Багровый прилив

— Но дело не только в этом, — понял Берек. — Главная цель вовсе не в том, чтобы, усилив, ослабить нашего союзника в Святых землях.

— Верно, мой прозорливый морской пёс. Главная цель всего предприятия — это Валендия. Карлос VIII, который с помощью герцога Бардорбы сумел сохранить корону, теперь ищет реванша. Его королевство ослабло после гражданской войны, и многие в Святых землях скинули его с политической доски.

Довольно было одного взгляда в глаза его величеству, чтобы понять — его к этим многим не стоило относить.

— Заполучить первоклассный порт по ту сторону Ниинских гор будет для вашего валендийского кузэна весьма серьёзным шагом, — поддержал короля Квайр. — А главное, заявлением о возвращении Валендии на большую политическую арену.

— Вот этого вы и не должны допустить, мои капитаны. — В голосе его величества звенела сталь, и Квайр с Береком поняли — провала миссии Роджер IV им не простит. — Валендия должна остаться за Ниинскими горами. Ещё один игрок в Святых землях не нужен.

И Квайр, и Берек быстро сообразили, в чём дело. Интерес его величества к Валендии объяснялся довольно просто. Водачче может стать шипом в боку у Виисты, откуда можно атаковать страну хаосопоклонников с юго-запада. Салентина вряд ли была способна на это — не имея регулярной армии, полагаясь лишь на наёмников, конфедерация городов-государств не могла устроить серьёзной войны с еретиками. Даже Поход за Веру против них, объявленный Отцом Церкви, провалился. Никто не пожелал месить грязь и лить кровь в опустошённой гражданской и религиозной войной стране, где поживиться особо нечем. Для наёмников Вииста интереса не представляла. А вот опасность от хаосопоклонников исходила более чем реальная. Смотрители могли призывать из Хаоса Изначального смертоносных тварей, легко решающих исход на поле боя.

Но там, где бессильна оказалась Салентина, Валендия имела куда большие шансы на успех. После гражданской войны, которую остановил герцог Бардорба, в Валендии имелось множество людей, отлично владеющих оружием и умеющих воевать. Им не находилось никакого дела дома, потому что, кроме войны, они не знали — да и не желали знать, говоря по чести, — ничего. К тому же, в отличие от салентинских наёмников, валендийцы нация весьма набожная, и само существование Виисты было для них оскорблением Веры и Господа. Без всякого золотого стимула тысячи полунищих, зато отменно владеющих пикой, шпагой и мушкетом гидальго готовы были отправиться за горы драться с еретиками. Да только сами горы были почти неприступны — немногочисленные перевалы через них стерегли виистанские крепости, где, кроме сильных гарнизонов, постоянно находились несколько самых могущественных среди смотрителей, прозванных легионами.[4] Водачче решил бы эту проблему, став морской базой для Валендийского флота, где можно беспрепятственно высадить армию для вторжения в Виисту.

— Водачче должен либо достаться Виисте, либо остаться салентинским, — подвёл итог Роджер IV.

— Ваше величество, видимо, из-за того, что сейчас царит кромешная ночь, вы не заметили ещё один весьма перспективный вариант развития событий, — во второй раз поклонился королю Квайр, вложив в этот поклон ещё больше подобострастия, хотя Береку казалось, что это просто невозможно.

— Изложи же свой без сомнения дерзкий план, многохитрый капитан, — благосклонно кивнул ему Роджер IV.

Квайр расплылся в довольной улыбке, будто кот, перед которым поставили целую миску отменной сметаны, какую обычно он с риском для жизни пытается воровать на кухне. Берек понял, что следующие слова Квайра ему совсем не понравятся.

Антрагэ был готов к визиту сюзерена и отлично понимал: ничего хорошего от этого ждать не стоит. Дуэль явно не входила в планы герцога Фиарийского, и теперь простой высылкой в Водачче, как после Турнельского парка, Антрагэ уже не отделается. Он задел самолюбие короля, и пускай был прав перед Господом и людьми, но от королевской мести его это уже вряд ли спасёт. И сюзерен не убережёт. Официально никаких претензий у короны к Антрагэ нет, но он же может встретить наёмного бретёра, а то и целую компанию наёмников в тёмном переулке. Такое не редкость на улицах Эпиналя, как и любого другого города Святых земель. Как бы хорошо не владел рапирой Антрагэ, всегда найдётся тот, кто владеет ею лучше. Или же его просто возьмут числом.

Герцог явился в дом барона без пышной свиты, в сопровождении лишь пары доверенных слуг и всего пятерых пажей. Он приехал верхом, а не в карете, и вряд ли был узнан. Ещё один титулованный гость — к Антрагэ после дуэли зачастили сторонники герцога с поздравлениями, которые хотели непременно высказать лично.

— Друг мой, — покачал головой Рене Лев после короткого приветствия и поклонов Антрагэ, — скажу тебе прямо, ты умеешь заводить врагов. Однако на сей раз своей дуэлью с несчастным глупцом Ла Шатеньре ты сыграл мне на руку.

Ла Шатеньре оказался и глупым, и подверженным смертному греху гордыни. Он не вынес позора проигранной на глазах у короля дуэли и глубокой ночью, сорвав повязку с раны, истёк кровью. Король хотел и его могилу увековечить памятником из мрамора, но этого не допустил кардинал Рильер, напомнив его величеству, что самоубийц хоронят за оградой кладбищ, где пышное надгробье будет смотреться не слишком уместно.

— Ты должен снова покинуть страну, мой верный вассал, и путь твой, как и в прошлый раз, лежит в Водачче.

— Ваша светлость? — удивился Антрагэ. — Снова в этот город? Чем он так примечателен для вас, что вы уже второй раз отправляете меня туда?

— В прошлый раз, Антрагэ, ты поехал туда, где до тебя не дотянулся бы и король в своей жажде мести. Теперь же у тебя будет дело в этом городе.

Антрагэ не стал спрашивать, какое именно — он терпеливо ждал, когда герцог продолжит.

— Представляю тебе капитана Артура Квайра, — кивнул герцог на одного из приближённых, кого Антрагэ видел сегодня впервые, — он родом из Страндара, но верно служит мне.

Глянув в лицо Квайру, чьи губы постоянно кривила лёгкая ухмылка, Антрагэ решил, что такой человек вряд ли верен кому бы то ни было, кроме самого себя. И он очень надеялся, что это понимал и герцог.

— Капитан сопроводит тебя в Водачче, куда ты прибудешь на борту страндарского корабля.

— Но что именно я должен сделать в Водачче, ваша светлость? — не утерпев, спросил-таки Антрагэ.

— Ты должен сделать всё, чтобы этот город сам вошёл в моё герцогство, мой дорогой вассал, — усмехнулся Рене Лев, — точно так же, как совсем недавно вошёл в Салентинскую унию.

— Я не мастер интриг, ваша светлость, — удивился Антрагэ. — Для подобной миссии вам нужен некто более ловкий.

— Ты мастер клинка, Антрагэ, по праву носящий звание маэстро. Твой отъезд в Водачче, где у тебя моей милостью есть даже собственный дом, не вызовет ни у кого лишних подозрений. Ты покинешь Эпиналь и Адранду на страндарском корабле и прибудешь в Водачче, где станешь действовать от моего имени.

Тогда Антрагэ понял, что сюзерену от него нужны вовсе не ловкие действия, которые в итоге приведут к тому, что Водачче станет частью герцогства Фиарийского. Хотя скорее они приведут к гибели самого Антрагэ и всех, кто вместе с ним окажется замешан в этой авантюре. В Водачче Антрагэ должен стать клинком и глазами сюзерена, подтверждая одним своим присутствием одобрение всех действий капитана Квайра. В случае же, если тот предаст интересы сюзерена, Антрагэ должен его прикончить.

Ничего этого герцог Фиарийский говорить своему вассалу не стал — Антрагэ был достаточно умён, чтобы понимать всё это без лишних слов.

— Когда страндарский корабль покинет гавань Эпиналя? — спросил Антрагэ, прикидывая в уме, сколько времени ему понадобится на сборы.

Герцог глянул через плечо на капитана Квайра, и тот, поняв его, ответил на вопрос:

— Через два дня, с утренним приливом.

Более чем достаточно, особенно если вспомнить, в какой спешке Антрагэ пришлось покидать Эпиналь в прошлый раз.

Сюзерен, казалось, хотел покинуть гостиную, где беседовал с бароном, однако, уже встав из кресла и направившись к двери, обернулся.

— Совсем забыл, дорогой мой Антрагэ, я ведь пришёл в первую очередь поздравить тебя с победой! Ты славно утёр нос его величеству!

А вот эти слова заставили Антрагэ надолго задуматься. Сюзерен вышел из гостиной, барон проводил его и вернулся обратно. Велел подать лёгкого вина, закусок и трубку. Он много размышлял над сутью предстоящей миссии в Водачче. Отношения между королём и герцогом Фиарийским ухудшались день ото дня. Рене Лев мечтал о прежних временах, когда его герцогство превосходило по могуществу Адранду, когда его предки лишь формально подчинялись Эпиналю и держали свой двор в Тильоне, более роскошный, нежели королевский. Когда к ним приезжали послы от императора Билефельце с недвусмысленными предложениями от его правителя, подписанными титулом «кайзер».[5] Рене Лев хотел выйти из королевской тени — снова стать самостоятельным властителем.

В самых своих смелых размышлениях Антрагэ доходил до того, что его сюзерен вполне может отправить тайного гонца к Отцу Церкви, дабы тот признал его королём. Но для этого у Фиарийского герцогства было мало земли, не хватало влияния в Святых землях, и эту проблему вполне могло решить присоединение Водачче и всех земель, лежащих вокруг него. Они граничат с землями герцога, и ввести туда войска можно будет очень быстро. Тем более что у Рене Льва имеются под рукой три верных ему и только ему одному полка Чёрных рейтар под командованием графа де Кревкёра.

Антрагэ просидел в гостиной, окутанный клубами табачного дыма, до темноты. Он даже позабыл распорядиться насчёт отъезда. Он сидел и думал — ведь сейчас его верность проходила серьёзную проверку. Сюзерен затеял самый настоящий мятеж против королевской власти, вознамерился сам стать королём или равной ему персоной, нарушив вассальную присягу, которую давал венценосной особе. Именно последние слова Рене Льва убедили в этом Антрагэ — прежде сюзерен никогда не позволял себе отзываться о его величестве в таком тоне и такими словами. Антуан VIIIпосле неудачной дуэли, где его чемпион не сумел отстоять королевскую честь, лишился последних крох уважения со стороны герцога Фиарийского.

Получалось, что своими действиями Антрагэ будет способствовать мятежу, а это уже государственная измена и гарантированное место на эшафоте, если авантюра закончится провалом. Барон прямо сейчас должен был отправиться к кардиналу и выложить ему все свои предположения. Рильер был достаточно умён, чтобы принять слова Антрагэ всерьёз, но что потом? Шпионить на кардинала? Расстраивать планы сюзерена, которому давал присягу?

Выбор перед Антрагэ стоял между верностью королю и верностью сюзерену. Именно он стал причиной долгих раздумий, к которым прежде не был склонен повеса Антрагэ.

Начало мая в Альдекке — столице королевства Валендия, было весьма приятным, солнце уже начинало припекать, дожди становились редкостью, но пока это ещё никого не тревожило, и люди, радуясь каждодневному теплу, всё больше времени проводили на улицах. В частных садах и общественных парках начинали цвести деревья, и молодые люди завлекали туда девушек полюбоваться цветением и урвать пару поцелуев, а то и чего побольше — тут уж как повезёт. С утра до вечера играли мандолины и гитары, под окнами дам звучали серенады, частенько прерываемые звоном стали. Это разъярённые назойливостью ухажёров отцы и братья дам брались за оружие, чтобы изгнать надоевшего певца. Однако и певцы нередко бывали не лыком шиты и могли дать отпор кому угодно.

Вот только молодой человек, шагавший в то утро по улицам Альдекки, не интересовался ни цветущими садами, ни прекрасными дамами, хотя последние и бросали на него заинтересованные взгляды. Очень уж необычной и, что греха таить, привлекательной внешностью тот обладал. Звали молодого человека Эшли де Соуза, и был он сыном валендийского капитана и страндарской дворянки, которую пленили чёрные глаза, очаровательная улыбка и серенады, на которые не скупился отец Эшли. От родителей молодой человек взял лучшие черты обеих наций, и потому никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Прежде он никогда не отказывал себе в нём, но всё изменилось несколько лет назад.

Теперь серенады и гитарные переборы остались для Эшли де Соузы в прошлом. Он весь отдался стали. Сталь поблёскивала в его серых глазах. Сталь скрывалась в ножнах клинками рапиры и множеством умело спрятанных под одеждой кинжалов. Ни один рисколом, а именно им был Эшли де Соуза, никогда не полагался на единственный клинок.

Как и все члены небольшого рыцарского ордена, давно уже совместившего в себе функции внешней разведки и тайной полиции внутри государства, Эшли де Соуза предпочитал простой костюм тёмных тонов, в котором его легко было принять за небогатого дворянина, живущего в столице почти исключительно за счёт своей шпаги. Такими людьми полнилась Альдекка — ведь далеко не все титулованные дворяне и гранды королевства горели желанием лично отстаивать свою честь с оружием в руках. Многие полагались как раз на таких вот дворян, берущихся на любое дело и сделавших риск своим ремеслом. Их нанимали драться за дуэлях вместо себя, платя долги чести золотом и чужой кровью. К ним же обращались, когда надо было без особого шума разделаться с врагом в тёмном переулке. Эти люди ни во что не ставили ни свою жизнь, ни тем более чужую.

Дом, куда вошёл Эшли, ничем не выделялся среди ему подобных. Он мог принадлежать кому угодно, и никакой мрачной репутацией не пользовался. Не пустовал, не ветшал, — за ним ухаживал приличный штат слуг, а раз в несколько месяцев даже вселялся самый настоящий гранд родом из далёкого Эль-Бьерсо. В остальное же время дом служил рыцарскому братству, известному как Валендийские рыцари мира. Об их существовании знали все в королевстве и многие за его пределами. Ими пугали расшалившихся детей и их видели в ночных кошмарах шпионы и предатели, считающие, что допустили ошибку. Главной задачей Валендийских рыцарей мира было поддержание стабильности внутри государства, а сразу за нею шёл шпионаж в других государствах, шантаж влиятельных персон, выведывание чужих секретов.

Недавняя гражданская война расколола и братство рыцарей мира, едва не уничтожив его полностью. В ней рисколом часто сходился с рисколомом, потому что высокопоставленные рыцари мира, отдающие им приказы, принадлежали к разным партиям и политическим фракциям, рвущим Валендию на куски. Теперь же, когда гражданская война осталась в прошлом, но отнюдь не была позабыта, рыцари мира взялись за работу с удвоенным старанием, как будто пытаясь оправдаться за то, что вообще допустили нечто подобное. Они полностью сосредоточились на внутренних делах Валендии, искореняя последние очаги смуты и аристократического мятежа, огнём выжигая поместья продолжающих бунтовать дворян и даже грандов королевства. Все их действия были заранее одобрены его величеством — трон под Карлосом IV был очень уж шаток, и он стремился как можно скорее и жёстче покончить со всеми врагами. Даже с мнимыми.

В просторной прихожей ничем не примечательного дома собрались в то утро более чем интересные личности. Для начала — никто из них не был рисколомом, и вообще вряд ли имел хоть какое-то отношение к рыцарям мира. И всех их роднило одно — они были прирождёнными убийцами, теми, кто не ставит ни в грош свою жизнь и ещё дешевле ценит чужую.

Стоявший ближе к окну с плотно задёрнутыми шторами высокий тип, скорее всего, салентинец, его выдавало не только платье, но и повадки — сколько бы он ни прожил в Валендии, а всё равно оставался здесь чужаком. Морщины на лице и седина в короткостриженой бороде были следами не возраста, но перенесённых тягот — салентинец был совсем не стар. И уж с длинной рапирой, что висела у него на боку, управлялся отменно.

За столом на мягком стуле сидел, сложив руки на груди и надвинув шляпу на глаза, человек, всеми повадками похожий на Эшли. Скорее всего, бывший солдат или даже офицер, но вряд ли высокого чина, судя по показному равнодушию ко всему вокруг. Он делал вид, что спит, даже посапывал, вот только никого из собравшихся обмануть не мог. Все видели, как он то и дело поглядывает на остальных из-под полей своей широкополой шляпы. Также ни от кого в комнате не укрылось, что пальцы его лежат очень близко от рукоятей тяжёлой шпаги и старомодной даги с закрытой гардой.

Третий же оказался сарком — уроженец Ниинских гор отличался воистину лошадиным лицом с тяжёлым подбородком, покрытым седоватой щетиной, и крупными зубами, которые он обнажил в пародии на приветливую улыбку. Одевался он как простой горожанин, и не будь у него на поясе меча, его легко было принять за очередного горца, подавшегося в столицу на поиски заработка. Вооружён сарк оказался именно мечом — длинным и ещё более старомодным, нежели дага якобы дремлющего в кресле усача-солдата. Такими лет сто назад закованные в броню деды и прадеды нынешних дворян азартно лупцевали друг друга, пока огнестрельное оружие не изменило лик войны. Вот только сарку это было то ли невдомёк, то ли просто ему было наплевать с высокой колокольни, как и большинству представителей его народа. У себя в горах, как не понаслышке знал Эшли, сарки жили древними обычаями и в Господа особо не верили, догматов Веры придерживаясь постольку-поскольку. Но в их селения и городки даже всесильная валендийская инквизиция предпочитала не соваться.

Никто не спешил здороваться или представляться. В душной из-за зашторенных окон приёмной воцарилась тишина, не нарушаемая теперь даже фальшивым сапом усатого солдата. Одинокая муха, проснувшаяся раньше срока, принялась нарезать круги в воздухе, нигде не садясь. Жужжание её крыльев звучало едва ли не оглушительно в безмолвии приёмной. Эшли краем глаза заметил назойливое насекомое, но не успел и пальцем дёрнуть, как черноволосый салентинец вдруг выбросил правую руку вперёд — с хрустом сжались его пальцы, затянутые в кожаную перчатку. Жужжание оборвалось. Обнажив в улыбке ровные, белые зубы, салентинец плотнее сжал кулак, давя несчастное насекомое.

Тут большие напольные часы пробили десять утра, и, словно призванный скрипом механизма и глуховатыми ударами гонга, в прихожую вошёл хорошо знакомый Эшли субъект. Луис де Каэро — такой же рисколом, как и сам де Соуза. Ещё недавно они были почти врагами, ведь по разные стороны баррикад стояли их командоры, но теперь эти времена остались в прошлом. Им даже клинки пришлось как-то скрестить, однако никакой настоящей вражды между двумя профессионалами своего дела не было и в помине.

— Вы пунктуальны, сеньоры, — произнёс де Каэро, — это радует.

Одновременно он глянул прямо в глаза де Соузе и слегка прикрыл веки, как будто прищуриваясь из-за упавшего на лицо луча света, пробившегося через шторы. На самом деле это был знак для де Соузы — тот не должен выделяться, сейчас он точно такой же наёмный эспадачин,[6] как и остальные трое.

Де Соуза отлично знал, что дверь, через которую вошёл Каэро, ведёт в короткий коридор, заканчивающийся ещё одной дверью. Куда более прочной и тяжёлой, ведь за ней располагалась просторная комната с большими окнами и рабочим столом, где принимал визитёров Алессандро де Сантос граф Строззи, в узких кругах известный также как Команданте, а при дворе — как Тень тени. В братстве рыцарей мира граф Строззи руководил рисколомами, взяв под свою опеку их всех после окончания гражданской войны. Теперь эти профессиональные убийцы, выполнявшие в братстве самые грязные и секретные задания, находились под одним руководством, и никогда впредь не столкнутся друг с другом как враги. По крайней мере, пока жив Команданте, которого уважали все рисколомы.

Войдя в залитую солнечным светом комнату, Эшли, как и все остальные, прикрыл глаза рукой. Разглядеть стоявшие там фигуры это ему не помогло. Он отлично знал трюк Команданте, вот только ничего поделать с ним не мог. Граф Строззи первым делом выводил своих гостей из равновесия, заставляя глядеть на чёрные силуэты на фоне беспощадно бьющего в глаза света, или, наоборот, встречать их в полутёмной комнате, где всё теряется в бесконечной пляске теней и полумрака.

Шедший первым Каэро отступил в сторону, давая остальным войти, а после плотно затворил за ними дверь.

— Сеньоры, — обратилась ко всем четверым тень у окна знакомым Эшли голосом графа Строззи, — вы не знаете меня, и до поры я останусь для вас инкогнито. — Никто не возражал — все смотрели на графа с интересом и опаской. Теперь уже и не только усатый солдат держал ладони близко от рукоятей. — Вас выбрали потому, что вы — лучшие в своём деле, а также из-за того, что ни один из вас не отягощён таким понятием как мораль. — При этих словах салентинец и сарк осклабились, солдат же продолжал слушать с внимательным равнодушием. — Для начала ответьте мне на один вопрос: что вам известно о Водачче?

— Город только из-за полной импотенции дожей оставался свободным столь долго, — опередив всех, заявил салентинец, лучше других осведомленный о состоянии дел на Феррианском полуострове.

— Кроме бессилия правителей унии, — возразил граф Строззи, — у Водачче была своя защита. Однако теперь город её лишился, о чём говорят последние события. Водачче нужен Валендии, и вы, коли согласитесь, поможете ей его получить.

— Отчего бы вам не прибегнуть только к помощи своих рисколомов, ваше сиятельство? — обратился к графу усатый солдат, чем поверг в замешательство не только Эшли с Каэро, но и самого Команданте.

— Вы знаете меня настолько хорошо, чтобы узнать мой голос? — поинтересовался тот, и Эшли заметил, как Каэро убрал левую руку за спину — рисколом был превосходным мастером метать ножи, в чём сам Эшли однажды убедился на собственном опыте.

— Я не вас узнал, ваше сиятельство, а вот этого. — Солдат мотнул головой в сторону Эшли. — Он при Мордове привёз гранд-генералу Эрнандесу, что командовал там, весть из Альдекки и ольстру[7] с заряженным пистолетом.

Эшли отлично помнил, как ещё до гражданской войны, во время кампании против виистанских еретиков, он привёз гранд-генералу Эрнандесу, с потрохами продавшемуся хаосопоклонникам, приговор Коронного суда и возможность избежать эшафота. Гранд-генерал, чья армия почти полгода топталась под стенами горной крепости без каких-либо видимых результатов, оказался человеком далеко не глупым и предпочёл пустить себе пулю в лоб.

— А у вас хорошая память на лица, сеньор, — произнёс Эшли, всерьёз подумывая, не прикончить ли этого усача, который замечает, а главное, запоминает слишком много.

— Никогда не жаловался.

Бывший солдат вежливо тронул край шляпы, и тут же левая рука его будто сама собой оказалась у закрытой гарды даги.

— Все вы одарены теми или иными талантами, что и определило выбор, — вмешался граф Строззи, сделав-таки несколько шагов вглубь комнаты, чтобы все могли разглядеть его.

Внешность у Команданте была довольно запоминающейся — бледная кожа, мешки под глазами от постоянного недосыпа. Командор рыцарей мира страдал полнокровием, из-за чего запавшие глаза его были красны от пронизывающих их мелких сосудов, казалось, готовых взорваться в любой миг. Особенно страшно становилось, когда граф Строззи впадал в ярость, что с ним нередко случалось из-за воистину взрывного темперамента. Вот только мало кто знал, что он легко может контролировать эмоции, и большая часть его «взрывов» не более чем отлично продуманная игра на публику. Одевался Команданте именно так, как и положено гранду Валендии, и под фальшивой скромностью его одежд скрывалась подлинная роскошь.

— Вы выбраны стать теми, кто возглавит наши силы в Водачче, — продолжил Команданте. — Каждому из вас будет поручена особая задача, и если вы справитесь с ними, то Водачче станет валендийским.

— Я тут кое-чего не уразумел, — заявил салентинец, — с чего бы это всем нам помогать Валендии? Понимаю ещё этот солдат, — кивок в сторону усача, — но что нам, остальным, с этого перепадёт?

— Награда будет щедрой, не сомневайтесь, — ожидаемо заверил всех Команданте, — казна не поскупится на золото для вас. И к тому же я могу гарантировать всем, кто будет участвовать в миссии в Водачче, полное королевское помилование и отпущение всех прошлых грехов.

А вот это было уже очень и очень заманчиво для всех, собравшихся в этой комнате. Уж чего-чего, а прегрешений за душой у каждого из них было более чем достаточно. Перед ними сейчас стоял выбор — рискнуть жизнью, к чему им не привыкать, и в случае удачи будто заново родиться на свет, выйдя из купели такими же чистыми ото всех прошлых грехов, как младенец, или отказаться и уйти, позабыв об этом доме и предложении, сделанном здесь. Об этом варианте граф Строззи даже упоминать не стал — здесь собрались люди, всё исключительно хорошо понимающие.

Глава вторая

У чужих берегов

Торчать в адрандском порту было почти мукой для Берека. Слишком уж он привык слышать речь, звучащую сейчас вокруг него, исключительно на палубе вражеских кораблей. В последние годы, конечно, между Адрандой и Страндаром не было никаких конфликтов, даже таких, к которым привлекали бы каперов, вроде Берека. Его «Золотой пеликан» большую часть времени проводил в рейдах у берегов Валендии и Коибры, в абордажах торговых кораблей салентинцев во Внутреннем море, в отчаянных схватках с красноволосыми пиратами, служащими халинскому халифу. Но всё же Берек не забывал, что начал свою карьеру капера именно во время торговой войны между его Родиной и Адрандой.

Матросы гуляли в порту адрандской столицы, пропивали остатки своей доли от прошлого рейда и блудили направо и налево. В последнем от них не сильно отставали офицеры «Золотого пеликана». Берек понимал, что через пару дней у половины из них обнаружатся симптомы «адрандского насморка», и если матросов за это ждала порка от беспощадного Брана Мак-Морна, то с офицерами так просто не обойтись. Возможно, придётся даже выделить кое-кому из самых поиздержавшихся немного денег из собственных запасов, куда более скудных, нежели гласила молва. Иеремия Берек был богат скорее на словах, нежели на деле, и любил пустить пыль в глаза, что стоило ему едва ли не всего заработка в рейдах.

Загонять сейчас команду на борт было неразумно — хуже того, это прямой путь к мятежу. Как ни любили матросы и офицеры своего капитана, но любовь их простиралась до известных пределов. Покуда Берек разрешал им определённые вольности, его слушались во всём остальном. «Золотой пеликан» не был военным кораблём, и порядки на его борту царили куда менее суровые.

И всё же, как ни мучило Берека пребывание в эпинальском порту, отправляться дальше ему хотелось ещё меньше. Следующий пункт назначения, а главное — тот, кого они должны там взять на борт, ему совершенно не нравился. Из-за него в голове Берека иногда мелькала шальная мысль пырнуть ножом в спину Квайра, предварительно отдав приказ бойцам абордажной команды расправиться с его молодчиками, и, наплевав на королевский приказ, уйти куда подальше. Вышвырнуть каперский патент в море и стать свободным, как когда-то очень давно. Когда на совсем другом корабле он грабил кого хотел, не отдавая предпочтения ни одному флагу, а после отсиживался в самых разных портах. Когда ему грозила петля за пиратство почти во всех государствах Святых земель, имеющих выход к морю. Когда у него были все шансы прожить жизнь яркую, свободную, но очень короткую. Такую, что заканчивается обычно либо на залитой кровью палубе, либо в петле. Но он неизменно отбрасывал эти мысли, слишком глупые и наивные. Берек был опытным капитаном и на службе у страндарского короля сделался врагом для всех остальных владык Святых земель.

Утром второго дня пребывания «Золотого пеликана» в Эпинальском порту Берек сам стоял первую вахту на шканцах. Могучий Бран Мак-Морн недавно вернулся с берега, как обычно, кулаки его были рассажены до крови, но на теле ни единого синяка или пореза. Он был умелым бойцом и несказанно везучим человеком, а сам верил в предсказание старой ведьмы, которая напророчила ему смерть от стали, но не прежде чем произойдут некие три события, о которых эрландер предпочитал помалкивать. По всему выходило, что события эти не наступили, потому что изо всех драк и самых жестоких абордажей Бран Мак-Морн выходил без единой серьёзной раны.

Берек стоял, опершись на ограждение шканцев, и глядел на сонный порт, который пробудится нескоро. Никакой жизни на узких и кривых улицах его, ведущих к питейным заведениям, не было. Да и по широкому Тележному проспекту ещё не катили запряжённые ломовыми лошадьми возы с самыми разными товарами, прибывающими в город и покидающими его. Привыкший к постоянной суете, царящей на борту корабля, Берек особенно ценил такие редкие моменты тишины и покоя. Именно поэтому он частенько стоял первую вахту сам, наслаждаясь покоем, который был таким редким гостем в его жизни.

Появление на улице кареты удивило Берека. Он никак не ожидал, что какой-то аристократ (а судя по гербу с баронской короной, в порт пожаловал человек титулованный) решит покинуть постель раньше полудня. Привыкший с детства к тяжёлому труду и подъёмам до зари Берек всегда считал дворян и особенно аристократов существами ленивыми, вроде свиней. Точно так же они проводят свои дни в праздности, с той лишь разницей, что под нож идут лишь некоторые из них, а не все поголовно, как это случается с теми же свиньями. Карета уверенно катила по портовой грязи, на запятках её стояли двое рослых грумов, ещё один сидел рядом с кучером. Все слуги были людьми тёртыми, в чьей компании не страшно отправиться в самые нереспектабельные кварталы. Чем сильнее карета приближалась к его кораблю, тем сильнее росло беспокойство Берека. По всей видимости, к нему таки пожаловал пассажир, которого они ждали в Эпинале. Когда же из кареты прямо в грязь выскочил отлично знакомый Береку человек в чёрном, у капитана не осталось ни малейших сомнений.

Квайр распахнул перед вторым пассажиром дверцу, придержал её, пока тот выходил. В этот момент фальшивый капитан больше всего напоминал вышколенного лакея — ещё одна из его многочисленных личин. Берек иногда думал, а помнит ли Квайр себя настоящего. Задай Берек ему этот вопрос, тот вряд ли смог бы ответить. Из кареты вышел, не побоявшись запачкать сапоги, невысокого роста человек, одетый по последней моде и с рапирой на боку. Все его манеры говорили о том, что он титулованный дворянин. Он шагал по портовой грязи, будто по паркету королевского дворца, не обращая внимания на то, что на сапоги его налипали комья. Спину дворянин держал очень прямо, и Берек решил, что это скорее последствие ранения, нежели просто аристократическая привычка. Квайр поспешил за дворянином, а грумы принялись снимать с кареты сундуки и сумки — багаж их хозяина.

— Подайте сходни! — выкрикнул Квайр. — Скорее же! Нам не пристало ждать!

Вахтенные матросы сначала покосились на стоявшего на шканцах капитана и лишь после его кивка взялись за сходни. Вскоре Квайр вместе с аристократом поднялись на борт и тут же отправились на шканцы — к Береку. Капитан вежливо приветствовал обоих, надеясь, что в голосе его не была слышна холодность. Он был отнюдь не рад такому гостю на борту — среди его матросов адрандскому барону никак не место. Однако тот был ключевым звеном замысла, изложенного Квайром Роджеру IV, и Берек ничего с этим поделать не мог.

— Капитан, позвольте представить вам Шарля де Бальзака, барона д’Антрагэ, — раскланялся непонятно перед кем Квайр. — Он будет представлять в нашей компании герцога Фиарийского.

Квайр обернулся к адрандцу и представил тому Берека, назвав его не иначе как «нашим любезным капитаном». Берек ожидал наглого высокомерия, присущего всем аристократам, а уж адрандским — в первую очередь, однако барон д’Антрагэ удивил его. Он стянул с правой ладони перчатку тонкой кожи и протянул руку Береку.

— Рад знакомству с вами, капитан.

Берек даже слегка опешил от такого обращения, но умом он обладал острым и быстрым, а потому легко сориентировался и пожал протянутую руку. Рукопожатие у барона оказалось крепким. Ладонь его, как почувствовал Берек, явно была привычна к рукояти шпаги. Похожие мозоли украшали и его собственную пятерню.

— Матросы проводят ваших слуг в лучшую каюту, — сказал Берек, — однако «Золотой пеликан» не пассажирский корабль, так что особой роскоши вам ожидать не стоит.

— Мне не впервой путешествовать морем, капитан, — заверил его Антрагэ, — так что я примерно знаю, что меня ждёт.

— Тем лучше.

Берек ненадолго покинул шканцы, чтобы раздать команды. С одной стороны, он был рад, что «Золотой пеликан» покидает эпинальскую гавань. С другой же — следующий пункт назначения его совсем не радовал.

Вилль был небольшим, но очень старым городом. Он почти не пострадал в гражданской войне, огнём и мечом прошедшейся по городам и весям Виисты, после Винтертурской дефенестрации, когда разъярённая толпа, ведомая графом Турном, выкинула из окон столичной ратуши нескольких чиновников. Война между безбожниками, верившими в Хаос изначальный и сторонниками Веры в Господа, продлилась около тридцати лет, почти полностью разорив Виисту. Однако победа осталась за хаосопоклонниками, правящими теперь погрязшей в нищете и убожестве страной.

Правда, Вилль отнюдь не выглядел убогим или нищим. Он был старым и весьма неприветливым.

— Здесь меня трижды приговаривали к смерти за распутство, — похвастался Квайр.

Он, Берек и Антрагэ стояли на шканцах «Золотого пеликана» и смотрели на приближающийся виистанский порт. Высокие крыши тянулись к небу, затянутому тучами. Было достаточно холодно, и казалось, вот-вот пойдёт дождь.

— И кто тогда отправится за ещё одним попутчиком? — спросил Берек, которому совсем не хотелось покидать борт «Золотого пеликана» и отправляться в этот неуютный город.

— Конечно же я, — рассмеялся Квайр. — Я ведь на службе его величества Роджера Четвёртого, и местные власти не посмеют тронуть меня и пальцем. Да и вы считаете, меня здесь знают в лицо? Я не настолько глуп, господа!