Помоги проекту - поделись книгой:
Следует описать еще одно: важность тюркских наемников повышал тот факт, что они использовались в операциях не только в провинциях, таких как Персия. Сама Месопотамия стала сценой опасных восстаний, что сделало этих преторианцев совершенно необходимыми. Хотя определенный компромисс был достигнут между двумя ведущими национальностями после установления режима Аббасидов и многие враждебные чувства были устранены, среди рабочих классов, в основном неарабского и неперсидского происхождения, частично сформированных коренным арамейским населением, возникли острые и разнообразные социальные противоречия. Они частично объяснялись исчезновением экономики домохозяйств и формированием вместо нее корпораций или гильдий ремесленников с коллективной ответственностью. Самой срочной проблемой была раса индийского происхождения, родственная цыганам, – джаты. Эти люди жили в северной части Месопотамии еще с доисламских (вероятно, сасанидских) времен. В последние годы халифата аль-Мамуна они начали опасное восстание, которое перерезало коммуникации между Багдадом и побережьем. Его удалось подавить только с большим трудом в 834/835 году. Джаты были вынуждены уехать.
Спустя несколько десятилетий, в 869 году, взбунтовались негры, работавшие на добыче соли в районе Басры. Их называли занджи (слово, родственное Занзибару). Их лидером был мнимый или настоящий Алид, который, однако, выступал за хариджитские, а не шиитские принципы и обещал своим сторонникам высокий социальный статус. Восстание распространилось широко и стало опасным. Город Басра несколько раз подвергался разграблениям и массовым убийствам, движение по всей Южной Месопотамии сократилось, территория вплоть до окраин Багдада стала небезопасной. Режим оказался под угрозой. Благодаря, однако, энергии регента Багдадского халифата аль-Муваффака, брата маловажного халифа, правившего в то время и одного из самых блестящих представителей дома Аббаса, занджи были остановлены у ворот Багдада и отброшены, а в августе 883 года – уничтожены в своем последнем, практически недоступном убежище среди болот низовьев Евфрата. Одна из причин большой длительности военных действий заключалась в том, что аль-Муваффак был вынужден одновременно вести оборонительную кампанию против Саффаридов, о которых говорилось ранее. Медник Якуб отказался – по религиозным мотивам – рассмотреть предложение занджей о союзе. Возможно, если бы он принял другое решение и вступил в союз с мятежными рабами, халифат Аббасидов мог в этот период пасть.
В духовном плане тоже империя испытывала немалые потрясения. Безусловная простота доктрин ортодоксального ислама не удовлетворяла образованные классы, в которые входило много недавно обращенных персов. Они хорошо знали учения своих предков и часто присоединялись к манихейцам. Даже когда продолжительные и активные гонения при халифах аль-Махди и аль-Мутаваккиле в 780–850 гг. заставили эту религию «уйти в подполье», манихейство продолжало существовать как тайная вера образованных людей. На этом фоне возникло новое религиозное движение, частично основанное на греческих идеях, но на самом деле исламское. Оно стремилось гармонизировать ислам высокими идеями о концепции Бога, преобладавшими среди образованных людей. Начав с предыдущих дискуссий об отношении божественного всемогущества и свободной воли человеческих индивидов, мутазилиты – так называли последователей этого движения – перешли к анализу учений пророка и составлению на их основе доктринальной системы. Хотя мнения мутазилитов следует изучать в рамках религиозной истории ислама, упомянуть об их подъеме в данном контексте необходимо, поскольку халифы вмешивались в противоречия между ними и ортодоксальным исламом.
Аль-Мамун заявил о своей благосклонности к взглядам мутазилитов и с энергичной поддержкой теологических групп, разделявших его точку зрения, преследовал их ортодоксальных оппонентов[17] с тем же рвением, с которым последние ранее преследовали первых. В течение нескольких десятилетий учения мутазилитов были официальной доктриной государства до 847 года, когда они были отвергнуты другим халифом, аль-Мутаваккилем, и заменены традиционными. Они постепенно утрачивали свою значимость и сегодня полностью исключены из официальной теологии ислама. Более или менее долго они продержались только в Центральной Азии – до XIII и даже XIV века. Они оказали существенное влияние на шиитские идеи. Египет, однако, где основная масса населения фактически никогда не была эллинизирована, не был затронут разногласиями. Вмешательство халифов в этот вопрос – еще одна причина упадка халифата, помимо внешних, внутренних и военных факторов. Их отношение поставило их в то же положение в рамках суннитской партии, которое раньше занимали в отношении шиитов и неисламских религий. (Хариджизм к этому времени утратил значение на Востоке.) Их больше не поддерживало все суннитское сообщество; они могли рассчитывать на поддержку только преобладавшей в то время школы мышления. Иными словами, религиозный авторитет халифов тоже пришел в упадок.
В этих обстоятельствах неудивительно, что сепаратистские тенденции и стремление к автономии быстро прогрессировали и в других частях империи Аббасидов, кроме восточных. На западе и юге духовные силы, никоим образом не суннитского характера, пришли в движение, расчищая путь для разрыва с Багдадским халифатом. Самыми важными среди них были шииты, которые, несмотря на подавление, сумели в предыдущем веке еще шире распространить свои доктрины среди населения. Их успех заставил халифа аль-Мамуна назвать своим преемником Алида – имама Али-ар-Рида, который, однако, через несколько лет умер – предположительно был отравлен. Халиф открыто выразил надежду, что такое решение привлечет на его сторону широкие слои шиитов.
Шиитское сообщество страдало от слабости на протяжении всей своей истории – и сегодня ситуация не изменилась. Оно имело тенденцию раскалываться на разные секты, занятые более или менее ожесточенной взаимной враждой. Это в какой-то мере является следствием шиитской теории, основанной на признании потомков пророка от брака его дочери Фатимы с халифом Али. Алиды уже тогда были чрезвычайно многочисленными. Неизбежно стали возникать споры, какой именно принц является законным преемником. Шииты никак не могли прийти к единому мнению по этому вопросу, столь важному для каждого из них. Все три основные группы, таким образом появившиеся, свято верили в существование некоего особого претендента, который живет в укрытии и прямо или через посредника подает знаки правоверным. Он ждет благоприятного момента – возможно, конца света, чтобы вернуться как эсхатологический спаситель и исполнитель воли Всевышнего на земле, чтобы собрать свою паству и обратить человечество, и мусульман и немусульман, в шиитскую веру. Что касается места имама, то есть потомка пророка, законно уполномоченного править, три главные шиитские секты разделились на пятеричников, семеричников и двунадесятников.
В политике раннего периода ислама двунадесятники играли небольшую роль, хотя число их приверженцев было весьма существенным. Возможно, причина заключается в том, что их претенденты, после того как покинули Медину, жили в безвестности в Багдаде или по соседству как «пенсионеры» халифа. Единственное исключение – эфемерный наследник престола, появившийся во время правления аль-Мамуна, – о нем мы говорили чуть раньше. Двенадцатый имам – о его существовании нет никаких свидетельств, кроме общего мнения шиитов, – скрылся, еще будучи ребенком, в некоем подвале в Самарре в 873 году и живет в сокрытии, как «Господин времени» (Сахиб аз-Заман). Он придет в конце времен, чтобы спасти мир, и поэтому его почитают и ему поклоняются все, кто в него верит. Это вероучение приобрело политическое значение только в недавние времена, прежде всего в Иране; в течение последних четырех с половиной веков эта страна и Ирак были оплотами двунадесятников.
В IX и X веках политическую важность имели пятеричники и семеричники. Из трех сект пятеричники были ближе всех к суннитам по убеждениям и самыми умеренными в политике. Главные требования к имаму, по их мнению, это доктринальные знания и политическая одаренность. Их называли зайдитами, по имени Алида Зайда, который восстал в Месопотамии в конце правления Омейядов и которого они считали пятым имамом (739). Их политические успехи были весьма скромными. К Южной Аравии, где аристократия, наследница древних цивилизаций минейцев и савеев, сохранила старую социальную структуру при исламе, зайдиты получили доступ, как посредники между враждующими партиями и между мусульманами и христианами, все еще остававшимися в районе Наджрана. На земле Йемена, которую древние называли Аравия Феликс (Аравия Плодородная), в 897 году было основано небольшое зайдитское государство. Оно стало основой зайдитского сообщества, которое сохранилось, несмотря на бесконечную борьбу с местными правителями, против Египта и халифов, и наконец завоевало независимость под властью имамов из семьи пророка. Принц Яхья, правивший с 1904 по 1948 год и получивший титул имама, выстоял против турок в 1905 году и далее, а в 1920 году добился признания официальной независимости страны. Еще одно государство было основано зайдитами в Табаристане, на южном берегу Каспийского моря, в 864 году; оно рухнуло после недолгой и беспокойной жизни в 928 году. Оно оставило заметный след в истории, поскольку завоевало регион для шиизма, так же как и для ислама вообще, в любой форме. Каспийский район стал центром шиитской идеологии в Иране, хотя в конечном счете на этой территории победила другая форма этой идеологии.
Что касается доктрины, шииты-семеричники были противоположностью зайдитам, а в плане политики они представляли собой самый радикальный и самый опасный тип шиизма. Их называли исмаилитами, по имени Алида Исмаила, которого они признавали седьмым имамом. (Двунадесятники считали его брата седьмым имамом и продолжателем законной линии.) Эта группа шиитов вскоре попала под влияние дуалистических и спекулятивных теорий и идеи, носивших отпечаток разных восточных вер, и в результате она приняла форму тайной секты. Ее члены посвящались в тайные знания в семь, впоследствии в девять стадий и (за исключением настоящих организаторов) оставались в неведении относительно структуры движения и даже личностей высших руководителей. Многие из них так и не были идентифицированы. Другой отличительной чертой исмаилитов было правило такия – то есть благоразумного сокрытия своей веры, особенно в опасные времена. Этот принцип в той или иной степени характерен для всех шиитов.
Движение исмаилитов, в свою очередь, раскололось на несколько отдельных ветвей. В основном причинами раскола были ссоры относительно претендентов. Так появилась очень странная секта, проникнутая даже больше, чем другие, гностическими теориями, философскими знаниями эллинистического происхождения, а также христианскими и мандейско-баптистскими идеями. Членов этой секты называли карматами, по имени их лидера, которого звали Хам-дан Кармат. (Имя Кармат – Qarmat – может быть арамейским словом, обозначающим «учитель тайных знаний».) Они создали собственное государство в удаленном регионе Аль-Бахрейн, на востоке Аравии, откуда они несколько десятилетий мешали проходу паломников в Мекку. В 930 году они вынесли черный камень Каабы из города, который длительное время сотрясали восстания – под флагами Алидов и других лидеров. Четверть века прошло, прежде чем камень удалось вернуть. Также они проникли в южную часть Месопотамии, пребывавшую в беспорядке после недавних восстаний джатов и занджей. Хотя они не выступали за какие-либо радикальные социальные реформы и в большой степени зависели от рабского труда, в период с 890 до 906 года они добавили халифату (который к этому времени снова вернулся в Багдад) серьезных трудностей. Одним из результатов их деятельности стало то, что в ходе следующего века (951–968) претенденты из Алидов смогли относительно легко стать хозяевами Центральной Аравии, в том числе священных городов. Они носили титул шерифов, и в целом их правление продолжалось больше двух веков.
Был еще один регион, в котором несуннитские независимые движения добились успеха. Это Северная Африка. Единственная страна, чьи сепаратистские тенденции были избавлены от сектантских противоречий, – Египет. Нильская долина, которую в VIII и X веках сотрясали коптские восстания, а также эпидемии чумы, осталась верной халифам и со временем восстановила свою экономику. Упадок производства папируса компенсировался возделыванием двух новых культур, привезенных арабами, риса и сахара. (Хлопок выращивали только в Персии, где он был исконной культурой.) Из-за отсутствия полезных ископаемых подавляющее большинство населения занималось сельским хозяйством. Снабжение продовольствием и налогообложение строго регулировались, о чем нам точно известно из множества сохранившихся записей. Правительственная монополия на пшеницу с огромными зернохранилищами обеспечивала питание жителей даже в голодные времена. В торговле использовались документы, аналогичные чекам и оборотным векселям. Администрацию возглавляли правители, которые после 750 года часто были аббасидскими принцами, а после 856 года – тюркскими военачальниками. Последние, однако, нередко предпочитали оставаться при дворе в Самарре или Багдаде, чтобы сохранить влияние, а в Египет направлять своих представителей. Один такой представитель, Ахмед, сын тюркского раба Тулуна, сумел так укрепиться на своем месте, что с 868 года и далее никогда не покидал свой пост, хотя его и призывали халиф и визирь. Он даже добился отзыва приставленного к нему чиновника-финансиста. Все еще признавая формальное главенство халифата – имя халифа упоминалось в пятничных молитвах, он управлял страной фактически независимо до самой своей смерти в 883 году. Мудрой налоговой политикой и армейскими реформами он принес стране процветание. Его сын Хумаравейх, несмотря на неудачи, сохранил плацдармы (необходимые Египту с древности), которые его отец занял в Палестине и Сирии, но после его внезапной смерти в Дамаске в Египте начались серьезные беспорядки из-за престолонаследия, и войска халифа в 905 году вернули контроль над Египтом.
Последующая судьба Египта определилась в Северной Африке. Противодействие берберов претензиям арабов на социальное и религиозное господство рано открыло дорогу к распространению хариджизма с его уравнительными тенденциями и привело к появлению нескольких недолговечных хариджитских государств, в том числе государства абадитов (ибадитов), которое продержалось 130 лет в Алжирских Атласских горах (761–908). Долина Мзаб в Северной Сахаре и территория Умана (Омана) в Аравии вместе с зависимым государством Занзибар остались пристанищем хариджизма до настоящего времени.
Более важную политическую роль играла династия Аглабидов. Из старой провинциальной столицы Кайруан и построенного рядом нового города Раккада они в начале IX века распространили свою власть на обширную территорию и только номинально признавали халифов в Багдаде. Их владения раскинулись далеко на запад, и они периодически имели стычки с испанскими Омейядами. Для будущего цивилизации самым важным деянием Аглабидов было завоевание Сицилии. Оно началось с захвата ими Палермо в 831 году. За следующие десятилетия они заняли треть острова и начали угрожать побережью Италии. Дважды – в 846 и 849 годах – они угрожали даже Риму. В Таранто и Бари они держались продолжительное время (между 841 и 915 годами).
В 875 году мусульмане взяли Сиракузы и, урегулировав свои внутренние разногласия, оставались хозяевами острова до 1060 года, когда его оккупировали норманны. Последние сто лет их правления были периодом мира и культурного развития – о нем писал историк Микеле Амари. Этот период на Сицилии открыл канал – более важным можно считать только канал через Испанию – для притока восточных и арабо-эллинистических интеллектуальных богатств в Западную Европу. Достаточно вспомнить географические труды и карту мира аль-Идриси, которую он посвятил королю Рожеру II. Старые административные механизмы также были переняты норманнами, и многие следы арабского века оставались очевидными даже во время правления Гогенштауфена – императора Фридриха II (1215–1250).
Шиитское движение в конечном счете подорвало и уничтожило власть Аглабидов в Северной Африке. Здесь тоже хариджизм был лишен своей роли главной оппозиционной партии ислама шиизмом, хотя впоследствии и шиизм не выдержал испытание временем. Движение возглавила династия, якобы происходившая от пророка и носившая имя его дочери, – Фатимиды. Сын ее основателя Убайдаллах, который, в свете некоторых исследований, был доверенным лицом имама, а не отпрыском священной семьи, прибыл в Северную Африку из Сирии в обстоятельствах, скрытых от нас тенденциозными легендами. С помощью берберского племени, которое он привлек на свою сторону, он сумел свергнуть Аглабидов и в 909 году обосноваться в их столице Раккаде. Вскоре после этого он основал новую столицу – Аль-Махдия – на побережье. Преодолев множество превратностей судьбы, он сумел укрепить свою власть и ликвидировать Идрисидов из Феса, другую шиитскую династию, правившую регионом Марокко с 800 года и ослабленную разделением владений между членами семьи. Власть испанских Омейядов осталась нетронутой.
Подъем Фатимидов создал новую ситуацию. Убежденные шииты-семеричники, они не признавали власти халифата Аббасидов, даже теоретически, но объявили себя обладателями законных прав на лидерство в исламском сообществе. Поскольку таковым было их отношение, они не могли довольствоваться своим положением в Северной Африке, но считали своим долгом думать о войне с узурпаторами-Аббасидами, в которой они должны были, если возможно, уничтожить последних и занять свое законное место халифов. Убайдаллах в 914 и 921 годах организовал нападение на долину Нила, которая после падения Тулунидов снова оказалась под прямым контролем халифов Аббасидов. На данный момент они не могли закрепиться в Египте и оставались в Северной Африке. Тем временем правитель Египта Мухаммед ибн Тугадж, потомок старых тюркских правителей Ферганы, с 935 года правил автономно и заставил багдадского халифа дать ему древний титул его семьи – Икшидид, тем самым отличив его от других провинциальных правителей. (Правители Египта в XIX веке по той же причине приняли титул Хедивы.) В 946 году он умер, и абиссинский евнух Кафур сначала правил как опекун двух его сыновей, а после их смерти стал полноправным правителем Египта.
Тем временем власть Фатимидов в Северной Африке существенно возросла. К 969 году четвертый «халиф» этого дома, аль-Муизз, набрал достаточно сил, чтобы мобилизовать армию, которая под командованием бывшего греческого раба[18] в том же году завоевала весь Египет, почти не встретив сопротивления. В момент триумфа фатимидский правитель построил новую столицу рядом с тем местом, которое прежде занимал древний Вавилон египетский, а позже – Фустат, и назвал его именем Марса, планеты победы, – Аль-Кахирах (Каир). Здесь он в то же самое время основал школу аль-Азхар как центр распространения исмаилитской веры в Египте и на Ближнем Востоке, а также Дар аль-Ильм – своего рода академию. Египет, таким образом, окончательно отделился от прежней, хотя и номинальной, лояльности халифату Аббасидов и восстановил свою независимую государственность. Фатимиды, с другой стороны, никогда не получали минимальную возможность уничтожить правителей Багдада, пусть даже они продолжали религиозное и политическое наступление на них, и на короткий период в следующем веке получали номинальное признание в Месопотамии.
Завоевание Фатимидами Египта восстановило положение дел, существовавшее на протяжении всей Античности до арабских завоеваний, с немногочисленными короткими исключениями, такими как Ахеменидский период. Речь идет о том, что Месопотамский регион (как правило, политически объединенный с Персией) и Нильская долина являлись отдельными политическими образованиями. На протяжении пяти с половиной веков – до османского завоевания 1517 года – это положение дел определяло политическую картину Ближнего Востока. Пространственная взаимосвязь двух регионов такова, что трения не могли не возникнуть. Если Месопотамия и Нильская равнина сталкивались друг с другом как два независимых государства, они никогда не могли договориться относительно обладания Палестиной и Сирией. Оба считали эти страны необходимым glacis для своей обороны[19]. Иными словами, что бы ни происходило в следующих столетиях, как и в Античности, процесс принимал три формы, определенные указанными выше геополитическими факторами. Сирия становилась внешним бастионом или Месопотамии, или Египта, или был возможен третий вариант: Месопотамия и Египет достигали равновесия, и тогда Сирия становилась в большей или меньшей степени независимой и почти неизбежно распадалась на несколько мелких княжеств. В Средние века, как и в древности, и в Новое время, занятие Сирией одного из трех альтернативных положений зависело от распределения сил во всем регионе Ближний Восток – Египет, равно как и от того, кто имел перевес, Месопотамия или Египет.
Положение обеих стран в X и XI веках станет более понятным, если учесть два аспекта: во-первых – события в Месопотамии в то время, когда внешние территории, как уже говорилось, становились автономными, во-вторых – баланс сил между Месопотамией и Египтом. Эволюция халифата была прослежена до того момента в IX веке, когда было подавлено повстанческое движение (занджи 883, карматы 906) и власть Аббасидов вернула некоторую важность. Восстановление произошло в первую очередь благодаря энергичному лидерству регента аль-Муваффака и оказалось недолгим. Положение отдельных халифов (которых бесполезно называть поименно) утратило какое-либо значение из-за постоянных дворцовых переворотов и армейских восстаний в пользу то одного, то другого претендента. Реальная власть принадлежала сначала визирям. Они часто менялись, и их подчиненные менялись вместе с ними. Но иногда им удавалось продержаться довольно долго, создать династию и передать должность родственнику. Одна из таких семей – Ибн аль-Фурат, земли которой простирались до Персии и Трансоксианы. Практика выделения фьефов военным, вместо платы, стала обычной в X веке, и в результате у остатков империи возможность распределять земельную собственность ускользнула из рук правителей, и их денежные доходы существенно упали. Вскоре положение и влияние визирей в общественной жизни перешло к военачальникам, которые после 936 года стали носить титул эмир аль-Умара (главный эмир). Период прекрасно описан в трудах Альфреда фон Кремера и Адама Меца. Кроме того, до нас дошли многочисленные ранние рассказы о визирях и правительственных должностях (Хилал ас-Саби, ас-Сули, Ибн Джахшияри и др.). Литературная активность в Багдаде в самых разных областях была очень велика. Каталог (Фихрист), составленный в 987 году Ибн ан-Надимом, дает представление об изобилии и разнообразии существовавших в то время литературных форм.
Политическая нестабильность была не единственным фактором, тревожившим общественную жизнь Месопотамии в этот период. Теологические противоречия, разумеется, не были ликвидированы подавлением мутазилитов. Порожденные этой школой мысли продолжали развиваться и оказывать влияние. Самым важным последствием была попытка аль-Ашари (умер в 941 году) применить диалектические методы, использованные мутазилитами, и некоторые их тезисы к задаче создания интеллектуальных рамок для ортодоксальной теологии. Эта инициатива сначала навлекла на него враждебные нападки, но в следующие десятилетия его система была принята и стала неотъемлемой частью ортодоксальной доктрины. На широкие народные массы больше повлиял рост мистицизма, достигший высшей точки в IX и X веках. Мистик (суфий) аль-Халладж был казнен в 922 году. Более подробную информацию об этих проблемах можно найти в трудах по религиозной истории ислама.
В период внутренней и внешней нестабильности Западная Персия после падения Саффаридов в течение полувека была сценой беспорядочной борьбы разных партий, в которой прославился принц Табаристана Мардавидж. Он открыто стремился, как Мазиар раньше, восстановить зороастрийскую персидскую цивилизацию и к 928 году собрал большие силы. Но его убийство в 935 году положило конец этим попыткам, поскольку его брат Вашмгир не разделял его точку зрения. Теперь крупные силы собрались вокруг шиитской семьи, происходившей из региона Дайлам (ныне Гилям), что на южном побережье Каспийского моря, которая захватила Кередж (к югу от Хамадана) и Исфахан и с 932–934 годов с этих баз вела экспансию. Под ее контроль вскоре перешли Рей и Шираз, и, когда беспорядки в Багдаде, вызванные голодом, достигли высшей точки, Ахмед Буид (Бувейх – семейное имя) решил вторгнуться в Месопотамию. Багдад был занят в декабре 945 года. Это создало уникальную ситуацию, и не потому, что завоеватель присвоил себе власть, став главным эмиром, – эта практика была нормальной. Дело в том, что персидский шиит стал править в государстве халифов, предводителей правоверных суннитов. Буиды оставались сильными в первом поколении, потому что Ахмед, завоеватель Багдада и бывший правитель Кирмана, ладил со своими братьями. Халиф, согласно установившейся в подобных случаях практике, даровал ему титул Муизз ад-Даула (сторонник империи). А после того, как он отбил нападение саманидов Хорасана, а затем подавил, умиротворил и исламизировал пограничные регионы Кирман и Балучистан (Белуджистан), никто в Иране не мог серьезно оспаривать его власть.
После смерти трех братьев их преемники не смогли наладить между собой приемлемые отношения. Между ними начались войны, которые не привели к краху власти Буидов лишь потому, что один из них, Адуд ад-Даула, пришедший к власти в 949 году и бывший, вероятно, самым выдающимся представителем своего рода, сумел в 976 году разгромить своих соперников и сосредоточить в своих руках все наследство.
Но после его смерти в 983 году государство Буидов распалось. На его месте возникло несколько мелких княжеств. В 1029 году восточная часть их была завоевана Газневидами, а остальная территория до 1055 года покорилась сельджукам.
Ввиду сильных проблем, вызванных внутренними раздорами, у Буидов не было времени защищать империю против внешних врагов. В период их господства государство халифов не имело прямых контактов с немусульманскими землями. Византийскую границу с 890 года удерживали Хамданиды, по происхождению арабы-бедуины, создавшие династическую власть в городах Мардин и Мосул. Их отношения с халифатом были разными. Хамданид Хасан, пришедший к власти в 929 году, покорил все Северную Месопотамию и Северную Сирию и вынудил халифа признать его власть и даровать ему титул Насир ад-Даула, под которым он известен в истории. Но Буиды после 945 года смогли заставить его признать их власть сюзерена. В 968 году он был смещен одним из своих родственников, которого смертельно оскорбил деспотической тиранией. Он также разорил подданных непомерными налогами. Спустя одиннадцать лет его потомкам пришлось полностью покориться Буидам, и в 990 году они были вытеснены другим правящим семейством – Укайлидами. Последние продержались до 1066 года.
Брат Насира ад-Даулы – Саиф ад-Даула – преуспевал в Северной Сирии. Его резиденция находилась в Алеппо. Он отличился как защитник веры в войне против Восточной Римской империи. Она заключалась, как и в прежние времена, в ежегодных вторжениях-набегах, которые назывались разья (от арабского слова «газва»). Их вели профессиональные пограничные войска гази, а с византийской стороны – акриты. При грамотном командовании они были способны на многое. Чтобы обезопасить свой тыл, Саиф ад-Даула после первоначальных разногласий объединился с Икшидидами Египта. Ему это было необходимо, поскольку в этот период Восточная Римская империя снова активизировалась и нанесла ему много поражений (в 931–940 годах и после 949 года). В 962–963 годах восточные римляне на короткое время даже заняли его столицу – Алеппо – кроме крепости. Тем не менее Саиф ад-Даула в целом сумел сохранить свою территорию, хотя на армянской границе противнику удалось изрядно потеснить ислам. В это время Крит и Кипр после полутора веков исламского господства также стали византийскими. Это произошло в 961 и 965 годах соответственно.
После смерти Саифа ад-Даулы его сын Сад ад-Даула столкнулся с очень тяжелой ситуацией, которую не мог смягчить даже союз с недавно пришедшими в Египте к власти Фатимидами и провозглашение ради этого исмаилитской веры. В том же 969 году, когда последние вторглись в долину Нила, византийцы захватили Антиохию, а затем – Алеппо. Сад ад-Даула был вынужден объявить себя вассалом византийцев и уступить им города Антиохия и Лаодикея с береговой территорией, протянувшейся почти до Триполи. Вторгнувшись в Палестину, что оказалось лишь мимолетным эпизодом, восточноримский император Иоанн Цимисхий подошел к воротам Иерусалима. Династия Хамданидов была настолько ослаблена этими неудачами, что ее сместил в 1002 году майордом и тоже покорился Фатимидам.
Хамданиды были покровителями искусства и науки. Поэт аль-Мутаннаби, одна из последних великих фигур классической арабской литературы, и философ аль-Фараби, автор «Утопии», сторонник превосходства философии над религиозными откровениями, много лет жили и творили при их дворе.
Если Хамданиды всячески поддерживали интеллектуальную жизнь арабов, Буиды не делали того же для персов. Их больше интересовало укрепление собственного политического положения, а будучи членами иранского племени, едва ли находившегося на высоком уровне цивилизации, дайламитов, они не проявляли интереса ни к чему, кроме военных вопросов[20]. Другое объяснение может заключаться в том, что условия в Восточной Персии оставались неблагоприятными для роста новой цивилизации, и вовсе не по счастливой случайности возрождение персидской культуры началось в саманидском Хорасане и Трансоксиане.
Саманиды, взявшие свое имя от названия деревни, что недалеко от Балха, были отпрысками старой персидской священнической семьи. Они приобрели влияние в первой половине IX века, управляя провинциями для Тахиридов, а иногда и для халифов в южной части Ирана, в основном в Хорасане, но также в Трансоксиане – в Самарканде и Бухаре. Влияние семьи резко возросло, когда четыре брата добились высоких административных постов в регионе. Самым значительным из них был Ахмед, правитель Трансоксианы, а его сын Наср стал автономным принцем (эмиром) после 874/875 года, когда Тахириды были свергнуты Саффаридами. Хотя Саманиды номинально признавали власть багдадских халифов, им, как и халифам, нужна была помощь против угрозы Саффаридов. В 903 году брат и преемник Насра Исмаил (892–907) практически уничтожил Саффаридов, которые оказались неспособны к сопротивлению на чужой территории – только у себя дома, в Систане, где долго оставались местной династией. Управление большей частью Ирана, формально подчинявшейся халифам, на несколько десятилетий перешло к Саманидам. Потом начался подъем Буидов на западе.
Государство Саманидов, включившее Хорасан и Трансоксиану, а на время – также Систан и Кирман, Джурджан, Табаристан и Рей, имело большую историческую важность в целом ряде аспектов. Соединение Восточной Персии с пограничными землями Туркестана надежно защищало населенный иранцами регион от вторжений тюрков. В то же время последние были открыты параллельному влиянию исламской религии и персидской культуры, которые подготавливали почву для включения массы тюрок Центральной Азии в ближневосточную мусульманскую цивилизацию. А эта цивилизация, которую еще не поколебало внешнее давление, в этот период достигла совершенства. Достижения цивилизации Саманидов были бы невозможны, если бы их государство не являлось центром персидского национального возрождения.
Уже говорилось о том, что Северо-Восточный Иран стал основным местом сбора национальных и культурных сил страны, и это положение всячески поддерживалось домом Саманидов. Кроме того, в Восточном Иране социальная структура изменилась мало – или не изменилась вообще. Сохранилось ведущее положение местной знати, и в этой среде национальные традиции, которые эта знать тщательно сберегала, остались живы, особенно в искусстве и легендах о королях. Это положение не изменилось при Саманидах, которые твердо поддерживали существующий социальный порядок. Они дали провинциям Ирана новую эру мира и безопасности и позволили персидскому интеллекту вернуть утраченную силу и развиваться дальше. При их дворе жил и творил Рудаки, первый значительный поэт, писавший на современном персидском языке, а также Балами, который в 963 году завершил персидский вариант объемных анналов аль-Табари (839–923). Там же были выполнены работы аль-Джайхани (около 900 года), который много сделал для подъема географии и оформления этой отрасли знаний в науку. До этого дело не шло дальше руководств для почты и других правительственных служб. Теперь же географические труды стали особой и очень ценной частью исламской литературы. Для научных, так же как и теологических и философских трудов, таких как работы Ибн Сины (Авиценны), еще долго использовался арабский язык, статус которого был сравним со статусом латыни в средневековой Западной Европе.
Службу, которую сослужили Саманиды, продвинувшие науку и персидскую поэзию, невозможно переоценить. В ее основе лежат стабильная экономика и огромное внимание к сельскому хозяйству, которое, учитывая необходимость тщательного поддержания обширной ирригационной системы, было особенно уязвимо в случае беспорядков[21]. Политика Саманидов, каковы бы ни были ее достоинства, безусловно, ограничивалась этим обстоятельством. Вскоре после смерти Насра II в 943 году – это был самый выдающийся представитель семейства – начались внутренние проблемы. Знать становилась неуправляемой, тюркские военные устраивали заговоры, объединившись с недовольными элементами внутри государства. Иногда они даже привлекали на свою сторону карлуков – могущественный тюркский народ, который начиная с 840 года постепенно продвигался с Тянь-Шаня, и быстро возвышающуюся династию Караханидов. Организация последней была основана на множестве соседствующих правителей, каждый из которых имел свои функции и титул. Это напоминало разделение функций и территорий между одновременно действующими августами и цезарями в реконструкции поздней Римской империи при Диоклетиане и его преемниках. Недавние исследования впервые пролили свет на конституцию, социальную структуру и титулы Караханидов. К трудностям Саманидов добавились конфликты между членами семьи. Правления Мансура I (961–976) и Нуха (976–977) были заняты этими конфликтами, а также борьбой против недовольных кланов знати. Не видя никаких других способов справиться с многочисленными опасностями, саманидский правитель призвал на помощь «султана» Себуктигина и его сына Махмуда, тюркских солдат, рабов по происхождению, которые возвысились и пришли к власти во второй половине X века и управляли территорией современного Афганистана на границе с Индией с резиденцией в Газни. (Термин «султан» – на самом деле абстрактное имя существительное, означающее суверенную власть, – начал употребляться в X веке для обозначения правителей.) Саманиды получили помощь, в которой нуждались, но их помощники не действовали безвозмездно. Они потребовали и получили у Саманидов ряд провинций и наконец в 999 году сместили их. Саманидские территории к югу от Оксуса объединились в новое государство Газневидов, а Трансоксиана стала частью сферы влияния Караханидов.
Разрушение государства Саманидов не было таким сильным ударом для возрождающейся Персии, как можно было опасаться. Уже говорилось, что режим Саманидов внес большой вклад в распространение иранского интеллектуального наследства и мусульманской религии среди тюрок. В культурной области династия Газневидов (так стали именоваться потомки Себуктигина, по названию своей столицы) в основном продолжила выполнять задачи, унаследованные ими от Саманидов. В религиозной сфере они оказались пылкими проводниками ортодоксальной суннитской идеологии. Все тюрки (за исключением жителей Азербайджана, где преобладало персидское влияние) остались суннитами до сегодняшнего дня, с презрением отвергая мелкие шиитские движения, которые в редких случаях возникали среди них. В этом отношении они были противоположностью персам, от которых получили свою культуру.
Отчасти в результате жесткой ортодоксии тюрки не слишком ценили древние доисламские традиции персов. Поэтому едва ли может вызвать удивление история о скупой награде, которую Махмуд Газневи, преемник Себуктигина с 997 года, удивительно талантливый и в высшей степени энергичный военный и политический лидер, посчитал целесообразным дать выдающемуся иранскому поэту. Под покровительством Махмуда персидский национальный эпос – одно из величайших произведений мировой литературы – обрел форму и стал Шахнаме (Книга царей). После преждевременной смерти другого поэта, которому принадлежит около 1000 стихов, книгу продолжил Абулькасим Мансур, которого персы называли Фирдоуси («из рая») – то ли по месту его рождения в Фирдаусе, недалеко от Туса, то ли за поэтические достижения, доподлинно это неизвестно. Он жил с 934 или 939 года до примерно 1020 года. Утверждают, что за каждый стих Махмуд пообещал ему золотую монету, но, когда работа была закончена, он дал ему только серебряную монету. В общем-то, у него были для этого основания, поскольку количество стихов достигло 20 000 и выплата обещанной суммы проделала бы слишком большую брешь в государственном бюджете. Кроме того, он, несомненно, видел недостатки, а его тюрки не нашли вообще ничего привлекательного в полном отсутствии исламских понятий в эпосе, состоящем из одних только легенд, столь дорогих персидскому сердцу. Последние исследования показали, что Фирдоуси черпал материал из Книги царей древних персов, известной по арабским вариантам Ибн аль-Макаффы и ас-Саалиби. Поэма описывает идеализированную легендами историю персов до ислама, ее герои – зороастрицы и сасаниды. В лингвистическом отношении она указывает на окончательное возвышение современного персидского языка до уровня языка культурного общения в рамках ислама. Со времен Фирдоуси и далее интеллектуальная продукция на этом языке появлялась постоянно, хотя арабское влияние ощущалось, особенно на словарный запас, до недавнего времени.
Махмуд также покровительствовал другим литературным талантам, к примеру знаменитому путешественнику и исследователю аль-Бируни, чьи индийские исследования представляют особый интерес. Сам он увлеченно украшал свою столицу Газни (на востоке современного Афганистана).
Махмуд заботился о военной экспансии своих владений и, значит, распространении ислама. Борьба шла с тюрками Караханидами, которые только постепенно принимали ислам и являлись хозяевами трансоксианской части наследия Саманидов, но она никогда не была масштабной. Завоевание некоторых буидских регионов в центральной части Персии в 1028 году, когда принц из Буидов был взят в плен, не привело к серьезным осложнениям. И Махмуд смог сконцентрировать внимание на кампаниях в Индии. Ислам проник в страну еще в 711 году, но пока не преуспел. Он серьезно продвинулся вперед в результате почти ежегодных кампаний Махмуда в Пенджабе. Кроме этой провинции и Мултана, под власть Газневидов перешли части Гуджарата. В индийском городе Лахор династия просуществовала полторы сотни лет. А в Персии ее власть рухнула.
Коллапс произошел вскоре после смерти Махмуда в 1030 году. Один из его сыновей, Масуд, свергнув брата, которого отец назначил своим преемником, правил вполне эффективно, пока не был убит в 1041 году. Во время его правления началась вражда с тюрками-огузами (в арабском произношении – туркменскими племенами), которые около 970 года пришли из современного Казахстана в Бухару. Это были сельджуки – отпрыски тюркских племен, носивших такое же название. (Арабский термин «сельджук» обычно применяется в исламских, а отсюда и в западных трудах, к потомкам и к эпонимическому предку.) В Бухаре их влияние росло вместе с влиянием Караханидов. Основателями их могущества стали братья Тугрил (Тогрул) – бек Мухаммед и Чагри-бек Дауд, которые поделили владения между принцами правящего дома, согласно тем же феодальным и иерархическим принципам, которые были приняты в других тюркских племенах, к примеру у Караханидов. В решающем сражении при Данданакане в 1040 году два брата отобрали Хорасан у Газневида Масуда и вскоре изгнали его потомков, которые были ослаблены семейной ссорой. Они также серией быстрых побед заняли центр и запад Персии, вытеснили Буидов, которые до тех пор контролировали этот район, не пуская в него газневидов, утвердились в Исфахане и в 1055 году уничтожили 110-летнюю гегемонию Буидов над халифатом. Вероятно, это приветствовалось халифами, несмотря на их беспомощность, потому что сельджуки были суннитами, и, таким образом, был положен конец парадоксальной ситуации, когда халифат де-факто контролировали шииты. Тюркский военный на службе у последнего Буида по имени аль-Басасири отдал себя под власть Фатимидов Египта и попытался сопротивляться, но скоро от него избавились (1060).
После двух веков неразберихи сельджукский режим снова принес в восточную часть империи халифов единую администрацию, твердо объединившую иранские земли с Месопотамией. К ним была добавлена и Северная Сирия – ее египетские правители были изгнаны в течение следующих десятилетий. Империя была поделена между принцами сельджукского дома, но это не было опасным, поскольку старшие были сильными людьми. Таковым, безусловно, были Тугрил-бек и его племянник и преемник Алп Арслан (1063–1072). Сельджуки поддерживали порядок на землях, которыми правили. Любые местные беспорядки, вроде тех, что систематически повторялись в предыдущем столетии, решительно подавлялись. Общественная безопасность была восстановлена, администрация являлась упорядоченной, налогообложение было квалифицированным, и, главное, всячески поощрялась интеллектуальная жизнь. В твердом проведении этих политических линий большая заслуга принадлежала визирю Низаму аль-Мульку, одному из самых выдающихся государственных деятелей средневекового мусульманского Востока. Его административные таланты нашли выражение в том, что можно назвать «Учебным пособием идеального государственного деятеля» – Сиасет-наме. Ее приписывают Мульку, но, вероятнее всего, не он ее настоящий автор. Низам аль-Мульк продолжал трудиться при сельджукском эмире Малик Шахе (1072–1092), который стал преемником своего убитого отца Алп Арслана, будучи еще ребенком, и, несмотря на определенные усилия, не смог избежать влияния столь выдающейся личности.
Исламская наука многим обязана благосклонности, которую испытывал к ней этот визирь. Он спонсировал строительство обсерватории[22] и нескольких школ – медресе, вероятно, по образцу институтов, существовавших на восточных территориях. Речь идет о буддистских вихарах. Самым известным и важным было медресе Низамия в Багдаде, задуманное как центр суннитской учености, в противоположность шиитской школе аль-Азхар в Каире. Обучение в Низамии было основано на идеях аль-Ашари, которые, в конце концов, одержали верх, и все остальные стали считать более или менее еретическими.
В этой школе преподавал последний из величайших теологов ислама аль-Газзали (1058–1111). Уроженец Хорасана, он начал профессиональную деятельность в Нишапуре и в начале карьеры активно защищал ашаритские принципы, создав несколько блестящих работ. Затем, приобретя определенный жизненный опыт, он начал нападки на идеи исмаилитов и шиитов и обратился к изучению исламского мистицизма. На основании этого изучения он пришел к выводу, что цель мистика полностью соответствует доктринам ислама и интуиция мистика имеет право на место в теологической системе Сунны. И последние годы своей недолгой жизни он посвятил поддержке интеграции мистицизма суфиев в исламскую доктринальную структуру. Его идея была изложена настолько ярко и наглядно, что вызвала всеобщее одобрение.
Помимо поддержки теологии и точных наук, сельджуки и их эмиры проводили активную внешнюю политику. Их главное достижение заключается в том, что они навсегда преодолели византийскую линию обороны против ислама в Малой Азии. Уже говорилось о сражениях, которые постоянно велись на этом фронте на протяжении столетий, и о продвижении в северо-восточном направлении восточно-римской границы в середине X века до верховьев Евфрата. Сельджуки не только остановили это продвижение, но и изменили его направление в пользу ислама. После многих лет военных столкновений, преодолев армянское сопротивление, Алп Арслан одержал верх в решающем сражении при Манцикерте, что к северу от озера Ван. Это произошло 26 августа 1071 года. Эта победа имела далекоидущие последствия не только для ближневосточной, но также и для мировой истории. Восточноримская армия была разбита, а император Роман Диоген попал в плен. Малая Азия оказалась открытой для мусульманских набегов. Отряды мусульман проникли до Эгейского моря и взяли под контроль всю центральную и восточную часть полуострова. В большой степени он был навсегда потерян для византийцев и христианского дела. Год 1071 положил начало «тюркификации» Малой Азии. Он же считается годом, когда были заложены основы тюркского (но не османского) государства в Анатолии.
Сельджукам необходимо было удерживать второй фронт, проходивший по границе империи Фатимидов. Вспомним, что Фатимиды принадлежали к исмаилитской ветви шиизма, и, считая себя хранителями тайных знаний, они стали пропагандировать свою веру в других землях. В Египте, несмотря на немалые усилия, они не распространили ее широко. Основная масса населения оставалась суннитской. Временами Фатимиды проявляли благосклонность к коптам, которые теперь отличались только религией от своих мусульманских собратьев. В XI и XII веках первые почти полностью отказались от коптского языка, перейдя на арабский, как уже давно поступали последние, ввиду большого числа смешанных браков с арабами. Фатимиды не проводили какой-либо последовательной политики в пользу коптов, и, значит, косвенно, во вред суннитского элемента, служащие низшего и среднего звена были в основном христиане с примесью иудеев. Они считались незаменимыми на административных должностях, необычайно аккуратно вели записи (некоторые дошедшие до нас учетные книги датируются XI веком). Была четко налажена работа в ирригационном департаменте, где глубокие знания вопроса были жизненно важны, и в департаменте налогов.
Как и при предыдущем режиме, удалось избежать разрыва с методами прошлого, всегда гибельного для древней речной цивилизации. Даже интеграция прежних районов в провинции, имевшая место при Фатимидах, прошла поэтапно. Мамлюки в Египте и монголы в Месопотамии позволили разрушить ирригационные системы и тем самым принесли долговременную экономическую разруху на эти земли. Военная организация была изолирована от гражданских служб и всегда оставалась только в руках мусульман.
Правление третьего Фатимида в Египте, аль-Хакима (996–1021), было временем тревожным. В высшей степени капризный и раздражительный человек, с годами повредившийся рассудком, этот правитель во всех своих делах бросался из одной крайности в другую. Он то собирал вокруг себя ученых (среди которых был знаменитый математик Ибн аль-Хайсам) и осыпал их милостями, то бросал их всех в тюрьму. Христиан он то преследовал, то проявлял к ним всяческую благосклонность. Он то разрешал самое безудержное распутство, то стремился восстановить общественную мораль строгими законами. Он все больше склонялся к экстремальному исмаилизму и со временем стал считать себя живым воплощением высшего существа. В конце концов он объявил себя таковым. Это вызвало отвращение у монотеистичных египтян, твердых сторонников суннизма. Но в Сирии, которой тогда владели Фатимиды, где языческие идеи еще были живы, во всяком случае в удаленных горных областях, еще были люди, готовые признать такое обожествление. Группа племен с юга Сирии была привлечена деяниями аль-Хакима и по наущению миссионера аль-Дарази объединилась в сообщество друзов (по имени миссионера), сделав обожествление аль-Хакима центральным пунктом своей доктрины. Этому, вероятно, помогло таинственное и так никогда не получившее объяснения исчезновение последнего в 1021 году. Сообщество друзов, которое не помещало ни Мухаммеда, ни Али в центр своей доктрины спасения, едва ли может считаться мусульманским. К тому же оно приняло некоторые древние языческие традиции. Оно сохранилось до сегодняшнего дня как обособленное сообщество, возможно, отчасти потому, что изначально являлось остатком какого-то древнего национального образования.
Это лишь один пример того, как Сирия постепенно превратилась в «лоскутное одеяло», составленное из самых разнообразных этнорелигиозных групп. Помимо многочисленных христианских сообществ и суннитов, здесь жили друзы, шииты-двунадесятники, исмаилиты и уже упомянутые ранее езиды. Наконец, в районе города Ладхикия (Латакия) жили люди, считавшие Али воплощением Бога и называвшие себя алавиты. Первоначально они назывались нусайриты. Поскольку они включили в свой культ разные христианские ритуалы, их в насмешку именовали «маленькими христианами». Они тоже, по сути, не являются мусульманами и существуют до сегодняшнего дня.
Преемники аль-Хакима (после 1021 года), оставшись исмаилитами, все же выбрали более умеренный путь. Им пришлось бороться с тем же беззаконием тюркских наемных войск, что и их соперникам Аббасидам в Багдаде. Порядок был восстановлен армянским визирем во время долгого правления аль-Мустансира (1036–1094), и страна вернула экономическое и культурное процветание. Правда, число иностранных солдат в армии продолжало возрастать. Они были по большей части тюрками и неграми. Ради них правительство отказывалось от старой системы сдачи в аренду государственных земель против предоплаты соответствующих налогов (даман) и приняло новую – передачи фьефа (икта), при этом не облагаемый налогом доход остается лицу, которому передана земля. В иностранных делах можно отметить поражения от сельджуков, которые взяли Иерусалим в 1071 году и Дамаск в 1076 году.
Фатимиды вели борьбу не только с сельджуками. Они обозначили свое присутствие, как защитников дела исмаилитов, даже в Персии. Они использовали те же средства, что привели их к успеху в Северной Африке и к подъему карматов (с которыми, однако, их отношения были по большей части враждебными): мистическая трактовка Корана, организация партии на основе тайных обществ и строгая внутренняя дисциплина. Они сумели закрепиться в Персии и даже привлечь на свою сторону саманидского правителя Насра II. Многие персы совершали путешествия к фатимидскому двору в Каире, в том числе Насир Хосров, чей путевой дневник является подробным рассказом о путешествии. Знак активности исмаилитов в Месопотамии присутствует в Расаил Ихван ас-Сафа (Письма искренних друзей), датированном 983 годом. Самая важная фигура – Хасан ас-Саббах. Хотя у него были иные убеждения, касающиеся личности наследственного получателя божественной милости, тем не менее он сослужил полезную службу в деле подрыва могущества сельджуков в Персии. Он укрылся на недоступной горной территории к югу от Каспийского моря, где сделал свою горную крепость Аламут (Орлиное гнездо) центром религиозного ордена. Говорят, что абсолютное распутство было правилом для верхушки ордена, но рядовых членов воспитывали в духе фанатичной готовности пожертвовать собой ради духовных наставников. Их систематически использовали как инструменты для политических убийств. Сами они, конечно, считали совершенные ими убийства религиозными, направленными против врагов истинного имама. Чтобы обеспечить их полную покорность воле лидера, им постоянно твердили о перспективе радостей рая. Возможно, для закрепления эффекта использовали гашиш – дистиллят конопли, поскольку от него секта получила название и от него же произошло английское и французское слово assassin. В 1092 году фидай (тот, кто готов пожертвовать жизнью) этой секты убил Низама аль-Мулька, когда тот не согласился пойти навстречу требованиям секты.
Это убийство нанесло критический удар государству сельджуков. В то время Низам аль-Мульк как раз был занят проведением внутренней реформы. В 1087 году он разрешил тюркским военным сохранять общий доход со своих фьефов вместо платы, которая прекратилась. До тех пор они, по крайней мере формально, имели право только на чистый доход, остающийся после вычета причитающихся государству налогов. После проведения реформы можно было надеяться, что они больше не будут обирать свои поместья дочиста, а потом обменивать их на другие. Хотя реформа Низама аль-Мулька означала лишь конец длительного процесса, система распространилась широко только в следующие десятилетия и была перенята османами. Однако все плановые изменения социального порядка прекратились, когда суверен аль-Мулька, Малик-шах, умер через несколько недель после его убийства. Последующие беспорядки из-за престолонаследия наглядно доказали, что раздел империи между принцами, имеющими разную степень пригодности к трону, не может обеспечить мир на земле.
Следующие тридцать лет стали свидетелями калейдоскопа взлетов и падений самых разнообразных претендентов и появления нескольких отколовшихся разнонаправленных движений, о которых мы не будем упоминать. Во время развязавшейся борьбы Фатимиды сумели вернуть утраченные ранее территории в Палестине. Иерусалим оказался в их руках в 1098 году. С воцарением на троне в 1105 году Мухаммеда, младшего сына Малик-шаха, мир и порядок были восстановлены и сельджуки могли вновь набирать силу. Они направляли свою энергию в основном против халифов Аббасидов, которые пытались активно вмешиваться в споры соперников, стремящихся к власти, а позже против ассасинов, становившихся все более надоедливыми. К 1118 году ассасины были уже на грани потери своей основной базы – крепости Аламут, когда Мухаммед внезапно умер. Считают, что он был отравлен ассасинами.
После этого сельджукская империя стала распадаться на разные княжества. Только в Персии процесс несколько десятилетий сдерживался уверенным правлением регента Санджара. В самих княжествах сельджукидов затмили, а потом и вовсе вытеснили атабеки, ставшие характерной чертой периода.
Прежде чем двинуться дальше, следует упомянуть об еще одном событии, представляющем особый интерес для нас, жителей Запада, а именно о Крестовых походах. Мы не станем обсуждать важность этих военных экспедиций в истории Западной Европы и Византийской империи, равно как их вклад в интеллектуальное и экономическое развитие западной цивилизации. Но необходимо сказать несколько слов об их влиянии на рыцарские ордена и феодальную систему, о заимствовании восточных военных методов, оружия и геральдических эмблем, о первом знакомстве с такими видами текстиля, как дамаск и муслин (из Дамаска, Мосула и Пелузия), и о радикальном изменении отношения Запада к Востоку. А технический прогресс обязан своим ускорением не так Крестовым походам, как Испании и Сицилии. Влияние исламской культуры на утонченность и изощренность западных дворов издавна являлось предметом споров. Недавно было вновь подтверждено, что менестрели и трубадуры пришли в Европу с запада Средиземноморья.
При рассмотрении как эпизод в череде контактов между Западом и Востоком Крестовые походы представляются первым контрударом Запада на продвижение ислама. Восток, однако, в отличие от европейцев, всегда включал в эту череду испанскую «реконкисту», то есть постепенное завоевание Иберийского полуострова христианскими государствами. Восточные авторы датируют начало Крестовых походов потерей исламом Толедо в 1085 году. Нельзя забывать, что сообщество Мухаммеда подверглось нападению одновременно в Испании и на Востоке, и в одном случае армия крестоносцев была умышленно направлена в Испанию и участвовала в захвате Лиссабона в 1147 году. Здесь кратко рассматриваются только события на Востоке, поскольку столкновения в Испании заслуживают особого внимания. Результаты двух наступлений оказались очень разными: одно привело к уверенному вытеснению ислама из Испании, другое оказало лишь временный эффект, и политический, и культурный, на Востоке. Подчеркнем, что Крестовые походы не имели такого фундаментального значения для Востока, как для Европы. Для Востока они были мероприятием второстепенного значения, происходившим только в Сирии, Палестине и на египетском побережье, которое даже в самом разгаре не имело почти никакого значения для Месопотамии и халифата, не говоря уже о Персии и Центральной Азии и Среднего и Верхнего Египта. Политическое развитие этих территорий никак не было затронуто, и их обитатели не вступали в контакт с крестоносцами.
Поэтому Крестовые походы будут здесь затронуты лишь вкратце, как эпизод в истории небольшой части мусульманского мира. Их непосредственной причиной был натиск сельджуков, который имел последствия, тревожные для Западной Европы. Одно – менее тревожное, это снижение византийского влияния в Малой Азии. После сражения при Манцикерте в 1071 году уже было видно, что обширные территории не только в Восточной Анатолии и на сирийском побережье, которые византийцы завоевали в X веке, но также центральные и южные части Малой Азии оказались в руках мусульман. После этого Западную Европу уже не слишком заботила судьба Восточной Римской империи, тем более ввиду больших доктринальных противоречий, приведших в 1054 году к расколку между западным и восточным христианством. Тогда еще было не вполне понятно, что на юго-востоке нет ничего, кроме Византии, чтобы защитить Запад и его цивилизацию от ислама. Тем не менее, когда император Восточной империи, правивший в то время, обратился за помощью, его просьба не осталась неуслышанной. Только это было не главное. Намного более важным представлялся тот факт, что сельджуки, захватившие Иерусалим в 1071 году, подвергли все еще многочисленных христианских паломников унижениям, подобных которым они не испытывали при Фатимидах. Напомним, что Фатимиды, у которых были непростые отношения с египтянами и сиро-палестинскими подданными суннитской веры, как правило, относились к христианам в своих владениях довольно мягко.
Реакция Запада на изменение отношений на Святой земле, ставшее результатом сельджукской оккупации, была, как известно, весьма бурной. Она была выражена на соборе во французском городе Клермон в 1095 году. Масса рыцарей потянулась на восток, чтобы освободить Святую землю. Они явно не слышали новость о том, что в Иерусалиме было восстановлено предыдущее состояние дел – в 1098 году Фатимиды снова захватили город.
15 июля 1098 года Иерусалим пал. Это привело к формированию небольшого Иерусалимского королевства, к которому примкнули несколько христианских феодальных княжеств – Антиохия, Эдесса, Триполи и другие. Пришельцы с Запада всегда контролировали только узкую береговую полоску. Внутренние территории занимали сирийские мусульманские эмираты. Такая фрагментация Сирии и Палестины на маленькие государства была нормальным положением дел, когда влияние Месопотамии, с одной стороны, и Египта – с другой, находились в равновесии.
Вскоре стали создаваться всевозможные коалиции и союзы между самыми разными государствами, так же как и перекрестные связи между христианами и мусульманами и жителями Восточной Римской империи. Однако все это не затронуло баланс сил на Ближнем Востоке, поскольку перекрестные связи противопоставляли одну сферу влияния другой, оставаясь, таким образом, нейтральными и безопасными в отношении ислама в целом. Споры, имевшие место в процессе этих маневров, были ничуть не более важными, чем те, что происходили на Востоке веками после разрушения унитарной власти халифов. Тот факт, что в них участвовали христианские государства, не имел особого значения на этой земле, где более или менее значительные христианские сообщества присутствовали постоянно, и потому серьезных опасений у мусульман не было. Тем более что христиане были расколоты на не доверяющие друг другу – или откровенно враждебные – группировки. В религиозном, как и в политическом, плане было достигнуто равновесие между разными силами – западными христианами (латинянами), ортодоксальными христианами, яковитами, маронитами и коптами (несториан было очень мало в этом регионе) или суннитами, шиитами-двунадесятниками, исмаилитами и нусайритами. Не было никакого риска общего движения к одной религии. Мировая политика и особенно церковная история и культурная эволюция последующих веков подверглись глубокому влиянию трещины между Восточной Римской империей и Западной Европой, которую Крестовые походы настолько расширили, что ее уже было невозможно заделать (как в прошлом). Теперь византийцы снова удерживали северные, а после 1100 года и южные пограничные территории Малой Азии, так же как широкую полосу на западе. Но они считали само собой разумеющимся, что отвоеванные участки не только Малой Азии, а также Сирии и Палестины должны перейти к ним, как законным христианским правителям. У крестоносцев было другое мнение.
По религиозным, экономическим и многим другим причинам они не желали уступать свои завоевания. Их отношение обидело византийцев и помешало создать объединенный христианский оборонительный фронт, который в то время вполне мог быть организован византийским правительством, могущество которого увеличилось при династии Комнинов. Взаимное непонимание было косвенной причиной относительно быстрого краха христианских предприятий. Оно же объясняет, почему их исход был совершенно не таким, как в Испании. Там за армиями стояла объединенная мощь ряда географически соседствующих и связанных религиозными узами государств. На Ближнем Востоке естественная поддерживающая сила – Византия – была намеренно исключена из участия в деле.
Государства крестоносцев могли держаться, пока на соседних мусульманских территориях продолжалась фрагментация. Первым грозным противником, с которым они столкнулись, был Занги (Зенги), тюркский атабек сельджукского принца в Мосуле. Начиная с 1127 года он систематически расширял свою власть и сумел в основном вытеснить Артукидов и Укайлидов – правителей земель между Мардином и Харпутом, а также Ракки, что на Евфрате, соответственно, чья междоусобная вражда подрывала боевую мощь мусульман. Поскольку две эти династии также теснили византийцы, теперь снова перешедшие в наступление, Занги сумел расширить свои владения далеко на запад. В 1144 году он отобрал у христиан город Эдесса, расположенный так, что представлял собой угрозу одновременно крестоносцам и византийцам. Спустя два года Занги был убит, а его наследство разделили два сына. Младший, более энергичный Нур ад-Дин, не вмешиваясь в дела старшего брата в Верхней Месопотамии, последовал по пути отца. Он собрал мусульманские силы в Сирии и, хотя не смог изгнать крестоносцев, которые, обладая господством на море, могли беспрепятственно получать снабжение и подкрепление из Европы, заставил их перейти к обороне. Его власть была основана на справедливой и умеренной системе управления, проявляющей заботу о благосостоянии подданных. Она существенно расширилась с крахом империи Фатимидов.
В Египте два визиря армянского происхождения, отец и сын, поддерживали порядок с 1073 по 1121 год. После этого, ввиду некомпетентности правящих халифов Фатимидов, власть перешла в руки противоборствующих военачальников, ни один из которых не продержался долго, поскольку, даже если среди них попадались способные люди, они быстро становились жертвами конкурентов. При таких обстоятельствах юный Фатимид аль-Адид был вынужден попросить вмешательства Нур ад-Дина, особенно когда франкские короли Иерусалима стали вмешиваться в его дела. Нур ад-Дин поручил это дело курдскому полководцу Ширкуху, который после ряда перипетий в 1169 году укрепился в Каире в качестве визиря. Довольно скоро он был убит и его власть перешла к сыну его не менее отважного брата Айюба (от которого династия получила свое имя – Айюбиды). Спустя два года его сын Салах ад-Дин, известный франкам как Саладин, покончил с династией Фатимидов. С ее падением исмаилитская доктрина, никогда не имевшая последователей за пределами придворных кругов, также исчезла из Нильской долины. Суннитская вера местного населения окончательно одержала верх, а процентное соотношение коптов в общей численности населения упало до одной десятой и таковым осталось до настоящего времени. С тех пор Египет стал оплотом суннитского ислама, а в будущем превратился в убежище для исламской науки и теологии. Школу аль-Азхар сначала закрыли, а после 1250 года снова открыли, преобразовав ее в суннитскую.
Нильская долина, в то время достигшая экономического процветания, стала базой для успешного наступления Саладина против крестоносных государств. Его он предпринял по глубоким религиозным мотивам с политической целью превратить Палестину и Сирию в передовую оборонительную зону, обеспечивающую безопасность Египта. Престиж Багдадского халифата оставался низким, а Северная Месопотамия частично была в руках кузенов Саладина, а частично – в руках других династий, ни одна из которых не могла помешать его планам. Его прежний феодальный лорд Нур ад-Дин умер в 1174 году, после чего он устранил сына покойного. Среди подготовительных мер к наступлению было установление взаимопонимания с главой ордена хашашинов – ассасинов Сирии, известным из истории крестоносцев как Горный старец – Шейх аль-Джабаль. Исмаилиты протянули свои щупальца из Персии в Сирию и сумели закрепиться в регионе, расположенном к западу от города Хама, откуда рассылали своих эмиссаров, являя собой постоянную угрозу и христианам и мусульманам. Саладин тоже завоевал плацдарм в Южной Аравии у города Сана, отправил туда ветвь своей семьи, которая правила до 1228 года, и на время установил свою юрисдикцию над шарифами Мекки (шарифат был восстановлен около 1200 года Катадой, предком короля Иордана и покойного короля Ирака). В 1187 году он начал наступление на крестоносцев и на удобной площади в районе Хиттина, к западу от Галилейского моря, разгромил короля Иерусалима, выступившего ему навстречу. Через несколько месяцев он взял Иерусалим, снова сделав его мусульманским.
Результатом этого события стала новая угроза его владениям, поскольку оно дало основания для Третьего крестового похода, лидером которого стал могущественный император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса. Но военный потенциал этой экспедиции сильно снизился из-за смерти императора в Малой Азии. Саладин сохранил владение Иерусалимом, и, когда в 1192 году был заключен мир, ему пришлось всего лишь отдать крестоносцам несколько береговых участков. Латиняне всеми силами держались за свои порты. Вскоре после этого, 4 марта 1193 года, он умер, оставив после себя обширные владения, включавшие Египет, Сирию и Палестину (с некоторыми исключениями, о которых мы упомянули), и Верхнюю Месопотамию почти до Мосула. Размеры его владений были типичными для египетских империй, которые периодически возникали на протяжении истории.
Салах ад-Дин не сделал ничего, чтобы обеспечить выживание своей империи. Перед смертью он разделил ее между сыновьями и братьями, что положило начало серии гражданских войн. Победителем из них в 1200 году вышел его брат аль-Малик аль-Адиль, став фактическим хозяином Египта, Палестины, большей части Сирии и Северной Месопотамии. Другие ветви семьи в Алеппо и на юге Аравии присягнули ему в верности. При таких обстоятельствах мусульманам повезло, что крестоносный дух в Европе к этому моменту иссяк и франки не стали использовать свои береговые крепости как базы для новых боевых действий. Они только решили атаковать расположенный в дельте египетский город Дамьетта, справедливо предполагая, что главная угроза для них теперь исходит из Египта. Их силы захватили, но не смогли удержать город. На самом деле до начала Нового времени никто не смог оккупировать Египет с моря (как это сделали британцы в 1882 году). Только годом позже (1221) мусульмане изгнали франков из этой базы на египетском побережье. В этом им в немалой степени сопутствовало везение, потому что аль-Малик аль-Адиль не извлек урок из предыдущего опыта и перед смертью в 1218 году тоже разделил свою империю между сыновьями. Результатом снова стала борьба, в процессе которой один из сыновей, аль-Малик аль-Камиль, обратился за помощью против враждебно настроенного брата к Фридриху II, германскому императору и королю Сицилии. Хотя этот брат умер раньше, чем Фридрих появился на сцене, правитель из Айюбидов уступил ему в 1229 году город Иерусалим вместе с Вифлеемом и Назаретом.
Поделиться книгой: