Помоги проекту - поделись книгой:
Джон Перри
Завоевания в Центральной и Южной Америке XV–XIX веков. Под властью испанской короны
J. H. Parry
The Spanish Seaborne Empire
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2018
© Художественное оформление, ЗАО «Центрполиграф», 2018
Вступление. Традиция завоевания
Испанское господство в Америке было продуктивным источником драматического материала для летописцев и сбивающих с толку парадоксов для историков. Испанская империя была первой во времена великих, рожденных морем, империй Западной Европы, самой богатой и самой огромной – объектом зависти, страха и ненависти. Она была создана с поразительной скоростью чуть более чем за два поколения благодаря ряду рискованных импровизаций, действиям отдельных малоизвестных авантюристов, которые исследовали огромные территории, переходили через громадные горные хребты и завоевывали густонаселенные и высокоорганизованные местные королевства. Несмотря на характер своего происхождения, империя просуществовала поразительно долго. Государство и общественное мнение в Испании отреагировали со скоростью и энергией, которые соответствовали скорости завоевания. Сам факт завоевания через два поколения людей привел к возникновению политики стремящегося произвести впечатление ответственного империализма, который оказал глубокое влияние на развитие как политической теории, так и административной практики. Управление империей после начального этапа завоевания, доступного для всех, стало централизованным, педантично добросовестным и по меркам того времени эффективным. Его целью было защитить интересы завоеванных народов чужой расы и религии, которые тем не менее считались прямыми подданными королевской власти, и обуздать конкистадоров, которые извлекали прибыль из своих достижений, сохранить для королевской власти источник богатства и военной силы, которую может купить богатство и которая в то время вселяла удивление и страх в европейцев. Цели империи оказались несовместимыми, и ни одна из них не была полностью достижима. Напряжение, связанное с необходимостью поддерживать систему в рабочем состоянии, сильно способствовало обнищанию и дальнейшему поражению Испании. Сама эффективность управления была отчасти причиной его окончательного краха. Все аристократии поселенцев, особенно если они зависят от труда подневольных народов, склонны возмущаться централизованной властью, и испано-американские креолы не были исключением. Управление осуществлялось обязательно испанцами с полуострова. Когда же империя переросла свою мощь, как это случается в конце концов со всеми империями, и сломалась под ударами войны и вторжения в центр[1], ее администрация, не имеющая местных корней, распалась, сделав все эти обширные территории жертвами экономической нестабильности и политических беспорядков. И не порабощенные индейцы, не завистливые европейцы, а потомки конкистадоров воспользовались случаем и из осколков империи создали целый ряд государств со своими революционными теориями и либеральными конституциями, но аристократических по своей общественной структуре, консервативных по характеру, католических по религии, испанских с точки зрения государственного языка, культуры и традиций. Завоевание и предшествовало созданию империи, и пережило ее; и взаимодействие между завоеванием и империей и есть тема этой книги.
История завоевания и империи в Вест-Индии понятна только на фоне предыдущей истории завоевания и установления монархии в Испании. Армии арабов и берберов, которые с начала VIII века вторглись в вестготскую Испанию из Африки, были сравнительно малочисленны, но их завоевание было основательным, а влияние – долговременным. Они так и не подчинили себе весь полуостров. Их власть на засушливой горной Кастилии никогда не была крепкой, так как это плато их мало привлекало, а на север Кантабрийских гор они вообще практически не проникли[2]. Толедо был самым северным из основных мусульманских городов. Однако южная половина полуострова с VIII по XIII век была преимущественно мусульманской. Под властью мусульманских правителей христианская, мусульманская и еврейская общины жили бок о бок, хотя зачастую они и не испытывали друг к другу большого уважения и симпатии. Многие урожденные испанцы приняли ислам, и такое обращение в другую веру привело к смешанным бракам и смешению крови. Вскоре развилась богатая, разнообразная и сложная цивилизация, состоявшая из римских, арабских и испанских элементов, среди которых преобладали арабские. Берберо-арабское влияние особенно заметно проявлялось в огромном и разнообразном словаре испанского языка, обычаях вроде изоляции женщин, в архитектуре и планировке городов, торговле и широком круге практических приспособлений – ирригации и водоподъемных механизмах, дизайне и оснастке кораблей, шорно-седельных изделиях и лошадиной сбруе. Многие мусульманские города Испании веками были известны всей Европе и на Ближнем Востоке своими товарами: Толедо – оружием и доспехами, Кордова – изделиями из кожи, Гранада и Альмерия – шелками, Малага и Валенсия – керамикой. В менее материальном отношении Южная Испания – Аль-Андалус – многому могла научить грубую и неразвитую Европу, культура которой зависела от полузабытого наследия римлян. Греческие наука и знания пробили себе дорогу в средневековой Европе – та их часть, которая вообще была известна, – в основном благодаря арабским переводам. Даже замысловатые условности средневекового рыцарства были в какой-то степени скопированы с арабских обычаев. Когда мелкие царьки с севера Испании, провозгласившие себя наследниками вестготских королей, стали продвигаться через Кантабрийские горы на юг, они нападали на цивилизацию, которая им не нравилась из-за ее неверной религии и ее чужеродного присутствия на испанской земле, но которой они восхищались и завидовали ее познаниям, утонченности и богатству.
На протяжении значительных периодов времени в Средние века Аль-Андалус имела единую политическую организацию и обладала военной силой, соразмерной своему экономическому и культурному превосходству. Кордовский халифат, созданный в начале X века Абд ар-Рахманом III, бросал вызов сравнению с великими империями Ближнего Востока. Это была не только правящая власть, в том числе политическая и духовная, над всей мусульманской (и большей частью христианской) Испанией, но и защищающая власть большей части Магриба. Халиф в силу своего титула был полусвященной фигурой, окруженной замысловатыми церемониями и недосягаемой, за исключением узкого круга чиновников и приближенных. В отличие от европейских правителей он защищал свои территории не с помощью феодальных рекрутов или наемников, взятых на время на службу, а с помощью профессиональной регулярной армии, состоявшей из воинов-берберов из Северной Африки[3]. Он требовал от своих подданных почитания и повиновения. Это повиновение помогает объяснить поразительное богатство и успешность андалусской экономики. Это была экономика, основанная на орошении, которая производила в изобилии не только традиционные пищевые культуры – пшеницу, оливки, виноград, но и субтропические – цитрусовые, шафран, шелковицу. В обществе, где не хватало мощных механических приспособлений, крупномасштабная ирригация – фактически любая крупномасштабная система общественных работ – зависит от способности правителей руководить и организовать большое количество рабочих рук более или менее добровольно. Это требует наличия многочисленного и чрезвычайно покорного крестьянского населения, которое имелось в Аль-Андалусе. В этом были ее слабость и сила. Покорные крестьяне – источник мощи и богатства у сильного правителя, который может организовать их способность к труду и уплате налогов, установить порядок среди своих вассалов и загнать захватчиков в угол. Но при слабом или недостаточно последовательном правлении это крестьянство, не оказывая существенного стихийного сопротивления, будет пассивно подчиняться захватчику извне или восставшему местному магнату. В таком обществе дорога, пройденная правящей династией от неизвестности к всемогуществу, а от него к поражению и краху, часто бывает короткой. Механизм производства и управления постоянен и находится под рукой только у такого правителя, который может захватить власть.
Халифат Омейядской династии просуществовал чуть более ста лет. Его последний великий правитель аль-Мансур (Победоносный) сам не был членом династии, но по крайней мере номинально был ее высокопоставленным чиновником. После его смерти начался распад халифата: местные губернаторы объявили себя независимыми правителями, и Аль-Андалус распалась на 20 или 30 государств-наследников, или
Среди христианских королевств Северной Испании самое упорное сопротивление Альморавидам, а позднее самую агрессивную экспансию повело не древнее королевство Леон, а недавно появившееся королевство Кастилия, правителям которого в X веке сначала удалось создать отдельное наследное государство, а при Фердинанде III в XIII веке – включить Леон в свои владения как второстепенное королевство в объединенном королевстве. Кастилия во всех аспектах своей жизни демонстрировала резкий контраст с развитыми государствами мусульманского юга. С самого своего появления это было пограничное королевство, жители которого, движимые воинственностью, нехваткой земли и религиозным пылом, стремились к экспансии и завоеваниям для удовлетворения своих амбиций. Его неплодородная земля и засушливый климат, обширные и однообразные ландшафты с повторяющимися вкраплениями обнаженных рыжевато-коричневых горных пород – все это побуждало людей к движению, вселяло неудовлетворенность оседлой трудовой жизнью на полях. За исключением Старой Кастилии – региона давних крестьянских поселений вокруг Бургоса – хозяйство на плато было преимущественно пастушеским; это была единственная преимущественно пастушеская экономика в Западной Европе. Она основывалась на выпасе огромных стад овец, свиней и полудикого крупного рогатого скота. Такая экономика хорошо согласовывалась с политикой передвигания границ и бесконечных сражений. Выпас большого количества скота в полузасушливых условиях обязательно означал перегон скота с зимних пастбищ на летние, что было сопряжено с покрытием больших расстояний по открытой местности. Стада паслись в южной части плоскогорья и в Эстремадуре зимой и перебирались на летние пастбища в северных горах. Их миграционный цикл совпадал с чередованием мира зимой и войны летом. Хозяин стад прекрасно вписывался в такую неспокойную картину. Крестьянин же, наоборот, был привязан к своей земле и был экономически уязвим и презираем в обществе.
Подобно экономике, общественное устройство Кастилии отличалось от общественного устройства на остальной территории Западной Европы. На всей территории Кастилии на каждом подходящем утесе высился замок – либо цитадель могущественного человека, либо небольшой укрепленный монастырь какого-нибудь военного церковного ордена – все они были главным образом крепостями. В большинстве своем они не были административными центрами местных феодальных поместий, так как их богатства были в постоянном движении. Феодальные связи были слабыми и основывались больше на личной верности, чем на территориальной зависимости или юрисдикции. Дворянин изначально не был человеком, который владел землей, доставшейся ему по наследству. Он был человеком, который имел в собственности коня и был готов отправиться на нем сражаться, чтобы поддержать своего феодала. Его конь не меньше, чем его меч, отличал дворянина от крестьянина, связанного с землей: это был символ его мобильности, гордости и независимости как военного человека. Отсюда и любовь к лошадям и чувство товарищества с ними, характерные для класса воинов, мелкой знати Кастилии. Великий народный герой средневекового кастильского эпоса Сид[5] принадлежал к этому классу, классу
Королевство Кастилия было крепким, жизнерадостным и хищническим. Ее рыцари считали богатые княжества Юга своей законной добычей. Сдача Толедо королю Альфонсо VI в 1085 году была великим поворотным пунктом в истории экспансии Кастилии. В следующем веке кастильцы уже уверенно обсуждали на переговорах с другими христианскими государствами вопрос об установлении границ их будущих завоеваний не только на полуострове, но и в Северной Африке. Волна войн вздымалась и опадала несколько раз после падения Толедо, но Кастилия со своими крепостями и конницей успешно отражала нападения Альморавидов и Альмохадов и в XIII веке вступила в войну, которая расширила ее территорию до южного побережья Испании. Мурсия была взята в 1243 году, а король Арагона, сам уже завладевший Валенсией, признал право Кастилии на это новое приобретение. Ибн аль-Ахмар, правитель Гранады, купил ограниченную независимость, предложив платить дань и оказывать содействие в борьбе против Севильи. Благодаря этому Гранада выстояла еще 200 лет как единственный мусульманский
После завоевания Андалусии судьбы иберийских королевств разошлись. Наварра, долгое время не делавшая заметных успехов в развитии, уже повернулась к Франции. В составе королевства Арагон Каталония начала создавать свои торговые колонии вслед за теми, которые основывала Генуя по всему Средиземноморью, а королевская власть в Арагоне занялась присоединением к своим владениям средиземноморских островов и завоеванием Южной Италии[7]. Леон, передав свои имперские притязания Кастилии, стал терять свою политическую индивидуальность. Португалия оставалась связанной с Кастилией, но только до тех пор, пока Гибралтар и Тарифа (на мысе Марроки) не оказались в руках христиан; как только появился не связанный с риском транзит между океаном и внутренним морем, слияние средиземноморского и атлантического мореходства в Лиссабоне открыло португальцам новые перспективы океанической торговли и открытий. Гранада, находившаяся между двумя жерновами – Кастилией и Марокко, сохраняла зыбкую независимость путем интриг и заключения союзов. Сама Кастилия со своей примитивной общественной и экономической системой и традицией военных походов придерживалась политики колонизации и завоевания.
Как только Андалусия была завоевана Кастилией, она была быстро и в значительной степени колонизирована. Более ста лет Севилья была излюбленным местом проживания кастильских королей, и, естественно, они стремились населить Андалусию верными себе подданными. Кастильские дворяне завладели большими феодальными поместьями на юге, включая огромные пастбища для скота в более засушливых гористых районах, а в долинах – плодородные орошаемые территории, возделываемые покорными крестьянами
Гранада оставалась мусульманским анклавом, существование которого более или менее терпели. Король Кастилии Фердинанд III изначально терпимо относился к этому горному эмирату как сопернику Севильи и Мурсии. После завоевания кастильцами всей остальной Андалусии Гранада осталась под защитой своей вассальной зависимости, и, хотя ее правители из династии Насридов иногда утаивали дань и бросали вызов своему сюзерену Кастилии, война за столько лет приобрела характер турнира. Независимое существование Гранады способствовало тренировке военного искусства кастильцев и поддержке их боевого духа крестоносцев и не представляло собой сколько-нибудь опасной угрозы Кастилии. Северная Африка была более явным объектом алчности кастильцев, но во второй половине XIII века новая энергичная династия Маринидов объединила Марокко, захватила южную оконечность Испании и представляла собой слишком грозную силу, чтобы можно было с легкостью нападать на нее. При случае Мариниды совершали набеги на Андалусию, что заставляло кастильцев быть благодарными за нейтралитет своего вассала – Гранады. К тому же в XIV-XV веках Кастилию неоднократно раздирали внутренняя борьба, выступления меньшинств, спорные регентства, ряд войн. Наступление на ислам не возобновлялось на протяжении более двухсот лет после захвата Севильи и имело успех не раньше, чем Изабелла вышла замуж за Фердинанда Арагонского и прочно уселась на кастильский трон после жестокой Войны за кастильское наследство с королем Португалии. Изабелла была истинной наследницей Фердинанда III Кастильского и возродила военную и религиозную политику, сторонником которой он был, но с важными отличиями.
К XV веку европейская цивилизация развилась до такой степени, что она больше не зависела от арабского мира, чтобы черпать в нем вдохновение и учиться у него, и в Испании мода с африканскими штрихами постепенно становилась пустой манерностью. При безалаберном королевском дворе Генриха IV Кастильского Бессильного (правил в 1454–1474 гг.) эта манерность дошла до крайности, а война с исламом велась недостаточно энергично (хотя в 1461 г. испанцы и взяли Гибралтар). Война за наследство и восхождение на престол Изабеллы все резко изменили. Королевой двигали не только ее собственные сильные религиозные убеждения, но и необходимость предотвратить опасность новой священной войны.
Турки Османской империи, взяв в 1453 году Константинополь, окончательно уничтожили Восточную Римскую (Византийскую) империю и вступили на путь завоевания и объединения мусульманских государств Восточного Средиземноморья. Они уже с XIV века завоевывали королевства на Балканском полуострове; в 1480 году Мехмед II вторгся в Италию, и вторжение остановилось только из-за смерти султана. Кастилия вряд ли могла себе позволить то, что в более поздней испанской истории стали называть «пятой колонной». Изабелла приняла решение поторопиться с подготовкой к походу против Гранады (правители которой, ободренные соседней Войной за кастильское наследство, снова не выплатили дань) и, если получится, в конечном счете перенести войну в Северную Африку, как португальцы уже сделали в Сеуте в 1415 году. Систематические боевые действия с целью завоевания Гренадского эмирата, деревня за деревней, началось в 1482 году. Испанцы начали этот последний европейский крестовый поход, испытывая сложные чувства по отношению к мусульманскому врагу. Здесь были и сильный религиозный подъем, и отвращение к иноверцам, смягченное (со стороны феодальных сеньоров) уступками экономической целесообразности, и жажда наживы не только в смысле надежды на грабеж, но и решимости эксплуатировать мавров как вассалов, и социальная неприязнь, смягченная давним близким общением, и экономическая зависть (так как мавры обычно были более успешными фермерами и ремесленниками и зачастую более энергичными торговцами, чем их испанские конкуренты), и, наконец, политические опасения – внушаемые не столько Гранадой, сколько мощной поддержкой, которую Гранадский эмират может получить от других мусульманских стран, если ее не привести под власть христиан. Что касается самого эмирата, изолированного и разделенного изнутри, исход войны никогда не подвергался серьезным сомнениям. Столица эмирата Гранада сдалась в 1492 году. Вся Испания впервые за много веков оказалась под властью христианских монархов. Территория Гранады была отдана под управление Кастилии.
Карта 1. Королевства Испании в конце XV века
Однако Изабелла по совету окружавших ее бескомпромиссных церковников не была слишком расположена позволять маврам в Гранаде мирно осесть там в качестве вассалов-мусульман христианских владык. Ее религиозное рвение должно было найти выражение не только в завоевании и обретении власти сюзерена, но и в обращении мусульман в христианскую веру. После захвата Гранады она повела политику решительной христианизации. Эта политика, если сводилась только к проповедям и убеждению, имела очень ограниченный успех, несмотря на преданность исполнительных францисканцев, которым это было поручено. Нетерпение королевы и ее советника Сиснероса вскоре привело к введению более жестких мер: систематическому преследованию и резкому ужесточению церковной дисциплины. Последовали изгнание евреев, насильственное крещение мавров в Гранаде, чрезвычайные полномочия, вверенные организованной в 1480 году инквизиции. А ведь в предыдущие века во многих регионах Испании бок о бок жили в отдельных, но соседних общинах три «библейских народа» (иудеи, христиане, мусульмане). Испанские правители, желая подчинить неверных, все же ценили уровень их цивилизационного развития, способности и знания. Архиепископ Раймунд Толедский в XII веке основал школы, в которых мусульманские, иудейские и христианские ученые работали сообща. И когда такое сотрудничество распространилось в центрах учености в Европе, то открыло новую эру в средневековой науке. Альфонсо X (р. 1221, правил 1252–1284) собирал при своем дворе ученых, исповедовавших три религии, так как желал тщательно проанализировать мудрость как Востока, так и Запада. Фердинанд III, король и святой, как гласит его эпитафия, был королем, который достаточно терпимо относился к нехристианским культам в мечетях и синагогах. Но времена изменились. Строгости, введенные Изабеллой, в целом одобрялись обществом, чего не случилось бы столетием раньше. И в Кастилии (но не в Арагоне) их энергично проводили в жизнь точно так же, как столетием раньше не стали бы этого делать. Они являлись реакцией на возросшее мусульманское давление на христианский мир после падения в 1453 году Константинополя и были выражением усиления религиозного рвения и религиозной нетерпимости в Испании. Они также представляли собой намеренный отказ со стороны королевы от африканского элемента в испанской культуре и в равной степени намеренное утверждение испанского общества в остальной христианской Европе, а также косвенно – новое утверждение социального и расового превосходства. Это были чувства уверенных в себе людей, подходящие для империи. Гранада была для испанцев тем, чем был Константинополь, уже ослабленный, в последние годы своего существования, для турок: кульминацией одной череды завоеваний и началом следующей.
Завоевание не избавило Испанию от страха перед исламом. Не сделало этого и испанское вторжение в Северную Африку, которое началось с захвата Мелильи в 1492 году, опередившего нападение на город турок. В начале XVI века турки завоевали Сирию и Египет и распространили свою власть почти на все побережье Северной Африки. Огромная мощь Османской империи тогда могла быть призвана на защиту мусульманских правителей на побережье и, возможно, даже на помощь недовольным восставшим маврам в Испании. На тот момент эта мощь была слишком велика, чтобы бросать ей вызов только силами испанских королевств. Тем временем энтузиазм и амбиции, подогретые войной с Гранадой, не угасали, лишь частично удовлетворенные победой. Выход для этой сдерживаемой воинственной энергии был предложен лишь год спустя после падения Гранады в донесении Колумба об островах в Западной Атлантике и его настойчивом утверждении, что эти острова можно будет использовать как стартовую площадку на пути в Китай. Через поколение чувства, которые сплотили испанцев против Гранады, превратились в оголтелый методичный империализм, который в поисках новых объектов для завоевания увидел свой шанс за океаном. Пока португальцы в своем стремлении создать империю искали в Западной Африке, помимо других целей, «черный ход» для нападения на арабов и турок, испанские имперские амбиции благодаря своевременному открытию устремились в новый мир.
Часть первая. Создание Империи
Глава 1. Острова и материк в Мировом океане
Завоевание большей части Андалусии в XIII веке открыло для Кастилии новые окна в мир. К Бильбао и более мелким гаваням Галисии и Бискайского залива, через которые кастильскую шерсть, доставленную караванами мулов из Бургоса, отправляли во Фландрию, завоевание добавило порты Мурсии и Валенсии с их доступом к итальянским запасам зерна и, что важнее всего, огромную гавань Севильи с ее оживленными верфями и процветающей торговлей с Северной Африкой. Фердинанд III нанимал галисийские корабли для блокады Севильи во время своего последнего нападения на нее, а когда город оказался в его руках, он сделал все, что было в его власти, чтобы восстановить и поддержать ее верфи. Кастилия стала влиятельной морской державой, имевшей флот, но не морской изначально. Кастильские идальго не сразу полюбили море. Севильская гавань считалась военным объектом – морской базой в грядущей борьбе за контроль над Гибралтарским проливом и безопасное сообщение между атлантическим и средиземноморским побережьями Кастилии. Офицеры и солдаты, участвовавшие в этих морских операциях, были вначале в основном итальянскими наемниками, и на протяжении многих лет традиционная морская торговля Севильи также оставалась в руках или пизанцев, или генуэзцев. Однако постоянная миграция моряков из Страны Басков и Галисии в Севилью и ее вспомогательные порты в XIV–XV веках привела к появлению здесь новых профессий. В Западной Андалусии возникло испанское морское сообщество. Моряки-иммигранты из Севильи, Кадиса, а также Палоса и Уэльвы близ устья Рио-Тинто искали выход для своей предприимчивости в Северной Европе, Португалии, Африке и на островах Атлантики.
Во многих этих морских предприятиях португальцы уже указали путь. У Португалии были обширное океанское побережье, население, значительная часть которого занималась рыболовством и мореходством, и влиятельный класс торговцев, почти полностью освобожденный от феодального вмешательства. Португальские рыбаки были первыми европейцами, которые начали эксплуатировать места рыбного промысла Мавритании. Португальские грузоотправители очень хотели и могли выйти за пределы атлантической торговли вином, рыбой и солью и заняться более широко распространенным и доходным промыслом – работорговлей, торговлей золотом и специями. В Западной Африке они нашли первые два из указанных товаров и даже заменители третьего – перец птичий и перец бенинский. На момент начала Войны за кастильское наследство они уже начали бурно развивающуюся торговлю с Гвинейским заливом. Порты Палос, Уэльва и другие в устье Рио-Пинто расположены очень близко к Португалии, и в те времена национальность моряков зачастую было трудно точно установить. Андалусийские моряки участвовали в португальских экспедициях, а андалусийские шкиперы следовали за португальскими вдоль побережья. Естественно, присутствие этих иностранных браконьеров вызывало негодование португальских монополистов, и это негодование подогревалось возможностью того, что острова, расположенные в близкой досягаемости от берега континента, могли быть использованы в качестве баз для контрабанды. Из четырех основных групп островов, находящихся в средних широтах Восточной Атлантики, на три – Мадейру, Азорские острова и острова Зеленого Мыса – португальцы заявили свои права и частично колонизировали их в течение XV века. Все три группы островов оказались ценными не только как порты для захода кораблей, но и как источники ходкой субтропической продукции. На четвертую группу островов – Канарских, – которая также была самой большой и располагалась ближе всех других островов к африканскому побережью, заявила свои права Кастилия как на дар папы римского в 1344 году. В отличие от других островных групп Канарские острова – или некоторые из них – были населены первобытными, но многочисленными и воинственными гуанчами[8]. Заселение европейцами этих островов оказалось длительным и тяжелым делом, закончившимся через много лет после открытия Америки и начала торговли с Вест-Индией. В начале XV века различные искатели приключений, главным образом норманны, создали поселения на островах Лансароте, Иерро и Фуэртевентура и выражали свое почтение королю Кастилии. Эти поселения добились процветания, производя сахар, вино и пшеницу; а андалусские торговцы нашли еще один способ получения прибыли – они собирали морские раковины на островах и отправляли на берега Гвинеи, где использовали их в качестве монет. Португальцы не только пытались прогнать или захватить этих контрабандистов на берегу, но и нейтрализовать кастильские базы на Канарских островах, создав конкурирующие поселения на незаселенных островах этого архипелага.
Жестокие беспорядочные морские сражения, которые последовали за этим, были поглощены в 1475 году Войной за кастильское наследство между Португалией и Кастилией. И хотя Португалия понесла поражение от сухопутных войск Изабеллы, она добилась значительных успехов на море. По Алкасовашскому договору 1479 года, который положил конец войне, – это был первый европейский договор о заморских владениях – испанцы обещали уважать португальскую монополию на торговлю в Западной Африке и поселения на Мадейре, островах Зеленого Мыса и Азорских островах, а португальцы оставили свои притязания на Канарские острова.
Испанцы обосновались на острове Гран-Канария во время войны, а после заключения мира продолжили завоевание острова. В 1490 году они начали заселять остров Пальма, а в 1493 году – остров Тенерифе. Скромные портовые города выросли на главных островах, каждый со своим небольшим флотом рыболовных и торговых каравелл. Когда были усмирены гуанчи, их вместе с занимаемой ими землей поделили, как мавританских крестьян в Андалусии, между феодальными владениями высокопоставленных поселенцев. На Канарских островах испанцы впервые стали учениками в искусстве создания колониальной империи и приобрели первый опыт обращения в христианство и эксплуатации представителей порабощенного первобытного народа гуанчей. Канарские острова расположены вблизи северного края зоны влияния северо-восточного пассата – удобного ветра для выхода в океан. В последующие годы последним исчезающим из поля зрения видом Европы для многих испанских искателей приключений был высящийся конус острова Тенерифе (вулканы Тейде, 3715 м).
Карта 2. Схема ветров в Атлантике (лето)
На протяжении XV века моряки открывали в Атлантическом океане острова. Не было никакой очевидной причины, чтобы открытия новых островов не происходили бесконечно. Из всех легендарных островов самым знаменитым была Атлантида, или Антилла, – остров семи городов, куда якобы уехали семь португальских епископов со своей паствой во время вторжений варваров и где их потомки жили в благочестии и процветании с тех самых времен. Это была мечта моряков в XV веке – заново открыть эту мифическую страну, ее христианское население и ее золото. Облачная гряда в сумерках может выглядеть очень похожей на остров, и, вероятно, в атлантических гаванях Португалии и Андалусии были люди, которые утверждали, что видели Антиллу. И в такой мир моряцких баек, в которых всякое случается, пришел Колумб со своим «Индийским проектом», предлагая его разным королевским дворам Европы.
То, что великий иберийский исследователь был сыном никому не известного ткача в Генуе[9], не было удивительно само по себе. Генуэзцы перемещались по всей Европе и имели тесные торговые контакты с Севильей и Лиссабоном. Все главные европейские центры географических знаний в то время находились в Италии. Каждый гражданин Генуи, каким бы незнатным он ни был, прямо или косвенно зависел от морских связей города. Почти все профессиональные исследователи – на самом деле почти все моряки-профессионалы – были людьми сравнительно скромного происхождения. Сам Колумб не был профессиональным моряком. Он был самоучкой и чрезвычайно убедительным географом-теоретиком, обладавшим некоторыми знаниями картографии и основ навигации. Четкий характер его теорий, их происхождение и практические предложения, которые он на них основывал, были предметом многих ученых споров. Согласно договору, по которому он отправился в плавание в 1492 году, он должен был «открыть и завладеть островами и материком в океане». Это было стандартной формулировкой. В данном случае это, вероятно, включало Антиллу, если такое место существовало; но почти наверняка выражение «острова и материк» также подразумевало Сипангу и Катай – знаменитые названия, под которыми Марко Поло описывал Японию и Китай. Не было ничего фантастического, по крайней мере в теории, в предложении достичь Азии, отправившись в плавание на запад. Так как было известно, что Земля круглая, и никто не подозревал о существовании континента в этом направлении, то практическая возможность доплыть, вероятно, зависела от ветров, течений и, прежде всего, от расстояния, а относительно этого существовало много теорий и не было никакой определенности.
Согласно Ж. Баррушу и другим, Колумб сделал свое первое предложение в 1484 году королю Португалии. Это тоже было естественно. Стремление к исследованиям тогда было в Лиссабоне в самом разгаре; правительство и инвесторы очень хотели извлечь выгоду из торгового опыта и картографического умения итальянцев. Будучи в Португалии, Колумб совершил по крайней мере одно путешествие в Гвинею на португальском корабле. Также, находясь в Португалии, благодаря браку с дочерью видного колониста с Мадейры, он приобрел связи с кругами, заинтересованными в открытии островов. Тем не менее его предложение снарядить экспедицию за счет королевской казны было отвергнуто после тщательного слушания. Географические рассуждения Колумба, очевидно, были неубедительны. Более того, первое плавание Диогу Кана (июнь 1482 – апрель 1484 г.)[10] зародило надежды на более надежный путь на Восток[11] – надежды, которые в 1489 году[12] Бартоломеу Диаш с триумфом подтвердил. Безуспешно попытав счастья во Франции и Англии, Колумб обратился наконец к Кастилии.
В Испании трудности у Колумба возникли главным образом не из-за законных интересов и географического скептицизма, а из-за натиска других проблем, которые заставляли правительство неохотно рассматривать морские экспедиции любого рода. Однако после многих попыток ему удалось заручиться поддержкой высокопоставленного государственного чиновника Луиса де Сантанхеля, хранителя личного кошелька короля Арагона и казначея «Святой Эрмандады» (вооруженная организация по охране общественного порядка, существовавшая в городах средневековой Испании, более всего была распространена в Кастилии. –
На обратном пути Колумб сделал еще одно важное открытие: покидая Вест-Индию, необходимо править на север, чтобы выйти из полосы пассата, прежде чем предпринимать попытку пересечь Атлантический океан. Он нашел западный ветер, как это станут делать тысячи его последователей после него, приблизительно на широте острова Бермуда (Бермудские острова) и прошел далее к Азорским островам. Но, приближаясь к Европе, он попал в шторм и был вынужден искать убежище сначала на Азорских островах, а затем в реке Тежу. Здесь португальские власти потребовали от него объяснить свои действия. Памятуя о предшествующих преувеличениях итальянцев, они скептически отнеслись к его рассказу, с презрением – к его географическим аргументам, а его описание местных жителей Эспаньолы, таинос, не произвело никакого впечатления. Португальцы были встревожены недавним возрождением браконьерства андалусийцев на побережье Верхней Гвинеи, а так как обсуждался вопрос об экспедиции в Индию, то они с огромной подозрительностью отнеслись к мореходной активности испанцев в Атлантике. Король Португалии Жуан II решил заявить свои права на открытия Колумба на том основании, что они укладывались в условия Алкасовашского договора, потому что находились близко к Азорским островам, и, возможно, их даже можно было считать частью этого архипелага.
Сам Колумб утверждал и до самой своей смерти верил, что открыл острова, расположенные у побережья Восточной Азии, и, возможно, часть материка. Его вера была основана главным образом на некритическом чтении Марко Поло и Птолемея. Мы не можем быть уверены, согласовывались ли утверждения Колумба с его изначальными намерениями и обещаниями, а также в том, приняли ли их полностью Фердинанд и Изабелла. Некоторые умные современники, безусловно, не приняли; а на мысль о том, что самих моряков из экспедиции Колумба обуревали сомнения, наводит факт альтернативного названия Антильских островов – по названию Антилла, или Атлантида. Но вне всякого сомнения было то, что Колумб обнаружил обширный архипелаг ранее неизвестных островов, которые были населены мирным и покорным, хотя и примитивным народом, и там было золото. Если они окажутся стартовой площадкой на пути в Индию, то это еще лучше. Но в любом случае они стоили того, чтобы их тщательно исследовать, и решение заселить их испанцами было принято почти сразу. С этой целью Фердинанд и Изабелла начали вести переговоры и с Португалией, и с папой римским, чтобы добиться официального признания островов испанскими владениями и открыть дорогу к обретению в дальнейшем территорий, лежащих за их пределами на западе.
На первом месте был папа римский, который неизбежно был заинтересован в открытии и заселении территорий за пределами Европы, так как папа римский, и только он мог отправлять миссии к язычникам; более того, только папа римский мог предоставить той или иной христианской общине – королевству или религиозному ордену – исключительное право на обращение в христианство людей в конкретном языческом регионе. Деятельность ордена Христа и португальской короны в Западной Африке была защищена папскими буллами такого рода. Иногда даже утверждали, что папа римский с целью извлечения выгоды для веры мог по закону выделять христианским монархам земли и временные владения языческих правителей. Безусловно, христианский властитель мог получить значительные дипломатические преимущества, заручившись официальным папским одобрением своих действий или намерений, и такого одобрения католические монархи продолжали добиваться. В то время папой римским был Александр IV Борджиа, урожденный испанец (Родриго Борха), который уже имел серьезные обязательства перед католическими монархами и искал у них поддержку своих попыток создать в Италии княжество для своего сына. Он издал ряд булл, из которых каждая последующая подкрепляла и расширяла положения предыдущей в соответствии с поступающими требованиями от Фердинанда и Изабеллы по совету Колумба. Их цель состояла в том, чтобы передать монархам Кастилии все открытые земли и земли, которые еще будут открыты в регионах, исследованных Колумбом. Самая важная булла – знаменитая
Буллы 1493 года стали для испанцев основой для законных притязаний испанской короны на земли в Новом Свете. Однако немедленно начались предварительные переговоры с Португалией. Португальцы не собирались воевать из-за нескольких далеких островов, населенных голыми дикарями, или игнорировать власть папы римского. Но они были очень и очень озабочены – ввиду буллы
Договор не затрагивал недавно открытые вест-индские территории, и монархи не стали ждать его заключения и снова отправили Колумба в плавание. Он отплыл из Кадиса в сентябре 1493 года во главе большой флотилии кораблей, в том числе трех больших (самый крупный 200 т) – всего 17 судов. На кораблях было мало оружия и никаких товаров для торговли, кроме безделушек для бартера. Главным их грузом были люди – 1200 человек[14]: священники, солдаты, ремесленники, крестьяне – и все необходимое для сельского хозяйства: орудия труда, семена и животные; это было целое общество в миниатюре, непосредственной целью которого было не начать новую торговлю или завоевать восточные царства, а заселить остров Эспаньола, основать исследовательскую и земледельческую колонию, которая должна была обеспечивать себя продовольствием, оплачивать расходы на поездку путем отправки золота в Испанию и служить базой для дальнейших исследований в направлении Индии или Китая. На такую авантюрную и выгодную службу было много желающих. Заселение островов в Атлантике было уже знакомой идеей в иберийских королевствах, и, без сомнения, знания Колумба о развитии Мадейры повлияли на его планы. Флот был снаряжен под руководством архидьякона Севильи Хуана Родригеса де Фонсеки, члена Совета Кастилии, которому суждено было поддерживать длительную связь с Вест-Индией и оказывать на нее свое влияние. Колумб горько жаловался на Фонсеку, которого считал обструкционистом и нерасторопным человеком. Капитаны-мореходы часто нетерпеливы в отношениях с сухопутной администрацией верфей, а эти двое, по-видимому, испытывали друг к другу личную неприязнь. На самом деле снаряжение экспедиции было осуществлено довольно оперативно: пять месяцев – это короткий срок для подготовки такой большой флотилии в Испании в XV веке. Единственной серьезной ошибкой Фонсеки было то, что он не обеспечил колонию достаточным количеством продовольствия на первый год; чрезмерный оптимизм по поводу того, в какой степени европейцы могут прожить на подножном корму в тропиках, был широко характерен для этих первых исследовательских походов и стал одной из главных причин тех трудностей, с которыми столкнулся Колумб.
Флот благополучно совершил переход и подошел к берегу острова Доминика (в составе Малых Антильских островов) – острова в Карибском море, острые вулканические шпили которого для тысяч испанцев стали первым впечатлением о Новом Свете. Корабли прошли вдоль прекрасной арки Малых Антильских островов[15], через Виргинские острова мимо Пуэрто-Рико и прибыли к северному берегу Эспаньолы. Здесь они обнаружили, что поселение Навидад, основанное во время первой экспедиции, уничтожено. Выбрав местом второго поселения незащищенный и опасный берег, который он назвал Изабелла, Колумб совершил свой первый грубый просчет. Поселение Изабелла так и не добилось процветания. Даже на более благоприятном месте было бы нелегко поддерживать дисциплину среди первых испанских поселенцев – обидчивых, авантюрных и жадных, заставлять их расчищать лес, строить дома и разбивать плантации, вместо того чтобы бродить по острову в поисках золота или рабов. Безусловно, эта задача была не по плечу Колумбу. Он был иностранцем, сыном ремесленника, обладающим ничего не значащим титулом и недавно обретенным фамильным гербом. По своему выбору и по характеру он был исследователь, а не колониальный правитель. Его энергия во время этого второго путешествия к Вест-Индии была сконцентрирована на исследовании южного побережья Кубы и открытии Ямайки. В начале 1496 года он возвратился в Испанию, чтобы доложить об успехах и заняться жалобами от недовольных колонистов Изабеллы. В его отсутствие[16], но с его одобрения брат Христофора Колумба Бартоломе, которого он оставил там за старшего, перенес поселение Изабелла на более подходящее место на южном побережье острова. Там в 1496 году колонисты начали строить город Санто-Доминго, который на полвека стал столицей Испанской Вест-Индии, а в настоящее время является преуспевающим городом.
Католические монархи все еще не получили отдачу от своих инвестиций, за исключением нескольких «индийских» рабов, которые по приказу королевы были освобождены и отправлены на родину. Но Фердинанд и Изабелла по-прежнему доверяли мнению Колумба и уважали свой договор с ним. В 1498 году ему было разрешено совершить третью экспедицию за королевский счет. На этот раз он проложил курс южнее своих прежних маршрутов и открыл остров Тринидад и устье Ориноко – самой большой реки, известной тогда европейцам, огромный объем пресной воды которой доказал, что открытое побережье – часть обширного материка. От побережья Венесуэлы благодаря своему искусству мореплавателя он приплыл прямо к новому поселению на Эспаньоле, которое основал его брат. По прибытии он увидел, что в колонии царит волнение. Таинос – невоинственные собиратели кореньев и моллюсков, сельское хозяйство которых было рудиментарным, были возмущены и находились на грани войны из-за нескончаемых требований колонистов предоставлять им продовольствие и женщин. Половина поселенцев, разочарованных и голодных, подняла открытый мятеж против власти Бартоломе. У Колумба не было выбора, кроме как откупиться от бунтовщиков прощением, восстановлением себя в должности, земельными наделами и, что более важно, разделом индейцев-островитян среди испанских поселенцев в качестве сельскохозяйственных работников. Эта система
Настоящее согласованное управление Вест-Индией начинается с прибытием преемника Бовадильи – брата Николаса де Овандо, рыцаря ордена Алькантара. Для того времени было характерно, что решение такой задачи следовало доверить высокопоставленному функционеру ордена, основанного для несения гарнизонной службы в христианских отдаленных поселениях в Испании против мусульман. Овандо прибыл в 1502 году с большим флотом из 30 кораблей и привез с собой 2500 человек в качестве подкрепления тремстам или около того уцелевшим поселенцам. Он умело управлял Эспаньолой шесть лет с гораздо большей жестокостью, которую Колумб когда-либо осмеливался проявлять. Дисциплина действительно была тем, что больше всего было нужно колонистам. С порабощенных индейцев захватчики взимали дань в виде продуктов питания и принудительного труда посредством системы
В 1509 году Хуан де Эскивель начал заселение Ямайки. В 1511 году более широкомасштабное предприятие по заселению Кубы начал Диего Веласкес, который был помощником Овандо на Эспаньоле. Подобно Овандо, Веласкес был сторонником строгой дисциплины и умелым администратором. С небольшим отрядом своих сподвижников он подавил сопротивление местного населения и за три года занял стратегические точки по всему острову. Он проявил необычные умение и дальновидность при выборе самых лучших мест для поселений. За первые пять лет своего правления он основал семь городов, и все из них сохранились на своих изначальных местах или вблизи них. Куба давала значительное количество золота, а так как она была менее гористой, чем Эспаньола, то предоставляла лучшие возможности для занятий скотоводством, земледелием и выращиванием сахарного тростника. Как и на Эспаньоле, рабочих для рудников и ферм в первые годы обеспечивала система
В то время как таким образом шло покорение и заселение Больших Антильских островов, другие более длительные, опасные и рискованные экспедиции отплывали с Эспаньолы, чтобы исследовать материковое побережье Карибского моря. Монополия Колумба на исследования материкового побережья, основанная на договоре от 1492 года, была менее ясна, чем его монополия на острова, и подвергалась посягательствам еще при его жизни. Разрешение на такие посягательства было дано некоторым бывшим партнерам Колумба благодаря содействию его давнего врага Фонсеки. В 1499 году бывший капитан каравеллы «Нинья» Висенте Яньес Пинсон проплыл вдоль побережья части Северной Бразилии и Гвианы. Еще раньше в том же году Алонсо де Охеда довел до конца третью экспедицию адмирала и исследовал побережье Венесуэлы от острова Маргарита до озера Маракайбо. С ним поплыл Америго Веспуччи, чьи легкое перо и здравые географические рассуждения снискали ему славу, которая на время затмила славу самого Колумба. Первое путешествие Охеды не имело существенного ближайшего результата: привезенный им груз бразильского дерева, проданный в Кадисе, не покрыл его расходов[19]; однако в ходе исследований Герры[20] на том же побережье обнаружилось, что устрицы, вылавливаемые местными индейцами, содержат жемчуг. Островок Кубагуа стал местом испанского поселения Новый Кадис, основанного с целью добычи жемчуга. Около 25 лет, пока чрезмерный вылов устриц не уничтожил источник его благосостояния, Новый Кадис был одним из самых процветающих мест в Карибском море и центром бурной и жестокой торговли рабами, которые должны были работать ловцами жемчуга.
Более постоянными и важными для будущего были поселения в Центральной Америке на побережье перешейка, который Колумб открыл во время своего четвертого плавания и где позднее семья Колумба имела свое единственное земельное владение на материке – маленькое герцогство Верагуа. Берега Дарьенского залива посетил в 1501 году Родриго Бастидас вместе со старым лоцманом и картографом Колумба в его втором плавании Хуаном Ла Коса, а в 1504 году Ла Коса провел более тщательное исследование. К тому времени в Европе было уже широко принято считать, что был открыт доселе неизвестный континент, являвшийся препятствием (для всех, за исключением португальцев, нежелательным препятствием) между Европой и Азией. Тем не менее этот континент был по-своему привлекателен, и сообщения Хуана Ла Косы склонили королевскую власть в пользу организации на нем поселений. Несмотря на протесты Диего Колумба, были выданы две лицензии: одна – Диего де Никуэсе на заселение Верагуа, а другая – Алонсо де Охеде на заселение территории, которая в настоящее время является северным побережьем Колумбии. Две экспедиции, которые отплыли в конце 1509 года, насчитывали вместе свыше тысячи человек, но голод, болезни и отравленные стрелы вскоре убили всех, за исключением нескольких десятков человек. Это была самая серьезная потеря, которую испанцы понесли в Америке до этого момента; и одной из первых жертв стал Хуан де Ла Коса, без которого Испания не могла обойтись. Со временем прибыло подкрепление под командованием вельможи с Эспаньолы – Мартина Фернандеса де Энсисо, позднее известного как автора бесценной географии Вест-Индии. Энсисо был не в своей тарелке среди голодных головорезов, и реальное руководство с общего согласия перешло в руки известного храбреца и авантюриста Васко Нуньеса де Бальбоа. Бальбоа имел преимущество – он знал эти места, так как плавал здесь вместе с Бастидасом в 1501 году. Он был решительным, неразборчивым в средствах и беспристрастным человеком. Он отправил Энсисо назад на Эспаньолу (Охеда к этому времени уже уехал), бросил Никуэсу на произвол судьбы, предоставив ему возможность утонуть[21], и взял на себя командование всем предприятием. Бальбоа был первым великим конкистадором на Американском континенте. Он основал город Дарьен, добился власти над индейцами перешейка, сочетая силу, террор, умиротворение и дипломатию. Он забрал у них большое количество продовольствия и золота и в то же время вынуждал своих собственных людей думать о будущем: строить дома и выращивать разные культуры. Поселения, возникшие под его руководством, оказались способными к развитию и просуществовали долго. Через несколько лет перешеек стал играть такую важную роль в колониальной торговле Испании, что заработал название Кастилья-де-Оро – «Золотая Кастилия». Но самое важное то, что в 1513 году, прислушавшись к рассказу одного индейца, Бальбоа возглавил экспедицию через леса перешейка к берегу Тихого океана.
Экспедиция Бальбоа не только открыла для европейцев существование «Южного моря»; она также выявила, насколько узка та полоска земли, которая разделяла два океана, и тем самым стала новым стимулом для тех, кто надеялся найти пролив через Центральную Америку и западный морской путь на Восток. Отчасти именно эта надежда подтолкнула к исследованиям карибского побережья перешейка, а по окончании строительства кораблей – и тихоокеанского. Таким образом, завоевание Центральной Америки было в каком-то смысле случайным в состязании между испанцами и португальцами, кто быстрее достигнет Востока. В том же году (1513), когда Бальбоа пересек перешеек, первые португальские корабли достигли Молуккских островов. В том (1519) году, когда Кортес высадился в Мексике, Магеллан вышел в плавание[22], в ходе которого были открыты и истинный западный путь на Восток, и пугающие размеры Тихого океана. Плавание Магеллана также показало, что испанцы проиграли в состязании за «острова пряностей», но в Центральной Америке они получили награду иного рода: хотя им не удалось найти пролив, они нашли великую империю.
Глава 2. Севилья и Карибское море
Империями, как бы они ни были обретены, нужно управлять. Самые ближайшие задачи: отправка экспедиций, иногда очень больших, через Атлантику; снаряжение и снабжение продовольствием далеких поселений первопроходцев; прием и размещение идущих обратно в Испанию грузов, включая существенное количество золота – все это требовало наличия организованной домашней базы и централизованного руководства. Приблизительно до конца XV века выбор порта отплытия и возвращения экспедиции в «Индию» находился в основном в руках капитана; правительству не было до этого почти никакого дела. Было естественно, что Колумб изначально выбрал тот уголок Испании, который был ему знаком лучше всего и где благодаря его друзьям-францисканцам в Ла-Рабиде у него были обширные и полезные связи. Из всех портов, находящихся в этом регионе, он, возможно, должен был предпочесть Кадис; но гавань Кадиса в 1492 году задыхалась от перевозок, согласно королевскому указу, депортируемых из Испании евреев. Из небольших гаваней в устьях рек Одьель и Рио-Тинто – Палоса, Могера, Уэльвы – выбор был небольшой. Во всех из них имелись небольшие флотилии рыбопромысловых судов и каравелл для каботажного судоходства; все они были родиной моряков, имевших опыт плавания в Атлантике. Однако Палос недавно совершил проступок, за который город был оштрафован – лишен двух каравелл на 12 месяцев; и Палос был выбран портом отплытия.
Палос был и есть скромный небольшой городок, слишком маленький, чтобы ухватиться за возможности, которые ему предоставил Колумб. Его вторая экспедиция отплыла из Кадиса, но руководящий штаб предприятия находился в Севилье и, вероятно, большая часть работы по снаряжению кораблей проходила там. Третья экспедиция Колумба вышла из Санлукар-де-Баррамеды в устье реки Гвадалквивир; четвертая – из самой Севильи, но с короткими остановками в Санлукаре и Кадисе, чтобы забрать дополнительные припасы. Первые экспедиции, совершенные уже под командованием не Колумба, а Охеды в 1499 году, отплыли из Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария, расположенного на другом берегу бухты у Кадиса. Палос и Могер продолжали отправлять экспедиции по крайней мере до конца века. Висенте Яньес Пинсон отплыл из Палоса в 1499 году – он там родился. Первая экспедиция Герры (штурмана Педро Алонсо Ниньо) была снаряжена в Могере. Но это были небольшие флотилии, состоявшие из двух-трех каравелл[23], в которых не было больших кораблей. К 1500 году порты в устье Рио-Тинто уже почти не использовались. Огромная флотилия Овандо вышла из Кадиса, и снова вся связанная с ней административная работа и большая часть оснащения и снабжения продовольствием были выполнены в Севилье. Во всех этих переменах можно увидеть растущее центростремительное притяжение крупного порта на реке Гвадалквивир и, несомненно, влияние этого неутомимого, но не вызывавшего симпатии чиновника из Арагона Фонсеки.
Кадис сильно сопротивлялся влиянию Севильи, и в течение первых десяти лет после открытия Колумба первенство среди андалусийских портов в торговле с Вест-Индией оставалось под сомнением. Но с назначением Овандо и ускорением вслед за этим заселения Вест-Индии нужно было принимать решение. В 1503 году королевским указом в Севилье был создан первый орган колониального управления (Севильская торговая палата) для активизации и регулирования торговли и плаваний в Новый Свет. На протяжении многих последующих лет корабли в Вест-Индию за редким исключением по полученному разрешению должны были выходить из Севильи; и все караваны кораблей из Вест-Индии без исключения должны были в нее возвращаться. Для торговли с Вест-Индией Кадис должен был стать всего лишь портом захода, хотя и важным. У Севильи были свои недостатки. Она расположена в 70 милях вверх по течению извилистой мутной реки. В последующие годы задержки в речном судоходстве и опасности наносной песчаной отмели у Санлукара в устье реки, не говоря уже о бюрократизме Севильской торговой палаты, серьезно ухудшили результативность торговли с Вест-Индией. На монополию Севильи часто ссылались как на пример равнодушия Испании к коммерческой прибыли, пример предпочтения бюрократических правил в ущерб экономическому предпринимательству. На самом деле королевская власть просто официально одобряла выбор, уже сделанный большинством капитанов, набравшихся опыта в плаваниях в Вест-Индию. Корабли, которые в то время использовались в торговле, не были достаточно большими, чтобы рисковать сесть на мель у Санлукара, и их не было достаточно много, чтобы слишком перегрузить причалы Севильской гавани. Ни одна из возможных альтернатив Севилье не подходила. Порты в устье Рио-Тинто были слишком маленькими, слишком далеко расположенными от основных центров и слишком близко – к границе. Короли не хотели, чтобы тяжело доставшееся золото из Вест-Индии было контрабандой переправлено в Португалию, где оно было крайне необходимо для финансирования недавно открытой торговли с Индией. У Кадиса была гораздо более удобная гавань, чем у Севильи, но более открытая штормам и – как покажут события, произошедшие позднее в этом веке, – вражеским нападениям. Но еще серьезнее было то, что она была изолирована. Расположенный на скалистом полуострове город не имел соответствующей территории, расположенной вглубь от прибрежной полосы. За припасами для кораблей в Кадисе нужно было добираться по воде с риском потерь и проволочек. Санлукар был небольшим населенным пунктом на открытой дороге безо всяких специальных сооружений, просто вспомогательным портом, расположенным вниз по течению реки от Севильи. Что же касается других кастильских портов вдали от нее, то вопрос об их участии в торговле с Вест-Индией в эти начальные годы едва ли поднимался. Кроме королевской заинтересованности в создании управляемой монополии, никакая другая часть Кастилии не пользовалась никакими естественными преимуществами атлантического побережья Андалусии. Главные средиземноморские гавани Кастилии – Малага и Картахена почти всю свою торговую активность ориентировали на Италию и Северную Африку. Даже если бы их торговые сообщества пожелали торговать по ту сторону Атлантики, их кораблям пришлось бы, преодолевая трудности, проходить через Гибралтарский пролив с его переменчивыми ветрами и обратным течением и подвергаться нападениям пиратов в каждом плавании. На северном побережье Галисии и Бискайского залива было много оживленных портов, которые, имея легкий доступ к подходящей древесине, строили свои собственные корабли, которые были зачастую больше и лучше тех, которые спускались на воду в Севилье. Флагманский корабль Колумба, если вспомнить, был построен в Галисии, и в более поздние годы северные корабельные верфи поставили много хороших кораблей для плаваний в Индии. Но чтобы доплыть до пассата, который один только обеспечивал быстрое плавание в Вест-Индию, корабль из Ла-Коруньи или Бильбао должен был проплыть вдоль всего португальского побережья, всегда опасного и иногда враждебного, в связи с чем путь должен был быть длиннее и, следовательно, дороже. Фактически в первые годы заселения Вест-Индии никакой другой регион Испании не проявил сколько-нибудь серьезного желания оспорить монополию Западной Андалусии и никакая другая гавань в Западной Андалусии не могла реально оспаривать превосходство Севильи.
Севилья была торговым центром богатейшего района Испании и уже имела население, портовые сооружения и финансовую организацию, необходимые для развития нового направления торговли. У нее были хорошие связи с территориями, расположенными вдали от побережья. Река была важной артерией для внутренней торговли, и на слегка холмистых пахотных землях Андалусийской равнины легко было осуществлять фургонные перевозки. Колонисты на Эспаньоле могли в случае крайней нужды питаться тапиокой из маниоки и кукурузой, но, естественно, предпочитали питаться тем, к чему привыкли. Они требовали скот, пшеничную муку, растительное масло и вино в значительных количествах, и после первых лет, полных трудностей, они уже имели средства, чтобы заплатить за их импорт. Они не только мыли золото: они выращивали понемногу сахарный тростник, а по мере роста стад выделывали кожи, которые постоянно требовались для изготовления шорных изделий, защитной одежды и портьер, а также производили сало, используемое для свечей. Грузы из Индий, попадавшие в Испанию, были ценными и нуждались в эффективном сбыте. Вино, масло и мука, необходимые для вывоза, можно было легко достать в Севилье, и в Севильской торговой палате в Севилье золото из Вест-Индии было в сравнительной безопасности. Выбор Севильи административной столицей Индий в первые годы был логичным и естественным.
Возможно, создавая палату в Севилье, советники королевской четы имели в виду систему прямой королевской торговли, схожей с той, которую вела
Чиновники палаты занимались проведением политики в жизнь, а не напрямую ее формулировкой. Во время неспокойных лет после смерти в 1504 году Изабеллы, когда вопрос о кастильском наследстве был под сомнением, палата и правитель Эспаньолы были во многом предоставлены самим себе. Но когда Фердинанд вновь утвердил свою власть в Кастилии (правил до своей смерти в 1516 году), и Эспаньола, и палата снова были взяты под действенный контроль. Вест-Индия принадлежала короне Кастилии, и все главные решения, затрагивающие ее, теоретически принимал монарх по рекомендации Совета Кастилии. Этот августейший орган – высший в королевстве – характерным для того времени образом объединял функции высшего апелляционного суда и совета министров, давая советы по главным административным вопросам и внося предложения в законодательство. Большинство его членов были либо прелатами, либо видными юристами. Дела Вест-Индии требовали очень небольшой доли внимания Совета. Он занимался
Администрация в Вест-Индии, с которой Фонсека переписывался через Севильскую торговую палату, была очень непрочной. Как вице-королю, Колумбу была гарантирована административная и юридическая власть на территориях, которые он открыл, а как адмиралу – власть на морях Нового Света. Кроме того, он должен был получать одну десятую всех доходов, которые королевская власть получала от его открытий. В 1499 году он утратил свою власть, но сохранил жалованье и адмиральские полномочия до самой своей смерти в 1506 году[24]. Овандо, который в 1502 году стал губернатором Эспаньолы, правил как диктатор. Чиновники казначейства, отвечавшие за сбор, выплату и отправку королевских доходов, работали под его дисциплинирующей властью – ситуация, которой, согласно жалобам в его
Начало заселения материка привело к новым осложнениям. До 1513 года маленькая колония на перешейке признавала, хотя и формально, власть Санто-Доминго. Но когда ее ценность стала известна, притязания Диего снова были на время отложены. Его притязания на управление и получение доли дохода были признаны только на островах. Было создано отдельное материковое правительство, а из Испании прислан губернатор в сопровождении не только грозного военного отряда, но и штата секретарей и еще одной команды чиновников казначейства. Бальбоа по меркам того времени имел большие заслуги перед своими товарищами и королем, но его подкрепленная силой независимость раздражала бюрократический и властолюбивый характер Фонсеки. То, как он обошелся с Никуэсой и Энсисо, было оскорблением королевской власти. Отчет Бальбоа о Южном море, грузы золота и жемчуга прибыли в Испанию слишком поздно, чтобы вернуть ему утраченную благосклонность. Он тоже был обойден вниманием. Первым губернатором «Золотой Кастилии» стал Педро Ариас де Авила – жестокий старик, которому в его окружении было дано прозвище
Фердинанда, в отличие от королевы Изабеллы, которую он пережил, мало волновало то, как живут колонисты в Вест-Индии, которые в конце концов поехали туда по своей доброй воле, и вообще не волновало то, как живет там местное население – индейцы. В первую очередь – и это был его почти единственный интерес – его волновали доходы, которые можно было получить из Нового Света. Фонсека толковал свои обязанности в том же духе. Естественно, он был заинтересованной стороной. Традиционно члены королевских советов, помимо жалованья, получали дополнительные вознаграждения за особую работу. Эти вознаграждения часто принимали форму доли королевского права распределять бенефиции, доходной должности с правом назначать заместителей (помощников). За всю свою карьеру Фонсека получил в добавление к своей постоянной выгодной церковной должности много гонораров, выплаченных с доходов из Вест-Индии. Получал их и Кончильос – чиновник, известный своей хваткой. В 1508 году он был назначен главным нотариусом рудников Вест-Индии. Другие советники, которые время от времени прикладывали руки к работе, получали долю награбленного. Например, когда была создана почтовая служба Вест-Индии, должность главного почтмейстера –
Эти доходы в первые годы включали половину доли (по крайней мере, в теории) драгоценных металлов и камней, захваченных в качестве законных трофеев в войне; процент, установленный в 1504 году, в размере одной пятой от драгоценных металлов и камней, добытых путем горных разработок или мытья в реках; налоги на товары, попадающие в Вест-Индию или в Испанию из Вест-Индии; и дань, взимаемую с индейцев. На островах этот последний пункт не принимался в расчет. Расставшись со своими немногими золотыми безделушками, таинос не имели уже ничего, что можно было бы обложить налогом, за исключением урожаев маниоки и маиса и дани с тех из них, которые работали на
Во время правления Фердинанда финансовая и экономическая политика Фонсеки в своих ограниченных и ближайших целях достигла значительных успехов и оправдала то доверие, которым этот жадный монарх облек своего советника по делам Вест-Индии. Число и размеры испанских поселений неуклонно росли. В 1507 году на Эспаньоле были зарегистрированы 7 городов, в 1514 году – 14. В частности, Санто-Доминго стал городом и довольно важным портом. Овандо начал строительство постоянного города из камня и кирпича по прямолинейному плану, который станет характерным для большинства испанских городов в Новом Свете. Даже после завоевания других островов и начала заселения материка Санто-Доминго остался центром, в котором испанские товары распределялись по всему Карибскому бассейну, а корабли обычно собирались здесь, прежде чем отправиться в обратный путь. До тех пор, пока заселение ограничивалось берегами Карибского моря и островов и пока они нуждались в основном в продукции Андалусии, Севилья легко справлялась с торговлей через Атлантику, не сталкиваясь с конкуренцией или серьезными жалобами. Объем перевозок между Севильей и Санто-Доминго, не принимая в расчет особые флотилии, такие как флотилии Овандо, Диего Колумба и Педро Ариаса де Авилы, значительно колебался год от года, но в рекордные годы демонстрировал неуклонный рост. В 1508 году, согласно недавним и тщательно задокументированным исследованиям, Атлантический океан в обоих направлениях пересекли 66 кораблей; в 1514 году – 77, а в 1520 году – 108 кораблей. Это все были небольшие суда, возможно, немногие из них или вообще ни одно не имели водоизмещения более ста
Общественное мнение в Испании не могло бесконечно игнорировать демографические трагедии, которые заселение принесло на острова. Смерть в 1516 году Фердинанда и вступление на престол медлительного, неуклюжего, очень добросовестного юноши Карла I, который впоследствии, в 1519 году, стал императором Карлом V, дали возможность изменить и отношение, и организацию процесса. Престарелый кардинал Хименес, который правил как регент, ожидая прибытия Карла, был глубоко потрясен отчетами монахов-доминиканцев с Эспаньолы. Ничего не известно о личных отношениях между кардиналом и Фонсекой, но непреклонный и сурово-религиозный Хименес, вероятно, не был высокого мнения о занятом мирскими делами и вечно отсутствующем епископе и, вероятно, считал его ответственным, по крайней мере отчасти, за зверства, которые яростно и публично осуждал священник Бартоломе де Лас Касас. Фонсека и Кончильос были неофициально отстранены, очевидно без письменного указа, от управления делами Индий на протяжении двух лет регентства. Вести дела было поручено двум другим советникам при помощи еще одного королевского секретаря. Карл прибыл в Испанию, а Хименес умер в 1517 году. Подпись Фонсеки вновь появляется на документах по делам Вест-Индии в начале 1518 года. Кончильос, с другой стороны, был отстранен от своих обязанностей, и хотя за свою службу секретаря он получил пенсию, лишился своих должностей в Индиях, которые приносили ему заработок. В то же время все чиновники, проживающие в Испании (включая Кончильоса), которые имели принуждаемых к труду индейцев, были их лишены. Это был первый практический шаг к реформе политики в отношении туземного населения.
Когда Фонсека вернулся к управлению делами Индий, он вернулся не один. Он по-прежнему выполнял бо́льшую часть работы, но королевским указом ему были приданы двое из самых влиятельных людей в Испании – великий канцлер Соваж и кардинал Адриан, трое других советников и Франсиско де лос Кобос в качестве секретаря. Это была главная и долговременная реформа, отход от централизованной персональной бюрократии, в которой Фонсека был всемогущим министром, и возвращение к коллегиальной совещательной системе, традиционно используемой в Испании при формировании королевской политики. Новая группа советников стала постоянным комитетом при Совете Кастилии. Вскоре она получила название. В марте 1519 года король впервые обратился к ее членам как «
Глава 3. Царства Солнца
Колумб не открыл новый мир; он установил контакт между двумя мирами, оба из которых уже были старыми. Он сообщил европейцам о существовании континентов и островов, которые были обитаемы уже на протяжении многих веков. Насколько мы знаем, аборигена – американского человека в полном смысле этого слова – не было, но были и есть американские культуры. Человек в Новом Свете на первобытном этапе своего культурного развития был, вероятно, отрезан от Азии, откуда он и был родом, отрезан, безусловно, от постоянных контактов. Американские индейцы развили свои особые культуры в Америке в ходе скитаний и заселения территорий, длившихся тысячелетия. С учетом огромной разницы в условиях жизни между Аляской и мысом Горн неудивительно, что эти культуры столь отличались друг от друга. Однако еще больше они все отличались от любой культуры Старого Света. Даже тогда, когда схожие обычаи или артефакты находятся и в Старом, и в Новом Свете, предположение об их независимом происхождении очень весомо. Например, у нас нет оснований предполагать связь между древними мексиканцами и древними египтянами, просто потому что и те и другие строили пирамиды.
Некоторые племена американских индейцев, обитавшие в регионах, богатых рыбой и дичью, настолько хорошо развили свою экономику на охоте и собирательстве, что так ничего и не меняли в ней. В Калифорнии, одном из самых густонаселенных регионов Америки, люди дожили до современной исторической эпохи, не имея никакой формы сельского хозяйства. Общества, занимавшиеся посадками растений или севом, развились в регионах, в которых сравнительная нехватка дичи и диких плодов сделали сельское хозяйство необходимым для растущего населения, а сочетание почвы, климата и подходящих растений делало сельское хозяйство возможным только трудом человека, без какой-либо помощи. Без плугов и тяглового скота такой крестьянин мало что мог сделать на пастбищах прерий, в саванне или на тяжелых глинистых почвах. Он был ограничен мягкими почвами – аллювиальными наносами, полусухими почвами возвышенностей или верхним рыхлым слоем богатой органическими веществами лесной почвы. И он должен был найти растения, которые могли давать соответствующий урожай при обработке земли мотыгой и палкой-копалкой.
Среди множества пищевых растений Америки самыми широко распространенными и важными были кукуруза и различные бобовые. Кукуруза – исконно американское растение, и европейцы впервые столкнулись с ним как с совершенно незнакомой культурой в Новом Свете. Изначальным центром ее распространения, по-видимому, была Центральная Америка между 14° с. ш. и 20° с. ш., где и были сосредоточены первые центры интенсивного распространения культурных растений. Кукуруза и бобовые, острый стручковый перец, различные виды кабачков и другие тыквенные растения образовали комплекс культур, который был хорошо адаптирован для сохранения плодородия почвы в условиях мотыжного земледелия. Кукуруза была одним из главных продуктов питания; кабачки давали тень и задерживали влагу вокруг корней растущей кукурузы; бобовые выполняли двойную функцию: были источников белка в питании, обедненном отсутствием дичи, и задерживали в почве азот. Из Центральной Америки кукуруза и бобы распространились во всех направлениях, и ко времени завоевания европейцами их выращивали в большинстве регионов Америки, где люди занимались сельским хозяйством. В Северной Америке к востоку от гор эти культуры вытеснили растения, менее удовлетворяющие потребности людей, такие как подсолнечник и гигантскую амброзию полыннолистную, которые до этого выращивали ради семечек. В Южной Америке их распространение было не таким равномерным. Высокогорье Анд – другой огромный регион зарождения и развития культур; там развилось сельское хозяйство, в котором основной культурой было не зерно, а картофель, а к картофелю добавились, но не вытеснили его, кукуруза и бобы. В Бразилии и Вест-Индии первобытные лесные племена жили тем, что выращивали маниок, и приняли такие сельскохозяйственные культуры, как кукуруза и бобы, медленно и позднее.
Развитие сельского хозяйства в Америке, как и везде, освободило человека от необходимости постоянных поисков пищи; и, естественно, регионы, которые первыми стали выращивать стабильный комплекс культурных растений, также первыми создали у себя и высокоорганизованные общества и узнаваемые культуры. Более высокоразвитые цивилизации этих регионов были сформированы не принесшими новшества завоевателями или иммигрантами, а путем постепенной эволюции, усовершенствования архаичных умений и обычаев. Процесс развития имел место в различных центрах, независимых один от другого, но безусловно оказывавших влияние друг на друга. В Гватемале майя создали обрядовую цивилизацию с центрами в огромных городах-храмах. В мексиканском штате Оахака сапотеки были создателями богатой цивилизации, главным памятником которой являются развалины Монте-Альбан. В лесах Табаско и прибрежном Веракрусе есть следы других высокоразвитых цивилизаций – тотонакской и ольмекской. К северу от Мехико на границе региона с высокой цивилизацией другой малоизвестный народ построил огромные пирамиды Теотиуакана и комплекс жреческих построек, которые их окружают. Эти культуры градостроителей значительно отличались друг от друга, но все они имели одну важную общую черту. Их города не были изначально местом для жилья, или крепостями, или даже в каком-то современном смысле административными центрами – столицами; это были города для церемоний. Потребность в лесном сельском хозяйстве не позволяла постоянно проживать в больших городах. Чтобы расчистить землю от леса и посадить кукурузу, деревья нужно было подкопать, а когда они погибнут – сжечь. Земля, расчищенная таким способом, давала хорошие урожаи на тонком слое перегноя на протяжении двух-трех лет, а затем истощалась. И тогда нужно было переносить на другое место целые деревни; или же каждой семье нужно было выделять достаточно земли, чтобы передвигать свои поля каждые два-три года, давая возможность истощившимся участкам вновь зарасти травой и кустарником. Поэтому на территории всей Центральной Америки большинство людей жили в разрозненных деревушках в хрупких и непостоянных жилищах; но они выражали свое социальное единство в строительстве храмов, которые поднимались над лесными деревнями подобно аббатствам средневековой Европы, возвышавшимся над полями и лачугами благочестивых и терпеливых крестьян. Города Средней Америки были предназначены главным образом для проведения религиозных церемоний, а также для общественных собраний и рыночной торговли чрезвычайно религиозных людей.
Из всех градостроительных культур культура майя, хотя и не обязательно самая древняя, была самой широко распространенной, влиятельной и впечатляющей в своих религиозных, научных и художественных достижениях. Территория майя включает три отдельных региона: южный регион в высокогорной Гватемале, центральный регион в Петене (Северная Гватемала) и Британском Гондурасе[26] и северный регион – полуостров Юкатан в Мексике. Высокогорный регион позволял добиться самых больших результатов. Его умеренный климат и рыхлая вулканическая почва делали ведение примитивного сельского хозяйства легким, и в древние времена он давал обществу майя многие из самых ценных товаров: обсидиан для ножей и наконечников копий, железный колчедан для зеркал, красный железняк для получения красной краски, необходимой для церемоний, перья трогонов и других птиц с ярким оперением, которые использовались ткачами для изготовления гобеленов и плащей для вождей, и нефрит. Всеми этими товарами торговали в Центральной Америке и за ее пределами, а бобы деревьев какао, которые росли на тихоокеанском побережье, использовались как валюта всеми оседлыми народами. Однако, несмотря на естественные преимущества, высокогорный регион отставал от двух других в науке и искусствах. «Сердцем» культуры майя во всем ее великолепии в «классическом» периоде был Петен – равнинное известняковое плато со скудной почвой, обильными дождями и высокими густыми лесами. В «классические» времена майя этот район, вероятно, задерживал гораздо больше поверхностной воды, чем в наши дни, – имелась сеть мелководных озер, дававших возможность легкого сообщения между поселениями. В настоящее время Петен почти необитаем, но руины древних городов, полускрытые лесом, разбросаны по всему региону. Юкатан – тоже сложен известняковыми породами, но этот регион засушливый и покрыт кустарниковым редколесьем, где мало поверхностной воды, за исключением тех мест, где известняковая толща провалилась и образовала сеноты (подземные водоемы) – уходящие в глубь естественные провалы-колодцы[27]. Здесь тоже по всей территории разбросаны многочисленные руины городов обычно вместе с доступными сенотами.
Главные постройки во всех этих центрах культуры майя – храмы-пирамиды и массивные, многокомнатные общинные дома, в которых, вероятно, жили жрецы и послушники во время религиозных постов и праздников. Эти характерные черты встречаются по всей Центральной Америке, но постройки майя имеют свои особенности. По богатству и искусности исполнения скульптуры майя, высеченные целиком с помощью каменных орудий труда, не знают себе равных в обеих Америках и занимают высокое место в мире. В строительстве одни только майя из всех американских народов поддерживали крышу посредством ступенчатых сводов, в которых две опоры свода сближаются до тех пор, пока не появляется возможность перекрыть пространство между ними двумя замковыми камнями. Ни один народ Америки не открыл для себя правильную арку. Самой интересной и характерной чертой для майя был обычай возводить ряд памятных стел или календарных камней в связи с постройкой общественных зданий. Эти большие монолитные столбы, покрытые рельефными символами и выпуклыми резными изображениями, встречаются только на равнинах майя, но там они распространены повсеместно. Для религии майя была характерна озабоченность временем. Астрономия или астрология изучались как вспомогательное средство для измерения времени, предсказания будущего и установления благоприятных дат для жертвоприношений и главных дел. Знания астрономии, путем долгих наблюдений собранные многочисленными и высокообразованными жрецами, были очень обширными, и календарь, основанный на них, был сложным и поразительно точным. Все развитые цивилизации Центральной Америки занимались этой наукой в какой-то степени, и все они имели священные календари; но ни один из них не мог сравниться с календарем майя ни по полноте знаний, ни по эффективности средств их записи. Так как майя также – одни из всех американских народов – имели зачаточную форму письменности, используя глифы, или символы, а не просто пиктограммы, они могли записывать на своих стелах астрономическую и календарную информацию и, можно предположить, исторические факты – что-то вроде летописей, высеченных на камне. Последнее – только предположение, потому что сколько-нибудь уверенно расшифровать можно пока еще лишь календарные глифы. Но по крайней мере стелы дают возможность археологам датировать места стоянок древних майя с большей или меньшей степенью достоверности. Согласно широко принятой интерпретации, самая древняя из сохранившихся до наших дней стел в Уашактуне (Вашактуне) была воздвигнута в 328 году, самая поздняя рядом с Ла-Муньекой в штате Кампече – возможно, в 928 году, но это сильно обветшалый и явно ухудшенный экземпляр. Большинство городов майя перестали ставить стелы в течение IX века. Пять или пять с половиной веков длился «классический» период цивилизации майя; в Европе это период времени приблизительно от правления римского императора Константина I Великого (р. ок. 274, правил 306–337) до Карла Великого (742–814, с 768 король франков, с 800 император).
В центральном регионе майя IX век стал свидетелем не только конца культа стел, но и полного прекращения строительной деятельности в церемониальных центрах. Один за другим люди покидали города-храмы, которые подвергались разрушению, и по крайней мере в некоторых случаях это происходило внезапно, так как постройки оставались незаконченными. Причин этого было выдвинуто множество. Истощение почвы не вызвало бы внезапного ухода населения, а эпидемия какой-нибудь болезни могла бы сделать это. Но главные смертельные болезни этого региона – желтая лихорадка, оспа, анкилостома, малярия – были привезены сюда из Старого Света, и нет никаких доказательств того, что сельская местность обезлюдела. Петен, безусловно, был густонаселен, когда туда прибыли испанцы. Нет также никаких доказательств чужеземного вторжения и разрушений, связанных с войной. Самое правдоподобное объяснение: возможно, это была крестьянская революция, распространившаяся от города к городу. Возможно, бремя строительства храмов и содержания жреческой касты стало невыносимым. Возможно, из-за того, что жрецы посвящали себя изучению астрономии и небесным богам, пренебрегали домашними богами земли, дождя и плодородия, они утратили доверие работающего крестьянства. Какой бы ни была причина, города майя, расположенные на низменности Гватемалы, были поглощены лесами и больше так и не возродились.
Города на полуострове Юкатан сохранились, чтобы встретить другую судьбу: проникновение чужеземцев и в конечном счете завоевание. Майя так и не образовали никакого крупного политического объединения. Их города значительно отличались по языку или диалекту и архитектурному стилю и с политической точки зрения были независимы друг от друга. И хотя по характеру майя были и остаются людьми мягкими и, как правило, мирными, их города иногда вели войны. Клан Ица́, который к концу X века владел юкатанским городом Чичен-Ица, возможно, появился в регионе проживания майя в качестве наемников. Безусловно, его члены были лучше вооружены и организованы для ведения войны, чем любая другая группа майя. Они имели мексиканские корни; их предания и сходные черты в искусстве и обычаях связывают их с тольтекским центром Тула, расположенным на Мексиканском нагорье. Они ввели новых богов – бога солнца, бога войны и (он самый известный благодаря своему влиянию на воображение испанцев) бога по имени Кетцалькоатль или Кукулькан – «пернатый змей» – бог учения и наук, покровитель жречества, даровавший людям кукурузу. Мексиканцы верили, что этих богов следует постоянно питать кровью, предпочтительно человеческой. Например, бог солнца каждую ночь проходил по подземному миру и появлялся каждое утро уставшим и жаждал крови. Тольтеки, да и на самом деле большинство народов Мексики практиковали человеческие жертвоприношения с размахом гораздо большим, чем это было принято у майя. И такая практика, в свою очередь, усилила интерес мексиканцев к войне как средству добычи пленных для принесения в жертву. Тольтеки были великими строителями; и клан Ица́ в Чичен-Ице и других местах ввел новые строительные стили, добавив к ступенчатому своду майя более просторные, но менее долговечные постройки, у которых крыши покоились на колоннах и деревянных балках. В скульптуре им не хватало изобретательности и безмятежности майя. Однообразное повторение пернатых змеев является характерной чертой их декоративных стилей.
Клан Ица́ был немногочисленным. За пределами окрестностей города Чичен-Ица́ его влияние было сначала косвенным, и даже там они переняли многие обычаи и приспособления майя. Но в XIII веке к ним прибыло подкрепление в виде других более многочисленных групп мексиканцев, которым после долгих междоусобных войн удалось создать союз городов, в котором Чичен-Ица́ и Майяпан (Маяпан) были главными. Этот союз контролировал весь север Юкатана и мог быть с небольшой натяжкой назван «империей». Упадок искусства и архитектуры, особенно религиозной, явно виден в Майяпане (Маяпане), который был не церемониальным центром, а укрепленным городом, построенным для проживания в нем народа воинов, которые жили за счет труда завоеванных народов-данников. Военное владычество Майяпана (Маяпана) длилось до XV века. Однако его мексиканские правители постепенно растворялись в более многочисленном народе майя и утратили не только свою идентичность, но и способность править. В XV веке их империя развалилась на воюющие осколки. Последние сто лет перед прибытием испанцев на Юкатан были периодом беспорядка и нарастающего одичания.
В чем-то похоже события развивались и в Мексике. Крупные центры древней цивилизации – Монте-Альбан у сапотеков, например, и Теотиуакан были культовыми центрами, схожими по своим целям с «классическими» городами майя, приблизительными современниками которых они были. Теотиуакан – самый большой и впечатляющий из всех разрушенных древних городов в Мексике[28], в свое время, вероятно, был широко известен в этом регионе. Он сохранял свою святость еще долгое время после того, как перестал быть обитаем, и был почитаем ацтеками, когда здесь появились испанцы. Подобно городам майя в Центральной Америке после проведения по крайней мере одной реконструкции, чтобы соответствовать новым религиозным требованиям, город был покинут в X веке[29] явно в наивысшей точке своего расцвета. Иштлильшочитль – ацтекский летописец, принявший крещение, приписал его упадок неурожаю, религиозному конфликту и бунту. Все это возможные объяснения. Чтобы придать огромным зданиям Теотиуакана другую форму в интересах смены религии, было использовано огромное количество известняка. При обжиге известняка в примитивных открытых печах, вероятно, были уничтожены целые леса. Последовавшие за этим увеличение засушливости почв и эрозия вполне могли вызвать неурожай, а сочетание принудительного труда и нехватки продовольствия вполне могло привести к бунту. Нападения извне тоже могли ускорить запустение этого места; есть некоторые следы намеренного разрушения.
Теотиуакан находился на северной границе цивилизованной Центральной Америки и был открыт для периодических набегов кочевых варварских племен с засушливого севера, которые приходили на плодородную землю, селились на ней и со временем создавали свои собственные оседлые культуры. Одно такое племя – племя тольтеков в X веке стало грозной силой в Туле – в современном штате Идальго. Толь-теки сильно превзошли народ Теотиуакана точно так же, как они превзошли майя в военном искусстве и организации. Они использовали копьеметалку (
Крах высокоорганизованных обществ и их захват пришедшими варварами, которые по очереди перенимали и адаптировали для себя их образ жизни, периодически повторялись в истории Мексики. Когда со временем тольтекское общество распалось, а Тула была оставлена ее жителями[30], новые центры силы возникли в районе Пуэбла, Оахаке в Анауаке – центральной долине Мексики. Последней группой поселенцев в долине были знаменитые ацтеки, которые там и жили, когда туда прибыли испанцы. Об ацтеках известно гораздо больше, чем о любом другом туземном народе Америки. Более чем другие они захватили воображение европейцев. Тем не менее ацтеки мало что добавили к достижениям культуры Центральной Америки. Их общество отличалось военной и политической организацией. Они внесли заметные усовершенствования в искусство ведения войны и приготовления к ней, что сопровождалось расширением культов с жертвоприношениями – не только культа Кетцалькоатля, но и культов богов войны, солнца, дождя и многих других, так что их праздники иногда принимали вид ритуальной массовой бойни и такого же ритуального каннибализма. Благодаря войнам ацтеки достигли той степени политического единства в Центральной Мексике, которая привела к тому, что европейские хронисты описывали их владычество как империю, а верховного вождя Теночтитлана Монтесуму – как императора.
Необычайную жестокость общественной жизни ацтеков, постоянные войны и ритуальные массовые убийства, равнодушие к человеческой жизни и озабоченность смертью трудно объяснить в людях, которые по отдельности (если верить испанским миссионерам) были мягкими и любящими, ценителями музыки, поэзии и цветов. Многое в психологической и духовной природе этого незнакомого народа, вероятно, остается непреодолимой загадкой для европейцев; но возможное объяснение состоит отчасти в том, что за век или чуть больше до вторжения испанцев они вели с другими беспощадную борьбу за выживание ввиду усиливающегося притока населения на пригодную для обработки землю. Основой мексиканской экономики была в основном кукуруза – чрезвычайно продуктивная культура, надежная и сравнительно простая для выращивания. Подобно другим продуктивным культурам – рису, картофелю, маниоку, – кукуруза может прокормить очень плотное крестьянское население, правда на низком прожиточном уровне. Такое население, если оно регулярно не сокращается из-за миграций или болезней, имеет тенденцию расти до пределов прожиточного минимума и в конечном счете уничтожать средства к своему существованию, истощая землю, что также происходит и из-за эрозии почвы. К моменту прибытия испанцев Центральная Мексика была еще процветающей и плодородной, но в ней уже были регионы с застарелой эрозией почв, в частности в Миштека-Альта в Оахаке, а ее сельское население было очень многочисленным. В плодородной долине Анауак, где возникло государство ацтеков, проблема с землей обострилась в XV веке. Ацтекам нужно было или завоевывать земли, или умирать с голоду.
Ацтеки появились как отдельный народ или группа народов с собственной узнаваемой культурой в XIII веке. Они заняли несколько селений, разбросанных по берегам озера, которое затем заполнило большую часть дна долины Анауак. Селения были независимы друг от друга; на протяжении всей истории Мексики до ее завоевания испанцами племя конкретного поселения, питавшееся продукцией со своих собственных полей, было отдельной общественной организацией. Такое положение вещей сохранялось даже тогда, когда племя разрасталось до нескольких тысяч человек, а селение превращалось в город-государство. Когда город становился слишком большим, чтобы обеспечивать себя своими силами, ему приходилось либо делиться на части – и тогда часть его жителей уходила, чтобы основать новые колонии в других местах, – либо грабить другие города или селения в окрестностях. В Центральной Мексике не оставалось уже подходящей земли для новых колоний. Агрессивный паразитизм был единственным выходом для ацтеков. Теночки (ацтеки) – небольшая, но воинственная группа людей, живших на островах озера Тескоко, – добились самых больших успехов из всех соперничавших хищнических племен[31]. Остров Теночтитлан – их оплот – был заселен приблизительно в 1325 году. По мере застройки островов теночки добавили к своим пахотным землям
Регулярно совершались набеги на другие регионы, и город взимал дань натурой, трудовой повинностью и пленниками для жертвоприношений с завоеванных и запуганных народов, проживавших в долине нынешнего Мехико, Пуэбла-Миштека и на юге до самой Гватемалы, а на востоке – до современного Веракруса. Теночтитлан стал огромным городом, храмы, общественные дома и рынки которого вызывали удивленное восхищение испанских солдат[32]. Он был связан с берегом мощеными дорогами, расположенными на дамбах, и получал питьевую воду по акведуку с холма Чапультепек. Город находился в зените своей силы и великолепия, когда в 1519 году в Веракрусе высадился Кортес и начал свой поход вглубь материка.
Карта 3. Царства Солнца, Центральная Америка
Страна инков – Тауантинсуйу – находилась в юго-западной части Южной Америки, в области, по которой, словно позвоночник по человеческому телу, проходит гигантская ось Анд. Тауантинсуйу означает «Земля четырех частей» – так называли инки свое государство, что говорит о том, что оно издавна было разделено на четыре части, или провинции. Центром Туантинсуйу, согласно древнейшим легендам, был город Куско с прилегающей долиной. К нему примыкали с разных сторон – с севера, востока, юго-запада и юго-востока – отдельные провинции. Самая большая из них, Кольясуйу, была расположена в классической культурной области Анд, в центре которой находится озеро Титикака. Она включала в себя территорию современной Боливии, севера Чили и части Аргентины. Вторая провинция, Кунтинсуйу, была расположена к юго-западу от Куско. Территорию третьей провинции, Чинчасуйу, составляли современные северная часть Перу и Эквадор. Четвертая провинция, Антисуйу, лежала на востоке страны, включая и восточные склоны Анд. В период своего наивысшего расцвета страна инков Тауантинсуйу занимала площадь около одного миллиона квадратных километров с населением не менее 5–7 миллионов человек.
Проезд на север и на юг этой страны не слишком труден. Однако с востока или запада до высокогорных долин добраться чрезвычайно трудно. Большинство главных рек, начинаясь в Перуанских Андах, несут свои воды в Атлантический океан. Они прорезают себе путь через Восточную Кордильеру в глубоких, но проходимых ущельях, как, например, река Урубамба, у которой находятся два главных археологических памятника культуры инков – Мачу-Пикчу и крепость Ольянтайтамбо. Удалившись от подножия гор, реки ныряют в лес Амазонии, более непроходимый, чем море. Армии инков редко отваживались заходить туда и никогда не оставались там надолго. Во времена инков главные объекты завоевания находились на западе, на прибрежной равнине. Путь туда пролегал по крутым горным склонам, бесплодным подножиям гор и безводной пустыне. Реки были короткими и мелкими, и было всего несколько удобных перевалов. Сообщение, как потом обнаружили испанцы, было ужасающе трудным. Тем не менее постепенное завоевание побережья и ассимиляция инками искусства и умений прибрежных народов заняли у них менее чем сто лет.
Карта 4. Царства Солнца, Южная Америка
Армии инков захватили в 1460-х годах царство Чиму, продвигаясь на юг из Эквадора, и к концу века пересекли Западную Кордильеру и вошли в страну Ика. Это была потрясающая история и войны, и организации; по крайней мере, она была такой же удивительной, как и испанское завоевание полвека спустя. Мирные народы, обитавшие на побережье, действительно оказывали сравнительно слабое сопротивление. С другой стороны, высокогорные долины, протянувшиеся с севера на юг, были более доступны, но народы, жившие в них, сопротивлялись более решительно. Регионы, в которых обитали аймара (в частности, вождество колья), были местом ведения долгих войн, а впоследствии – восстаний. Другие горные племена выстояли даже еще дольше: обширный высокогорный регион Кито добавился к империи лишь за несколько десятилетий до прибытия испанцев. Эти относительно недавние приобретения были источником слабости государства инков. Особенно в Кито, где жители, которые по-прежнему ненавидели власть инков, приняли вторгшихся европейцев с молчаливым согласием, если не с воодушевлением.
Общество, которым правили инки, отличалось многими важными чертами от высокоразвитых цивилизаций Центральной Америки и Мексики. Это была настоящая империя, управляемая иерархией чиновников, во главе которых стоял
Культ солнца у инков служил интересам империи или по крайней мере поддерживал их. Если делать широкие обобщения, то народы Анд направляли свою энергию скорее на материальные способы поддержания жизни и организацию больших обществ, нежели культивирование сверхъестественных знаний и власти. Труд своих пленных инки жестоко эксплуатировали, но никогда не устраивали массовых жертвоприношений, как ацтеки, чтобы умилостивить неумолимых богов. Обширные развалины их построек, дорог, систем орошения носят мирской характер. У инков не было огромных церемониальных центров, в которых жили только посвященные жрецы. Их города с самого начала строились для того, чтобы в них жить и их защищать. Инки не ставили никаких стел. Их храмы несравнимы с великолепными пирамидами, в изобилии украшенными скульптурами, и ступенчатыми храмами Средней Америки. Каменная кладка инков, хотя она и массивна, и долговечна, и прекрасно обработана, требовала больше аккуратности и трудолюбия, чем архитектурного таланта или духовного стимула. В государстве инков не процветали особые жреческие искусства, не было развитой астрономической и календарной науки, не было письменности. Средством, ближе всего подошедшим к письменности, в Андах было
Слово «монолитный» часто используется для описания государства инков.
Аборигенные культуры Америк демонстрировали огромное разнообразие достижений и варьировались от голых дикарей некоторых островов Вест-Индии до искушенной знати Центральной Америки или Анд. Самые развитые общества сильно отличались друг от друга, но все они имели одну общую черту. Во всех из них поразительные уровни достижений – религиозных, общественных, политических, художественных – были достигнуты при весьма ограниченном техническом оснащении. У них не было инструментов из твердых металлов, за исключением сравнительно редкого использования бронзы у инков, колесного транспорта, судов, за исключением хлипких каноэ или примитивных плотов, и было очень мало домашних животных. У них не было даже такого основного сельскохозяйственного орудия труда, как плуг. В качестве компенсации они обладали очень высокой степенью общественного подчинения, послушания – добровольного растворения отдельного человека в племени. Нехватка технических средств у них была такова, что без самого тесного общественного сотрудничества, навязанного постоянным обрядовым принуждением, они едва ли могли бы обеспечить себе пропитание, и еще меньше шансов у них было построить впечатляющую цивилизацию. Принуждение было особенно необходимо инкам, потому что прибрежные районы Перу зависели от орошения, а ацтекам – из-за необходимости контролировать уровень воды в озере в долине Мехико[33]. В Америке, как на Востоке, где сельское хозяйство зависело от крупномасштабных работ по доставке воды, центральная авторитарная власть появилась для того, чтобы мобилизовать и направлять население на необходимые работы. Это же справедливо в меньшей степени для тех мест, где религиозные чувства или необходимость защищаться требовали строительства необычайно мощных и сложных укреплений для всего общества. Таким образом, майя, ацтеки и инки нашли способ распространить умение подчиняться и покорность обитателей Америк в масштабе деревни (селения) на город-государство, сеть завоеванных городов и большую империю. Естественно, их системы правления были склонны поощрять пассивное согласие, нежели активную лояльность; исключение составляли правящие касты, или кланы. Более того, эти системы были особенно уязвимы для врага, который сочетал техническое превосходство в оружии с относительно высокой мобильностью и боевым духом. Такой враг мог парализовать организацию, нанося быстрые удары по центрам и таким образом продемонстрировать бессилие богов, от имени которых проводилось в жизнь ритуальное принуждение.
Достижения высокоразвитых цивилизаций Америки были таковы, что поразили первых европейцев, которые их увидели. Сочетание в них богатства и технической слабости привело цивилизации Америки к гибели. Ни один конкистадор не мог устоять перед искушением, которое являли собой цивилизованные, но нехристианские народы, обладавшие землей и золотом, подчинить себе народы, привыкшие повиноваться и платить дань, и править народами, готовыми воевать, но имевшими оружие лишь из дерева и камня[34].
Глава 4. Завоеватели
Перешеек – Кастилья-де-Оро, «Золотая Кастилия» – был заселен колонистами с Эспаньолы. Люди, которые исследовали и вторглись в Мексику, прибыли с Кубы, а воодушевлял их на подготовку к этому талантливый и амбициозный губернатор Диего Веласкес. Люди Веласкеса на протяжении некоторого времени занимались набегами на острова залива у берегов Гондураса с целью захвата рабов и там, вероятно, нашли доказательства торговли с более развитыми обществами на материке. Небольшие экспедиции были отправлены с Кубы в 1517 и 1518 годах с целью разведать берега Юкатана и Мексиканского залива. В 1519 году по результатам их отчетов Веласкес снарядил более многочисленную флотилию и назначил ее командующим Эрнана Кортеса, который был его секретарем и финансовым партнером в этом предприятии. Лично Кортес пользовался популярностью, и проект привлек около 600 добровольцев – большое количество для такого малонаселенного края[35]. Веласкес и Кортес не доверяли друг другу; и, вероятно, хотя Веласкес имел в виду только исследования, захват рабов и торговлю, Кортес с самого начала предполагал завоевание независимого царства. Он покинул Кубу тайно и поспешно (по приказу Веласкеса Кортеса должны были сместить и арестовать), а сойдя на берег, сразу же отказался признавать власть Веласкеса. С того самого момента все предприятие стало делом Кортеса.
Поделиться книгой: