Помоги проекту - поделись книгой:
Макияж, даже такой изысканный и профессиональный, он явно недолюбливает. А его супруга косметикой активно пользуется. Конечно, она старше, молодится, наверное. Но Евгений моим видом огорчен и даже подавлен.
— Это ненадолго, — не могла не успокоить я его. — Пара дней, и сойдет.
— Хорошо, — поцеловал меня в шею.
Думаю, как воспримет мой вид мама. Вспоминаю, что у меня есть бледная помада и светлые перламутровые тени для век — нанесу перед домом.
Перед вылетом пишу Наташе, подруге и бывшей однокласснице, и предлагаю встретиться. Хочу пообщаться с человеком, которому я ничего не должна. Это будет воскресенье, а в понедельник утром я буду идти через проходную…
Наташа
Мне Марина Воробьева предложила встречу в суши-баре в нашем квартале, недавно открытом вместо продмага. Слышала, что все преуспевающие выходцы с Востока, обитающие в нашем районе, тусуются здесь, русских в разы меньше. И что кухня не только модная, но и вкусная.
Вхожу. Ищу глазами подругу, не нахожу. Иду к свободному столику и размещаюсь лицом ко входу. Уютно тут. Полумрак, горящие свечи на каждом столе, к живому огню я вообще неравнодушна. Звучит экзотическая музыка, и пахнет чем-то очень приятным. На стенах веера как для великанш, мечи-катаны почти настоящие и прочий красно-черно-золотой антураж. Официантки в кимоно.
На этом фоне подходит ко мне изящная красавица-азиатка, одетая в бирюзовый брючный костюм свободного кроя, сияющий и словно струящийся по телу. Кореянка? Японка? Стоит и смотрит. Вроде, на официантку не похожа. Что ей надо? И тут она говорит:
— Наташ, это я.
Это Маринка, а я ее не узнала! Раскрываю рот от удивления, а потом хохочу, как ребенок. И подруга цветет улыбкой. Ей удивительно идет этот роскошный черный как вороново крыло цвет волос вместо обычного русого, и стрелки у глаз, наведенные по-восточному, явно профессионально, и ярчайшая алая помада. И вообще лицо сейчас какое-то… породистое, что ли?
Обычно Марина сдержанная, я бы даже сказала, холодноватая. Знаю ее с четвертого класса, за одной партой сидели. Что бы ни происходило — максимум, взглядом полыхнет. Она называет меня своей единственной подругой, но откровений от нее не дождешься.
Когда мы виделись в последний раз? Отмечаем только важнейшие события — дни рождения, например. Иногда обмениваемся селфи на фоне красот природы.
— Ну, привет! — говорю и тянусь через стол к ее рукам.
Пожимает мне кончики пальцев.
— Ты как написала, я сразу и поняла: что-то интересное расскажешь. Я уже начинаю тебе завидовать.
— А я — тебе, — парирует. — Все самое интересное — у тебя.
Знаю, что она имеет в виду мою семью, мужа и двоих сынишек.
Ей двадцать шесть, как и мне. Не замужем. Пока. Потому что многим особам мужского пола она откровенно нравится. Чем? Этот вопрос всегда ставил в тупик наших девчонок в школе. Ведь внешность у нее — так себе, черты размытые, рост средний. Ну, стройная, правда, и хорошо двигается.
Я, например, куда интереснее лицом, и натуральная блондинка к тому же, и грудь у меня номером побольше, и выше рост. Подруга одевается без лоска, даже простовато: чаще всего в блузку и джинсы или классический сарафан-футляр. Мари-на, как называли ее в школе — сама естественность. Ее традиционный макияж — розовый блеск для губ. И все!
Уже после школы я поняла, что в ней находят мужчины — она умеет с ними разговаривать. А точнее, молчать и слушать, не сводя глаз. Понимает она их, что ли, этих существ с другой планеты? Даже красавцев и наглецов мажоров. Причем нет с ее стороны кокетства и прочих ухищрений, заметных наметанному женскому взгляду! Это у нее природное. Но иногда она замыкается в себе, не поймешь, из-за чего. Марина — человек достаточно сложный.
— Ты неузнаваема, — говорю. — Наконец-то стала краситься, молодец, тебе очень идет. Гейша, точно! Поздравляю. Ну, рассказывай, что происходит, как ты дошла до жизни такой?
Хмыкает.
— Я была в служебной командировке на Филиппинах.
— Эх, я бы тоже не отказалась слетать на заграничный курорт! Но что-то с моего предприятия никого не посылают.
Она показывает в телефоне несколько фотографий, в основном, природу. Никакого молодого человека, страстно обнимающего ее, на фото нет. Она немного рассказывает о море, пляжах, теплых водопадах…
Замечаю, что подруга нервничает, хоть и улыбается. И использую проверенный прием: вспоминаю старшие классы школы. Через какое-то время мы обе смеемся. Потом она переводит тему: расспрашивает о моих детях. Понятно, что я увлекаюсь и говорю о сыночках и до суши, во время, и после них.
Расплачивается за двоих, похоже, денег у нее куры не клюют. Выходим. Ненадолго захожу к себе за купальником, и она тащит меня в бассейн. Незабываемо! Марина плещется, ныряет, как рыбка, а ее необыкновенная косметика не смывается! Я со своей водостойкой тушью выгляжу на ее фоне мокрой курицей. И загар у нее такой темный! Мужчины всех типов и возрастов клюют на нее бешено, чуть ли не хороводы вокруг водят. А она — глаза вниз, «Спасибо за комплимент», — и только!
Через день, все еще находясь под впечатлением, теперь я назначаю ей встречу в том же суши-баре. Сижу вечером. Те же классные роллы с икрой подают, тот же красно-сияющий антураж вокруг, но Марина является в обычном бледном виде! Только загар и остался. И явно печальная она, еле ноги переставляет. Я открытым текстом ей высказываю:
— Ну, чего ты, тебе необходимо краситься, ты была настоящей королевой!
А она:
— Как я не умела, так и не умею. Один раз случилось, результат нулевой.
Сажаю рядом, достаю косметичку (мы сейчас в VIP-кабинке), показываю (в который раз!). Смотрит вежливо, но явно со скепсисом.
— Так может, Марин, тебе вообще не надо вылезать из того салона, где тебя так удачно преобразили?
Конечно же, я не специалист экстра-класса, и косметика у меня не филиппинская, но современной женщине обходиться без крем-пудры, подводки для глаз, туши для ресниц и румян, не считая помады, — нереально! И это абсолютный минимум. Опросите миллион человек, если кто сомневается, и вы убедитесь! Или поинтересуйтесь в Инете размерами прибыли монстров косметической индустрии.
Марина
Как приятно общаться с человеком, у которого все в жизни правильно и понятно! Это я о Натали. А у меня… Звук на мобильном отключила, но периодически вижу, что шеф уже больше сорока сообщений прислал, и еще два десятка пропущенных вызовов. А также кто-то настойчиво звонил с незнакомых номеров. Думаю, тоже Евгений пробивался. Не дай, Бог, на домашний позвонит. Мне сейчас совсем нечего ему сказать… Вынимаю телефонный провод из разъема.
Мама смотрит телевизор, какое-то шоу. Катя в своей комнате заперлась — слушает музыку и, надеюсь, делает уроки на завтра. А я на кухне, пишу.
Надо сосредоточиться. Но это непросто — меня колотит от волнения. Я же пытаюсь написать письмо ЕМУ. На ноутбуке, потом от руки на бумаге. Но дальше трех слов дело не идет. Чувствую себя новой Татьяной Лариной. «Я к Вам пишу…» Но здесь уже целых четыре слова, если считать предлог «к». У меня же все гораздо проще: «Я тебя люблю». Или еще короче: «Люблю тебя». Или даже совсем кратко: «Люблю».
Руки трясутся, словно я что-то пила и еще чем-то запивала. Подойду и вручу ему лист… Нет, ерунда какая-то, детский сад. Лучше я дам ему его портрет, который нарисовала в Маниле по памяти.
Достаю лист в файле. Глаза, брови, волосы… Трогаю пальцами. Какое все… родное. Фотографирую. Если бы у меня был номер его телефона! Можно было бы отправить ему в вотсап, и все дела.
Ночь почти не сплю — представляю, как снова увижу ЕГО. Как отдам портрет. И как он удивится, и что потом произойдет.
Меня реально лихорадит. Даже заранее слегка мутит от священного ужаса. Считаю пульс — двести. Как же я влюблена!
На мобильном чуть слышно вибрирует будильник. Можно вставать. Специально завела на два часа раньше, чтобы выскользнуть из дома до того, как мама проснется перед своей работой и Катиной школой. Иду в ванную и умываюсь ледяной водой. Выгляжу замечательно. Привыкла, наконец, к новому имиджу и начинаю себе нравиться.
«Все будет хорошо», — настраиваюсь и даже чуть слышно напеваю. По-быстрому принимаю душ с «шоколадным» гелем, наношу за ушами по капельке духов, тщательно причесываюсь перед зеркалом, оставляя волосы распущенными. Хороша. Я же вижу, что хороша.
Отдам ЕМУ портрет и буду следить за реакцией. Если какие неожиданности, то буду решать их по мере поступления.
Надеваю бирюзовый костюм, конечно, черные ботильоны на среднем каблуке. И даже светлую шубку — которую еще ни разу не расчехляла. Сегодня у меня день «Ч», сегодня можно все. Выгляжу ярко, жизнерадостно, но не пестро. В прихожей смотрю на себя в большое зеркало, тренируюсь не отводить глаза от любимого.
Спускаюсь, заворачиваю за угол дома и замечаю запасную машину шефа, с одним водителем, тормозящую у моего подъезда. Не заметил. Из машины не выходит, значит, ему велено ждать. Но он опоздал.
Добираюсь на метро. Злые невыспавшиеся пассажиры вдруг просыпаются и всячески стараются сделать мне хорошо. Мужчины, конечно. Отклоняю предложения проводить, угостить, встретиться и т. п. Добираюсь без приключений. Почти вбегаю в проходную, держа портрет в руке, и ищу глазами «моего» охранника.
Я столько раз видела его здесь мысленно, что не могу поверить, что его здесь нет. Оглядываю весь холл, подхожу к турникету. ЕГО здесь нет. В стеклянной будке, как раньше, сидит Михалыч.
Стою сбоку, не зная, что делать. Меня обходят, иногда задевая, но предсказуемо не узнают. С надеждой смотрю на закрытую дверь в комнату отдыха охраны, где я однажды лежала на гостеприимном диване. Может, то был самый главный начальник Михалыча? Когда поток работников редеет, старый охранник замечает меня и выглядывает из окошка:
— Потеряла что-то, девонька? — предполагает он. — Все, что находим, кладем вон в ту коробку на подоконнике. Поищи в ней.
Иду к картонной коробке на негнущихся ногах, для вида запускаю в нее руку. Как мне быть?
Шлепаю себя по щекам, кусаю губы, считаю до десяти. Возвращаюсь к будке.
— А кто. Здесь был. Вместо вас. На той неделе? — выговариваю почти по слогам.
— Не нашла? Стоял здесь кто-то в дневную смену, пока я на похорон к отцу ездил. Четыре дня меня не было. Блатной какой-то. Имени не знаю, в журнале закорючки на месте подписи стоят… На-ка, съешь конфетку, помяни раба Божьего Михаила.
Послушно шепчу поминальные слова, удивительно подходящие моему настроению, разворачиваю и беру в рот шоколадную конфету, но вкуса не чувствую.
— Ну, чего ты плачешь, девонька? Он совсем старый был, не болел, ушел тихо. Ему хорошо там, во дворах небесных.
А я и не знала, что опять плачу.
Глава 7
Ну, вот, опять облом. Будь проклята любовь. Где искать ЕГО, не знаю, да и стоит ли, расспрашивать толком не смогу. Не судьба, видно. Поиграла, помечтала, и будет.
На работе меня сегодня не увидят. Хотя, какая это работа, ни ответственности, ни подруг. Иду прочь, вроде бы в сторону метро. По лужам, через проезжую часть, не глядя по сторонам. Мне возмущенно сигналят, ругаются, и даже предлагают подвезти. Не отвечаю, мне все равно. Не знаю, как жить дальше.
Снег повалил. Поднимаю воротник шубы, кутаюсь в шарф. Мама звонит, беспокоится. Коротко отвечаю искусственно-бодрым голосом. Потом входящий от шефа. Не снимаю трубку. Мне нечего ему сказать. А он звонит и звонит.
Вхожу в метро — надо же, не ошиблась дорогой. Понимаю, что надо что-то решить с работой, хотя бы на время.
Набираю Арсения, у которого отпрашиваются, когда необходимо, остальные коллеги из моего кабинета:
— Привет, это Воробьева. Я заболела. Отлежусь — приду завтра или послезавтра.
— Да, конечно, лежи, отдыхай. Голос-то какой больной! Если хуже — сразу врача на дом, не рискуй.
Добираюсь домой. Там уже никого. Отключаю телефон и ложусь. Я все выдумала. Сама его придумала, сама влюбилась, и осталась с носом тоже сама.
Больше суток валяюсь в постели. Домашние на цыпочках ходят мимо, еду-питье оставляют. Меня воротит от всего. Наконец, сама собой приходит в голову здравая мысль, что страдаю из-за того, чего даже не было. Вот если бы он меня бросил… Тут, кстати, Наташа на встречу зовет. И филиппинская краска побледнела. Встаю и иду. Жизнь продолжается. Вроде бы.
Вечером набираю Евгения. Снимает с первого гудка.
— Как ты?! Что с тобой, маленькая? — хрипит, словно сам больной.
— Наверное, давление упало.
— А у меня подскочило. Были бы вместе, уравняли бы друг друга. Хочешь, я приеду, а, Марин?
— Нет. Считай, что у меня все прошло. Приду на работу завтра, чтобы не портить тебе отчетность. И дай мне какое-нибудь настоящее задание, чтобы не просто так просиживать штаны!
— Хорошо, завтра же подберу. Что еще для тебя сделать? — судя по голосу, готов на многое.
— Не вызывай меня так как всегда, пожалуйста. Я сейчас не могу.
— Понятно… А давай квартиру посмотрим? Настроение сразу поднимется.
Квартиру. Знает, чем зацепить… Нет, даже ее сейчас не хочу.
— Потом, когда-нибудь. Пока.
— Подожди, не клади трубку! — торопится. — Мы на днях опять летим в Манилу. Почти тем же составом. Там в цеху ЧП. Охлаждение, что ли, не сработало. Или что похуже. Будем разбираться на месте. Присоединишься? Только не говори «нет» сразу. Подумай, прошу. Это здешняя слякотная погода тебя вымотала. Там, на солнце, на пляже сразу придешь в себя, девочка.
Вздыхаю и соглашаюсь. Такая, значит, моя судьба. Может, и правда, от перемены места депрессия скорее пройдет. И океану я обещала вернуться. Рисую по памяти дорогого человека еще и в профиль.
Два дня хожу на работу как зомби. В проходной держу наготове портреты. Но ЕГО нет. Плачу каждую ночь.
В день вылета самостоятельно добираюсь до аэропорта, выхожу из такси. Вдруг приходит сообщение от шефа: «К нам неожиданно присоединилась Анна Филипповна. Все билеты уже у нее. Старайся не привлекать к себе внимание. Мы у стойки регистрации. Подтверди прием и сотри всю переписку, все входящие от меня».
Поделиться книгой: