Марина
Горит только ночник-бра у ближайшей кровати. В раскрытое окно слышен отдаленный шум большого города и близкий треск цикад. Здесь тепло, но не жарко.
Напоминаю себе, что я неузнаваема, и можно, наконец, перестать стесняться. Несколько секунд мы смотрим глаза в глаза. Потом Саша наклоняется и целует меня в губы. Мое бедное сердце тут же проваливается вниз до самых туфель, а потом подпрыгивает до подбородка, так, что становится трудно дышать. И продолжает скакать, как теннисный мячик на престижном турнире. Чувствую, как в глазах набухают слезы.
Его губы сильные и мягкие, требовательные и нежные, сладкие и терпкие — как я могла обходиться без них?! Его большие руки уверенно снимают с меня легкую одежду и белье, одновременно поглаживая. И я ласкаю его крепкие предплечья, поощряя.
Входя в этот номер, я была готова ко всему — что у него сидит кто-нибудь из командированных, что он меня выгонит, что я сама тихо уйду, лишь посмотрев на него… Он же ранен и имеет право на отдых — на голове повязка, вижу немаленький синяк под глазом. Но все равно красавец. Кажется, я все же плачу от избытка чувств, незаметно смахиваю слезинки.
О том, что Александр будет меня ласкать, даже не смела мечтать, честно.
А вот филиппинец в салоне, похоже, такой результат и имел в виду. Я сейчас — экзотический подарок в экзотической стране. Конфетка в блестящей обертке. И только дурак не воспользуется.
Саша — не дурак. Раздев меня полностью, он с минуту рассматривает свою ночную гостью. И то, что видит, похоже, снимает все возможные вопросы. Он трогает мою кожу, проводя пальцами вдоль перламутровых линий, нанесенных словно специально с этой целью. Подкладывает ладони под мои груди, как бы оценивая их вес. Нащупывает заколку и распускает мне волосы.
И сжимает в объятьях, приподнимает к своему лицу и целует так пылко, что я ноги перестаю чувствовать. И медленно спускает меня по своему телу. От этого мои обнаженные соски чертят по ткани его майки, делаясь каменными. Хотя, о чем я говорю? Каменное — это то, на что меня только что усадили, придерживая. И прямо так, на «лавочке», меня несут на кровать. А может, ему сейчас секс необходим даже больше, чем обезболивающие? Например, чтобы кровь разогнать?
Стягивает с себя майку. Какое тело! Даже в полумраке хорошо видна гладкая плотная, как бы сияющая кожа практически без волос. Широкие сильные плечи с небольшим рельефом — как у русских силачей прошлого, выпуклая грудь, мощная шея.
Мой любимый снова прижимается ко мне, детально изучая наощупь мои груди — руками, губами и языком. Выгибаюсь со стоном — настолько это приятно. В ответ нащупываю и перетираю между пальцами его маленькие соски. Он мелко дрожит, глубоко вздыхая.
А я запускаю правую руку ниже, поглаживаю ямку пупка, пощипываю дорожку волос, ведущую к паху. Глажу его плотный плоский живот, половина которого все еще прячется в одежде. Он вдруг придерживает мою руку и встает. Зачем? Стягивает трикотажные брюки, и я с удовольствием рассматриваю его сильные и стройные ноги, сплошь заросшие коротким светлым волосом. Потом он снимает боксеры. Но не подходит ко мне. Я вижу на расстоянии пары метров его здоровенный «нижний профиль» в позе готового к бою зенитного орудия. Очень большой. Я даже чуть холодею: вдруг будет больно?
Саша сосредоточенно ищет что-то в своих вещах, периодически поглядывая на меня. Догадываюсь, — презерватив. И понимаю, что «резиновое изделие» у него не лежит наготове в каждом кармане. Не бабник. Вскакиваю и прижимаюсь к нему сзади. Потом протягиваю руку к своей одежде, лежащей на стуле, и нащупываю в кармане презик. Два презерватива оказываются перед членом одновременно. Саша широко улыбается и вскрывает мой.
Надевает (еле натянул), берет меня на руки и укладывает на кровать.
Я — ночной мотылек, прилетевший на свет его бра. Сейчас мне не надо закрывать глаза, чтобы видеть его перед собой. Это и вправду ОН. Я не могу наглядеться на него, натрогаться. Касаюсь щекой и губами восхитительной бархатной молодой щетины. Осторожно поворачиваю его лицо и вглядываюсь в потрясающий профиль. Целую самозабвенно его лицо, шею и плечи — все, куда сейчас достаю, пока он сосредоточенно гладит мои раздвинутые бедра и мягкие складочки. Он пахнет медом, точно!
Чувствую, что я вся соком изошла. Ну, давай же! Наконец, он осторожно, без спешки входит в меня. И я понимаю, что ему можно доверять. Раскрываюсь и отдаюсь вся без остатка, предугадывая и повторяя движения его тела.
Его стенобитное орудие, разгоняясь, колотится в меня, словно хочет попасть еще глубже или внутри что-то нащупать. Это не больно, это офигительно. От остроты ощущений я даже поднимаю вверх ноги и тут же получаю от него звонкий шлепок по мягкому месту. Испуганно вытаращиваю глаза, пытаюсь отодвинуться от него, но сейчас же чувствую сильнейший оргазм. В моем животе что-то очень приятно вибрирует, складывается и раскладывается, как гармошка. Вскрикиваю от избытка чувств и растекаюсь лужицей вокруг его стояка.
Тут замечаю, что он касается свой головы, на мгновение сморщив лицо. Наверное, травма дает о себе знать. Я пытаюсь перевернуться и нажимаю на его плечи, поощряя лечь на спину, отдохнуть. Слушается без слов. Сама взбираюсь на его гору и долго-долго, до приятного изнеможения двигаюсь вверх-вниз, пока он не извергается в меня пульсирующим горячим семенем. То ли стонет, то ли рычит и замирает.
Ложусь рядом, потихоньку трогаю, поглаживаю, обнимаю, кладу голову ему на плечо. Как же мне хорошо с тобой! Он засыпает.
Сажусь и смотрю на него спящего, любуюсь. Он чуть заметно улыбается во сне, как ребенок. Большой, сильный, взрослый ребенок. У меня мурашки, и все мои тоненькие волоски на теле дыбом встают просто от того, что я вижу его, могу коснуться. Это совсем другая жизнь — жизнь в любви. Так и хочется ущипнуть себя, чтобы лишний раз убедиться — сегодня у меня все и вправду было с моим любимым.
Потом я ухожу к себе, тихо захлопнув дверь.
Глава 12
Периодически мне, как и остальным членам группы, присылают фрагменты из переписки коллег между собой, но всем не до меня. Я понимаю, что они спешно пытаются решить вопросы запуска части оборудования, переработки замороженного сырья и оперативной транспортировки в Россию всего, что можно. Задействованы все командированные, кроме меня. Александр и Евгений, как я поняла, ищут решения и консультируют остальных из отеля, из своих номеров. Шеф, кроме того, что остерегается покушения, еще и плотно сидит на крючке у супруги.
А я или сплю днем, или мечтаю. В голове крутятся три мысли.
Как же я ЕГО люблю! — первая.
Наверное, хоть миллион раз повтори с любимым человеком близость — все равно будет мало, — вторая.
И хорошо, что мама меня не видит…
В следующие двадцать три ноль-ноль я, замирая сердцем, крадусь мимо заветной двери, еще не зная, наберусь ли сегодня храбрости даже не постучать — поскрестись.
И вдруг ОН возникает на пороге сам. Саша меня ждал! Мой любимый! Обнимает загребущими ручищами и втягивает в номер. Даже повязку снял: наверное, прошлой ночью полегчало.
И мое самообладание вернулось. Теперь я знаю, как можно любить: неудержимо, радостно, не чувствуя вины. И что удивительно: для этого совсем не обязательно разговаривать. Вспомните Русалочку из известной сказки! Я тоже всегда хотела любить одного единственного мужчину, всю жизнь, я готовила себя к этому. Пусть не сразу сложилось, но я всегда ЕГО ждала, даже когда еще не знала. А молчать мне вполне привычно — я по жизни и так тихая серая мышь.
Понимаю, что это и есть счастье — целовать и обнимать любимого человека, дарить ему себя, предугадывать его желания и наслаждаться вместе с ним, снова и снова. Замечаю, что Саша старается, чтобы мне хорошо. Да, моя жизнь сейчас совсем другая — легкая, ласковая. Я даже думаю, что любовь — это именно то, для чего мы все появились на этой земле…
Ну и, конечно, мужчина мне достался потрясающий. Большой, сильный и нежный. Умный и красивый. Молодой. Талантливый и темпераментный, я чувствую в нем огромный потенциал, как бы сжатую пружину. Хотя бы из-за того, что он каждый раз по-новому доводит меня до экстаза уже на этапе предварительных ласк. Не нахожу в нем недостатков, хоть убей. Одни сплошные достоинства. И даже то, что он поддержал мою игру в молчанку, не устраивая разбор полетов — тоже хорошо. Мало ли, может, я немая?
Одно чуть-чуть тревожит — он не пытается узнать что-то обо мне, даже просто проводить, чтобы понять, откуда я прихожу и куда исчезаю. Его все устраивает вот прямо так… Ну, а что я хотела? Про долго и счастливо — это не ко мне, в реальной жизни такое бывает только с мудрыми и уверенными в себе девушками, типа Наташи, к примеру.
В нашу третью ночь, пока еще не сильно увлеклись ласками, я включаю верхний свет и прошу Сашу меня сфотографировать — молча, просто протягиваю свой телефон с включенной фотокамерой. Щелкает. Сразу отсылаю фото Наташе — может, решусь обсудить с ней потом что-нибудь из моих непростых отношений, посоветоваться при встрече. Конечно, мне очень хочется иметь фотографию любимого, хоть по пояс, или даже одно лицо, ну хоть какую-нибудь… Но нет, он не предлагает — навязываться не буду. Откладываю телефон.
И тут же ОН меня подхватывает и кружит. А улыбается как! И сжимает талию, жадно целует в шею, запускает руку в волосы, играет сосками… Бросает меня на кровать и энергично массирует сверху донизу. Как же мне хорошо!
Я старательно отвечаю лаской, чтобы ему тоже, тоже было чудесно, — так я говорю ему, что люблю. А он целует меня ненасытно, страстно, словно в последний раз. Его губы пахнут медом, имеют вкус меда. Понимаю, что это не парфюм или жевательная резинка, что это он сам такой ароматный, молодой, сочный. Я уже просто не могу сопротивляться его обаянию, стону и улетаю куда-то.
Он входит в меня, сначала неспешно, осваиваясь, потом азартно и, наконец, яростно молотит. Массаж тела снаружи сменяется массажем внутри. Я обнимаю Сашу ногами, сжимая их в замок. Мы сейчас — одно целое, четырехрукое и четырехногое, примерно как индуистское божество, с общим центром между пахом и сердцем. Выгибаюсь. Как же мне это нравится!
Потом я проявляю инициативу, мы несколько раз меняем позы, я надеюсь вымотать его, чтобы кончил и уснул. Мне очень хочется снова увидеть его спящим, умиротворенным. Но вместо этого после совместного оргазма ненадолго забываюсь сама, лежа на дорогом мужчине, обнимая его всем телом и всей душой.
Начиная с третьей ночи одного презерватива становится недостаточно. Мы входим во вкус, матрас покрякивает от экспериментов, но держится молодцом.
Так проходят мои горячие ночи с Александром. Ухожу, когда за окном светлеет. Чуть ли не молюсь, чтобы весь остальной мир сейчас забыл обо мне, как я забыла о своих комплексах. Когда краска бледнеет, а это происходит перед тем, как совсем исчезнуть, я густо напудриваюсь, закупаю продукты впрок и снова навещаю салон, чтобы повторить макияж и продолжить отношения, которые для меня очень много значат. После начала наших ночей я дважды ходила в салон с интервалом примерно в два дня.
Наташа
Положив вещи, я сразу же пытаюсь обнаружить следы пребывания моей подруги в номере, делаю все, что советовал Вова. В том числе прощупываю мебельные ящики со всех сторон, свечу фонариком мобильника в вентиляционные решетки и за сантехникой, заглядываю, разумеется, под матрас, но никаких зацепок не нахожу, — везде чисто и безлико. Ни забытых вещей, ни надписей нацарапанных, ни тайников не обнаруживаю. Разумеется, на ресепшене я показывала фотографию туземной красавицы, никто ее не видел.
Я наскоро обедаю (или завтракаю?) в симпатичном ресторанчике в нижнем этаже отеля блюдом, которое привлекло меня минимальной ценой. Это оказывается что-то вроде овощного рагу с рисом и мясом в пряном соусе, надеюсь, это не обезьяньи яйца. Кстати, и за соседними столиками кушают что-то очень обыкновенное, совсем не шашлык из насекомых.
Питье я выбираю, прямо указав официанту на стаканы соседей, и точно не прогадала — это оказывается чудесный фруктовый коктейль, в меру сладкий, очень ароматный и солнечный, как сама жизнь в Маниле, рядом с теплым морем, среди улыбчивых людей.
И вот я выхожу на улицу. Энтузиазм во мне бурлит и пенится, как молодое вино. Вова в далекой Москве считает, что вероятность найти нашу пропавшую одноклассницу выше всего в ближайших к гостинице барах, клубах и других злачных местах, по обстановке. Сейчас туристов в пешеходной зоне меньше, чем я видела, в разы — наверное, ушли на пляж животики греть. Я накидываю на плечи тонкий шарф, чтобы не обгореть, и иду искать.
Вывески мне, с моим «знанием» английского ни о чем не говорят, поэтому, не выбирая, я захожу в первую же забегаловку по левую руку от нашего отеля. Это оказывается крошечный магазинчик «живого» пива с рядом кранов, торчащих из стены и липкой пластиковой стойкой, засиженной мухами, сейчас я в нем единственный посетитель. Представить себе, что Мари-на может находиться здесь, в любом качестве, я не могу, поэтому сразу возвращаюсь на воздух и вхожу в здание напротив. Это небольшой кинотеатр, и я с трудом отвязываюсь от визгливой кассирши, во что бы то ни стало пытавшейся всучить мне билетик на начинающийся сеанс.
Двигаясь дальше по той же улице, чтобы не заблудиться, в направлении, откуда мы пришли сегодня, я методично вхожу в каждую открывающуюся дверь. Здесь есть: салон местной сотовой связи, магазин бижутерии, пункт обмена валют, еще одна гостиница. Потом, наконец, идут один за другим рестораны, кафе, игровые залы, клубы и другие многоместные помещения для ничегонеделания классом повыше — для моих поисков они, пожалуй, поперспективнее.
Сразу бросается в глаза, что этих самых помещений как-то слишком уж много, а посетителей, — наоборот, — считаные единицы. Возможно, — думаю, — все изменится ближе к ночи, и заодно откроются те двери, что оказались запертыми сейчас. На серьезный анализ у меня особо нет времени…
Они глядят сквозь меня, как бы не видя, все эти малазийские или китайские (кто их различит?!) труженики питейных и увеселительных заведений. Когда я вместо того, чтобы заказать выпивку или развлечение, зачитываю по бумажке вопросы и показываю фотографии подруги.
Наконец, я догадываюсь выкладывать на стойку мелкие купюры, — хорошо, что в ресторане отеля разменяла, — и азиаты сразу зашевелились. Они разглядывают Маринины портреты в гриме и без, цокают языками, переговариваются на своем птичьем языке и перемигиваются. Фотографии возвращаются мне, сопровождаемые энергичными возгласами и жестами, которые я понимаю как «у нас такая не работает, а вон в том ресторанчике (казино, салоне и пр.) напротив очень даже может быть!»
Меня сопровождают к соседней забегаловке, сдают с рук на руки следующему бармену (крупье, администратору и т. п.), и все повторяется. Это похоже на карусель. Мне приходится еще несколько раз разменивать купюры.
Погрузившись с головой в поиски, я не заметила, как наступили удивительно быстрые в южных широтах сумерки, а вместе с ними… Почти внезапно внутренняя атмосфера заведений изменилась к худшему, в том смысле что на смену приличным посетителям стали появляться странные и неприятные, если не сказать дикие, личности. Я не сразу сообразила, что моя улица, скорее всего, примыкает одной стороной к району, который не принято демонстрировать туристам.
Кажущиеся уютными при взгляде с улицы кафе оказываются настоящими притонами. Дым сигарет, сигар и, боюсь, чего-то более радикального в очередном баре, где пришлось отстоять очередь к стойке, был настолько плотный, что у меня закружилась голова. Объясняясь с барменом, я вдруг замечаю, что несколько мужчин, по виду бандитов, разом уставились на меня откровенно плотоядным взглядом.
Отступаю. Быть может, все эти обритые наголо и татуированные парни с лицами мерзавцев просто самовыражаются через внешность, а в глубине души — нежные и заботливые отцы семейств, но что-то слабо верится… Перед выходом две молоденькие девушки, на которых косметики едва ли не больше, чем одежды, не переставая жевать резинку, лениво и больно толкают меня несколько раз. В ужасе выскакиваю на воздух.
Но тут же понимаю, что и с улицы при наступлении ночи так же быстро исчезла дневная респектабельность! Повсюду, как грибы после дождя, выросли шеренги проституток. Наблюдаю парочки в позах, не оставляющих сомнений в том, чем они занимаются. Вижу плотную компанию подростков проамериканского имиджа, вымещающих на всех встречных кровную, видимо, обиду.
Еще стаи бешеных мотоциклов, своры собак, военные в камуфляже с лихорадочно блестящими глазами и развинченной походкой, увешанные оружием гражданские в черных кожанках, какие-то грязные субъекты, цепко хватающие за рукав… И оглушающие децибелы магнитофонов, и подозрительные вонючие лужи, в которых сияют слепящие всполохи вывесок и рекламных щитов!
Дорога назад кажется бесконечной. Хорошо, что при свете дня я никуда не сворачивала! Потыкавшись, как слепой котенок, в несколько похожих зданий, я по раздвоенной лестнице и кипарисам узнаю свой отель. Предъявляю трясущейся рукой браслет постояльца, пулей проношусь мимо шеренги охранников по пустым коридорам и запираюсь в номере. Эта самая обыкновенная комната сейчас для меня — надежная крепость.
Впечатлений хоть отбавляй, успокоиться бы! Я направляюсь в душевую и, раздеваясь, обнаруживаю, что пропало сто долларов из тех, что были не в сумочке, а непосредственно на мне. Я считала, что они исключительно надежно спрятаны, на всякий случай. Вообще потратила я чересчур много. Сумма, выданная шефом, должна остаться практически нетронутой. Вова считает вероятным, что Марина задолжала кому-то.
Все эти волнения, дополненные и усиленные переменой часового пояса, надолго лишают меня сна. Я звоню домой по вотсапу и слушаю в трубке перебивающие друг друга голоса обоих моих единственных сыновей и мужа всего одну минуту, не дольше, так как еще не знаю, во что точно мне обойдется этот дальний звонок. И словно вижу перед собой бегущую по кругу неумолимую секундную стрелку. Дома, слава Богу, все хорошо.
Затем пытаюсь развлечь себя, включив телевизор, бессмысленно таращусь в экран сначала со звуком, потом без. Оказалось, разница невелика, все равно ничего не понять. Переключаю каналы один за другим, словно считаю на калькуляторе.
Потом долго ворочаюсь на безупречной кровати, размышляя о двуличности города и о его странном названии (Манила-заманила? Куда?..) Пытаюсь понять, просчитать Маринины поступки, представить себе, о чем она думала, лежа здесь, чего хотела… и не могу, мне начинает казаться, что я ее совсем не знаю.
Проваливалась в сон я, видимо, ненадолго, так как на рассвете уже снова таращусь в потолок.
Когда как следует посветлело, я шмыгаю через коридор к мужчинам. Четкое «Come in!» в ответ на стук порадовало — переводчик на месте. Александр все так и лежит в одежде поверх неразобранной кровати — бревно бревном. Я потрясла его за плечо, не столько надеясь разбудить, сколько желая убедиться, что жив.
— Ходить по чьим-то там следам, как ищейка, я не стану, — безапелляционно заявляет Сергей Вениаминович, суетливо расстегивая пиджак и вылезая из ботинок на коврике у второй неразобранной кровати. — У меня другое задание.
— Разумеется, — с горечью и сарказмом отзываюсь я. — Судя по тому, что ты только сейчас вернулся, задание было более приятное!.. Вас обоих сюда направили на поиски Воробьевой, ты это знаешь не хуже меня!
— Много ты вчера выходила?! — цедит сквозь зубы С.В., некрасиво улыбаясь. — Она найдется сама, если захочет. И, как я понимаю, доллары тебе не под отчет выдали, — ты даже не работаешь на фирму. Гуляй! Не каждой пигалице вроде тебя выпадает такая удача.
— Буду ее искать, — отвечаю я кратко и серьезно, внутренне радуясь, что его идеи вызывают во мне отторжение. — И мне нужна помощь.
— Рассчитываешь получить благодарность?
И, размашисто написав что-то в блокноте, читает и переводит: «Эта дама на фотографии — состоятельная особа, она хорошо вам заплатит!»
С кривой ухмылкой, окончательно исказившей и без того неприятное сухое лицо в складках, протягивает листок мне:
— Бери, пригодится. И разговорник на, держи. Попробуй найти в нем такой вопрос: «На кой… мне это надо?!»
Принимая листок и маленькую книжку, я быстро вкладываю в протянутую руку толмача несколько мелких банкнот:
— Бордели за тобой. Найдешь — получишь еще. — И иду к выходу.
Саша лежит, повернув в нашу сторону бессмысленные глазные яблоки.
Глава 13
Марина
Нам улетать только послезавтра, забронирован бизнес джет. Я, кстати, рассчитала, что краска побледнеет послезавтра утром и совсем исчезнет к обеду, так что никто меня не расшифрует. Может быть, волосы еще какое-то время останутся черными, но это не важно.
Вот почему у меня сейчас щемящее чувство, словно именно это наш последний с Сашей раз? Ну, почему? Вздыхаю, и тут же оказываюсь на его руках. Прижимает к себе, а потом слегка подбрасывает меня и ловит, я с легким испугом вцепляюсь в него. Смеется. Ничего себе! Уже акробатика начинается, то ли еще будет!
А теперь он тоже серьезен, и еще красив, и очень убедителен. Сердце мчится галопом навстречу ему. Когда мы оказываемся на кровати, чувствую, что мне хочется изменить формат ласк, сделать что-то особенное. Замечаю, что он только что из душа — немного пахнет мылом, кроме своего меда. Нажимаю ему на плечи, он послушно ложится на спину. А его гладкий розовый член горделивым утесом смотрит в небо. Сейчас-сейчас, подожди немного, любимый.
Сегодня мне хочется нежности. Я никогда такого не делала, но сейчас очень хочу попробовать. Я же как будто в маске, поэтому мне не должно быть стыдно, что бы я не делала сейчас.
Тебе понравится, мой любимый, я постараюсь. Обещаю: будешь вспоминать о моих поцелуях и просить еще.
Скольжу губами и языком по его груди, иногда слегка прихватываю зубами, где получается, или посасываю, где хочу. Когда кончики моих пальцев вцепляются в его соски, Саша издает горлом звук, похожий на низкий стон, вздрагивает и сжимает мои ягодицы. Двигаюсь губами по его широкой груди по горизонтали и по вертикали — как в детском массаже «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы…» А вот и поезд запоздалый едет — медленно спускаюсь к его паху, звонко расцеловываю твердый низ живота.
Я вся сползаю вниз и устраиваюсь между его широко раскинутых ног, провожу несколько раз грудью по плотной волосатой мошонке. Головка члена в это время пружинисто попадает по моей шее от уха до уха. Мои соски твердеют, а Саша сжимает мне плечи, словно хочет того же и много раз. Повторяю, потом кладу голову на его живот и смотрю снизу вверх на его мощное достоинство вплотную: так оно выглядит особенно впечатляюще.
Обхватываю ладонью ствол у самого основания — получается, конечно же, только частично из-за толщины. И провожу губами и языком от самого корня до крайней плоти головки. Вижу краем глаза, что у моего любимого в это время пресс ходуном ходит. Похоже, он едва сдерживается, чтобы меня не схватить и мне не засадить. Улыбаюсь, хотя рот очень занят.
Какой у него красивый член: темно-розовый, шелково-гладкий. Наощупь — вылитый бутон розы. И вкусный. Особенно мне понравилось трогать языком ямку отверстия на головке, откуда по капельке выделяется прозрачный сок. У меня внизу, кстати, тоже все увлажнилось и набухло. Мой треугольничек и мягкие складки изнывают и чуть ли не болят без его внимания, но такую позу я выбрала сама, ему не дотянуться.
Беру в рот всю головку, которая оказывается подходящей по размеру, почти до горла, облизываю ее и посасываю. Начинаю жадно и настойчиво, с желанием. Саша восхищенно стонет где-то там, у него чуть ли не приятные конвульсии. У меня — тоже.
Но, к сожалению, довести его до удовлетворения у меня не получается — ощущения новые и чересчур сильные, меня надолго не хватает. Наверное, к этому надо привыкнуть, не за один раз. А я так хотела, чтобы мой любимый чувствовал себя, как леденец!
Поднимаю голову, у меня даже слезы разочарования в глазах. А он тут же садится, обнимает меня, гладит по голове, как ребенка и целует. Я немного в шоке от происходящего. Теперь мужчина мягко нажимает на мои плечи, укладывая на спину, раздвигает мне бедра и склоняется к аккуратно подбритым половым губкам.
Меня выгибает дугой уже от его первых прикосновений. С удовлетворением и легким сожалением понимаю, что мой мужчина куда опытнее меня. Мне просто до невозможности хорошо. Чувствую, что вся сочусь и ничего не могу с этим поделать. Стону, вцепляюсь руками в его волосы. Меня распирает от осознания того, что меня трахают языком. Саня легко доводит меня до оргазменных судорог.