Ватутин

«Как же так, — думал он, глотая слезы. — Ведь я хорошо учился. Учитель все время говорил, что надо учиться дальше. И тятька всегда радовался моей учебе...»

Горе мальчика казалось безмерным. Чтобы не увидели его слез, Коля выбежал из-за стола и спрятался в сарае. Забравшись в душистое сено, неподвижно лежал он и широко открытыми глазами глядел в щели на бездонное звездное небо. Приходилось смириться с судьбой. Он понимал, что отец прав: денег в семье не хватало на самое необходимое.

Но судьба оказалась благосклонна к Николаю. Дня через два-три мальчик случайно услышал, как дед Григорий сказал отцу:

— Что же ты не сказал мне о деньгах? Пришел бы сразу ко мне. Уж я знаю, что такое грамота. С турками ходил воевать, в Балканах мерз, подыхал в лазарете и не мог из Булгарии строчки домой написать. Потом десять лет служил в городу Бирюч и все десять лет за каждое письмо домой платил грамотею-вахмистру из последних грошей. Словом, нечего рассуждать. Собирай мальчонку в Валуйки. Будет жить у Силина. Как-никак у него собственный дом, да и племянник он мне.

На следующий день счастливый Коля трясся в телеге на мешках с зерном. Дед Григорий сам вез внука на учебу, по-крестьянски решив заодно продать в уездном городке ячмень и гречиху. Дед собрал последние деньги, часть платы из скудного жалованья внес учитель. Он же купил учебники и тетради.

«Собственный дом» родственников Ватутиных оказался обыкновенной хатой, приютившейся на самой окраине города в Казацкой слободе и состоявшей из одной большой комнаты. В этой комнате и жило многочисленное семейство Силина. С утра до позднего вечера в комнате колготились и ревели на все лады ребятишки, стучали посудой женщины, а зимой в углу за печкой мычал теленок. Коле Ватутину приходилось ждать ночи, когда все заснут, и только тогда садиться за уроки. Но это скоро не понравилось хозяевам. Больше всего донимала Колю старая бабка Силиха. Коля молчал, чувствуя себя виноватым. Тогда он стал вставать задолго до рассвета и часа два перед уроками занимался в училище.

Как и в Чепухино, мальчика полюбили в училище. Правда, в первое время дразнили за маленький рост, но обидчики попробовали крепких ватутинских кулаков и присмирели. А вообще Коля всегда оставался сдержанным и уступчивым товарищем, вот только в учебе не уступал никому: лучшее сочинение — у Ватутина, первым решил задачку Ватутин...

В Валуйках у Коли появились два товарища — такие же горемыки из соседней Насоновки. Они жили в Казацкой слободе у родственников, питались кое-как, спали урывками, но упорно учились. Каждое утро друзья спешили в училище через весь городок. Пять верст в один конец, пять — обратно. Зимой — через занесенную снегом базарную площадь слободки, весной и осенью — через непролазную грязь. На праздники ребята пешком уходили в деревни повидаться с родными, узнать новости. А новости у Ватутиных неважные: пала одна из коров, не хватает хлеба. Пришлось брату Афоне бросить учебу, помогать отцу и Павлу.

После окончания училища Коля принес домой похвальный лист. Осторожно, с любовью трогали родственники невиданную бумагу с гербовой печатью, не зная, что с ней делать. В углу тихо посмеивался Николай Иванович. Он первым и подал голос:

— У меня есть предложение. В губернии сейчас растет торговля хлебом, пенькой, овощами. Помещикам и купцам необходимы грамотные помощники. Земство решило помочь лучшим ученикам получить образование. В Валуйках объявили конкурс на стипендию в коммерческое училище для способнейших учеников начальной школы Валуйского уезда. Экзамены строгие, но зато обучение бесплатное. Коля, я уверен, их сдаст успешно...

На сей раз семья Ватутиных согласилась сразу — слишком заманчивым было предложение. Месяц занимался Николай Иванович с мальчиком. И Коля, блестяще выдержав экзамены, был принят в коммерческое училище, располагавшееся в большой торговой слободе Уразово, в 30 верстах от Валуек.

Четыре года учебы в училище прошли как один день. Воспитанники, кроме стипендиатов, были сыновьями купцов и чиновников. Коля чувствовал себя среди них чужим и все свободное время отдавал учебе. В субботу же, сложив в старый ранец книжки и тетрадки, спешил домой.

Уже два года бушевала мировая война. Пустели города и деревни. Ушел на фронт и Колин отец. Бедность, и без того душившая крестьян, обернулась нищетой. Поэтому, когда в училище прекратили выплату стипендии, Коля особенно не огорчился. Он быстро собрал пожитки и вернулся в родное Чепухино.

Летом работал в поле, учил грамоте младших братьев и сестер, много читал. Зимой ему удалось определиться переписчиком в волостное управление. Небольшой заработок стал хорошим подспорьем семье.

В воздухе запахло революцией. Наступил семнадцатый год. Докатились революционные волны и до Чепухино. Сначала до села добрались демобилизованные по ранению солдаты, которые принесли невероятную весть о свержении царя. Потом появились юркие люди в коже, полувоенном обмундировании, а то и барском платье. Размахивая красными лоскутами, они говорили много и непонятно, но от главного вопроса о войне и земле уклонялись. Крестьянам стало скучно. И действительно, красные флаги скоро исчезли, а управляющий графини Паниной вновь затребовал недоимки.

Но вот осенью в деревню добрались первые солдаты-фронтовики, распущенные по домам полковыми комитетами. «В Питере советская власть», — пронеслось по округе. На стене волостного управления забелели листки — декреты о мире и о земле, — а на коньке крыши вновь заполыхало красное знамя. Коля Ватутин впервые услышал слово «Ленин». Фронтовики без лишних разговоров собрали население окрестных сел у меловых гор и повели тысячную толпу к волостному управлению. Возле памятника царю-освободителю Александру II в Валуйках возник стихийный митинг, который очень скоро кончился тем, что на памятник накинули веревку и под дружный рев толпы повергли его наземь. Возбужденная толпа рассыпалась на три части и устремилась к помещичьим усадьбам. Через час полыхнули барские дома, дворовые постройки, а уже на следующий день в селе Чепухино была объявлена советская власть и начала работать комиссия по разделу земли.

Шестнадцатилетнего Колю Ватутина, как самого грамотного, всеми уважаемого за честность и доброту, крестьяне выбрали ее председателем. Не простым делом оказался дележ помещичьих земель. Дождавшись передела, крестьяне очень ревниво следили за тем, кому какая земля достанется. Спорили до хрипоты, по нескольку раз бросали жребий, ругались и мирились, доходило дело до драк. Коля перемерял участки по нескольку раз за день и неизменно оставался ко всем доброжелательным. Чего ему это стоило, можно только догадываться. Но именно тогда зародился тот удивительный сплав твердости, целеустремленности и внимательной заинтересованности в чужом мнении, который так пригодился потом при руководстве крупными штабами, командовании фронтом. Тогда же появился первый опыт нелегкой работы с людьми. Когда вернулся с фронта отец, жить легче не стало. Забушевало по стране пламя Гражданской войны.

Нет в истории любого народа большего горя, чем гражданская война. И не только потому, что сын шел на отца, брат на брата. Смута, смятение умов поселились на обширных просторах тысячелетней державы, вылились в беспощадные неуправляемые бунты, кровавую вакханалию, надолго спутав, унизив, растоптав понятия нравственности, чести, добра и зла, ввергнув людей в бесконечную пучину страданий. В гражданской войне не бывает победителей... Тогда, в кровавой круговерти, трудно было разобраться в свершившемся не только чепухинским мужикам, но и лучшим умам России. Сколько их оказалось по разные стороны баррикад! Скольких жизнь выбросила в изгнание, сколько поднявшихся на гребне коммунистической волны очутились в пучине ГУЛАГа...

Где же по логике событий должен был оказаться шестнадцатилетний крестьянский паренек, познавший с детства тяжелый мужицкий труд и «справедливость» власть имущих, только благодаря счастливой случайности и собственному таланту получивший хоть какое-то образование? И не такие неокрепшие души попадали под влияние и обаяние простых, доступных каждому, а потому привлекательных большевистских лозунгов: «Мир — народам, земля — крестьянам, фабрики — рабочим, хлеб — голодным». А как четко и предельно ясно определили большевики врага? Кто с белыми — тот с буржуями, помещиками, прочими кровопийцами, он — враг трудового народа. Чего же проще? Сковырнуть этого врага, добить — и сразу станет жизнь лучше, слаще, веселей. Как будет потом — не совсем ясно, но ясно одно — как жили раньше, жить не будем...

Валуек и окрестных сел война коснулась опосредованно, не так, как, скажем, донских или кубанских станиц, сибирских и украинских городов, пригородов Царицына или Петрограда. Пушки здесь не гремели так отчаянно, не сходились в ожесточеннейших схватках казачьи конармейские лавы, не пылили знаменитые тачанки Нестора Махно и жалких ему подражателей, не чадили копотью и смертью бронепоезда. Не мог чепухинский мужик сравнивать силу и справедливость различных властей. У него все это грозное время власть была одна. Она серьезно заявила о себе продотрядами, партячейками, уездной ЧК, мобилизационными комиссиями и напористыми агитбригадами, революционными театрами. А несла в массы кумачовое слово революции молодежь, комсомолия, «комса» — те, к кому всей душой только и мог потянуться недоучившийся студент коммерческого училища, бедняцкий сын Николай Ватутин. Еще в восемнадцатом году почти все мужское население села Чепухино выступило против немцев и гайдамаков, дошедших до Воронежской губернии. Постановлением схода был сформирован первый в округе отряд Красной Армии. В него вступили отец Коли Федор Григорьевич и старший брат Павел.

Весной 1920 года и Николай Ватутин добровольно вступил в Красную Армию.

АРМЕЙСКАЯ СЛУЖБА

С радостным, трепетным чувством перешагнул восемнадцатилетний паренек порог красноармейской казармы 3-го запасного полка. Крестьянского сына не смутили земляной пол, плохо оструганные нары с соломенными тюфяками, обмундирование грубого сукна, ботинки с обмотками и даже лапти, выданные для хозяйственных работ. Зато в руки впервые легла тяжелая винтовка, а поясной ремень ощутил тяжесть подсумков с боевыми патронами и гранат. Отныне все помыслы Николая были направлены на освоение нелегкой военной науки.

Восьминедельная программа обучения новобранцев включала изучение устройства винтовки, пулемета и уход за ними, ведение огня из различных положений, строевую подготовку, тактику (наступление, оборона, охранение, разведка), метание гранат. Кроме того, приходилось осваивать разные солдатские мелочи: как правильно намотать портянки, обмотки, заправить обмундирование, как нести внутреннюю и караульную службу, рыть окопы и др. Наглядных и учебных пособий почти не было, при обучении придерживались нехитрых, но давно проверенных правил: «Учи показом, а поясняй рассказом», «Тяжело в учении — легко в бою».

Исключительное трудолюбие и дисциплинированность позволили юному красноармейцу Ватутину уже через месяц блестяще освоить программу обучения. Немногословный и застенчивый по характеру, он тем не менее участвовал во всех внеслужебных мероприятиях, любил строевую песню и входил в число ротных запевал.

Скоро группу бойцов и в их числе красноармейца Ватутина направили в 113-й запасной батальон, дислоцировавшийся в городе Луганске. Запасной батальон поразил Николая четкостью внутреннего распорядка, выправкой бойцов и командиров, какой-то особой дисциплинированностью. Укомплектованный на сто процентов, он в каждой роте имел по нескольку литерных рот, предназначенных к отправке на фронт. Среди командного состава было много офицеров и унтер-офицеров бывшей царской армии.

К сожалению для Николая, в такую роту он не попал, но это не помешало ему уже через несколько дней после прибытия принять боевое крещение. По Донбассу рыскали прорвавшиеся с Екатеринославщины махновские отряды. На борьбу с одним из них и выступил 113-й запасной батальон. В боях под Луганском и Старобельском красноармеец Ватутин впервые услышал свист пуль, выдержал в пешем строю не один налет махновской конницы, познал ярость и ужас скоротечных штыковых атак. Из этих боев Николай вышел закаленным и отважным бойцом, и неудивительно, что красноармейцы единодушно выбрали его секретарем батальонной рабоче-крестьянской инспекции.

Пришлось Николаю вспомнить знания, полученные в коммерческом училище, работу в волостном управлении, нелегкий передел земли и трудные разборы крестьянских жалоб. Инспекция осуществляла строжайший контроль за питанием бойцов, медицинским обслуживанием, вещевым снабжением и многими другими бытовыми вопросами. Время было тяжелое, страна страдала от разрухи, голода. На учете был каждый пуд хлеба, каждая исправная винтовка, каждый ящик с медикаментами. Война, голод, тиф косили людей нещадно. Как известно, в Гражданскую войну погибло 4,8 млн человек, из них 3 млн от болезней и голода. Рабоче-крестьянские инспекции работали во всех ячейках государства, в том числе и в армии. Нетрудно представить, каково было восемнадцатилетнему юноше контролировать довольно сложное батальонное хозяйство.

Обстановка на фронтах вновь осложнилась. Польша отвергла советские мирные предложения и начала военную кампанию. Пилсудский получил от Антанты 1500 орудий, 350 боевых самолетов, 3000 пулеметов, более 300 тыс. винтовок. Боевой состав польской армии достиг 200 тысяч штыков и сабель. На юге изготовился к броску барон Врангель — последняя надежда белого движения. Барон собрал под свои знамена без малого 130 тыс. штыков и 5 тыс. сабель отборнейших войск. Казачьи дивизии, офицерские полки рвались в бой при поддержке тысяч орудий, сотен самолетов, невиданных до того времени танков.

Бойцы 113-го запасного батальона стремились на фронт, и одним из самых настойчивых был красноармеец Ватутин. После третьего рапорта с просьбой об откомандировании на Польский фронт Николая вызвал комиссар батальона. Бывший прапорщик царской армии, член РКП(б) с 1916 года, он сам всей душой рвался на фронт и понимал молодого красноармейца, но для разговора были особые причины.

— Вы что же, товарищ Ватутин, забыли о воинской дисциплине? — спросил комиссар, нахмурив брови. — Или считаете, что командование хуже вас знает, кого надо посылать на фронт? В Красной Армии сейчас миллионы беспредельно преданных революции, опытных бойцов. Именно им партия доверила разгромить врага. А у новобранцев нынешнего года другие задачи. Так что впредь никаких рапортов!

— Есть, никаких рапортов! — понурил голову Николай.

Комиссар подошел к юноше и по-дружески опустил на плечо руку:

— Не переживайте, Ватутин. У меня к вам стоящее предложение. Осенью начинаются занятия на 29-х пехотных курсах красных командиров. Курсы находятся в Полтаве, так что собирайтесь в дорогу. Командование батальона рекомендует вас как бойца грамотного, умеющего работать с людьми, хорошо проявившего себя в боях с белыми гадами. Ну, как вы?

— Я согласен, — просто ответил Ватутин.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся комиссар. — Я не первый год в армии. Поверьте мне, из вас получится настоящий командир. Пока позанимайтесь.

Однако позаниматься перед отъездом в Полтаву Николаю так и не удалось. Лето выдалось слишком жарким и по погоде, и по делам. Разметав немногочисленные заслоны красных войск, в Таврию на оперативный простор вырвался из Крыма Врангель. Республика спешно создавала Южный фронт, а по красноармейским тылам вновь начали рыскать махновские отряды. На борьбу с ними были брошены части особого назначения, запасные батальоны, добровольческие комсомольские отряды. Почти не выходил из огня и 113-й запасной батальон. В одном из боев Ватутин заменил раненого командира взвода. Впервые в жизни в жестоком бою он повел своих товарищей в штыковую атаку. Шли практически на верную смерть против окруживших их у небольшой балки конных бандитов. Пешие против конных, они штыками и гранатами не только прорвали кольцо окружения, но и обратили врага в бегство. Маленький, юркий Николай Ватутин успевал орудовать штыком и руководить подчиненными. В этом бою батальон понес большие потери. Погибли и трое из пятерых направляемых вместе с Колей в Полтаву молодых бойцов.

В середине августа на следовавшем с врангелевского фронта санитарном эшелоне Ватутин с товарищами уехал на учебу.

За дверью теплушки охраны, в которой устроились бойцы, мелькали сожженные деревни, забитые мешочниками железнодорожные станции, голодные дети на руках изможденных матерей, залитые карболкой и еще не убранные трупы умерших от тифа. Бойцы и рады бы были чем-либо помочь несчастным, да у самих осталось по два сухаря, а сколько предстояло еще ехать, никто не знал.

Чтобы хоть немного отвлечься от горестной картины народного бедствия, Николай предложил товарищам позаниматься. К его удивлению, товарищи оказались просто малограмотными, а один вообще с трудом читал и не знал даже арифметических действий. Коля решил тут же в теплушке организовать «краткосрочные курсы» по ликвидации неграмотности. В ход пошли старые газеты, плакаты, но скоро этот запас бумаги иссяк, и Ватутин вооружился большим куском мела, а стены вагона заменили классную доску. Правда, произошло одно недоразумение, о котором впоследствии Ватутин вспоминал часто. На станции Красный Лиман, забитой воинскими эшелонами, санитарный поезд застрял надолго. Чтобы не сидеть в душной теплушке, Николай предложил продолжать занятия на свежем воздухе. Доской служила все та же стена вагона. Не успел Коля исписать цифрами полстены, как по бокам его встали два красноармейца с винтовками. Учеников тоже взяла в кольцо невесть откуда взявшаяся охрана.

— А позвольте вас спросить, чем вы это занимаетесь? — пробился в круг подозрительно поблескивающий стеклами пенсне железнодорожник. — Подсчитываете воинские эшелоны!

— Да вы что! — возмутился Ватутин. — Это же просто арифметика. Таблица умножения. Мы — будущие краскомы.

— Насчет краскомов это еще надо подумать, а что разведсведения собираете, очень похоже, — не унимался железнодорожник. — Шпионы! — закричал он вдруг. — Товарищ Мостовой!

Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не появился сам товарищ Мостовой, военком станции, высокий мужчина в кожанке и шикарных малиновых галифе.

— Отставить! — гаркнул он простуженным басом. — Где вы шпиенов увидали? То ж наши хлопцы, а эту арихметику я помню еще с церковно-приходской школы, и документы у них в порядке. Сейчас старшой представил. Дорогу будущим краскомам. Такое стремление к знаниям надо только приветствовать. Это по-нашенски, по-рабочему. Ехайте, хлопцы, с богом. Сейчас отправляем состав...

Под дружные аплодисменты недавней охраны Ватутин с товарищами забрался в теплушку, и почти сразу состав тронулся.

В Полтаву прибыли жарким днем 30 августа. После душной теплушки тенистые аллеи старого городского парка показались бойцам раем. До начала занятий осталось всего двое суток, и будущие командиры поспешили на курсы, которые нашли не без труда. Долго бродили по улицам, а пришлось вернуться все в тот же парк. Сели передохнуть у памятника в честь славной Полтавской победы и спросили у проходившего мимо военного, как найти курсы.

— Да вы же около них находитесь, — засмеялся тот и показал на массивное красивое здание, стоящее прямо против памятника. — Вот извольте — бывший кадетский корпус, а ныне курсы красных командиров...

Робко ступая запыленными башмаками, вошел Николай Ватутин в просторный вестибюль здания. Прямо на него сурово смотрела бронзовая статуя Петра Великого. С правой стороны от нее висела рельефная схема знаменитой Полтавской битвы. Николай внимательно рассматривал построение русских войск, любовно вылепленные знаменитые семь петровских редутов. Привлекали внимание маленькие фигуры Петра I на коне и Карла XII на носилках. Слева от статуи Петра висела скромная карта фронтов Гражданской войны. В сплетении красных и синих стрел Николай быстро отыскал родные Валуйки. «Как там в Чепухино?» — подумал он, но доносившиеся с улицы звуки оркестра прервали воспоминания. Из летних лагерей возвращались курсанты.

1 сентября с общеобразовательной подготовки начались занятия. Основной состав вновь набранных курсантов был малограмотен. Поэтому прежде, чем приступить к специальным дисциплинам, пришлось повторять азы начальной школы. Но и эти занятия пришлось скоро прервать. Курсы в срочном порядке бросили на борьбу с бандитами. Курсанты под командованием преподавателей на практике стали изучать основы тактики общевойскового боя. Ватутин, как и его товарищи, был в боях не первый раз, но теперь преподаватели старались привить им командирские навыки, приучали мыслить и действовать самостоятельно. Сколько дорог Украины в ту осень исколесили, а то и просто оттопали курсанты Полтавских курсов! И все с боями, теряя товарищей, постигая в перерывах между боями основы топографии, военной администрации, теории войн и так ненавистной некоторым математики. Воевали больше с бесчисленным количеством батек, атаманов. Поражала их бессмысленная жестокость, порождавшая столь же бессмысленную мстительность. Наверно, тогда, привыкнув к страшным картинам расстрелянных, порубленных, повешенных, Николай почувствовал, как черствеет сердце, и ужаснулся. Именно тогда у него выработался стойкий иммунитет ко всякой жестокости, несправедливости, именно тогда он впервые еще не совсем осознанно начал критически оценивать не только свои поступки, но и поступки старших командиров, замечать чудовищную некомпетентность некоторых начальников, представлявших любимую им Красную Армию. Именно тогда он понял, что армии нужны грамотные, высоконравственные командиры и его задача стать одним из них.

Как говорится, в частых боях и походах прошли лето и осень двадцатого года. К середине ноября остатки армии Врангеля частью ушли за кордон, частью приняли мученическую смерть, сдавшись на милость победителей и поверив в честное слово красного генерала Фрунзе и Реввоенсовета республики. Фрунзе просто не мог предположить, как распорядятся его словом пламенные революционеры Пятаков, Землячка, Бела Кун, а если бы и предположил...

Война кончилась, и хотя по стране еще пройдет волна восстаний, крестьянских бунтов уже против народной власти большевиков, приказом главкома все курсанты военно-учебных заведений возвращались к месту постоянной учебы.

Курсантов 29-х пехотных курсов приказ застал под Мелитополем, почти за тысячу верст от Полтавы, и их пришлось одолеть в пешем походном порядке, отбиваясь от кого-то или приходя на помощь кому-то, что в те времена было обычным явлением.

До Нового года еще не раз пришлось выступать против недобитых отрядов Махно, других атаманов, рыскавших вокруг Полтавы. Зимой началась настоящая борьба за топливо. Его не хватало железной дороге, городу, гарнизону. После нелегкого учебного дня, едва насытившись скромным пайком, курсанты разгружали составы с дровами, таскали, как заправские грузчики, рогожные мешки с углем.

После анархии Гражданской войны страна столкнулась с ужасающей разрухой. Везде требовались рабочие руки, а они в своем большинстве находились в армии. По инициативе председателя РВС республики, идола или дьявола революции Льва Троцкого попытались, недолго думая, перевести на трудовое положение армии, не участвующие непосредственно в боях, с перспективой загнать весь народ в трудармии. Но, к счастью, идея эта так и не воплотилась в жизнь. Началась организованная демобилизация и реорганизация многих воинских частей.

29-е пехотные курсы красных командиров преобразовали в 14-ю Полтавскую пехотную школу. Людей сократили почти втрое, предложив наиболее подготовленным, среди них оказался и Николай Ватутин, продолжить обучение. К этому времени Николай уже не мыслил себя вне армии и остался в школе. Скоро занятия продолжились.

Начальником школы был назначен бывший царский офицер Иван Петрович Сальников. Он не только проявил себя в действующей армии на фронтах Первой мировой и Гражданской войн, но и с успехом занимался военно-теоретической деятельностью. С октября 1919 года Красная Армия занималась по учебнику тактики, написанному Сальниковым. В учебнике он сумел объединить опыт Первой мировой войны, ее позиционные формы ведения борьбы с маневренным характером Гражданской войны.

Николаю Ватутину сразу понравился этот высокий, подтянутый, тщательно выбритый, неизменно требовательный и при этом очень внимательный командир. С первого построения, на котором Сальников представился личному составу школы, с его первого приказа стало ясно, что учеба в школе будет нелегкой. Кто бы мог подумать, что уже в первом, традиционном приказе о вступлении в должность он сочтет необходимым дать методические указания по боевой подготовке. В приказе говорилось: «Объявляю ниже сего описание приему прицеливания, приказываю принять его в школе к руководству. Этот способ допускает в течение часа проверить правильность наводки 30—40 курсантов. Отлично усваивается вся система стрельбы. Ни один человек не останется без ежедневной проверки. Все бойцы будут обучены в 3—4 раза быстрее...

Сальников добился введения курса военной истории, пополнил школьную библиотеку военно-научной литературой.

— Не бойтесь читать военных классиков, — неустанно повторял Иван Петрович курсантам. — Многим из вас придется продолжать военное образование в академиях, но даже если и не попадете туда, все равно читайте Клаузевица, Энгельса, Мольтке, Драгомирова. Военный человек должен постоянно повышать свой теоретический уровень, и чаще всего это придется делать самостоятельно. Особенно обращаю внимание на работы, освещающие события последних войн. Журналы «Военный вестник», «Военное дело» должны стать вашими спутниками на всю жизнь.

Николай Ватутин запомнил этот совет. В тот год он впервые познакомился с трудами Бориса Михайловича Шапошникова «Обзор боевых действий Красной Армии», «Первые боевые итоги маршала Пилсудского», «На Висле. К истории кампании 1920 года». Зачитывали курсанты до дыр и работы своего начальника школы. Скоро вышла в свет составленная Сальниковым «Методика обучения курсантов в 14-й пехотной школе».

Большое внимание в преподавании Сальников уделял работе с картой. Топографические и тактические задачи решались постоянно с реальной привязкой к местности. Причем сам начальник школы и все преподаватели серьезно подходили к качеству графических работ.

— Прививайте себе штабную культуру, — неустанно повторял Сальников.

Многие курсанты считали его требования чрезмерными, отдавая предпочтение практическим занятиям, стрельбам, но Ватутин не просто старался, он полюбил карту, строгость военной документации. Остро отточенные карандаши, циркули, линейки, четкие красные стрелы, зубчики рубежей обороны вызывали в его душе настоящий трепет. Эту любовь он пронесет через всю жизнь. Позднее, даже в должности заместителя начальника Генерального штаба, командующего фронтом, он будет нередко работать с картой сам, чем неоднократно удивит и начальников и подчиненных.

В практические занятия и тренировки новым начальником школы также было внесено много нового. На тактических занятиях курсанты выступали не только как обучаемые, но и как наблюдатели. По итогам наблюдений необходимо было представить подробный отчет со своими замечаниями и предложениями. Однокурсники Ватутина впоследствии говорили, что у него были лучшие отчеты, а некоторые из них Сальников зачитывал перед строем.

Много внимания уделялось отработке приемов ведения боя как в обороне, так и в наступлении. Старались повышать морально-психологическую подготовку. И хотя большинство курсантов были обстрелянными бойцами, в школе детально отрабатывали атаки в сфере артиллерийского и пулеметного огня на дистанции от 2 тысяч до 300 шагов, то есть в сфере прямого выстрела.

После военно-специальных занятий на первом месте стояла физическая подготовка. Марш-броски, плавание в обмундировании, поднятие тяжестей, полоса препятствий — вот далеко не полный перечень обязательных упражнений. Николай Ватутин особенно любил гимнастические упражнения, акробатику. Маленький, крепко сбитый, он был на редкость прыгуч, владел своим телом в совершенстве. В модных в то время многоступенчатых пирамидах курсант Ватутин неизменно занимал самую высокую точку. Вообще, именно с курсантских времен он положил себе за правило обязательно начинать день с физзарядки и не изменял ему до конца жизни, находил для этого время и в Сталинградской операции, и во время жесточайших боев на Курской дуге.

Курсанты гордились своей школой, которая шла впереди не только всех учебных заведений округа, но и многих школ Красной Армии. Не случайно к полтавцам постоянно приезжали начальники Киевского, Краснодарского училищ, чтобы позаимствовать передовой опыт. Полтавцы тоже ездили к ним. Особенно интересными, поучительными и полезными получались совместные маневры, проводившиеся в летний лагерный период. Полтавская школа постоянно проводила настоящие «сражения» с Чугуевской пехотной школой и с Харьковской школой червонных старшин. Николай Ватутин особенно любил лагерную жизнь: четкий строй палаток в живописном уголке описанного великим Гоголем Диканьковского леса, свежесть молодой травы, голубизну неба, пение соловьев по ночам...

Ватутин учился вдохновенно, был на редкость трудолюбив, любознателен, исключительно дисциплинирован. Товарищи по учебе отмечали его необыкновенную скромность и доброжелательность. Человек очень увлекающийся, горячий и нетерпеливый, он нередко «зажимал» себя в кулак, стесняясь показаться выскочкой, зазнайкой, опасаясь потерять доверие товарищей. Товарищи и командиры уважали Николая.

Первый год обучения Ватутин закончил только с отличными оценками и был назначен командиром курсантского отделения, а через некоторое время помощником командира взвода.

Знание людей, их мыслей, забота о них — вот первое правило, которое он положил в основу своей работы. Высочайшая требовательность к себе и подчиненным — второе правило. Личный пример — третье.

Этим трем немудреным правилам он следовал всю жизнь, постигая на каждом более высоком уровне все новые нюансы нелегкой командирской деятельности. Вообще у Ватутина был особый педагогический дар. Он не только с удовольствием учил других, но и считал это для себя необходимым. Все, с кем приходилось в дальнейшем служить Николаю Федоровичу Ватутину, отметили эту его характерную черту. Бывший курсант отделения Ватутина А.Ф. Скиба вспоминал, что в школе товарищи и преподаватели называли его «психологом» за удивительную способность найти общий язык с любым человеком, не теряя при этом собственного достоинства.

В тот год произошло еще одно событие, которое Ватутин считал одним из важнейших в своей жизни. Он вступил в партию большевиков. Стать в двадцать лет коммунистом было весьма почетно, и появившиеся в этой связи обязанности налагали на молодого бойца особую ответственность. Ватутин основательно засел за политграмоту. Изучал труды Маркса, Энгельса, Ленина, читал работы видных теоретиков партии и первое время буквально страдал от обилия непонятных вопросов, фраз, умозаключений. В трудную минуту он спешил в партячейку, к комиссару школы за разъяснениями и постепенно начал представлять политику партии. Да и мудрено ли было путаться молодому красноармейцу, если в партии шли острые дискуссии, в которых и профессиональные революционеры, теоретики не всегда находили верную дорогу! С энтузиазмом было воспринял Николай идею Троцкого о превращении боевой армии в трудовую и создании в стране подобия казарменного коммунизма и очень огорчился, когда комиссар школы камня на камне не оставил от его рассуждений.

— Путаница у меня в голове, — жаловался Николай комиссару.

— Ничего, не ты один такой, — успокаивал тот. — Читай внимательно Ленина. Эх! Послушать бы тебе настоящего революционера!..

Такая возможность скоро представилась. Высокий авторитет 14-й Полтавской пехотной школы заинтересовал командующего войсками Украины и Крыма Михаила Васильевича Фрунзе. Появился он в школе неожиданно, на практических занятиях. Отделение Ватутина выполняло стрельбы из винтовки, когда на огневом рубеже в сопровождении командования школы оказался невысокий человек, рыжеватый, со смеющимися голубыми глазами, в гимнастерке тонкого сукна, солдатских брюках и высоких сапогах. Курсанты сначала не признали в нем прославленного полководца. Ватутин подбежал с докладом, но Фрунзе только махнул рукой и легко опустился на колено рядом со стреляющим. Быстро проверив прицел, он приказал продолжать стрельбу. Потом обошел всех бойцов, внимательно расспрашивал о методике обучения, снабжении продовольствием, обмундированием, дровами. После занятий приказал построить курсантов.

— Товарищи бойцы! — пронесся над строем его мягкий голос. — Мне доложили, что ваша школа одна из лучших в армии республики. Я хочу убедиться в этом сам и приеду к вам еще не один раз. Сейчас же хочу сказать, что главная ваша задача — учиться военному делу настоящим образом. Это сказал Ленин. Вы, — повернулся он к преподавателям, — должны воспитывать курсантов так, чтобы стремление проявить самостоятельность, инициативу вошли в кровь и плоть каждого бойца, будущего краскома. Красной Армии нужны смелые, энергичные командиры. У вас должна быть дисциплина высшего предела, глубочайшая ответственность за судьбу Родины. Вы должны запомнить и крепко осознать, что наша республика находится на положении осажденной крепости, и, наконец, пожалуй, главное. Руководящая роль в жизни армии принадлежит партии большевиков... С коммунистическим приветом к вам, курсанты славной 14-й школы!

В общем-то обычные и типичные по тем временам слова. Но!..

— Ура! Ура! Ура! — дружно пронеслось над курсантскими рядами...

С этого дня Михаил Васильевич стал частым гостем Полтавской пехотной школы и даже шутил, что взял над ней шефство. Его можно было видеть в учебных классах, на плацу, на стрельбищах, на полевых занятиях, в столовой, в казарме — везде, где занимались и отдыхали курсанты. В школе его полюбили особой любовью. Знали наизусть биографию, восхищались работой товарища Арсения в первую русскую революцию, мужеством неоднократно приговариваемого к смертной казни большевика, месяцами ожидавшего смерти, изучившего в камере смертников несколько иностранных языков, основы военного дела. И уж, конечно, знали о той огромной роли, которую он сыграл в разгроме Колчака, туркестанских белогвардейцев, барона Врангеля.

Тем временем положение страны оставалось тяжелым. Трудно было достать не только продовольствие и топливо, но и газеты. Других средств информации не было, и агитаторам школы приходилось проявлять незаурядную изобретательность, чтобы донести до курсантов новости. Наконец выход был найден. В ежедневном приказе по школе ввели специальный раздел, рассказывающий о памятных датах, важнейших событиях, происходящих в стране, за рубежом. Каждый день, стоя в строю, курсанты выслушивали такую краткую политинформацию.

В школе в связи с острой нехваткой книг курсанты сами составили литературную хрестоматию, выпускали журнал «Красный курсант», спортивную газету. Активно работал кружок культпросвета. Сейчас может показаться смешным, но победитель конкурса поэтов получил в качестве приза два фунта сахара, книгу стихов Демьяна Бедного с надписью: «Красному курсанту за пролетарское творчество».

В степях Украины вновь появились махновские отряды. Не обошли они стороной и села Полтавщины. Вновь запылали хутора, полилась кровь. Мятежи Антонова на Тамбовщине, кронштадтских моряков, выступления крестьян Сибири, Урала ускорили решение о замене продразверстки продналогом. Наконец крестьянин мог вздохнуть свободно, но с бандитизмом надо было кончать решительно и бесповоротно.

Ответственным за ликвидацию махновщины на Украине был назначен М.В. Фрунзе. Сначала, чтобы избежать напрасного кровопролития и спасти жизнь тысячам людей, он попытался вступить с махновцами в переговоры, но все попытки оказались безрезультатными. Тогда с присущей ему энергией Михаил Васильевич развернул широкомасштабные действия. К боям пришлось привлечь не только строевые части, но и военно-учебные заведения. Курсанты фактически уже участвовали в боях. Им приходилось отбиваться от махновцев во время заготовки дров в Диканьковском лесу, на полигонных занятиях, на маршах. Долго стояли перед глазами Николая Ватутина похороны погибших в неравном бою курсантов, охранявших продовольственный транспорт. Махновцы перехватили его на марше, вырубили всю охрану и, сложив обезображенные трупы в мешки, из которых вытряхнули продовольствие, заставили крестьян отвезти эту страшную поклажу в пехотную школу. Покрытые красным сатином гробы товарищей, скорбные звуки траурного марша, слезы на глазах живых вызывали в душе Николая жгучее чувство ненависти. Бандиты после этого случая обнаглели. Звонили в школу, угрожая скорой расправой.

В эти дни Ватутин и его товарищи не расставались с оружием даже ночью. Спали не раздеваясь, разрешалось только снять сапоги.

Махновцы предприняли попытку захватить Полтаву, но были отогнаны с большими потерями. Постепенно они начали терпеть одно поражение за другим, но бои шли жестокие. У станции Решетиловка был ранен сам Фрунзе, но из боя не вышел, продолжая руководить боевыми действиями. После стабилизации положения под Полтавой курсанты пехотной школы приняли участие в уничтожении банд на Полтавщине. Николай Ватутин вновь прочувствовал всю жестокость и скоротечность боев с маневренным противником. Бои под Перещепено, Михайловкой, в Константиноградском, Кобылякском, Зеньковском уездах заменили полтавским курсантам тактические занятия и учения.

Борьба с махновцами усугубилась новым бедствием. В стране свирепствовал голод. Главные житницы — Украину, Поволжье, Среднюю Россию — поразила страшная засуха. Для разрушенного войной хозяйства, измученного кровопролитием народа это была непосильная ноша. Вымирали целые деревни, по российским большакам и украинским шляхам потянулись скорбные фигуры голодающих. По стране прошел клич помощи несчастным. Люди отдавали последнее, чтобы остановить чудовищную напасть. Не оставалась в стороне и армия. Воинские части, учебные заведения брали на содержание голодающих детей. Каждые десять красноармейцев обязывались прокормить одного голодающего, отчисляя часть своего пайка в его пользу.

Однажды на вечерней поверке И.П. Сальников зачитал воззвание Центральной комиссии помощи голодающим ко всем рабочим и крестьянам, ко всем честным гражданам РСФСР.

«Великое стихийное бедствие — голод охватил житницу России Поволжье и поставил перед угрозой смерти более 22 млн населения, — разносился над строем спокойный голос начальника школы. — Советская власть делает все возможное для оказания помощи голодающим. Она обсеменила озимый клин, отпустила ссуду для ярового, дала 12 млн пудов зерна для питания голодающего населения. Но необходима всеобщая помощь. Рабочие, служащие, красноармейцы должны установить ежемесячные отчисления в фонд помощи голодающим. Смерть косит немилосердно, трудящиеся, честные граждане должны сделать все, чтобы отвести руку смерти от голодающих...»

Николай Ватутин с трудом понимал слова начальника школы. Коснулась страшная беда и его семьи. Два дня назад он получил письмо со страшным известием от недавно демобилизованного брата Павла. Голод поразил Чепухино, Насоново, все окрестные села. В церквах не переставали скорбно звонить колокола, отпевая покойников. Крестьяне съели все мало-мальски съедобное и принялись за несъедобное. Страшно было смотреть на опухших от голода, заедаемых паразитами детей. Сильно покалечился брат Афоня, упав с дерева, куда забрался обдирать молодую кору для пищи. Умер от голода самый младший брат — двенадцатилетний Егор. В семье ни у кого не было сил похоронить мальчика. С большим трудом сделал это отец Федор Григорьевич и, потеряв на этом последние силы, через два дня скончался. Тяжело умирал дед Григорий. Находясь в полном сознании, он тихо плакал, а руки намертво вцепились в лежащий под головой мешочек с пшеницей. Это была ссуда, выданная государством на посевные работы. Глава ватутинского рода спасал семью, и как ни соблазнителен был этот мешок, никто не рискнул отнять его у умирающего. В конце письма Павел сообщал о том, что уже отсеялись, урожай 1922 года обещает быть хорошим, но семья не надеется дожить даже до теплых дней, первых съедобных трав.

Подобные письма получил не один Ватутин. Николай решил отсылать домой три четверти своего пайка и спасти семью. Также думали и его товарищи. С большим трудом Сальникову удалось убедить ребят оставлять и себе крохи продовольствия.

— Дорогие товарищи, — говорил он тихим голосом, — я вижу, какое горе охватило страну, нас с вами, но мы не можем допустить возникновения голода в армии, в нашей школе. Это будет подрыв боеготовности РККА, а значит, угроза безопасности республики...

Курсанты согласились со своим командиром, но долго еще в столовой собирались все крошки хлеба, а каждый кусочек сахара по нескольку раз перевешивался авторитетной комиссией. По некоторым данным, в голод 1921—1923 годов погибло 5 млн 900 тыс. человек. И это сразу после миллионных жертв Гражданской войны. Какой народ мог вынести такое?!

Позже Николай Федорович Ватутин скажет, что в те жестокие месяцы кончилась его юность. Он стал взрослым человеком.

Все в жизни проходит. Прошло и это страшное лихолетье. Уже к лету 1922 года положение с продовольствием в стране улучшилось, и, хотя еще было далеко до стабильности, люди вздохнули свободно. В Полтавской пехотной школе начался лагерный период, и курсанты второго курса — выпускники — старались изо всех сил. Приближалась пора выпускных экзаменов. Волновались не только курсанты, но и преподаватели. Даже начальник школы не находил себе места. Он по одному вызывал к себе выпускников и подолгу беседовал с каждым, рассказывал об особенностях полковой жизни, нюансах, с которыми придется столкнуться молодому командиру. Незадолго перед экзаменами он организовал показные строевые занятия всей школы, на которых каждый выпускник продемонстрировал свое умение.

Школа жила первым выпуском. Готовился концерт художественной самодеятельности, торжественное построение, встреча с жителями Полтавы. Специальный номер посвятил этому событию журнал «Красный курсант». С красочной обложки смотрел попирающий корону красноармеец в буденовке. Революционным призывом кричал со страниц лозунг: «Пожар мировой революции охватывает весь мир. Борьба за освобождение человечества разгорается. В центре ее стоят героическая Красная Армия и ее красные командиры». В журнале рассказывалось об отличниках учебы, публиковались напутствия преподавателей и начальника школы, ответы выпускников на анкету о цели будущей жизни.

В середине сентября начались выпускные экзамены, длившиеся две недели. Николай Ватутин получил по всем дисциплинам высшие баллы и закончил школу с отличием.

Наконец наступил долгожданный момент. 1 октября 1922 года не по-осеннему теплым днем на знаменитом поле Полтавской битвы выстроился личный состав школы. На правом фланге в новеньком обмундировании, скрипящих кожей портупеях, в фуражках с красным околышем располагалась рота выпускников. Из 120 человек, начавших два года назад учебу, в строю осталось только 80. Кто погиб в жестоких боях с махновцами, кто умер от ран и лишений, кто просто не справился с программой и был отчислен. Перед строем возвышалась небольшая трибуна, около которой расположился оркестр и развевалось боевое знамя школы. Пришли жители Полтавы. Солнце сияло на штыках курсантов, обнаженных шашках ассистентов при знамени, медных трубах оркестров. Разноцветьем осени горел вдалеке лес. Настроение присутствующих было настолько приподнятым, что, когда вдали появился знакомый автомобиль командующего войсками Украины и Крыма, курсанты без команды грянули мощное «Ура!». Оркестр заиграл встречный марш...