картина «Мужчина в красном тюрбане» (1946), шутливая вариация на тему полотна Яна ван Эйка «Мужчина в тюрбане» (1433), которую Райли написала еще подростком, служит убедительным подтверждением ее способностей. Еще студенткой художественной школы она стала большой поклонницей творчества импрессионистов, особенно тех из них, кто придавал цвету не меньше значения, чем изображению предметов, как, например, Ван Гог.
Поделиться книгой: