Помоги проекту - поделись книгой:
– Это наш первый шаг к победе. Этот человек – источник мудрости Юсуфа. Без него эмир бессилен.
Другой эмиссар, Обайд, вождь касситов, дождавшись, когда ярость Обайдаллаха уменьшится, сказал:
– Молю тебя, вспомни, Абу Осман, что Халид – посол и в качестве такового неприкосновенен.
– Все совсем не так, господин, – спокойно ответствовал Обайдаллах. – Посол – это ты. Иди с миром. Что касается этого человека, он агрессор и заслужил наказание. Он – ренегат, сын низкорожденной шлюхи.
Отметим, что арабское слово ildje означает и «ренегат», и «христианин».
Таким образом, из-за тщеславия Халида и вспыльчивости Обайдаллаха переговоры были сорваны. Но Абд-ер-Рахман, посчитав, что судьба благоприятствует его тайным планам, ни о чем не сожалел.
Когда Обайд, которого Обайдаллах уважал, как главу благородного и могущественного арабского рода, отбыл, а Халид был брошен в темницу, вольноотпущенники вспомнили слова о подарках, находившихся в пути, и захотели их получить. Ведь Юсуфу только что была практически объявлена война, а значит, все подарки являются их законной добычей. Тридцать всадников поскакали в указанное место, но Иса был вовремя предупрежден и успел отбыть, естественно забрав с собой все подарки, предназначенные для принца Абд-ер-Рахмана. И всадники вернулись ни с чем. За это Абд-ер-Рахман так и не простил Ису, хотя тот всячески старался убедить принца, что, являясь слугой Юсуфа, он должен был защищать интересы хозяина.
Обайд, вернувшись в Кордову, доложил о происшедшем Юсуфу и Сумайлю, и раздраженный военачальник воскликнул:
– Я же говорил, что переговоры сорвутся! Я предупреждал тебя, эмир, что на претендента нужно напасть еще зимой!
Этот план, хотя и возможный, но неосуществимый, стал навязчивой идеей Сумайля.
Глава 15
Абд-ер-Рахман I
Последующая зима была необычайно суровой для Андалусии, и до начала вооруженного противостояния обе стороны решили дождаться ее окончания. Абд-ер-Рахман – или скорее Обайдаллах, который все еще был у руля, – воспользовался периодом вынужденного бездействия, чтобы призвать вождей арабов и берберов выступить против Юсуфа. Йемениты ответили единодушно, обещав по первому зову принца взять в руки оружие и выступить в его поддержку. Берберы разделились. Одни поддержали Юсуфа, другие – претендента. Из вождей кайситов только шестеро обещали поддержать Абд-ер-Рахмана. Трое из них испытывали личную неприязнь к Сумайлю – Джабир, сын Ибн-Шихаба, которого Сумайль послал на смерть к баскам, Хусейн, спутник Ибн-Шихаба, едва не разделивший его участь, и Абу Бакр ибн Хилал, абдит, враждовавший с Сумайлем, потому что последний когда-то ударил его отца. Трое других были из племени бени такиф, которые еще с дней знаменитого такифита Хаджаджа были слепо преданы Омейядам.
Антагонисты, подкрепленные берберами, на самом деле собирались повторить, но в более крупном масштабе, сражение, имевшее место при Секунде десятью годами ранее. Противоборствующие стороны не так плохо соответствовали друг другу, как это могло показаться на первый взгляд. Омейяды имели численное преимущество, но претендент не мог безоговорочно положиться на йеменитов, которые не чувствовали глубокого интереса к его делу, и рассматривали войну только как средство отомстить маадитам. Вместе с тем сторонники Юсуфа образовали массу настолько однородную, насколько это возможно, учитывая, что ее составляли арабские племена, вечно завидовавшие друг другу. Пока их объединяла одна цель – сохранение существующего режима.
Юсуф, хороший в принципе, старый человек, никогда не противоречивший их любви к независимости – если не сказать, к анархии, был просто эмиром маадитов. Когда его подводила проницательность, что бывало не так уже редко, рядом был Сумайль, чтобы дать совет; и сам Сумайль, хотя и не без врагов среди кайситов, пользовался уважением большинства соплеменников.
С приходом весны в Торроксе стало известно, что Юсуф готовится к боевым действиям, и потому лидеры решили идти на запад, чтобы собрать по пути йеменитов, через земли которых будет пролегать их путь, и выбрать наилучшую позицию для нападения на Юсуфа. Сначала надо было пройти через Реджио, где размещалась армия Иордана. Столицей этой провинции была Арчидона. Губернатором провинции был кайсит по имени Джидар. Обайдаллах послал к нему спросить, позволит ли он армии принца пройти по его территории, и Джидар – то ли он затаил злость на Сумайля, то ли он считал необходимым подчиняться воле только йеменитского населения, – ответил следующее: «Приведите принца в Мосаллу Арчидоны в день окончания поста, и вы увидите, что я сделаю». Вечером указанного дня, который в 756 году выпал на 8 марта, принц и его люди подошли к Мосалле – просторной равнине за городом, где ожидалась проповедь, и потому должны были присутствовать все мусульмане Арчидоны. Когда проповедник – хатиб – собирался начать проповедь с обычной формулировки, призвав благословение небес на суверена, Джидар встал и проговорил:
– Не произноси имя Юсуфа, а только Абд-ер-Рахмана, сына Муавии, сына Хишама, потому что он наш эмир и сын нашего эмира. – Затем, повернувшись к толпе, он продолжил: – Люди Реджио, что вы думаете о моих словах?
– Да будет так, как ты говоришь, – был ответ.
После этого проповедник попросил небеса даровать защиту эмиру Абд-ер-Рахману, и после завершения религиозной церемонии люди Арчидоны поклялись в верности и послушании своему новому суверену. И все же, несмотря на готовность, с которой принца признали в Реджио, количество вождей, которые повели войска под его знамена, было невелико. Однако, возможно, в качестве компенсации прибыли четыре сотни всадников из берберского племени бени аль-хали – вольноотпущенники халифа Язида II, обитатели региона Ронда (тогда называемого Та-Корона). Отметим, что Корона – латинское слово, а Та – берберская приставка. Характерное название одной из крепостей, построенных на вершине скалы, которых было так много в Серрания-де-Ронда. Жилище бени аль-хали позже стало именоваться Бенадалид. Это маленький городок с живописным замком. В общем, эти берберы, услышав о событиях в Арчидоне, не теряли времени и присоединились к армии.
Покинув Реджио, принц перешел в провинцию Сидона (Сидония), где размещалась палестинская армия, и пересек, не без трудностей, дикую и живописную местность Серрания-де-Ронда, двигаясь по крутым тропам, тянущимся вдоль обрывов. Прибыв к месту, где обитало маадитское племя кинана – это имя сохранилось в более позднем названии Химена, – Абд-ер-Рахман обнаружил его покинутым всеми, кроме женщин и детей. Мужчины ушли в армию Юсуфа. Посчитав неразумным начать операцию с бойни, принц ушел.
Получив подкрепление от йеменитов провинции Сидона, которые активно стекались под его знамена, Абд-ер-Рахман направился к провинции Севилья, где обитали арабы Эмесы. Два самых влиятельных йеменитских вождя этой провинции, Абу Саббах из племени якиб и Хайят ибн Моламис из племени хабрамаут, пришли его приветствовать, и примерно в середине марта Абд-ер-Рахман вошел в Севилью, где принял клятву верности. Вскоре после этого, узнав, что Юсуф выступил в поход и, следуя по правому берегу Гвадалквивира, угрожает Севилье, принц покинул город и направился по противоположному берегу реки к Кордове. Он рассчитывал, таким образом, внезапно захватить столицу, в которой почти не было войск, и надеялся на поддержку населения, по крайней мере людей, преданных Омейядам, и йеменитов.
Когда вошли в регион Тосина (согласно некоторым авторам – у города Коломбера, но Ибн аль-Кутийя утверждает, что это «Вилланова бахритов» (Бренес); он также добавляет, что бени бахр – подплемя лахмитов; Бренес – искаженное арабское слово Bahrin), было замечено, что если у каждого из трех подразделений армии было военное знамя, то у принца его не было. Вожди стали опасаться, что это вызовет раскол. Тогда севильский вождь Абу Саббах поспешно привязал тюрбан к копью и вручил принцу в качестве знамени, которое с тех пор стало талисманом Омейядов.
Пока Абд-ер-Рахман продолжал двигаться к Кордове, Юсуф шел к Севилье, и довольно скоро две армии оказались друг напротив друга, разделенные только рекой Гвадалквивир, которая была полноводной и не имела бродов (это было в месяце мае). Противоборствующие силы могли только наблюдать друг за другом. Юсуф, спешивший напасть на противника, прежде чем тот получит еще больше подкреплений, с нетерпением ожидал падения уровня воды. Претендент, в свою очередь, желал подойти к Кордове внезапно. Поэтому он приказал на закате развести лагерные костры, чтобы Юсуф утратил бдительность, поверив, что противник устраивается на ночь, и под покровом ночи его армия в полной тишине отправилась в путь. К несчастью для него, ему предстояло пройти сорок пять арабских миль, но Юсуф узнал о его уловке раньше, чем он успел пройти одну. Не теряя времени, эмир повернул обратно, чтобы спасти столицу. Началась гонка. Но Абд-ер-Рахман, видя, что в состязании на скорость его противник побеждает, сделал попытку обмануть его еще раз, объявив привал. Юсуф, следивший за противником с противоположного берега реки, сделал то же самое. Когда Абд-ер-Рахман тронулся в путь, эмир тоже не остался на месте. Наконец, они остановились в районе Мосары, близ Кордовы. Противники снова были друг напротив друга. План принца провалился, к большой досаде его людей, у которых из еды был только garbanzos – вид фасоли, и потому они рассчитывали в столице получить компенсацию за свои лишения.
Во вторник 13 мая – в день Арафат, когда паломники посещают гору Арафат, уровень воды в реке Гвадалквивир начал спадать. Абд-ер-Рахман, в армию которого вошли многие жители Кордовы, собрал военный совет и обратился к своим людям со следующими словами: «Настало время принять окончательное решение. Вам известны предложения Юсуфа. Если вы считаете, что я должен их принять, я и сейчас готов это сделать, но, если вы выступаете за войну, я готов на это. Скажите мне свое мнение, и, каким бы оно ни было, оно станет моим». Все вожди йеменитов высказались за войну, их поддержали люди Омейядов, которые, впрочем, в глубине души не отвергали идею примирения. Таким образом, было принято решение начать военные действия. И принц снова обратился к совету. Он сказал: «Да будет так, друзья мои. Сегодня мы переправимся через реку и будем готовы вступить в бой. Завтра благоприятный день для моего дома: пятница и праздник. В такой же день мой прапрапрадед получил халифат для моей семьи, победил в битве на поле Рахита фихрита, который, как и тот, с кем мы собираемся сразиться, имел визирем кайсита. Тогда, как и сейчас, кайситы и йемениты были противниками. Давайте надеяться, друзья мои, что завтра для йеменитов и Омейядов наступит такой же славный день, как день победы при Мардж-Рахите». Принц отдал приказы и назначил командиров разных подразделений армии. Тем временем он для отвода глаз начал вероломные переговоры с Юсуфом. Желая осуществить переправу без боя и одновременно обеспечить продовольствием своих изголодавшихся солдат, он сообщил эмиру, что готов принять его предложения, сделанные в Торроксе и отвергнутые только из-за непростительной дерзости Халида. Он выразил надежду, что Юсуф не станет препятствовать переправе его армии через реку, поскольку, находясь на одном берегу, вести переговоры намного удобнее. Более того, поскольку соглашение вот-вот будет достигнуто, принц просил Юсуфа о любезности – направить его армии продовольствие.
Поверив в добрые намерения противника и надеясь, что урегулирование будет достигнуто без кровопролития, Юсуф угодил в ловушку. Он не только не стал препятствовать переправе принца и его армии через реку, но послал ему быков и овец. По странной прихоти судьбы Юсуф всегда ненамеренно помогал своему юному оппоненту. Сначала деньги, выданные им вольноотпущенникам Омейядов, чтобы они вооружились и присоединились к его войску, были использованы для переправы Абд-ер-Рахмана в Испанию, а теперь посланный им скот восстановил силы голодного противника. Только на следующий день – в пятницу 15 мая – Юсуф обнаружил, что его опять обманули. Он увидел армию Абд-ер-Рахмана, укрепленную йеменитами из Эльвиры и Хаэна, построенную в боевой порядок. Вынужденный вступить в бой, эмир расположил свои силы, которые так и не получили подкрепления от его сына, Мбу Зияда из Сарагосы, а более того, его кайситы совсем пали духом, так же как Абд-ер-Рахман – находя аналогию между той пятницей и роковым днем битвы при Мардж-Рахите.
Сражение началось. Принц, окруженный своими людьми и с Обайдаллахом в роли знаменосца, восседал на великолепном андалусском жеребце, которого заставлял становиться на дыбы. Лишь у немногих всадников, даже вождей, были кони. Лошади еще долго были настолько редкими в Андалусии, что легкая кавалерия, как правило, использовала мулов. Уже в X веке посол императора Оттона I при дворе Абд-ер-Рахмана III видел в Кордове легкую кавалерию на смотре на мулах.
Ретивый конь Абд-ер-Рахмана вселил в йеменитов страхи и подозрения. «Наш лидер очень молод, – перешептывались они, – и о его храбрости нам ничего не известно. Откуда мы можем знать, что, охваченный страхом, он не доверит свою безопасность коню, его люди устремятся за ним, сея панику в наших рядах?» Йемениты роптали все громче, и, наконец, об их недовольстве стало известно принцу. Он немедленно послал за Абу Саббахом, тревога которого была очевидна. Севильский вождь подъехал на почтенном старом муле.
– Мой конь слишком резвый, – сказал принц. – Он все время рвется вперед и мешает целиться. Я бы предпочел мула, но во всей армии не видел животного, которое идеально мне подходит, кроме вашего. Он ручной, неторопливый и старый. Для меня он станет бесценным, потому что мне хотелось бы, чтобы друзья узнавали меня по скакуну. Если дела – боже упаси! – пойдут плохо, они последуют за моим белым мулом, и я укажу им путь чести. Поэтому я прошу: возьми моего коня в обмен.
– Но разве не должен наш эмир сидеть на лихом коне? – пробормотал Абу Саббах, покраснев от стыда.
– Вовсе нет! – Принц легко спешился и тут же сел верхом на мула.
Как только йемениты увидели его сидящим на престарелом неповоротливом муле, их страхи исчезли.
Исход битвы стал очевиден довольно скоро. Кавалерия претендента пробилась через ряды противника на правом крыле и в центре, после чего и Юсуф, и Сумайль обратились в бегство. Но до этого каждый из них стал свидетелем смерти своего сына. Левое крыло состояло из кайситов под командованием Обайда. Оно держалось долго и сдалось только когда почти все лидеры, включая самого Обайда, были убиты.
Теперь победившие йемениты могли думать только об одном – о грабежах. Одни поспешили к покинутому лагерю противника, где обнаружили пищу, приготовленную для солдат Юсуфа, и отнюдь не маленькую добычу. Другие направились к дворцу Юсуфа в Кордове, а два человека – это были люди из йеменитского племени таи – перешли мост, чтобы разграбить дворец Сумайля в Секунде. Среди прочих сокровищ они нашли там сундук с десятью тысячами золотых монет. Сумайль, стоя на вершине холма, видел и узнал двух человек, уносивших его сундук. Он потерпел поражение, лишился любимого сына, однако его гордость осталась непомерной. Он выразил свой гнев и жажду мести в поэме, из которой до нас дошли следующие слова:
«Племя таи получило мои деньги в долг, но придет день, когда они будут востребованы. Если вы хотите узнать силу моего меча и копья, спросите у йеменитов; а если они будут хранить скорбное молчание, многие поля сражений, ставшие свидетелями их поражений, ответят за них и подтвердят мою славу!»
По прибытии во дворец Юсуфа Абд-ер-Рахман обнаружил, что изгнать из него мародеров не так-то просто. Это ему удалось только после того, как он отдал им одежды – люди жаловались, что собственной у них нет. Гарем Юсуфа тоже был в опасности, поскольку, всей душой ненавидя старого эмира, йемениты не собирались его щадить. Поэтому жена Юсуфа, Умм Осман, с двумя дочерьми, попросила принца о защите.
– Кузен, – взмолилась она, – будь к нам милосерден, как Бог милосерден к тебе.
– Буду, – обещал Абд-ер-Рахман, тронутый мольбами несчастных женщин, которых он признал членами семьи, родственной его семье. И он послал за сахибом ас-салат – главным в мечети. Этот человек был одним из вольноотпущенников Юсуфа, и принц попросил его проводить дам в его дом – убежище, где они будут в безопасности от насилия солдат. Потом он вернул им некоторые ценности, которые сумел спасти от мародеров. В знак благодарности одна из дочерей Юсуфа подарила принцу молодую рабыню по имени Холал, которая впоследствии стала матерью Хишама, второго эмира Испании из Омейядов.
Благородное поведение Абд-ер-Рахмана не понравилось йеменитам. Он остановил грабежи, хотя обещал им богатую добычу, и взял под защиту женщин, на которых они уже нацелились. Это было посягательство на их права победителей. Недовольные считали, что он проявляет благосклонность в первую очередь к своей семье. А ведь они завоевали ему победу, значит, им причиталось больше благодарности. Даже самые здравомыслящие йемениты не выказывали неодобрения по отношению к недовольным. Они признавали, что принц поступил правильно, но, судя по выражению их лиц, тем самым они желали избавиться от угрызений совести и в глубине души симпатизировали ропщущим. В конце концов, они помогали Абд-ер-Рахману, в основном чтобы отомстить маадитам, и этой цели достигли. И наконец, один из них смело воскликнул: «Мы свели старые счеты с маадитами! Этот принц и его люди принадлежат к той же расе. Давайте теперь обратим оружие против них и убьем их. Так за один день мы одержим сразу две победы». Это постыдное предложение обсуждалось серьезно и хладнокровно; одни его одобряли, другие – нет. Среди последних были все бени кодаа – ветвь этого племени составляли кельбиты. Решение еще не было принято, когда джудамит Салаба сообщил о заговоре принцу. Информатором двигали личные мотивы. Хотя он был благородного рождения, но его всякий раз оттесняли другие кандидаты, когда выбирали вождей. А поскольку его успешные противники голосовали за предложение, Салаба увидел прекрасную возможность отомстить. Предупредив Абд-ер-Рахмана, Салаба сказал, что принц может доверять только бени кодаа и что Абу Саббах – главный зачинщик заговора. Принц тепло поблагодарил информатора и обещал щедро наградить его позже (это обещание он выполнил) и, не теряя времени, принял необходимые меры. Он назначил кельбита Абд-ер-Рахмана ибн Нуайма главой полиции Кордовы и окружил себя его людьми, ставшими его телохранителями. Когда йемениты поняли, что их предали, они отказались от своего плана и позволили Абд-ер-Рахману направиться в мечеть, где он, в качестве имама, прочитал пятничную молитву и обратился к народу, обещав править им, как хороший суверен.
Овладев столицей, принц еще не стал хозяином Испании. Юсуф и Сумайль потерпели серьезное поражение, но они не отчаивались и рассчитывали все исправить. В соответствии с соглашением, которое они заключили, расставаясь после бегства, Юсуф направился за помощью в Толедо, а Сумайль – в Хаэн, где сразу же призвал всех маадитов к оружию. Юсуф позже присоединился к нему с контингентом из Сарагосы, с которым случайно встретился по пути, а также с войском из Толедо. Два лидера вынудили правителя провинции Хаэн удалиться в крепость Ментеса, а правителя Эльвиры – искать убежища в горах. Тем временем Юсуф, узнав, что Абд-ер-Рахман намеревается выступить против него, приказал своему сыну Абу Зайду следовать в Кордову другим путем, отличным от того, что выбрал Абд-ер-Рахман, и захватить столицу. Эта операция не должна была стать трудной, поскольку в Кордове не было войск – только слабый гарнизон. Если план окажется успешным, Абд-ер-Рахман будет вынужден повернуть назад, чтобы вернуть Кордову, и Юсуф получить время для обеспечения подкрепления. План был успешно выполнен. Как только Абд-ер-Рахман выступил в поход, Абу Зайд внезапно напал на столицу, захватил ее, загнал Обайдаллаха с несколькими солдатами в башню большой мечети и вынудил сдаться. Вскоре после этого, узнав, что Абд-ер-Рахман возвращается, Абу Зайд покинул Кордову, захватив с собой Обайдаллаха и двух юных рабынь, найденных во дворце. Сопровождавшие его вожди открыто порицали Абу Зайда за этот акт. «Твое поведение не столь благородно, как Абд-ер-Рахмана, – сказали они. – Ведь он, когда в его руках были твои сестры и жены твоего отца, любезно предложил им защиту, а ты уводишь его женщин». Абу Зайд, почувствовав справедливость упреков, когда его войско отошло на милю от Кордовы, приказал поставить шатер, в котором оставил рабынь с их личными вещами. Лишь после этого он направился на соединение с армией отца в Эльвиру.
Узнав, что Абу Зайд ушел из Кордовы, Абд-ер-Рахман быстро направился к Юсуфу, однако события приняли неожиданный оборот. Решив, что они слишком слабы и в перспективе не смогут устоять против принца, Сумайль и Юсуф запросили условия перемирия. Они объявили, что готовы признать Абд-ер-Рахмана эмиром, если только их личная собственность останется неприкосновенной и будет объявлена всеобщая амнистия. Принц принял предложение, но поставил условие, чтобы Юсуф передал ему в качестве заложников своих сыновей – Абу Зайда и Абу-л Асвада. С ними он обещал обращаться хорошо, указав, что они ни в чем не будут ограничены – им только нельзя будет покидать дворец, и они возвратятся к отцу, как только мир будет окончательно установлен. Во время этих переговоров пленник Абд-ер-Рахмана испанец Халид был обменян на Обайдаллаха: по иронии судьбы вольноотпущенник Омейядов получил свободу за счет человека, которого сам же бросил в тюрьму.
Абд-ер-Рахман, теперь общепризнанный эмир Испании, вернулся в Кордову в июле 756 года. По правую руку от него ехал Юсуф, по левую – Сумайль. Сумайль показал себя самым изысканным и хорошо воспитанным человеком, и Абд-ер-Рахман впоследствии неоднократно говорил: «Бог дарует верховную власть по желанию, а не согласно заслугам человека. Всю дорогу от Эльвиры до Кордовы Сумайль был рядом со мной, тем не менее его колено ни разу не коснулось моего, голова его мула ни разу не оказалась впереди головы моего мула. Он ни разу не задал мне нескромного вопроса, не начинал говорить, если я не обращался к нему». Заметим, что Зияд, сводный брат Муавии I и правитель Ирака, примерно так же восхвалял Харису. Хронисты добавляют, что у принца не было оснований петь подобные дифирамбы Юсуфу.
Какое-то время все шло нормально. Махинации врагов Юсуфа, выдвигавшие против него обвинения в том, что он без права на то присвоил земли, не имели успеха. И к нему, и к Сумайлю обращались с подчеркнутым уважением, и Абд-ер-Рахман нередко советовался с ними в случае возникновения сложностей. Сумайль покорился судьбе. Юсуф, неспособный принимать смелые решения по собственной инициативе, возможно, также примирился со своим второстепенным положением. Но его окружали недовольные – курашитская знать, фихриты и хашимиты – которые во время его правления занимали высшие посты. Эти люди не могли примириться с безвестностью, в которой оказались при Абд-ер-Рахмане, и всеми силами старались настроить бывшего эмира против нынешнего, искажая даже простейшие его слова. В этом начинании они вполне преуспели. Решив снова взять в руки оружие, Юсуф тщетно искал поддержки Сумайля и кайситов. Больше ему повезло с baladis – арабами, которые прибыли в Испанию до сирийцев, особенно с теми, кто жили в Лаканте (возможно, это место в районе Фуэнте-де-Сантос), Мериде и Толедо. И однажды Абд-ер-Рахман узнал, что Юсуф бежал в направлении Мериды. Он тут же направил кавалерию в погоню, но было уже слишком поздно. Послав за Сумайлем, принц упрекнул его в том, что он был посвящен в планы Юсуфа.
– Я невиновен, – гордо ответил кайсит. – Об этом говорит хотя бы тот факт, что я не сопровождал Юсуфа, что непременно сделал бы, будь его сообщником.
– Не может быть, чтобы Юсуф покинул Кордову, не посоветовавшись с тобой, – сказал принц. – А ты должен был предупредить меня. – После этого он велел бросить Сумайля в тюрьму, так же как обоих сыновей Юсуфа, все еще содержавшихся во дворце в качестве заложников.
В Мериде Юсуф собрал своих арабских и берберских сторонников и с ними направился в Лакант, где горожане его поддерживали. Оттуда он выступил в Севилью. Почти все baladis провинции, а также многие сирийцы собрались под его знамена, и Юсуф обнаружил, что сможет осадить Севилью во главе двадцатитысячной армии. Правитель города, родственник Абд-ер-Рахмана по имени Абд аль-Малик, высадился в Испании с двумя сыновьями годом раньше. Юсуф придерживался мнения, что Абд аль-Малик, в распоряжении которого имелся лишь небольшой гарнизон сирийских арабов, не рискнет наступать, и намеревался нанести сильный и внезапный удар прямо по столице, прежде чем ей на помощь подоспеют сирийские арабы с юга. Его план не удался. Пока войско Юсуфа все еще было на марше, сирийцы с юга уже прибыли в Кордову, и Абд-ер-Рахман отправился с ними навстречу врагу. Да и Абд аль-Малику в Севилье не пришлось долго ждать подкрепления, поскольку его сын Абдуллах, узнав, что отец в осаде, поспешил на помощь из Морона, правителем которого был. Отец и сын приняли решение атаковать Юсуфа на марше. Получив сведения о передвижениях войск противника, опасаясь окружения, Юсуф развернулся, чтобы сначала разбить войска из Севильи и Морона. При его приближении Абд аль-Малик, желая дать Абд-ер-Рахману время, чтобы успеть подойти, начал медленно отступать. Но Юсуф заставил его остановиться и принять бой. Сражение, как обычно, началось с единичного поединка. Берберский вольноотпущенник семейства фихритов выступил вперед из строя Юсуфа и крикнул:
– Есть ли среди вас желающий помериться со мной силой? Поскольку он был человеком могучего телосложения и выдающейся силы, никто из солдат Абд аль-Малика не принял вызов.
– Это крайне неудачное, расхолаживающее начало для наших людей, – сказал Абд аль-Малик, обращаясь к сыну. – Иди, сын мой, прими вызов этого человека, и да поможет тебе Бог.
Абдуллах послушно выступил навстречу судьбе, а за ним пробился молодой абиссинец, вольноотпущенник его семьи.
– Я сражусь с бербером, – сказал Абдуллах.
– Нет, позвольте мне сделать это, господин! – вскричал абиссинец и метнулся навстречу могучему берберу.
Обе армии с волнением следили за исходом поединка. Два противника были примерно одинакового роста, силы и мужества, и потому какое-то время дуэль шла на равных. Никто из противников не мог одержать верх. Но земля была мокрой от дождя, и в конце концов бербер поскользнулся и упал. Абиссинец немедленно бросился на врага и отрубил ему обе ступни. Армия Абд аль-Малика, воодушевленная победой своего человека, устремилась на противника с криками «Бог велик!». Нападение было настолько стремительным, что люди Юсуфа обратились в бегство. Но хотя одна энергичная атака решила исход дня, людей Абд аль-Малика было слишком мало, и они не могли пожать все плоды своей победы. Пока его солдаты разбегались в разных направлениях, Юсуф в сопровождении одного раба и некого Сабика, персидского вольноотпущенника темимитов, проследовал через Кампо-де-Калатрава и выбрался на дорогу, ведущую в Толедо. Когда он на полном ходу скакал через деревню, расположенную в семи милях от города, его узнали, и некий человек мединского происхождения по имени Абдуллах ибн Амир закричал своим товарищам: «По коням! Убьем этого человека! Только смерть даст отдых его собственной душе и всему миру. Пока жив, он всегда останется подстрекателем!» Призыв Абдуллаха пришелся остальным жителям деревни по душе. Его товарищи вскочили в седла, и, поскольку их кони были свежими, а кони беглецов падали с ног от усталости, они догнали своих жертв в четырех милях от Толедо. Юсуф и Сабик были убиты. Раб сумел спастись. Он и доставил в Толедо весть о смерти бывшего эмира.
Когда Абдуллах ибн Амир привез Абд-ер-Рахману голову его неудачливого соперника, принц, желавший полностью устранить оппонентов, приказал казнить Абу Зайда, одного из двух сыновей Юсуфа. И хотя жизнь второго сына, Абу-л Асвада, сохранили из-за его молодости, он был приговорен к постоянному заключению. Теперь на пути Абд-ер-Рахмана остался один Сумайль. Однажды утром стало известно, что с ним случился удар, когда он был пьян. Вождей маадитов допустили в его покои – они хотели убедиться, что его смерть не была насильственной. Войдя, они увидели рядом с трупом много вина, фруктов и сладостей. Тем не менее они заподозрили, что смерть не была естественной, и были правы. Ошибались они лишь в одном: они думали, что по приказу Абд-ер-Рахмана его отравили. Но это было не так. На самом деле Сумайль был задушен.
Глава 16
Абд-ер-Рахман I
(Продолжение)
Абд-ер-Рахман достиг цели, к которой стремился. Отверженный, которому в течение пяти лет приходилось преодолевать все препятствия бродячей жизни, скитаясь от одного племени к другому по африканским пустыням, стал хозяином великой страны, и его заклятые враги были уничтожены.
Однако он не мог наслаждаться спокойной жизнью, ценой которой стали предательства и убийства. Его власть еще не была установлена по всей земле, йемениты были единственной партией, на которую он мог положиться, и он с самого начала не закрывал глаза на тот факт, что их поддержка весьма опасна. Страстно желая отомстить за поражение при Секунде, стремясь вернуть гегемонию, которой они так долго были лишены, они воспользовались делом Абд-ер-Рахмана как удобным поводом. В сердцах они предпочли бы сделать эмиром человека из своих рядов, если, конечно, удастся преодолеть взаимную зависть и вражду. Можно было предположить, что, как только их общий враг будет уничтожен, они обратят оружие против принца. Так и вышло. На протяжении всех тридцати двух лет своего правления власть Абд-ер-Рахмана I оспаривалась – иногда йеменитами, иногда берберами, а временами даже фихритами, которые, хотя и часто терпели поражение, «восставали из пепла», став еще сильнее. К счастью для эмира, арабские вожди, судя по всему, были неспособны к объединению. Они брали в руки оружие или чтобы удовлетворить личные амбиции, или из-за простого каприза. Вероятно, они смутно осознавали, что сокрушить эмира можно только объединившись, но об организованных совместных действиях все равно речь не шла. Таким образом, эмиру помогала разобщенность врагов и собственная неустанная активность, а также умелая политика – иногда искусная и вероломная, иногда насильственная и жестокая. Но его политика всегда была прозорливой и легко приспосабливаемой. Благодаря перечисленным выше факторам, Абд-ер-Рахман удерживал свои позиции, даже опираясь только на своих вольноотпущенников, немногочисленных союзников и берберов, вывезенных из Африки.
Среди самых масштабных восстаний йеменитов следует отметить восстание под руководством Ала ибн Мугиса, которое имело место в 763 году. Разные авторы приписывают его племенам якуб, хадрамаут и джудам. Двумя годами раньше фихритская партия, лидером которой был Хишам ибн Озра, сын бывшего правителя Испании, подняла мятеж в Толедо, и эмир не подавил его, когда Ала – назначенный аль-Мансуром, халифом Аббасидов, правителем Испании – высадился в провинции Бежа и поднял черный флаг, данный ему халифом. Ни одно знамя не могло с большей вероятностью объединить ссорящиеся партии, поскольку оно представляло не ту или эту партию, а весь ислам. Фихриты этой части Испании присоединились к йеменитам, и положение Абд-ер-Рахмана, в течение двух месяцев осажденного в Кармоне, стало настолько критическим, что он решил рискнуть всем. Узнав, что многие враги, устав от длительной осады, под разными предлогами разошлись по домам, он выбрал семь сотен человек – цвет гарнизона, разжег большой костер у Севильских ворот и воскликнул: «Друзья, мы умрем или победим! Давайте бросим ножны наших мечей в костер и поклянемся, что умрем, как воины, если победа не станет нашей!» Ножны полетели в огонь, и люди Абд-ер-Рахмана устремились вперед с такой прытью, что обратили осаждавших в беспорядочное бегство. При этом, как утверждают, погибли все лидеры осаждавших и еще семь тысяч человек. Победитель в гневе обезглавил труп Ала и его приближенных. Абд-ер-Рахман, желая отбить у халифа Аббасидов всякое желание оспаривать у него Испанию, велел сохранить головы, с использованием соли и камфары, и к уху каждой прикрепить ярлык с указанием имени и ранга погибшего. Их сложили в мешок вместе с черным флагом, документом о назначении Ала правителем Испании и рассказом о поражении мятежников. Кордовский купец, направлявшийся по делам в Кайруан, за большую сумму взял этот мешок с собой. Ему было велено оставить его ночью на рыночной площади. Купец в точности выполнил приказ, и говорят, что аль-Мансур, узнав об этом, в ужасе воскликнул: «Хвала Богу за то, что он поместил море между мной и таким врагом!» Некоторые хронисты утверждают, что мешок был отвезен кордовским паломником в Мекку, где тогда жил аль-Мансур.
За этой победой над Аббасидами в 764 году последовало падение Толедо. Устав от долгой войны, жители Толедо вступили в переговоры с Бадром и Таммамом, которые командовали армией принца, и, сдав лидеров, получили амнистию. Когда этих лидеров везли в Кордову, их встретили три посланца принца: брадобрей, портной и корзинщик. Следуя полученным инструкциям, брадобрей обрил головы и бороды пленных, портной скроил для них шерстяные туники, а корзинщик сплел короба. Через несколько дней население Кордовы увидело вереницу ослов, входящих в город. На них были навьючены короба, откуда высовывались бритые головы пленных и их плечи, нелепо украшенные шерстяными оборками. Сопровождаемые улюлюкающей толпой, неудачливые жители Толедо были провезены по всему городу. В конце концов их умертвили.
Варварское наказание, которому Абд-ер-Рахман подверг тех, кто осмелился не признать его власть, стало достаточно убедительным доказательством его намерения, в случае необходимости, править посредством террора. Тем не менее, судя по восстанию Матари, вспыхнувшему через два года после казни представителей толедской знати, арабов не так легко устрашить. Матари – йеменитский лидер Ньеблы. Однажды вечером, после немалых возлияний, беседа зашла об убийстве йеменитов, вставших под знамя Ала ибн Мугиса. Матари взял копье, привязал к нему кусок тряпки и поклялся отомстить за смерть своих соплеменников. Проснувшись на следующее утро, он совершенно забыл о событиях предыдущего вечера, и, увидев свое копье, превращенное в знамя, спросил, что это значит. Ему напомнили его слова, и Матари в тревоге воскликнул: «Немедленно сорвите эту тряпку с моего копья, чтобы о моей глупости не узнали все. – Но прежде чем его указание было выполнено, он передумал. – Нет! – вскричал он. – Не трогайте знамя! Я не тот человек, который отказывается от своих слов, что бы они ни значили». И Матари призвал своих соплеменников к оружию. Некоторое время он продержался, а когда был убит, его товарищи продолжили борьбу, причем так упорно, что эмир был вынужден даровать им амнистию.
Настала очередь Абу Саббаха. Хотя Абд-ер-Рахман имел все основания не доверять этому могущественному йемениту, который советовал убить его после битвы при Мосаре – он счел благоразумным избежать раскола с ним и назначил его правителем Севильи. Но в 766 году, когда не было мятежников, с которыми эмиру надо было сражаться, и он посчитал себя достаточно могущественным, чтобы избавиться наконец от Абу Саббаха, он лишил последнего должности. Йеменит в великой ярости призвал соплеменников к оружию, и Абд-ер-Рахману очень скоро пришлось убедиться, что Абу Саббах обладает большим влиянием, чем можно было предположить. Тогда эмир коварно инициировал переговоры, пригласил севильца на личную беседу и даже выдал ему охранную грамоту за личной подписью. Абу Саббах отправился в Кордову и, оставив у ворот дворца четыре сотни всадников, сопровождавших его, явился на личную беседу с эмиром. Говорят, что он настолько рассердил Абд-ер-Рахмана язвительными упреками, что тот попытался пронзить его кинжалом, но севильский лидер оказал яростное сопротивление, и эмиру пришлось вызывать стражу, которая разделалась с гостем. Хотя, вероятно, в этом убийстве было больше преднамеренности, чем люди Омейядов, ставшие хронистами деяний своего патрона, были готовы признать.
Когда Абу Саббах умер. Абд-ер-Рахман приказал накрыть его тело простыней и убрать всю кровь. Затем он призвал визирей, сообщил им, что Абу Саббах – пленник во дворце, и спросил, следует ли умертвить его. Все они посоветовали ему сохранить пленнику жизнь. Они сказали, что устранение Абу Саббаха может быть очень опасным, поскольку его воины стоят у ворот, а солдат эмира вблизи нет. Только один визирь не разделял этого мнения. Он – дальний родственник эмира – высказался следующим образом:
– Сын халифов, я даю тебе хороший совет! Убей этого человека, который ненавидит тебя и хочет отомстить. Не дай ему уйти, потому что, если он останется в живых, то станет причиной ужасных бед. Покончи с ним, и ты избавишься от чумы. Пронзи его грудь острым клином дамасской стали. Это истинное великодушие – избавить мир от такого человека!
Тогда Абд-ер-Рахман вскричал:
– Да будет известно всем, что я убил его!
Не обращая внимания на недовольство визирей, он сдернул с тела простыню.
Визири, не одобрявшие убийство Абу Саббаха только потому, что опасались возможных столкновений с его стражей, вскоре убедились в своей неправоте. После того как всадникам сообщили о смерти их лидера и о том, что ждать больше нет необходимости, они спокойно отправились домой. Это удивительное обстоятельство вызвало подозрение в том, что Абд-ер-Рахман, проявив немалую прозорливость, заранее подкупил эскорт своего противника.
Среди людей Омейядов был один человек, чей возвышенный характер не выносил предательства, инструментом которого он невольно стал. Это Ибн-Халид, передавший Абу Саббаху охранную грамоту. Он удалился в свои владения и с тех пор постоянно отказывался занимать какие бы то ни было должности.
Вскоре после убийства Абу Саббаха мятеж подняли берберы, которые до этого вели себя вполне мирно. Его зачинщиком стал школьный учитель по имени Шакья – полуфанатик и полуобманщик. Он жил на востоке Испании. Трудно сказать, то ли он помешался на почве слишком усердного изучения Корана, заповедей пророка и ранней истории ислама, то ли он действовал под влиянием непомерного честолюбия, но в любом случае он верил – или делал вид, что верит, – в свое происхождение от Али и Фатимы, дочери Мухаммеда. Легковерные берберы приняли его с большой готовностью, тем более что по воле случая его мать звали Фатима. Как бы то ни было, Шакья – или Абдуллах, сын Мухаммеда (так он себя именовал), – перебрался в регион, расположенный между Гвадианой и Тахо. Берберы, составлявшие там большинство населения и всегда готовые по призыву марабута взять в руки оружие, стали собираться под его знамена в таких количествах, что очень скоро они оказались хозяевами Сонтебрии (ныне город Кастро-де-Сантовер на реке Гуадьела), Мериды, Кории и Медельина.
Разгромив силы, высланные против него правителем Толедо, Шакья превлек на свою сторону берберов, служивших под командование Обайдаллаха – человека Омейядов, и, напав на другие войска этого полководца, обратил их в бегство, захватил лагерь и, уйдя в горы, уклонился от всех попыток Абд-ер-Рахмана навязать ему бой. Наконец, после шести лет беспорядочных сражений, Абд-ер-Рахману удалось заручиться помощью бербера, в то время считавшегося самым могущественным вождем на востоке Испании, который завидовал влиянию и успеху самопровозглашенного Фатимида.
Среди берберов начался разлад, и Шакья был даже вынужден покинуть Сонтебрию и уйти на север. Но пока Абд-ер-Рахман двигался к нему, разоряя все берберские деревни на своем пути, на западе вспыхнуло новое восстание. Там йемениты только ждали удобного случая, чтобы отомстить за смерть Абу Саббаха. Такой случай представился благодаря отсутствию эмира, и они выступили на столицу, рассчитывая захватить ее внезапным нападением. Зачинщиками и лидерами восстания стали правители Ньеблы и Бежи, родственники Абу Саббаха. К ним охотно присоединились берберы запада, которые, как выяснилось, уже давно подстрекались эмиссарами Марабута.
Получив такое неблагоприятное известие, Абд-ер-Рахман со всей возможной скоростью вернулся в столицу. Он отказался провести во дворце даже одну ночь и сразу выступил навстречу противнику, который окопался на берегах Бембесара (также Вади-Каис – река кайситов). После нескольких дней местных стычек Абд-ер-Рахман воспользовался зависимыми от него берберами, среди которых были бени аль-хали – которые разрушили союз берберов с йеменитами. Пробравшись ночью в лагерь, эти люди легко внушили берберам идею, что если эмир – а ведь только он мог защитить берберов от зависти и ненависти арабов – будет свергнут, за этим неизбежно последует их изгнание. «Вы можете не сомневаться в благодарности принца, – заверили они, – если откажетесь от дела, губительного для вас же самих, и перейдете на его сторону». Совет показался берберам разумным. Они обещали предать йеменитов во время сражения, которое должно было состояться на следующий день, и сдержали слово. Еще до его начала они сказали йеменитам, что привыкли сражаться верхом, а у йеменитов есть навыки сражения в пешем строю, и предложили отдать им лошадей. У тех не было причин не доверять союзникам, и они согласились. И лишь когда было слишком поздно, они горько пожалели о своей доверчивости. Сражение еще только началось, а конные берберы уже присоединились к кавалерии Омейядов. Йемениты были разгромлены. Последовала ужасная бойня. В слепой ярости солдаты Абд-ер-Рахмана убивали всех подряд, несмотря на приказ щадить берберов. После боя на поле осталось тридцать тысяч трупов, которые были похоронены в траншее, все еще заметной даже в X веке.
В центральной части Испании восстание берберов удалось подавить только после десяти лет активных военных действий – когда Шакья был убит двумя своими приверженцами, и война еще шла, когда представительная конфедерация призвала в Испанию иностранного завоевателя. Членами конфедерации были: кельбит аль-Араби – Сулейман ибн Якзан аль-Араби, правитель Барселоны; фихрит Абд-ер-Рахман ибн Хабиб, родственник Юсуфа по прозвищу Славянин – за высокую худощавую фигуру, светлые волосы и голубые глаза; иными словами, он имел внешние признаки расы, многие представители которой были рабами в Испании. Также членом конфедерации был Абу-л Асвад, сын Юсуфа, которого Абд-ер-Рахман обрек на пожизненное тюремное заточение, но он сумел обмануть бдительность тюремщиков, притворившись слепым. Причем сначала слепота Абу-л Асвада вызвала сомнения. Его подвергли самой серьезной проверке. Но стремление к свободе дало ему силы не выдать себя даже в мелочах. Он так уверенно и талантливо играл свою роль, что в конце концов все поверили в его слепоту. Понятно, что бдительность тюремщиков уменьшилась – куда денется слепой узник? А молодой человек разработал план побега вместе с одним из своих людей, получившим разрешение время от времени его навещать. Однажды утром, когда заключенных провели по подземному ходу, чтобы совершить омовение в реке, человек Абу-л Асвада вместе с близкими друзьями разместился на противоположном берегу реки. Они привели с собой коней. Выбрав момент, когда на него никто не обращал внимания, Абу-л Асвад бросился в реку, переплыл ее, вскочил на коня и галопом поскакал в Толедо. До города ему удалось добраться без происшествий.
Эти лидеры так сильно ненавидели Абд-ер-Рахмана, что решили прибегнуть к помощи Карла Великого, хотя этот завоеватель, слава о подвигах которого уже гремела по всему миру, был известен как непримиримый враг ислама. Члены конфедерации в 777 году отправились в Падерборн, где Карл Великий проводил «Мэйфилд» – ежегодное собрание знати летом или весной, где зачитывались королевские эдикты и планировались военные экспедиции. Они предложил союз против эмира Испании. Карл Великий принял предложение без колебаний. В то время он был свободен и подумывал о новых завоеваниях. Саксы уже подчинились – так он считал – его господству и христианству. Они тысячами собрались в Падерборне в ожидании крещения. Видукинду – грозному вождю язычников-саксов – было запрещено появление в стране, и он нашел убежище у датского принца. Было решено, что Карл Великий с большой армией перейдет Пиренеи, аль-Араби и его союзники к северу от Эбро составят его подкрепление и признают как своего суверена. А Славянин, собрав дань с африканских берберов, приведет их в провинцию Тадмир, где будет сотрудничать с северными захватчиками, подняв знамя халифа Аббасидов, как союзника Карла Великого. О роли, предназначенной Абу-л Асваду в этой кампании, ничего не известно. Этот могущественный союз, план действий которого был тщательно продуман, мог оказаться значительно опаснее для Абд-ер-Рахмана, чем все его предшествующие враги. К счастью для него, планы союзников были намного лучше составлены, чем исполнены. Славянин высадился в Тадмире с армией берберов, но слишком рано. Карл Великий еще не перешел Пиренеи. А когда он попросил помощи у аль-Араби, тот ответил, что, согласно плану, разработанному в Падерборне, его долг оставаться на севере и поддерживать армию Карла Великого. Кровная вражда между фихритами и йеменитами слишком глубоко укоренилась, чтобы не возникло мыслей о предательстве. Решив, что аль-Араби его предал, Ибн-Хабиб выступил против него, потерпел поражение, вернулся в провинцию Тадмир и был убит бербером из Оретума, которого считал своим доверенным лицом, не подозревая, что тот – один из агентов эмира.
В 777 году, когда армия Карла Великого подошла к Пиренеям, один из трех арабских вождей был уже мертв. Второй, Абу-л Асвад, оказал ему настолько слабую поддержку, что ни франкские, ни арабские хронисты о ней не упоминают. Остался только аль-Араби и его северные союзники – Абу Саур, правитель Уэски, и Галиндо, христианский граф Ла-Серданьи.
Аль-Араби не бездействовал. При помощи ансара Хусейна ибн Яхья, потомка Сада ибн Убады, который претендовал на халифат после смерти пророка, он захватил Сарагосу, но, когда армия Карла Великого появилась перед городскими воротами, он не сумел преодолеть отвращение мусульман к допуску франкского короля в стены своего города. Хусейн ибн Яхья тем более не мог согласиться на такой шаг, не предав семейные традиции, бывшие для него священными. Видя, что он не в силах справиться с соотечественниками, аль-Араби, не желая, чтобы его заподозрили в обмане, добровольно отдался в руки Карла Великого.
Но как раз когда король готовился к осаде Сарагосы, он получил известие, расстроившее все его планы. Виттекунд вернулся в Саксонию. Повинуясь его призыву, саксы снова взяли в руки оружие. Воспользовавшись отсутствием франкской армии, они стали опустошать земли огнем и мечом и, дойдя до самого Рейна, захватили Дойц, что напротив Кёльна.
Вынужденный с максимальной поспешностью покинуть берега Эбро, чтобы добраться до Рейна, Карл Великий шел долиной Ронсесвальес. Прячась среди утесов и густых лесов, которых так много в северной части долины, их ожидали баски, подогреваемые извечной ненавистью к франкам и жаждавшие добычи. Из-за узости долины франкская армия была вынуждена двигаться растянутым строем. Баски пропустили главные силы и напали на арьергард и тяжелый обоз. Баски были очень мобильными, занимали выгодную позицию и потому без особого труда оттеснили эту часть франкской армии обратно в долину, где, несмотря на упорное сопротивление, убили всех до последнего человека, среди которых бал Роланд, правитель бретонской марки. После этого баски разграбили обоз и под покровом ночи скрылись в разных направлениях.
Таков был катастрофический итог экспедиции Карла Великого, которая начиналась при самых благоприятных обстоятельствах и имела удивительно радужные перспективы. В ее провал внесли свой вклад все участники, за исключением одного – эмира Кордовы, против которого она была направлена. Абд-ер-Рахман тотчас поспешил воспользоваться преимуществами, дарованными ему руками его мятежных подданных в Сарагосе, христиан-басков, и саксонским вождем-язычником, чьего имени он, скорее всего, даже не знал. Он направился в Сарагосу, чтобы заставить город покориться. Еще до того как он приблизился к Сарагосе, аль-Араби, сопровождавшего Карла Великого во время его поспешного отхода, уже не было в живых. Ансар Хусейн, считавший его предателем веры, организовал его убийство в мечети. Хусейн, обнаружив, что осажден войсками Абд-ер-Рахмана, капитулировал. Через некоторое время он снова поднял знамя восстания, но горожане, которым надоели осады, сдали его эмиру, который велел забить его до смерти, предварительно отрубив руки и ноги. Став хозяином Сарагосы, Абд-ер-Рахман напал на басков и сделал графа Ла-Серданьи своим данником. Абу-л Асвад стал последним зачинщиком восстания, но во время сражения при Гвадалимаре он был предан военачальником, командовавшим войсками его правого крыла. Тела четырех тысяч его соратников стали «пищей для волков и хищных птиц».
Таким образом, Абд-ер-Рахман вышел победителем из всех войн, которые вел против своих подданных. Его триумф заслужил высокую оценку даже врагов. К примеру, утверждают, что халиф Аббасидов аль-Мансур как-то раз спросил у своих подданных:
– Кого, по-вашему, можно назвать Соколом курайш?
Решив, что халиф напрашивается на комплимент, придворные без колебаний ответили:
– Тебя, о предводитель правоверных. Ты уничтожил могущественных принцев, подавил множество восстаний, положил конец гражданским беспорядкам.
– Нет, – сказал халиф, – это не я.
Тогда придворные предложили кандидатуры Муавии I и Абд аль-Малика.
– Ни одного из них, – возразил халиф. – Что касается Муавии, Омар и Осман расчистили ему путь, а Абд аль-Малика поддерживала сильная партия. Сокол курайш – это Абд-ер-Рахман, сын Муавии, человек, который после бесконечных скитаний по пустыням Азии и Африки нашел в себе силы стремиться к цели, не имея армии, на неизвестной заморской территории. Ему не на кого было положиться, кроме как на собственный ум и настойчивость. И тем не менее ему удалось справиться с сильными врагами, подавить мятежников, укрепить границы против христиан, основать великую империю и объединить под своим правлением то, что растащили на куски мелкие вожди. Никто до него такого не делал.
Так что Абд-ер-Рахман имел все основания гордиться своими достижениями.
И все же этот коварный, жестокий и мстительный тиран дорого заплатил за свой успех. Пусть арабские и берберские вожди не осмеливались выступить против него открыто, тем не менее они проклинали его в сердцах. Почтенные люди не шли к нему на службу. Когда Абд-ер-Рахман стал советоваться с визирями относительно назначения подходящего кади для Кордовы, его сыновья, Сулейман и Хишам, рекомендовали благочестивого и добродетельного пожилого человека по имени Мусаб. Абд-ер-Рахман согласился, послал за Мусабом и предложил ему должность. Но тот, убежденный, что при принце, который ставит свою власть над законом, он будет всего лишь инструментом тирании, отказался, хотя эмир стал его уговаривать. Раздраженный отказом, Абд-ер-Рахман, который не терпел, чтобы ему противоречили, начал нервно крутить ус – верный признак надвигающейся бури. Придворные замерли в ожидании смертного приговора. «Но Бог, – как утверждает арабский хронист, – отвел дурные мысли». Почтенный старик невольно вызвал уважение. Овладев гневом, или, в любом случае, тщательно его скрыв, эмир процедил сквозь зубы: «Уходи, и пусть те, кто привел тебя сюда, будут прокляты Аллахом».
Мало-помалу Абд-ер-Рахман осознал, что постепенно лишается поддержки даже тех, на кого мог положиться во всех обстоятельствах. Люди покидали его. Некоторые из них, как, например, Ибн-Халиб, отказывались идти по пути жестокости и предательства, избранному эмиром. Другие казались ему подозрительными – среди них был Обайдаллах. Говорят, что, желая доказать свою незаменимость эмиру, который якобы желал от него избавиться, Обайдаллах поощрил отступничество своего собственного племянника Ваджиха, который присоединился к партии претендента от Фатимидов. Но Абд-ер-Рахман, поскольку Ваджих был в его власти, обращался с ним с большой жестокостью и приказал обезглавить, несмотря на просьбы Обайдаллаха. Через некоторое время Обайдаллаха обвинили – правильно или ложно – в участии в заговоре, составленном двумя родственниками эмира. Но только у Абд-ер-Рахмана не было убедительных доказательств его причастности к заговору, и хотя он не был человеком щепетильным, но все же не смог приговорить к смерти, на основании одних только подозрений, старика, которому, по сути, был обязан троном. И он решил проявить милосердие – так, как он его понимал. Эмир выбрал для Обайдаллаха наказание, которое, по его мнению, было для старика хуже смерти, – стал относиться к нему с подчеркнутым безразличием.
Даже верный Бадр впал в немилость. Абд-ер-Рахман конфисковал его собственность, посадил под домашний арест, а в конце концов сослал в приграничный городок. Но справедливости ради следует отметить, что Бадр относился к хозяину без должного уважения и постоянно изводил его безосновательными дерзкими жалобами.
Рассорившись со своими вольноотпущенниками и приближенными, Абд-ер-Рахман заподозрил в заговорах против себя свою семью. Став хозяином Испании, он пригласил ко двору Омейядов, разбросанных по всей Азии и Африке. Он дал им богатства и почести и часто повторял: «Величайшее благодеяние, которое даровал мне Бог, помимо эмирата, – возможность предложить моим родственникам кров и блага. Признаюсь честно, моей гордости льстит, когда они удивляются величию, которого я достиг и которым я обязан одному только Богу». Тем не менее эти самые Омейяды, подстегиваемые честолюбием, которое не мог сломить деспотичный абсолютизм главы семьи, устраивали заговоры. Первый заговор был подготовлен двумя принцами королевской крови и тремя представителями знати. Их предали, арестовали и обезглавили. Через несколько лет еще один заговор был подготовлен Могирой, племянником эмира, и Худхайлем, убийство отца которого – Сумайля, – задушенного в тюрьме, все еще оставалось неотомщенным. Они тоже были преданы и таким же образом наказаны. После казни один из людей Омейядов предстал перед Абд-ер-Рахманом. Он нашел эмира мрачным и грустным. Он сидел, уставившись в землю, погруженный в свои мысли. Не зная, что творится в голове хозяина, чья гордость, как главы семьи, был вторично задета, мужчина подошел к нему, молча и очень осторожно.
– У кого еще есть такие родственники! – после долгого молчания вскричал эмир. – Я пригласил их сюда, поделился с ними своим богатством, а теперь они отбирают у меня дары небес. Великий Бог! Ты наказал их неблагодарность, открыв мне их козни. Если я и отнял у них жизнь, то лишь для того, чтобы сохранить свою. Но все же как тяжела моя судьба! Теперь все члены семьи вызывают у меня подозрение, а они, со своей стороны, боятся, что я планирую их уничтожить. Уверенность, взаимное доверие – этого больше не будет. Какое общение может быть между мной и моим братом, отцом этого несчастного юноши? Как я могу наслаждаться миром, когда он рядом – я, кто обрек его сына на смерть, обрубил узы, нас связывавшие? Как я смогу встретиться с ним взглядом? – Повернувшись к своему человеку, он добавил: – Ступай и немедленно отыщи моего брата. Оправдай мои действия, если сможешь. Дай ему эти пять тысяч золотых монет, и пусть он найдет себе новый дом где пожелает – в Африке.
Тот подчинился и обнаружил несчастного Валида полумертвым от ужаса. Он успокоил его, отдал деньги, переданные эмиром, и сказал, что ему велели.
– Увы, – сказал Валид и тяжело вздохнул. – Меня постигло очередное несчастье. Мятежный сын, встретивший заслуженную смерть, потянул меня за собой. А ведь я никогда ничего не просил, кроме возможности спокойно отдохнуть в уголке шатра моего брата. Но его приказы должны выполняться. Это наш долг».
Вернувшись к хозяину, человек сообщил Абд-ер-Рахману, что Валид готовится покинуть Испанию, и передал его слова.
– Мой брат говорит правду, – сказал эмир, горько усмехнувшись. – Но не стоит надеяться, что ему удастся обмануть меня или скрыть свои мысли. Я хорошо его знаю. Он ни минуты не будет колебаться, если у него появится хотя бы малейшая возможность утолить жажду моей крови.
Вожди арабов и берберов осыпали его проклятиями, приближенные и зависимые от него люди боялись, родственники предали. Абд-ер-Рахман оказался в изоляции. В ранние годы своего правления, когда он еще пользовался популярностью, по крайней мере в Кордове, он любил бродить в одиночестве по улицам столицы, смешиваться с толпой. Теперь, подозрительный и недоверчивый, он почти никогда не покидал дворец, а если делал это, то лишь в окружении многочисленных телохранителей. После большого восстания берберов и йеменитов запада он считал единственным способом обеспечения покорности подданных усиление наемных войск. Поэтому он покупал рабов у знати и делал из них солдат, а также ввозил большое число берберов из Африки. Так ему удалось создать 40-тысячную армию, которая была слепо предана ему лично, но совершенно безразлична к благосостоянию государства.
Абд-ер-Рахман был полностью поглощен обдумыванием наилучших способов навязать дисциплину арабам и берберам, приучить их к порядку и миру. Для реализации этой цели он использовал все средства, к которым прибегали короли XV века в борьбе с феодализмом. Подавленность – это состояние, в которое Испания оказалась ввергнута чередой роковых событий. Угнетение – это роль, которую пришлось играть преемникам Абд-ер-Рахмана. Путь, намеченный для них основателем династии, неизбежно вел к деспотизму меча. Это правда, что монарх не мог управлять арабами или берберами иначе: в одном направлении – насилие и тирания, в другом – беспорядок и анархия. Разные племена могли составить множество республик – объединенных, если возможно, в конфедерацию против общего врага – христиан севера. Такая форма правления являлась бы гармоничной с инстинктами и традициями этих людей. Но монархия, по существу, не подходила ни арабам, ни берберам.
Книга вторая
Христиане и ренегаты
Глава 1
Испания при вестготах
До этого времени наше внимание занимали исключительно завоеватели. Теперь настало время поговорить о судьбах побежденных.
Перед нами стоят следующие задачи: изложить обстоятельства, облегчившие завоевание Испании для мусульман, обозначить ход завоевания, описать условия, до которых победители низвели христианское население, и влияние их господства на судьбу этого многочисленного и несчастного класса, рабов и серфов. Также мы должны подробно описать долгое и упорное сопротивление, которое все слои общества – жители городов и горцы, богатые землевладельцы и освобожденные рабы, горящие священным рвением монахи и бесстрашные женщины – оказывали завоевателям, когда более крепкое поколение сменило слабаков, владевших Испанией в начале VIII века.
Во времена, когда полуостров впервые привлек алчные взоры мусульман, его слабость сделала его легкой добычей. Все общественное устройство пребывало в плачевном состоянии.
Поделиться книгой: