Помоги проекту - поделись книгой:
— Пусть здесь у вас тигра и нет, но я все равно буду охотиться, и мне нужны загонщики. Созывай, старик, своих людей. А мы с Джафиром пока покатаемся по полям и лесам.
Обогнув деревню, они увидели перед собою большое поле и посреди этого поля полуразрушенную сторожку. На земле следов тигра найти не было никакой возможности, так как, очевидно, незадолго до их приезда по полю не раз прогнали взад и вперед все стадо деревни. Разгадку могла дать только сама сторожевая будка.
Хитрость туземцев развеселила Кэстона.
— Что ты на это скажешь, Джафир-Хан?
Джафир тоже улыбнулся.
— Вы сами видите, саиб, что будка только что сломана, на дереве видны следы крови, да и на земле около нее — тоже, там, куда копыта скота не могли ступить. Дело совершенно ясное, а они лгут нам. Надо заставить их говорить.
Но все попытки в этом направлении оказались напрасными. Потэль Джи лгал, не запинаясь: сторожку сломал сегодня сам сторож Рамиа и поранил себя при этом, поэтому на досках кровь. Старик даже просил Кэстона посмотреть рану Рамиа и сказать, что надо с ней делать. Но Кэстон отказался. Он приказал начинать охоту.
Действительно, лес изобиловал дичью, но ни вепрь, ни медведь не могли утешить Кэстона. Убив их, Кэстон прекратил охоту, к великому огорчению всей деревни, надеявшейся получить обильный запас мяса… Но охотник не был милостив к потэлю Джи и его родичам, и уже в двенадцать часов все поехали домой.
Как только они выехали из деревни, Кэстон сказал Джафир-Хану:
— Знаешь что, Джафир? Если мы хотим убить тигра, нам, мне кажется, придется его самим выследить. Они охраняют его, как божество.
— Да, но вам, саиб, придется посидеть дома, пока я, переодевшись туземцем, буду разведывать в соседних деревнях. Если туземцы узнают вас, — белого всякий узнает, как бы он ни оделся, — весь труд пропадет, и мы ничего не выпытаем у них.
Кэстон не мог не согласиться с Джафиром и остался в усадьбе. От Хэпберна пришло письмо. «Старичок», то-есть инспектор, задерживал его еще на несколько дней, и Кэстону предстояло, таким образом, развлекаться самому, как ему только было угодно. В течение нескольких дней он охотился на мелкую дичь у самой усадьбы. Бишен-Дасс был незаменим: если он сам боялся дотронуться до ружья, то Кэстону он старался предоставить возможно больше случаев для стрельбы. В отсутствие Хэпберна Бишен-Дасс был всемогущим господином усадьбы. Он всем снабжал саиба, но особенно зорко следил за тем, чтобы жители джунглей не попадались на глаза Кэстону.
Наконец на шестой день утром туземец принес Кэстону записку от Джафир-Хана, написанную по-индустански. После обычного ряда приветствий он писал следующее:
«Да будет известно вашей милости, что я нашел тигра и слежу за ним. После случая в Борна он людей не уносил, но сегодня ночью он зарезал прекрасного самбура и съел только немного. Он, наверное, вернется, и, если ваша милость поспешит, мы его захватим. Посланный вас проведет. Это в десяти милях от усадьбы».
Не медля ни минуты, Кэстон отправился к указанному месту, Джафир-Хан встретил его словами:
— В тот самый час, когда саиб вышел из дому, чтобы итти сюда, этот хищник убил маленькую девочку. Он вытащил ее из хижины на краю села и унес в лес. Я знаю, где он должен быть. Но я не созывал загонщиков, ибо они не знают, кто я и зачем я здесь, а я не хотел давать им времени для раздумий и лишней болтовни. Если саиб неожиданно спросит их о случившемся, они не успеют придумать новых басен и скажут правду.
Но тут Джафир ошибался. К величайшему негодованию Кэстона, жители деревни отвечали, что ничего не знают о тигре, что они всегда готовы служить саибу, что слуга саиба Хэпберна Бишен-Дасс велел им исполнять желания саиба.
— Но ведь я же сам видел следы крови, видел хижину, из которой тигр унес девочку! — воскликнул Джафир-Хан.
Но старшина деревни отрицательно покачал головой и вызвал вперед родителей девочки. Они смотрели на Кэстона и солдата исподлобья и, казалось, даже не понимали, что такое вообще тигр. Вокруг их хижины вся земля была взрыта копытами стада, как в Бориа около сторожки.
Делать было нечего. Заставить упрямых бенгальцев заговорить не было никакой возможности. Пробродив безрезультатно весь день по окрестным лесам, рассерженные и хмурые возвращались Кастой и Джафир в сумерки домой.
— Саиб, — прервал молчание совар, — с вашего разрешения, я вернусь в ту деревню. Я добьюсь своего и увижу-таки то, что они, очевидно, скрывают.
— Но я же знаю, что ты не лгун, Джафир-Хан.
Кэстон чувствовал себя тоже оскорбленными поэтому не мог не отпустить Джафир-Хана. Он вернулся домой поздно. Было темно, и, проходя по веранде, он больно стукнулся ногой обо что-то твердое и тяжелое. Он зажег спичку и увидел перед собою ящик и на ящике адрес: «Мистеру Бишен-Дассу». Ящик был послан из Бомбея одной крупной писчебумажной фирмой.
«Что может этот Дасс закупать ящиками в писчебумажном магазине? И что у этого назойливого человека за манера бросать на дороге свои вещи?» — подумал Кэстон. Нога сильно болела, и он был не в духе.
На следующее утро Дасс приветствовал его словами:
— Ну как, саиб, удалось вам выследить Полосатого Лорда?
Ответ Кэстона звучал очень крепко.
— Саиб, вы не в рубашке родились, — сказал посмеиваясь Бишен-Дасс. — Суеверные люди думают, что тигр — священный дух. Я хотел еще сказать саибу, что люди мои выследили огромного медведя, и я сделал все приготовления к охоте на него.
Действительно, охота была обставлена как нельзя лучше, и Кэстон застрелил медведя. Весь день Дасс отсутствовал. Вечером, когда Кэстон сидел на веранде, из лесу вышел Джафир-Хан. У него был вид усталый, запыленный, но он был весел и едва сдерживал улыбку. Он подошел к дому и спросил, дома ли Даос. Получив от Кэстона отрицательный ответ, он попросил его сойти с веранды.
— Здесь у стен есть уши, — сказал он, — а мне вам нужно кое-что сообщить по секрету, саиб.
Отойдя от дома на несколько шагов и осмотревшись, нет ли кого, кто бы мог его слышать, он шопотом сказал:
— Сегодня ночью в той деревне хоронили девочку, которую утащил в лес тигр. Они ее тело нашли и, напустив стадо буйволов, прогнали тигра вглубь леса до вашего прихода.
— Ну что за глупцы эти люди! Они не хотят убить его и подвергаются постоянной опасности быть им съеденными.
— Что же им делать? Вы только послушайте.
И он быстро и оживленно начал рассказывать что-то Кэстону на ухо. Кэстон громко рассмеялся.
— Вот так штука! Ну, много мы с тобой, Джафир, охотились и много всего пересмотрели, но такой смешной истории, кажется, еще не бывало. Неужели же мне продолжать сидеть дома и делать вид, что я ничего не подозреваю?
— Пусть будет так — так вернее мы его поймаем.
Последующие дни Вишен-Дасс тоже пропадал с утра до вечера. Возвращаясь, он объяснял свои отлучки срочными служебными делами. Однажды вечером Джафир-Хан вновь отозвал Кэстона в сторону.
— Все готово. Тигр опять бродит тут по соседству. Ночь будет лунная, и сегодня, может быть, все придет к концу. Приманка уже на месте, жирная, хорошая приманка, промаха не может быть. Но согласитесь ли вы, саиб, провести ночь на ветке дерева?
— Не одну ночь на своем веку просиживал я на ветке, Джафир, поджидая свою жертву. Далеко это отсюда?
— Не дальше восьми миль, саиб.
Непонятно, почему этот прекрасный тигр во цвете сил своих, шутя могущий убить буйвола, специализировался на ловле людей. Может быть, какой-нибудь человек ранил его в ранней молодости, и он возненавидел после этого весь род людской и мстил ему по-своему. И по своему он был тогда прав. Каковы бы ни были причины его действий, одно было известно: он продолжал совершать свои злодеяния и похищал из хижин и сторожек одного за другим упрямых бенгальцев.
Однажды ночью в поисках за свежим человеческим мясом Полосатый Лорд проходил мимо одной, хорошо известной ему деревушки. За чертой деревенской ограды стояла только одна покинутая хижина, но на этот раз его тонкое обоняние уловило приятный запах, исходящий из нее, — он не мог ошибиться: пахло человеком — в хижине, несомненно, кто-то был. До этого момента тигр шел своей красивой, гордой поступью, открыто и спокойно шел он по лесу, как кошка по саду, но тут он сейчас же съежился, припал к земле и стал невидим.
Чем ближе он подкрадывался к хижине, тем яснее он различал запах человека, и не белого, а желтого человека. Но не было ли тут спрятано и железо? Осторожность — прежде всего. Бесшумно подползал он все ближе и ближе к двери хижины и наконец подполз к самой ее стене и обнюхал ее порог. Теперь он был уверен, что в хижине был только человек — ни стали, ни железа здесь не было. Дело было верное, в его вкусе. Он осторожно просунул голову в дверь, чтобы увидеть свою жертву. Да, в хижине сидел человек, жирный, толстый желтый человек, наполовину спрятанный за что-то, похожее на белые шторы. Ну, они ему не могли помешать. И прицелившись, тигр прыгнул…
Все хищники бросаются бесшумно на свои жертвы, но если прыжок им не удается, они громко выражают свое негодование. В данном случае тигру было отчего рассердиться. Шторы оказались более плотными, чем он ожидал: то была частая перегородка из гибких и крепких бамбуковых прутьев, наглухо вделанных в крышу и пол хижины; они образовали вокруг него клетку, из которой он не мог вырваться. И еще в этой сетке была одна особенность: чем больше он бросался на ее прутья, тем больше обрывался и прилипал, а белая обшивка стен клетки прилипала к его лапам, бедрам, морде, и он остановился, чтобы смахнуть с себя эту надоедливую белую штуку. Но снимая один кусок с глаз, он оставлял на них другой — с лапы. Он стал тереться головой об пол и этим еще ухудшил свое положение, — целая груда шуршащей липкой бумаги пристала к его голове и совершенно ослепила его на один глаз. Воя от ярости и страха перед неведомым, тигр стал царапать себе голову обеими передними лапами, но существенным следствием этого было лишь то, что он заклеил себе и второй глаз. Единственным желанием у него теперь стало — спастись, бежать — и будь что будет с этим злостным желтым человеком, тигру было теперь не до него. Он стал бросаться на стены, но, не видя ничего, не мог сначала найти дверей, захлопнувшихся за ним, как только он прыгнул в хижину. При каждом прыжке он ударялся головой о твердые стены и, оглушенный, падал на пол, собирая на себя все больше и больше липкой бумаги. А сверху кто-то сыпал на него все новые и новые тучи белых клейких листков. Враг его был хитер и хорошо устроил западню, но он слишком понадеялся на крепость ветхой двери хижины. Когда ослепленный зверь случайно бросился на нее, она не выдержала силы удара и распалась в щепки, а тигр кубарем, в вихре белых листков, вылетел наружу.
Шагах в двадцати от хижины, на дереве сидели Кастон и Джафир-Хан. Они слышали возню внутри хижины, а затем увидели и странную живую бомбу, вырвавшуюся из двери на лунный свет. Несколько секунд этот белый ком оставался неподвижным, но потом вскочил и бросился бежать прямо к тому дереву, на котором они сидели. Несчастный ослепленный зверь со всего размаху ударился о ствол дерева прямо головой. Сотрясение было слишком сильно даже и для крепкой головы тигра, и, оглушенный, он повалился на землю.
— Стреляйте, саиб! — воскликнул Джафир. — Все равно этот толстяк упустил своего врага, и поделом ему!
— Это правда. Но я не могу стрелять в тигра, когда он в бумажном пакете и совершенно беззащитен. Да потом я и промахнуться могу от смеха, ты посмотри только… — ответил Кэстон.
На крыше хижины появилась какая-то толстая белая фигура и свистнула. Сейчас же из-за деревенской ограды выскочили черные фигуры и стали осторожно приближаться к лежащему на земле тигру. Зверь начинал уже приходить в себя и пробовал подняться, Но черные фигуры поспешили накинуть на него сетку и, когда, он встал на ноги, затянули ее крепкими веревками.
Рыча и воя от боли и ярости, тигр стал жестоко отбиваться от веревок, но как только какая-нибудь из его лап проскакивала наружу, люди набрасывали на неё петлю, и скоро бедное животное оказалось совершенно беспомощным.
Кэстону и смешно было, что Бишен-Дасс поймал живьем тигра клеем и бумагой, и досадно.
— Хотя вы и хитро все обдумали, Дасс, но как же вам не стыдно: из-за вашей прихоти погибло несколько человек. Если бы не вы — я давно бы его убил. Ведь по вашему приказу молчали несчастные туземцы.
— Но подумайте, как должно быть стыдно этому тигру, что его не саиб поймал, а я, и ничем другим, как бумагой и клеем. Какой для него позор! Из-за него надо мной смеялись, но теперь я отомстил. Долго только пришлось ждать, пока не прислали мне тот ящик с клеем, о который вы так больно ушиблись в тот вечер. Помните, саиб?
— Что же вы думаете с ним дальше делать? — спросил Кэстон.
— Извещу дирекцию Зоологического сада в Калькутте. Пусть пришлют клетку для него, а для меня — немного рупий. А пока мы его спустим через крышу в хижину, и он посидит там до их приезда.
Так оно и было. Однажды, когда Кэстон проезжал Калькутту, он зашел в Зоологический сад посмотреть на плененного Полосатого Лорда, как его назвал Бишен-Дасс. Великолепный зверь сидел в клетке, а сторож стоял около него и рассказывал публике хорошо известную Кэстону историю о том, каким странным образом попался этот тигр людям в руки.
ТИГР ГОЛУБОЙ СОПКИ
Целое море бесконечных девственных лесов манчжурской тайги уходило к отдаленной Голубой Сопке. Одетые в зимний убор гиганты-деревья казались угрюмыми. Глыбы снега, отвиснув на толстых сучьях столетних таежных великанов, сурово затеняли легшую под ними белую пелену. На огромном пространстве причудливо спутался бурелом. Здесь и там вывороченные с корнями хвойные деревья, опрокинувшись друг на друга, образовали целые горы и холмы. Толстый слой снега прикрыл их, предательски скрыв колодцы и продушины, куда ежеминутно можно было провалиться. Под ними же извивались бесконечные лабиринты многочисленных зверовых троп. Сюда забираются и соболь и куница, здесь рыщут волки, лисицы, вкрадчиво-воровски продвигается хищная рысь, и тут же где-нибудь неподалеку, под отдельным шатром из корневищ давно сваленных бурей деревьев залегает огромный таежный бурый медведь. Здесь вечное движение и вечная борьба за существование. На изгибах лабиринтов, под крышей сотен тысяч деревьев один зверь подслеживает другого, и скрытно разыгрываются кровавые драмы.
Снежные холмы, упавшие на бурелом, молчат. Они не выдадут кровавых драм, свершившихся в глубоких лабиринтах, и только ставшие над буреломом могучие кедры, ели, сосны и пихты изредка вдруг обронят белый клок своей снежной одежды и снова неподвижно затаятся.
По временам в мрачном кедровнике простучат вечный непоседа-дятел — и опять недвижная, душу гнетущая тишь. Но в ней и своеобразная поэзия жизни не тронутых еще рукою человека девственных лесов. Стоит только вслушаться и отдаться во власть таежных чар, как тотчас же перед взорами встанут необычные картины. Несколько шагов вперед — и среди хаоса бурелома вдруг обвиснут словно щупальцы чудовищного моллюска корневища вскинутого кверху дерева. Убранные снегом, они похожи на огромные белые грибы или на чудовищные зонтики. Тут же рядом — толстые стволы, то расщепленные сверху донизу, то отрезанные, как ножом, и стоящие словно огромные сбитые колонны. Под дыханьем бури эти мощные деревья наполовину устояли и как памятники вытянулись над своими павшими товарищами.
Весь этот дремучий лес расстилался у подножия гор. Издали виднелись высокие, покрытые снегом сопки. Возвышаясь одна над другой, они вдали увенчивались Голубой Сопкой, уходящей к небу смутно обрисованным белым шатром. Верхние гребни ее тянулись на темно-синем небе как белое кружево, пришитое к китайской дрели[1]. Сопка эта считается у китайцев священной. По их поверью, на главной сопке живет царь тигров со своей тигрицей. Никто из звероловов не должен заходить выше первых двух сопок, так как там уже начинаются владения грозных «ляо-ху» (тигров). Горе охотнику, проникшему дальше! Он будет растерзан в клочья. Никакая пуля, не может сразить священного «ляо-ху».
Так думают китайцы, многие манчжурцы и некоторые бродячие племена, промышляющие зверя в тайге. Они и до сих пор еще воздают тигру разные почести, видя в его дерзких нападениях на обозы и людей проявление исключительной власти и силы. Голубая Сопка называется у китайцев еще Тигровой горой. И действительно, в неприступных каменистых россыпях главной сопки рассеяно множество тигровых следов. Звери пробили там целые тропы и вольно расхаживают, высматривая сверху свою добычу, за которой и спускаются в ближайшие долины. Свершив же свой набег, они снова уходят в неприступные каменные россыпи, где скрываются в трущобах. Безопасно подойти к ним на расстоянии выстрела — нет возможности. Группами живущие звери тотчас же заметят дерзкого смельчака и устроят на него облаву.
Сверху, с высокой сопки зорко осматривал долину огромный манчжурский тигр. Его желтые глаза с вертикальными зрачками горели хищным блеском. Это был гигант, каких можно встретить только в девственных дебрях манчжурской тайги. Передние лапы его поражали своей мощностью, их ступни были не меньше десертной тарелки; густой и пушистый мех песочного цвета облекал гигантское тело зверя; поперек туловища шли черные полосы, а на шее густая шерсть торчала наподобие гривы. Перед такой чудовищной кошкой, весящей нередко до двадцати пудов, собрат его — бенгальский тигр кажется подростком. Тот весит не больше четырнадцати пудов.
Что же видели желтые хищные глаза его в глубокой долине? Там рос дубняк — любимое место диких кабанов. Между густыми зарослями этого дубняка, на небольшой поляне виднелись какие-то черные точки. Они передвигались с места на место, приближались к зарослям и вдруг исчезали в них.
Острый взор хищника следил за каждым их движением, могучая шея вдруг вытягивалась, а упругий хвост словно маятник отбивал удары, отмечая на снегу две длинные полосы.
Черные точки, в которые всматривался грозный тигр, были дикие кабаны — самая лакомая пища хищника.
Манчжурским звероловам хорошо известно, что грозный царь тайги всегда идет следом за стадом кабанов. Это как бы провиантский обоз его, из которого он время от времени берет известную долю. Если стадо большое — голов в шестьдесят-восемьдесят, то за ним иной раз следуют несколько тигров.
Выследив свою добычу, мощный зверь сдвинулся с места, и от этого движения все его эластичное тело вытянулось и стало еще длиннее. Припадая к снегу и извиваясь между гранитными валунами горной россыпи, он начал спускаться вниз, в глубокую долину.
На поляне паслось больше полусотни диких вепрей. Разгребая снег, они рылись в земле своими подвижными рылами, и поминутно слышались со всех сторон их самодовольное чавканье и похрюкиванье. Кабаны отыскивали жолуди. Здесь этого лакомства было вдосталь. Многие уже наелись и растянулись на взрытой ими земле. Поросята держались подле маток и, поминутно взвизгивая, гонялись друг за другом, вступая в драку. Ссора возникала из-за каждого найденного жолудя. Неподалеку от стада стояли настороже два огромных секача. Их крупные белые бивни грозно торчали по бокам длинных морд. Эти старые кабаны охраняли стадо. Время от времени они вдруг вскидывали кверху свои рыла и втягивали в себя воздух. Однако после нескольких минут чуткой бдительности животные успокаивались и, подойдя к стволу толстого дуба, начинали чесать о его шершавую кору свои обросшие черной щетиной бока. Повидимому, это им доставляло большое удовольствие. Из горла их вырывалось ворчливо-одобрительное похрюкиванье. Вдосталь почесав бока, оба снова направлялись к своим сторожевым местам, при чем свиньи, прибылые кабаны и поросята почтительно уступали им дорогу. Они знали их огромную силу и полагались на них как на своих защитников.
Еще долго предавались бы кабаны отдыху, если бы вдруг из зарослей не вскинулся тигр. В несколько огромных прыжков он настиг одного из прибылых кабанов и одним ударом лапы в голову свалил его наземь. Вепрь упал, как подкошенный, обливаясь кровью, а все большое стадо с такой силой рванулось в густые заросли, что далеко по лесу раздались шум и треск. Казалось, будто кто-то сразу сламывал десятки тонких деревьев.
Сидевшее на деревьях воронье тотчас же подняло громкий крик и возбужденно закружилось над лесом в чаянии близкой поживы. Тигр же принялся рвать добычу. Страшные зубы его мгновенно растерзали спину животного, и хищник с жадностью пожирал сочившиеся свежей кровью куски мяса.
Через какие-нибудь четверть часа от шестипудового кабана оставались только одна голова и ноги.
Облизав свои окровавленные лапы и грудь, тигр встал, осмотрелся по сторонам и медленной поступью пошел в гору, к старому суровому кедровнику.
Воронье же только того и ждало. Жадной, густо сбившейся кучей ринулось оно на остатки тигровой трапезы и неистово принялось ее долбить и клевать.
Выспавшись неподалеку от места удачной охоты, тигр поднялся и подошел к толстому кедру. Здесь он поднялся во весь рост и уперся передними лапами в ствол дерева. Страшные когти впились в кору его, а гибкое туловище круто выгнулось… Это был обычный прием потяжки, при чем глаза у хищника самодовольно прищурились, а огромная пасть раскрылась и зевнула, показав грозные ряды зубов.
Сон хищника длился долго. За это время он снова почувствовал позыв к еде и, направился к месту вчерашнего ужина. Но увы! Жадное воронье успело прикончить остатки, а красные волки растащили и кости. Тигру оставалось только повернуть обратно и искать новой добычи.
Иногда за ночь он успевал пройти шестьдесят и больше километров, смотря по тому, где ему удавалось настигнуть добычу.
Уже несколько высоких лесистых холмов остались позади тигра, и начинался подъем на горный увал. Здесь хищник остановился. Издалека до слуха его донеслись глухие стуки. Желтые глаза его вдруг широко раскрылись, а уши насторожились.
Некоторое время он стоял неподвижно словно изваяние, сливаясь окраской своей шерсти с цветом окружавших его гранитных валунов.
В дремучей тайге стояла полная тишина. Изредка только падали с ветвей кедров снежные комья, да где-то невдалеке, в гуще хвои попискивал поползень.
Наконец хищник сдвинулся с места и пошел в противоположную сторону от глухих ударов, заставивших его насторожиться.
В тайге на одной из концессий происходила рубка леса. Тигр знал, что там были люди, громко стучавшие топорами по стволам деревьев. Когда же мощный ствол какого-нибудь столетнего великана валился, китайские рубщики вдруг поднимали крик. Эти громкие голоса людей действовали на таежного властелина неприятно. Он сознавал, что в его владения вторглись и хозяйничают двуногие существа. Они уже не раз преследовали его и стреляли из своих громоносных палок. До этого же он слышал гром только в небе.
Долго бродил полосатый хищник по огромной, как море, тайге. Напуганные им кабаны ушли очень далеко — километров за пятьдесят. Они стали более бдительны, и подойти к ним было уже нелегко. Поэтому тигр счел за лучшее искать новое стадо, а по пути охотиться за всякой, случайно встреченной добычей.
Вскоре ему удалось набрести на свежий след изюбра. Эта добыча была слишком лакомой, чтобы он мот отказаться от нее.
Хищник насторожился и быстро пошел по свежей изюбровой тропе. Иногда на следу он тыкал свой нос в рыхлый снег, и втягивал запах копыт недавно прошедших изюбров.
От следов красного зверя, лося, оленя, изюбра, дикой козы и кабарги исходит особенно сильный запах. Он раздражает чуткое обоняние хищников, и они тотчас же пускаются в погоню за животными.
Несколько километров тигр промерил широким ходом, а затем, когда след изюбра стал пахнуть еще сильнее, сократил шаг, вытянулся и пошел «скрадом».
Суровый кедровник строго молчал, следя за обычной таежной драмой.
Впереди, в просвете показались дикие нагромождения гранитных скал. Прямо перед полосатым хищником открывалась глубокая долина, а на противоположной скалистой сопке, как изваяние, застыл крупный изюбр. Это был представитель семейства оленей, но только с более плотным складом тела и крепкими ногами.
Красавец манчжурской тайги стоял боком к тигру. Огромные раскидистые рога его с семью крупными отростками четко рисовались на ясном фоне неба. Потом он сдвинулся с места и вошел в небольшую лесную заросль. Слышно было, как стучали его ветвистые рога о стволы деревьев. Прошло несколько минут, и он снова показался на голой скале, грациозно изгибая шею и слегка качая головой, украшенной тяжелыми ветвистыми рогами. Вдруг он что-то почуял и стал как вкопанный, повернув голову в сторону тигра. Ноздри красавца раздулись и стали чутко втягивать воздух. Слабый ветер тянул со стороны тигра. Этого было достаточно, чтобы почуять опасность. Полосатый хищник в злобной досаде замер за углом скалистого выступа. Его огромная круглая голова, белая грудь и толстые лапы резко выделялись на сером фоне гранита.
Наставив вперед уши, тигр заглянул вниз, как бы измеряя взором ущелье. Оно оказалось очень глубоким.
В ту же минуту изюбр вдруг сделал прыжок и исчез за краем скалистого кряжа.
Хищник гибко приподнялся и несколько раз яростно щелкнул зубами. Чтобы догнать изюбра, ему пришлось бы сделать большой обход, а между тем голод давал себя знать, надо было как-нибудь утолить его. С этой целью тигр вернулся в кедровник и стал здесь разгребать лапами снег.
Для чего он это делал?
Он искал кедровые шишки с орехами. После долгой возни у подножья кедровых стволов ему наконец удалось найти несколько шишек, и он тут же, вытянувшись во всю длину своего огромного тела, стал вышелушивать и грызть маленькие треугольные орешки.
Поделиться книгой: