Помоги проекту - поделись книгой:
Поднимает голову. Вижу его лицо, мокрое и сияющее широченной плотоядной улыбкой. Улыбаюсь в ответ. Он нависает надо мной и входит с одного толчка. Меня словно приятно выворачивает наизнанку. Вот только что казалось, что лучше просто не бывает, и на тебе: еще-намного-лучше-точно-аах! Долгожданную разрядку Саша пережидает, посидев пару минут с закрытыми глазами.
И тут же тянется ко мне опять. Ставит меня на край кровати в позу довольной собачки, ласкает груди и восхитительно долго и глубоко имеет меня сзади. Снова и снова вижу небо в алмазах.
Ни один из нас не вспомнил о защите. Перед вторым действием я дернулась было, а потом подумала… Зачем? Как бы я хотела родить ему ребенка! Вот такого же замечательного со всех сторон, только маленького. Чтобы оставался со мной, даже когда папка уходит на работу. Чтобы растить его и узнавать черты любимого мужчины.
Да, я этого хочу. Даже если с его папой не будет продолжения. А может, именно поэтому. Это по любому будет счастье.
В шестую ночь он усаживает меня рядом с собой и то смотрит пристально, то отводит глаза. Я сразу замечаю, что он печален.
Вижу лежащую на столе на видном месте пачку долларов, перевязанную красной ленточкой с бантиком. Думаю, до нее сейчас дело дойдет, у меня глаза сразу оказываются на мокром месте. Так мне и надо, вот он — момент истины: я для него — шлюха. А кто еще?! Спасибо, хоть красивой ленточкой перевязал, чтобы подсластить пилюлю. И слишком много этих самых бумажек. Мои услуги столько не стоят…
— Ты будешь разочарована, — вдруг говорит он, — но сейчас я не хочу только заниматься любовью. Завтра вечером улетаю. Не хочу от тебя улетать! — горячо восклицает и приникает ко мне, зарываясь лицом в мои волосы. Я обнимаю его за шею, затрепетав от нежности. Понимаю, что он не просит ответа, разговаривает как бы сам с собой.
— Я даже начал молиться. Благодарю всех богов, и моего, и твоих за то, что послали мне тебя! Желаю всех благ человеку, разбившему мне голову, из-за чего пришлось сидеть в номере, где ты меня нашла, — Саша то улыбается, то закусывает губу.
А я блаженствую. Все же женщины любят ушами.
— Почему ты пришла именно ко мне? Мне этого не узнать, кажется, ты не сильна в языках… Ты необыкновенная, и дело даже не в твоей внешности. Я долго думал и понял: ты… — он молчит, подбирая слова, — ты щедрая сердцем, мне даже кажется, что ты меня любишь.
Мы горячо целуемся, но потом он опять грустит. Говорит о родине… Он, оказывается, вырос в Крыму, в 2014-м как раз закончил школу, поехал поступать в Московский ВУЗ. «Вот откуда у тебя этот мягкий певучий говор! — думаю я. — А ведь так говорил и мой отец…»
Александр сажает меня на колени, обнимает и с горечью делится тем, как в последнее время обращается с ним его жена: надменная и непроницаемая, подобно большинству детей богатеньких родителей. Я замираю: действительно, почему бы ему не быть женатым, — подумаешь, молод, подумаешь, не носит кольца!..
Ласкает меня и жалуется, что его не подпускают к сыну. День четырехгодовалого крошки расписан по минутам: английский, китайский, теннис, бассейн, верховая езда… Всякие гувернеры смеют закрывать перед ним, отцом, дверь! Да ним просто воспользовались, как производителем!
Я снова окидываю его медленным взглядом, — да, от такого мужчины многие хотели бы иметь детей, — роскошное тело, большое, в меру тренированное, открытое славянское лицо, румянец, оленьи глаза и, конечно же, главное — спокойный нрав. В нем все настоящее.
Он вдруг отстраняет меня и вглядывается в глаза:
— Мне все время кажется, что ты понимаешь!
Похоже, он настроился на меня так, что уже почти читает мысли.
— Я понимаю, — не выдерживаю я.
Если бы я смолчала! Может быть, тогда бы все закончилось легче и проще… Сдержаться еще один только раз! Но я просто не смогла не откликнуться на его слова, не ответить на его искренность.
От близости Саши во мне все поет, я словно раскачиваюсь на стремительных качелях, и «вниз» — это означает вступление к «вверх», и опять, и опять…
Он буквально подпрыгивает, сидя со мной на руках и долго не может выговорить ни слова.
— Ты русская?!
— Да.
Саша несколько раз порывается что-то сказать, но каждый раз закрывает рот. Вижу, как он меняется в лице: растерянность и тяжелые мысли сменяются решимостью, взгляд прояснился.
— Ты летишь со мной! — безапелляционно заявляет он и твердой рукой привлекает меня к себе.
«Счастье мое! Любовь моя! — твержу я мысленно, когда он покрывает меня поцелуями. — Ну и что, что ты женат. Пускай ты будешь моим хоть изредка. Отдохни на моей груди…»
Он встает со мной на руках и входит в душевую. «Он так и не понял, кто я, — осознаю, — просто не запомнил какую-то мышку».
— Я решил изменить свою жизнь и больше не хочу играть, — говорит он тоном, о котором я мечтала полжизни. — Сейчас я смою весь твой камуфляж и знаю, что без него ты понравишься мне еще больше.
Он намыливает мне бедро и поливает из душа. Моргает длинными ресницами.
— А, понимаю, — говорит и обливает мое второе бедро туалетной водой, трет ладонью.
Чувствую, как задрожала его рука, вижу, как вытянулось лицо, а еще появилось что-то похожее на ужас в его глазах.
— Это же не татуировка?!
— Конечно, нет! — смеюсь.
Мне весело. Он понемногу тоже начинает улыбаться. Любимый мой.
— Когда же я увижу тебя настоящую?
— Завтра.
— Только завтра!.. — он заарканивает меня полотенцем и притягивает к себе. — Я должен купить тебе билет, принеси документы пораньше, лучше до обеда. Ты же сможешь? И сама приходи.
Он прильнул к моим губам. Полотенце падает…
— Прелестно! — раздается резкий голос за его спиной.
Мы одновременно вздрагиваем. Картинно облокотясь о дверной проем, на нас смотрит Анна Филипповна, шефова мадам. К чести Саши, он еще крепче обнимает меня и заслоняет собой. Сколько не тянет шею беспардонная дама, пытаясь зайти то справа, то слева, ей немногое удается увидеть за его широкой спиной.
— Выйдите! — гневно бросает он.
Меня просто распирает радость за себя и за него.
— Ты хоть бы двери запирал, когда трахаешься с туземками, зятек! Любящий муж и нежный отец в одном лице, широкая душа!
Зятек?! Я обмерла. Так ОН — муж той самой Светы, о которой мне столько с отцовским тщеславием рассказывал шеф! Отец Сереженьки! Боже мой, как тесен мир! Что же я натворила?!
Выскальзываю из дорогих объятий, прикрываюсь полотенцем и сбегаю, поднырнув под руку мадам.
— Не пущу! — слышу сзади вопль жены шефа и разъяренный рык Саши.
Их голоса так и звенят у меня в ушах, когда я, рыдая как малолетка, катаюсь по кровати в своем номере. Я знаю, что пропала. Убедилась, что не заслуживаю счастья. Даже ворованного. Никогда! Я не создана для любви.
Было очень светло, когда я пришла в себя. Горе чуть притупилось. Я отчетливо поняла, что не смогу настолько подло поступить с Евгением. Так как Саша не успел узнать, кто я, ему ничего не останется, как только вернуться к жене, и скоро он забудет о приключении, случившемся с ним в далекой стране.
А мне вообще не следует пытаться изменить что-то в своей личной жизни. Один раз поддалась чувству, понадеялась обмануть судьбу, и что из этого вышло?! Как я смогу теперь пройти мимо НЕГО?! Да я сгорю, умру на месте! А шеф? Разве я смогу принимать его чувства, как раньше?!
«Я должна уволиться из фирмы, — говорю себе, — сразу как прилечу. Придумаю что-нибудь».
Плетусь в ванную, отметив, что ненужная больше краска еще не выцвела. Тоска сдавила горло так, что я и не пикнула, вставая под ледяной душ. Полностью собранная к самолету, я хожу, сажусь, лежу, предаваясь безрадостным мыслям, ожидая, когда смогу напудриться и выйти.
В очередной раз гляжу на часы на телефоне, рядом с размещенной на экране фотографией моих единственных близких людей — мамы и Кати. Полпятого. Кажется, что часы торопятся: не может быть, чтобы уже было так поздно.
Проверяю время по местному телефону, пересчитав услышанное число на английском по пальцам: правильно! Через три с половиной часа вылет. А проклятая краска еще не побледнела. Неужели перепутала дни? Копаюсь в чемодане, достаю квитанции салона, — вроде бы все так. После первого раза — зеленой квитанции — побледнело почти через двое суток, после желтой — самую малость позже, а после красной прошло уже…
Глава 14
Наташа
Позднее утро. Выхожу на улицу с опаской. Но город опять сделался благопристойной и благоухающей натуральными ароматизаторами туристической столицей. Похоже, ежедневно на утренней зорьке нужные улицы отдраивает армия уборщиков.
Чувствую себя не лучшим образом из-за практически бессонной ночи. Поэтому сегодня не бросаюсь сломя голову в очередной бар, а принимаюсь детально изучать наружный облик заведений. Прохаживаюсь по улице примерно до того места, что и вчера, и неожиданно до меня доходит, что знак (или логотип, символ, герб) компаний на вывесках то и дело повторяется.
То есть вчера меня, свеженькую платежеспособную иностранку как глупую ослицу водили друг к дружке сотрудники одной-двух фирм! Водили, прекрасно зная, что Марины там нет и быть не может! Наверное, и благодарность брали с коллег за то, что привели меня! А мое время и деньги уходят… Ох, как это плохо, ох, как хочется выместить хоть на ком-то досаду или даже надавать по лбу самой себе! Не люблю, когда меня обманывают, очень не хочу становиться злой и излишне прагматичной.
Впредь буду умнее. Надо настаивать на беседе с хозяевами компаний, — босс должен знать все. И стану соединять расспросы, а значит, и затраты с завтраком, обедом и ранним ужином. И торговаться буду! Возвращаюсь к своей гостинице и иду, минуя ее, в противоположную сторону улицы — к морю. Иногда захожу в заведения и еще реже фотографирую то, над чем собираюсь основательно подумать потом.
Вот небогатые плоды, которые мне удалось собрать к вечеру. Во-первых, эта длиннющая развеселая улица типа нашего Арбата имеет начало в транспортном центре, и конец — у набережной моря, моя гостиница расположена примерно посередине. Причем здания построены вплотную друг к другу, общедоступных проходов на соседние улицы не наблюдается.
Во-вторых, чаще других на вывесках и в той, и в другой частях улицы повторяется логотип компании, имеющий вид двух букв готическим шрифтом в треугольнике и обязательно по соседству с двухголовым драконом — дракоша просто примелькался.
Но когда я, разыскав более-менее подходящую фразу в разговорнике, захотела встретиться с самим главным боссом, мне стали снисходительно объяснять, что его здесь нет и быть не может, потому что ему принадлежат, кроме ресторанов, казино и стрип-баров еще и банки, самолеты и длинный перечень того, значения чего в английском я совершенно не знала. Наверное, и пароходы тоже.
И в-третьих, хозяин небольшого варьете, не входящего в буквенно-драконовый концерн, проведя пальцем по узорам на Маринином теле (на фотографии), сказал:
— Много-много долларов.
Заняться косметическими салонами Вова рекомендовал только в случае фиаско на главном направлении поиска. Боюсь, что такой момент приближался. До отлета домой осталось всего ничего.
