История крови. От первобытных ритуалов к научным открытиям

Но вернемся к книге Амбруаза. Он указывает на пять показаний к флеботомии. Первое — «избавиться от изобилия „жизненного сока“», второе — «вылечить доминирующий темперамент или вернуться к своему», третье — «вылечить менструацию у женщин», четвертое — «для обновления позволить обжигающей крови выйти», пятое — «уберечь тело от болезней». Этот последний профилактический подход направлен против таких заболеваний, как обычный насморк (абсцесс в горле), плеврит, падучая болезнь[44] или инсульт, от возможной подагры и других вероятных заболеваний и воспалений ран в будущем, которым могут подвергаться люди.

Чуть дальше мы читаем, что «при заболеваниях, связанных с проблемой дыхания, чувством онемения и одышкой, кровопускание просто необходимо». Нынешние пожилые врачи еще помнят, как в XX веке эта процедура была рекомендована при отеке легких.

Техника кровопускания

Процедура кровопускания выполнялась с V века в монастырях монахами, особенно при ордене святого Бенедикта, которые заботились о больных, осваивали монашескую медицину, а также преподавали галенские принципы в своих так называемых соборных школах. Некоторые монахи были обучены ремеслу флеботомиста, потому что Церковь была убеждена в гигиенической необходимости их деятельности, прежде всего контроля общего состояния здоровья.

Предполагаемый эффект очищения при кровопускании привел к тому, что во многих монастырях аббат назначал кровопускание всем своим послушникам раз в год, чтобы очистить их ум и тело для Господа Бога «и между делом помочь» обузданию желаний, сексуальному воздержанию и более строгому послушанию.

И факт того, что присутствовала прямая связь с религиозными мотивами (истекать кровью, как Христос, на благо человечества), привел ко многим эксцессам, в том числе в женских монастырях, где бледная кожа могла быть связана с полной отдачей Господу… ну или, возможно, еще и настоятелю.

Успех профилактического кровопускания заставил некоторых настоятелей издавать ограничительные правила. Они должны были сначала убедиться, что имелось достаточно монахов для выполнения религиозных обязанностей и поручений. В результате кровопускание высоко ценилось не только из-за духовной коннотации, но и потому, что тот, кто прошел процедуру, получал более качественную и жирную пищу (правда, не мясо, но яйца и сыр), также ему позволялось дольше спать.

Начиная с XIII столетия папа (из-за более строгой кошерной интерпретации Ветхого Завета) запретил любую медицинскую деятельность, связанную с кровопусканием, среди духовенства и монахов. Четвертый Латеранский собор (1215) четко объявил об этом запрете, что вскоре привело к дилетантству. Там же провели строгое иерархическое разделение между вышестоящими doctores medicinae[45], которые получили университетское образование, и нижестоящими хирургами и цирюльниками, занимавшимися флеботомией, чисткой, клизмой и ставившими банки.

Стало популярным изображение кровопускателя, а также создавались визуальные инструкции по флеботомии.

Первые госпитали с непрофессиональным персоналом появились в Салерно (Южная Италия), а затем распространились по всему университетскому миру в таких местах, как Монпелье, Болонья и Париж. Доктора, которые в основном занимались внутренней медициной, испытывали отвращение к мануальной практике и считали работу у постели больного второстепенной. Хирурги, наоборот, смотрели свысока на эти университетские заморочки и получали настоящие знания на различных полях сражений и во время крестовых походов. Многие эпидемии формировали для них своеобразную тренировочную площадку.

С XIV века под влиянием Карла V были организованы экзамены для цирюльников, во время которых они должны были доказать, что обладают необходимыми навыками для изготовления ланцетов и скальпелей из чистого железа, знают анатомическое строение вен и артерий, безупречно проводят процедуру кровопускания и… обладают глубокими знаниями в астрологии.

Благодаря недавно появившемуся книгопечатанию цирюльники получили очень подробные технические инструкции в небольших пергаментных книгах, которые они, свернув, носили на поясе или запястье. Нередко на них был изображен так называемый кровопускатель, а также визуальные инструкции, где и для чего проводится флеботомия: иногда на противоположной стороне тела от той, где возникли проблемы, иногда в опасных местах, таких как большая вена на шее, а иногда в довольно интимных, например на половом члене. Было точно описано не менее 30–32 различных мест, где можно было проводить процедуру кровопускания.

Обычно цирюльники также носили при себе изображение «Зодиака» — человека с органами и их функциями, которые были связаны с астрологическими знаками и положениями. В медицинских кругах бытовало мнение, что каждый орган связан с определенным знаком зодиака и/или планетой. Например, кровопускание нельзя выполнять, когда луна находится в созвездии, связанном с больным органом.

В трудах известного фламандского хирурга Йохана Ипермана (ок. 1260–1331) и в рукописи 1353 года на средневековом голландском языке были описаны следующие взаимосвязи одиннадцати из двенадцати созвездий (Дева отсутствует).

• Овен: голова и лицо.

• Телец: шея и плечи.

• Рак: грудь и желудок.

• Близнецы: руки, плечи и ладони.

• Лев: сердце и легкие.

• Весы: пупок и кишечник.

• Скорпион: пенис и поясница.

• Стрелец: анус и пах.

• Козерог: колени.

• Водолей: ноги.

• Рыбы: ступни ног.

Позже к этому добавятся удобные календари, куда будут внесены церковные праздники (запрет на хирургическое вмешательство) и предписания, а также рекомендации для здорового режима на каждый месяц для тех, кто практикует флеботомию: купания, чистки и сбор трав.

Успехом считалось доведение пациента до обморока.

Вокруг интерпретации кровопускания возникла целая наука. Если собранная кровь была алой и на поверхности появлялось небольшое количество воды, пациент считался здоровым. Если кровь была немного темнее и появилось некоторое количество воды, вероятно, был избыток черной желчи. Появление легкой желтизны указывало на заболевание печени, липкая загустевшая кровь сообщала об избытке мокроты или лимфы. Опытные хирурги могли сделать гораздо больше выводов из кровопускания: определить беременность, наличие инфекции, подагры, проказы и так далее. Подобная лженаука возникла вокруг так называемых мочевых дисков — круглых карточек с примерами запаха, цвета, прозрачности и… вкуса мочи — и позволила ставить диагнозы с помощью уроскопии[46].

В то время как в Средние века кровопролитие оставляли нижестоящим медицинским работникам, таким как цирюльники, деревенские хирурги и акушерки, наш друг Амбруаз Паре достигает более высокого уровня в своей главе Hoe datmen wel ende bequamelick Aderlaten sall. Kapittel 67. Например, он указывает, что слабого пациента нужно оставить в постели, а того, у которого достаточно сил, — усадить на стул, «teghens de locht aken»[47]. После растирания вен на руке накладывалась лигатура, а затем следовала рекомендация: «leggende den duym een weynichsken leegher als de plaetse daer in dat hy de ader openen wilt, opdat de ader vaste ligghen mach, sonder herwaerts oft derwaerts te wijcke en haer verheffen mach door het bloedt datter toe gheloopen is…»[48]

После нанесения капли сливочного или растительного масла вена надрезалась крепкой рукой так, чтобы не задеть артерию.

После пуска необходимого количества крови накладывался другой жгут (не слишком слабый и не слишком жесткий) для остановки кровотечения.

Это относится к barber’s pole[49], такие вывески еще можно встретить в парикмахерских по всему миру: две белые полоски — одна для перевязывания, вторая для фиксации — в переплетении с красной (кровью)[50].

Инструменты цирюльников и хирургов становились все более утонченными: ланцеты стали сверхострыми бритвами с ручками из слоновой кости, а тонко изготовленные лезвия превращались в произведения искусства. Позже они также использовали острые пружины. Чаши для флеботомии, в которые собиралась кровь, также были искусно изготовлены из металла или фарфора (включая синий делфтский)[51].

Весь этот сложный ритуал (вкупе с мифической ролью крови) способствовал фантастическому эффекту плацебо. И если между делом пациент терял сознание, это однозначно был успех…

Постановка медицинских банок

Поскольку у некоторых пациентов надрез вен при помощи ланцета или бритвы не всегда был возможен (как, например, сегодня в больницах не могут найти вену для проведения инфузии), медицинские пионеры старательно искали способы это исправить, дабы позволить крови течь и восстанавливать баланс жидкостей.

Древние греки, а затем и Гален, и Парацельс уже знали об использовании вакуумных банок, которые впоследствии Амбруаз Паре назвал laetkoppen или ventosen[52]. Эти buyckige vaetgens[53] обычно делались из стекла, но могли быть изготовлены и из бронзы, меди, рога, золота или серебра. У них было своего рода горлышко, которое присасывалось к коже. Для достижения такого результата требовалось немного нагреть банку над восковой свечой или высосать воздух ртом, после чего она прилипала к пораженной части тела благодаря эффекту вакуума. Кожа частично всасывалась в банку, вызывая отеки и покраснения, часто сопровождаемые небольшой потерей жидкости (волдыри). Чтобы усилить эффект, на кожу сначала наносились рубцы или царапины при помощи специального инструмента (скарификатора), который имел несколько острых, как бритва, лезвий и пружинистый механизм. После этого ventouse[54], естественно, высасывала кровь, и можно было добиться того же эффекта, что и при небольшом кровопускании.

Банки ставили непосредственно на больное место — например, над пупком — при кишечных проблемах, на спине — при пневмонии, под грудью — в течение обильных циклов, над областью почек — при инфекциях мочевого пузыря или фурункулах. Они также доказали свою полезность при лечении вредных укусов насекомых или животных.

Даже сегодня банки пропагандируют для излечения всех видов болезней. Некоторые группы населения, особенно мусульмане, считают, что эта древняя терапия может излечить все виды болезней, потому что даже пророк Мухаммад призывал к такому методу исцеления в исламских священных писаниях. Современные альтернативные методы лечения предлагают банки, смея утверждать, что те помогают против рака. В 2015 году в нидерландском парламенте даже обсуждали вопрос о заразительном распространении этой техники.

Suckers for success, кровопийцы

Более элегантный способ избавиться от крови — использование пиявок. Конечно, кровопускание не всегда возможно, например при воспалении десен, геморрое или воспалении половых губ. Склизкие создания могли применяться относительно безопасно (если их удавалось отлепить, пока они не заползали в другие отверстия пациента). Укусы пиявок были гораздо менее болезненными, чем нож для флеботомии или скарификатор.

В Средневековье пиявками занимались исключительно цирюльники и хирурги.

Трудно определить, когда люди научились пользоваться пиявками. Эти черви (получившие в 1758 году от Карла Линнея свое имя hirudo medicinalis) обитают в болотах и стоячей воде, питаются кровью и причиняют небольшую боль и дискомфорт только тогда, когда присасываются.

Первые достоверные источники, подтверждающие использование пиявок, мы находим на фресках в гробницах фараонов восемнадцатой династии (ок. 1400 до н. э.). Например, говорят, что Клеопатра использовала пиявок для поддержания красоты и жизненной силы. Пиявки также появляются в древних китайских и персидских писаниях с I века н. э. В то время римляне уже знали об их существовании и применении. Плиний подробно описал их положительное влияние при заболевании суставов, подагре или «лихорадке любого происхождения». Он с любовью назвал их sanguisuga, от sanguis (кровь) и suga (присоска), и с их помощью добивался впечатляющих результатов у меланхоличных пациентов (понятий депрессии и выгорания еще не существовало в его время). Потеря крови при помощи животных прекрасно вписывается в великую теорию о четырех жидкостях, где они (пиявки) исцеляют от нарушенного дисбаланса.

Также в Талмуде и ранних еврейских писаниях встречаются упоминания об использовании пиявок. А позже, около 1000 года, Авиценна с энтузиазмом опишет преимущества пиявок над флеботомией и банками, потому что «пиявки могут высасывать кровь из более глубоких мест». Для него пиявки были идеальной терапией при деликатных заболеваниях кожи.

Со Средневековья пиявки стали эксклюзивной услугой цирюльников и хирургов. К классическим полоскам на барберском столбе добавилась еще чаша сверху, символизирующая контейнер для пиявок. Эти первоначально стеклянные, а позже фарфоровые или оловянные контейнеры имели отверстия в верхней части, чтобы черви могли дышать, и в них легко помещалось около двадцати пиявок, которых брали с собой при посещении на дому. Кстати, пиявки в то время получили свое окончательное английское название, а именно leeches, слово из древнеанглийского (leace), что означало «доктор».

Лечение пиявками стало знаком высокого статуса в XIX веке. Их приобретение и содержание обходились недешево. Богатые дамы даже носили кружево или украшения с изображением пиявок из серебра или золота.

В конце XIX века в медицинской практике появились понятия физиологии, микробиологии и патологии, и интерес к гирудотерапии сошел на нет.

Величайшим чемпионом в использовании пиявок был влиятельный французский врач Франсуа-Жозеф-Виктор Бруссе (1772–1838). Он присутствовал при нескольких битвах в качестве полевого хирурга в армии Наполеона. Говорят, что он прописывал интенсивный курс пиявок каждому вновь поступившему пациенту в своей больнице Валь-де-Грас в Париже, даже еще не видя его.

Примерно в то же время сеансы пиявок активно прописывались в России Мудровым[55] и Дядьковским[56]. За сеанс они выпускали не менее 80–100 кровопийц на бедных пациентов с «эпилепсией, энцефалитом или истерией, а также с чахоткой (туберкулезом) и болезнями, передающимися половым путем».

Неудивительно, что пиявки в Европе XIX века вскоре стали исчезающим видом. Русские использовали в среднем 30 миллионов пиявок в год, французы импортировали 40 миллионов (помимо того, что 60 миллионов выращивали для себя). Цены взлетели до небес, и правительства предлагали вознаграждение тем, кто сможет увеличить местное производство.

Повсюду были построены пруды для выращивания «золотых слизняков». Бедные люди, особенно в Ирландии, заработали немалые деньги, бродя по болотам и лужам и собирая пиявок за вознаграждение. Уильям Вордсворт увидел в 1807 году пожилого старика, пробирающегося через болото, и описал это в своем стихотворении:

RESOLUTION AND INDEPENDENCE

He told, that to these waters he had come To gather leeches, being old and poor Employment hazardous and wearisome[57].

У американцев был свой вид пиявок (hirudo decora), менее энергичный и потребляющий меньше крови. В результате его также начали импортировать. Позже американские пиявки практически полностью заполонили немецкий рынок, что привело к запрету на импорт со стороны немецких властей.

Описание лечения родовой лихорадки американским врачом Робертом Коллинзом в его книге A Practical Treatise on Midwifery (1838)[58] иллюстрирует повышенный спрос: «Where the state of the patient was such to encourage a general bleeding, we used the lancet. I am satisfied however, that in the hospital the immediate application of three or four dozen leeches, followed by a warm bath… will be found in the great majority the most judicious means of removing blood… The leeches and bath must be repeated at the expiration of 4, 5, 6 hours or longer… We have in numerous instances applied leeches in this way to the extent of 10, 12, 14, and in some 16 dozen leeches…»[59]

В некоторых больницах стоимость закупки пиявок составляла почти треть от общего бюджета. Хайп на гирудотерапии внезапно прекратился в конце XIX века, когда в медицинскую практику вошли более современные понятия физиологии, микробиологии и патологии и многие убедились, что пиявки ухудшают самочувствие большинства пациентов, а не наоборот.

Некоторые исследователи тем временем упорно, но безуспешно пытались понять механизм работы и целебные свойства пиявок. Классический hirudo medicinalis мог поглотить от 2 до 20 миллилитров крови в течение тридцати минут. Затем он сам освобождался и очень медленно переваривал полученную кровь. Остатки крови сохранялись в кишечнике пиявок и спустя восемнадцать месяцев…

Из-за высокой стоимости были распространены попытки заставить наевшихся кровососов выплюнуть кровь, используя небольшое количество соли или кислоты.

Обычно рана после укуса пиявки продолжала некоторое время кровоточить, иногда человек дополнительно терял 50 миллилитров крови. Такое странное торможение нормального гемостаза уже тогда было замечено старшими врачами и хирургами, но только в конце 1800-х годов оно было связано со слюной hirudo medicinalis, которая попадала в рану при укусе. К концу XIX века росло убеждение, что при укусе в кровь попадает не один, а несколько химических компонентов, что снижает свертываемость крови, держит ткани открытыми и уменьшает воспаление. Некоторые врачи заходили так далеко, что «облепляли пациента с сердечным приступом с ног до головы», надеясь растворить сгустки в коронарных артериях.

Только к концу 1950-х годов немецкий врач и фармаколог Фриц Марквардт назовет этот активный антикоагулянтный принцип hirudine[60]. Чуть позже фармацевтическая промышленность будет предлагать гирудин в качестве сильного антикоагулянта от свертываемости крови. Позднее некоторые антибиотики и антиагреганты[61] также были выделены из слюны пиявок. Частично поэтому пиявки снова займут определенную нишу в современной медицине. Управление по контролю за продуктами и лекарствами США разрешило использование пиявок в медицинских целях в 2004 году. Животных также используют в реконструктивной и эстетической хирургии для лечения труднозаживающих операционных ран, например при реплантации пальцев рук, ног, кончиков носа или мочек ушей. Часто очень трудно восстановить микроциркуляцию крови в этих частях тела. Пиявки воздействуют локально, улучшают местное кровоснабжение и ускоряют заживление.

Для поколения Me, myself and I[62] использование кровососов как средства от выгорания, депрессии, нехватки энергии и других болезней современной цивилизации — лишь небольшой шаг. Необходимо принять во внимание, что сотни других активных компонентов, по сей день не изученных, также попадают внутрь со слюной червя.

Сегодня все еще действуют компании, которые выращивают и продают пиявок. Они зарабатывают миллионы евро на секторе красоты (например, курсы омоложения в оздоровительных центрах) и альтернативной медицины. Одна из них — компания Biopharm, основанная Роем Сойером. Неслучайно их лозунг: «The biting edge of science»[63]… Экстракт слюны пиявки («Пиявит») до сих пор продается в России как средство от тромбоза, диабета и даже от рака и его метастазов.

Побочные эффекты от гирудотерапии, как правило, не такие уж и серьезные, здесь подходит проверенная временем пословица: «Попытка не пытка». Но локальные аллергические реакции, шрамы и длительное кровотечение встречаются часто. Намного менее забавны бактерии, которые пиявки передают в своем «целебном» коктейле, особенно Aeromonas, которая мультирезистентна и способна вызывать продолжительные инфекции у ослабленного пациента. Тот факт, что высосанная кровь может оставаться в пиявке в течение полутора лет, свидетельствует о возможности передачи инфекционных заболеваний от одного пациента к другому, по крайней мере, если пиявок используют более одного раза. На протяжении веков люди применяли различные виды пиявок, один из которых был токсичнее другого.

Некоторые известные жертвы

«Further treatment was made difficult by the death of the king»[64]: король Карл II

Как король вы всегда можете рассчитывать на лучшую медицинскую помощь, а также на талант и навыки гильдии врачей и хирургов. Но так ли это? Однажды февральским утром у английского короля Карла II (1660–1685) появились все симптомы легкого церебрального тромбоза, сопровождающегося конвульсиями. Поспешно вызванный придворный врач решает провести классическое экстренное вмешательство: назначает кровопускание из левой руки. Десять других спешно вызванных коллег не замечают никаких улучшений. Они решают, что одной процедуры может быть недостаточно, и назначают еще одну, более обильную. Одновременно они наносят порезы на его спину и ставят банки, чтобы собрать побольше крови. После этого король начинает немного шевелиться (скорее всего, от боли), они видят в этом определенный успех и решают провести еще одну процедуру кровопускания. В соответствии с обычаями того времени они также искусственно вызывают у него рвоту и ставят клизмы.

В общей сложности король потерял два литра крови, что вкупе с вызванной рвотой и оказалось смертельным.

Череда флеботомии, рвоты и диареи неизбежно приводит к обезвоживанию короля, но он все же приходит в сознание, что (с учетом «хорошего» результата) провоцирует новую серию манипуляций и чисток. Врачи также помещают на кожу препарат из шпанской мушки (Cantharis-extract) — средство для выведения вредных жидкостей из организма. Позже эта муха получит совершенно другую репутацию…

Неудивительно, что у короля днем позже начнутся судороги. В панике лекари назначают ему все известные на тот момент травяные смеси, в том числе знаменитый иезуитский порошок (который, как мы сейчас знаем, содержит хинин), но несчастный король, умудрившись еще и извиниться перед придворными за свою долгую агонию, умирает в тот же день. В общей сложности из него выкачали два литра крови, что в комбинации с обезвоживанием, вызванным рвотой и промыванием, не оставило ему шансов. Главный врач короля Чарльз Скарбург позже напишет печально известное предложение в своих мемуарах: «Further treatment was made difficult by the death of the king».

«Madame se meurt, madame est morte»[65]: Генриетта Стюарт

А на другом берегу пролива Ла-Манш почти одновременно разыгрываются две кровавые драмы. 30 июня 1670 года Версаль был ошеломлен новостью о том, что Генриетта Стюарт (р. 1644) внезапно скончалась в возрасте 26 лет. При дворе она была известна как madame, супруга monsieur Филиппа, герцога Орлеанского, брата короля. Ее брак не был счастливым: не секрет, что ее муж Филипп предпочитал мужское, а не женское общество и имел весьма открытую гомосексуальную связь с шевалье де Лорреном. Последний охотно пользовался своим статусом фаворита брата короля. Он наслаждался богатствами Версаля, терроризировал двор и преуспевал в политических интригах. Связь с шевалье в то же время не мешала Филиппу поддерживать интимную связь с супругой. Бедная Генриетта была восемь раз беременна, четыре из этих беременностей привели к выкидышу, две — к рождению здоровых дочерей, одна — к мертворожденной дочери и одна — к здоровому сыну. Во Франции XVII века был высокий уровень младенческой смертности, поэтому нет никаких оснований считать, что выкидыш был вызван какой-то основной болезнью.

Людовик XIV заметил, что Генриетта — умная женщина с дипломатическими задатками. Он использовал ее в качестве тайного посла: она должна была убедить своего брата, короля Англии Карла II, заключить договор с французским королем-солнце, а не с испанцами, южными Нидерландами или Швецией. Monsieur (Филипп), его любовник и сплетница тетушка последнего чувствуют себя обделенными и начинают строить козни против Minette[66] (популярное прозвище Генриетты). Когда Людовик XIV узнает о злодеянии, он в ярости вытаскивает де Лоррена из постели брата и помещает под стражу, а после отправляет в лионскую тюрьму. Вне себя от ярости, Филипп покидает суд. Он отказывается встречаться с братом и уезжает в замок Виллер-Котре. Позже Людовик решает отослать любовника брата еще дальше — в Марсель, а затем и вовсе изгнать в Италию. Филипп остается совсем один…

28 июня, очень жарким летним днем, madame чувствует недомогание во время прогулки в парке. Она жалуется на сильные спазмы в желудке и бледнеет. После освежающей ванны и стакана воды с цикорием боль утихает, и она спокойно спит ночь. Однако на следующий день боли в боку стали невыносимыми. Madame бледнеет, корчится от боли, не может сидеть, поворачиваться или лежать. Наспех вызванный врач, месье Эспри, диагностирует простую колику и назначает кровопускание. Madame соглашается при условии, что кровь будут брать из ступни, но под влиянием двух подоспевших коллег Эспри настаивает, что нужно проводить полное кровопускание из руки. Так и поступают, а поскольку madame, кажется, начинает чувствовать себя лучше, процедуру повторяют… К вечеру, когда пациент снова испытывает слабость, ученые-медики назначают очистительную клизму, что, однако, не приносит результатов, и клиническое состояние Генриетты заметно ухудшается.

Симптомы напоминают некротический панкреатит — это быстрое воспаление поджелудочной железы, закупоривающее проток поджелудочной железы и приводящее к гибели ткани от собственных ферментов.

Monsieur, который, к удивлению окружающих, оставался у постели своей жены, решает пригласить évèque (епископа) Боссюэ для совершения предсмертного обряда… Это не мешает врачам предпринять еще одну попытку пустить Генриетте кровь на правой ноге, но из-за того, что ее конечности были очень холодными, а пульс почти не прощупывался, операция заканчивается неудачей. К трем часам ночи боль становится невыносимой, и madame прижимает к сердцу распятие, подаренное матерью перед смертью. Позже Боссюэ произнесет свою знаменитую фразу: «Ô nuit désastreuse, ô nuit effroyable, où retentit tout à coup comme un éclair de tonnerre cette étonnante nouvelle: madame se meurt, madame est morte»[67].

Внезапная смерть (в течение 24 часов) любимой Minette порождает теории заговора. Посол Англии — лорд Монтегю — первым исключает идею отравления. В коридорах нашептывают имена шевалье де Лоррена и его благородных друзей… Вечерний стакан воды с цикорием посчитают крайне подозрительным, но дама, которая его приготовила, при всех выпьет остатки. Будет также осмотрен фужер, из которого пила madame: собаке позволят его лизнуть, но это ни к чему не приведет.

Людовик XIV заказывает вскрытие. Никому не разрешается прикасаться к телу madame, оно остается нетронутым в ее постели до 2 июля, что, учитывая температуру, не самым лучшим образом сказывается на состоянии внутренних органов и… запахе. Вскрытие проводится в присутствии не менее пятнадцати свидетелей, один опытнее другого. Диагноз короткий и простой: не отравление, мадам умерла от холеры. Но поскольку у madame не было никаких признаков лихорадки или диареи в дни перед кончиной, мы можем поставить этот посмертный диагноз под сомнение. В отчете о вскрытии даже не упоминается роль, которую могли играть повторные кровопускания. Их эффективность вопросов не вызывала.

Тщательный анализ отчетов о вскрытии вскоре позволяет сделать вывод, что Генриетта могла страдать обширным туберкулезом легких, от которого, возможно, также умерла ее свекровь Анна Австрийская.

Клиническая картина (например, скрючиваться от боли) очень напоминает некротический панкреатит (это быстрое фатальное воспаление поджелудочной железы, иногда провоцируемое камнями желчного пузыря, которые закупоривают проток поджелудочной железы и приводят к гибели ткани поджелудочной железы от собственных ферментов). Также поползли слухи о возможной внематочной беременности. Позже ее предки, которых рассматривали как потенциальных сторонников при налаживании политических отношений с Англией, тоже попадут в историю. Им будет предъявлено обвинение в возможном наследственном заболевании крови, порфирии[68], которое могло спровоцировать колики. Во всяком случае, о шевалье де Лоррене никто больше не вспомнит…

«La saignée fatale»[69]: Мария Терезия

Десять лет спустя Версаль снова потрясла внезапная смерть. Придворные врачи не изменили своим привычкам, но с их непоколебимой верой во флеботомию, клизму и рвотные средства они приносили больше вреда, чем пользы. 30 июля 1683 года было объявлено, что королева Мария Терезия Австрийская (р. 1638) умерла в Версале после четырех дней болезни. Ей было 45 лет.

Мария Терезия — дочь Филиппа IV, короля Испании. Она заключила дипломатический брак с Людовиком XIV в 1660 году. К сожалению, из шести рожденных ею детей в течение последующих десяти лет выживет только один — Великий Дофин, дед будущего короля Людовика XV. Все другие дети умрут от инфекций в молодом возрасте.

Слухи о возможной генетической семейной болезни (восприимчивость к инфекциям), которая была передана королевой своим детям, искусно опровергались придворными врачами.

Королева терпеливо перенесла все медицинские манипуляции, но применение рвотного средства оказалось фатальным, и она скончалась в объятиях фрейлины.

Мария Терезия была относительно здоровой женщиной. Она не доставляла своим врачам почти никаких забот, за исключением сложных родов с послеродовым кровотечением и родильной горячкой. Ничто не предрекало печального конца для королевы.

После королевского визита в Бургундию и Эльзас 27 июля 1683 года она вернулась в Версаль с ознобом. Ее охватила лихорадка и légère malaise — легкое недомогание. Вызвали Гая-Кресена Фагона — главного врача королевы. Он замечает припухлость в левой подмышке, которая, кажется, увеличивается с каждым часом. Позже он обращается к Д’Акуину, главному врачу короля, и вместе они приходят к замечательному выводу, что это rhumatisme tombé sur l’épaule — ревматизм в плече.

Д’Акуин был по статусу выше Фагона, и близко они не общались. Еще одна интересная деталь заключается в том, что Д’Акуин был личным доктором madame де Монтеспан, а Фагон — madame де Ментенон. Обе они были фаворитками Людовика XIV и на дух не переносили друг друга. Поэтому неудивительно, что два придворных врача не приходят к компромиссу по лечению королевы, чье состояние стремительно ухудшается. Д’Акуин настаивает на обширном кровопускании из правой ноги, в то время как Фагон боится, что кровопускание лишь ослабит королеву, а не поможет. Д’Акуин пользуется своим авторитетом и приказывает первому хирургу королевы — Пьеру Дионису — провести кровопускание. Это не редкость для того времени: врачи считали ниже своего достоинства самостоятельно проводить медицинские процедуры и заручались помощью цирюльников, чем можно объяснить неприязнь, которая позже зародилась между терапевтами и хирургами…

Пьер Дионис замечает припухлость в подмышечной впадине королевы и распознает абсцесс. Он хочет применить древний медицинский закон «ubi pus, ubi evacua»[70]. Он собирается вскрыть абсцесс, чтобы дать гною вытечь. Однако Д’Акуин вновь использует свое положение и приводит весомые аргументы в пользу кровопускания. Так и поступают… и королева медленно ослабевает. Это побуждает Фагона назначить серьезную клизму своему королевскому пациенту, что, конечно, никак не улучшает ее состояние. Врачи еще не видят, что действуют неправильно, и последней надеждой Д’Акуина остается рвотное средство. Бедная королева терпеливо переносит пытки, но через несколько минут после применения рвотного средства издает последний вздох в объятиях фрейлины.

Позже Д’Акуина обвинят в убийстве королевы, поскольку именно он настаивал на кровопускании (la saignée fatale), а Фагону вменят в вину то, что он не остановил весь этот медицинский цирк. Обоих изгонят с позором, и они канут в небытие. Людовик XIV, похоже, не слишком сильно горевал после смерти своей (первой) жены и нашел утешение в объятиях (среди прочих) madame де Ментенон. Но поскольку внезапная смерть при королевском дворе всегда может показаться подозрительной, он приказал провести вскрытие, чтобы исключить отравление.

Вскрытие показало то, что хирург Дионис и так знал: требовалось вскрыть абсцесс в подмышечной впадине и удалить гной… Однако на тот момент гной уже проник в легкие и плевру. А поскольку в то время не было антибиотиков, у королевы не оставалось шансов.

Обуздай порывы: madame де Сен-Валье

В конце XV века Марию, дочь Людовика XI, в раннем возрасте выдадут замуж за человека преклонного возраста графа Сен-Валье. Брак не сложится: Мария не только не сможет подарить потомство старому графу, но и начнет медленно угасать, становиться все более бледной и слабой, меланхоличной и подавленной. От красивой живой девушки не останется и следа. Тем не менее она заводит молодого любовника, который быстро узнает правду, когда замечает шрамы на обеих руках. Он не может не поделиться этим с королем: старый граф приказывает своим врачам через равные промежутки времени пускать Марии кровь, чтобы его молодая невеста была «менее живой, менее энергичной, менее чувственной, менее привлекательной и менее заинтересованной в сексе». Ведь тогда вероятность того, что она будет ему изменять, уменьшится… Людовик XI приходит в ярость: граф посмел пролить кровь его дочери. Он расторгает брак и приказывает отослать графа послом как можно дальше. К счастью, последний как порядочный человек скоропостижно отбывает в мир иной. Мария де Сен-Валье снова превращается в энергичную и страстную женщину, какой была всегда. Позже она выходит замуж за одного из своих любовников и заводит детей.

«The times are ominous indeed, when quack to quack cries purge and bleed»: президент Джордж Вашингтон

До сих пор остается загадкой смерть Джорджа Вашингтона, первого президента Соединенных Штатов, в 1799 году.