Зная Маринин консерватизм, логично предположить, что и в первой, и во второй поездке она, скорее всего, делала грим в одном и том же месте. Есть несколько имижд-заведений на этой улице. А умельцы темпту и пирсинга предлагали свои услуги прямо на велосипедных повозках через каждые двести шагов. И все, как один, клянутся, что сделают точно так же, как на фото. Но сама вижу на образцах — и краски не те, и руки не те, — кустарщина. Что делать? Посоветоваться бы с кем-то…
Вечером настойчиво стучусь к мужчинам, услышав какой-то возглас, считаю его разрешением войти. С.В. нет. Александр полуодетый сидит на растерзанной кровати, всматриваясь в меня. Потом издает горловой звук, хватает с тумбочки пузатую, в наклейках бутыль темного стекла и отхлебывает, боюсь, что много, пока я не успела отнять, и падает на постель. Вот как развлекается приличный вроде бы мальчик в иностранной поездке! И стоило из-за этого лететь в такую даль?!
— А ты ведь так и не сказал, где именно видел ее! — я машу над бедолагой-алкоголиком телефоном с Марининым фото в гриме.
Не знаю, услышал ли он меня. Я встаю, в задумчивости поправляю растрепавшиеся волосы перед зеркалом на стене, трогаю его массивную вычурную раму и вздрагиваю. Как будто я где-то уже видела эти лепные узоры, но у меня в комнате рама зеркала совершенно другая! Как будто… Все же какая-то ассоциация с Воробьевой… Снова открываю ее фотографию, чуть телефон не выронила, так вдруг задрожали руки, сравниваю — вот же, вот, на заднем плане, — те же завитки на раме, тот самый рисунок обоев, а вон и молодая диффенбахия в углу!..
Оглядываюсь, словно что почувствовав спиной: Саша следит за моими манипуляциями (!) и, встретившись взглядом, отворачивает голову. Похоже, не так уж он и пьян!
— Говори, ну! — по-полицейски неотвратимо требую я, нависнув над ним.
— Да, это снято здесь… — он зажмуривается.
— Кто снимал?
— Я.
— ?!
— Но я понятия не имел, кто она! — восклицает он с непритворным чувством, подняв на меня затуманенные синие очи, и голос сразу нормальный, только чуть с хрипотцой. — А потом она просто не пришла…
— Погоди, дай сообразить… Что, она вдруг появилась в дверях, попросила сфотографировать, вышла и больше не появлялась?
— Появлялась…
— Сколько раз?
— Шесть… — он трет лицо руками.
«И ты молчал!» — думаю я, уставившись на него, словно вижу впервые.
Все равно приятно на него смотреть. Ну, вот есть в нем что-то чистое, искреннее, несмотря на шоу, которое он устроил здесь. Не похож он на алкаша, начинаю понимать, что терзает его не горюшко а-ля-виски, а какие-то подлинные страдания. У меня мелькнула мысль, что Марина может быть ему по-настоящему дорога.
— Знаешь что, — я достаю из сумки и протягиваю ему бумажный носовой платочек, — кончай валяться! Вместе мы ее быстро найдем.
— Куда уж мне!
Он утирается, как бы с отчаянием взмахивает рукой и выдает:
— Повязали по рукам и ногам, только пить и остается… Она тоже не воспринимала меня всерьез. Все вы, бабы, такие — стоит вам раскрыть душу, вы сразу в нее плюете! Она поиграла и бросила, даже не попрощалась по-людски… Я такую бучу поднял, самолет задержал, несколько часов мотался от аэропорта до гостиницы, все думал, она придет…
— Так это ты задержал вылет?! Как тебе это удалось?
— Позвонил, что видел змею в салоне. Тут их полно…
Он снова садится на кровати, покачивая взъерошенной головой, и, глядя мимо меня, словно видя в коридоре за моей спиной призрак, продолжает:
— В этот приезд, в первый же день, только в номер успел войти, принесли конверт — словно ждали меня. Спрашиваю: от кого? Говорят, белая женщина передала. Я схватил, думал — письмо от НЕЕ, а там… — он тянется и достает из-под подушки несколько фотографий, не глядя, бросает на кровать.
— Можно посмотреть? — протягиваю руку.
Молча кивает.
Вижу сплетение тел. Светлое, сильное, сияющее в полумраке этой комнаты — Сашино, и Маринино — гибкое, более темное, в той же цветовой гамме, что и на моей фотографии, как змейка обвитое вокруг партнера, то так, то эдак, то вообще ух как!.. Ее голова на его плече и на… других частях тела. Его лицо анфас и в профиль — страстное, восхищенное, счастливое…
Поделиться книгой: