Ворчание из могилы

* * *

Итак: Вы оправдываете свои не слишком сдержанные высказывания, а также слова [Флетчера] Пратта и компании тем, что все были злы как черти, потому что фанаты Флота и любят военные корабли. (Кстати, Вы, похоже, не желаете, чтобы Вас относили к прочей публике, но тем не менее обижаетесь, когда Вам советуют вести себя в этом деле как профессионал.) Если Вы были злы и огорчены, то что, по-вашему, должен был чувствовать я? Для меня Пёрл-Харбор не точка на карте – я был там. Старина «Оки» для меня не деревянная моделька шести дюймов длиной; он для меня – личность. Я вычерчивал его топливопроводы от палубы до самого дна. Я был командиром его орудийной башни номер два. Я был в рубке управления огнём его главной батареи, когда говорили его артиллерийские орудия. Чёрт возьми, я жил в нём! И списки убитых, раненых и пропавших без вести в Оаху[33] для меня не просто имена в газете; они – мои друзья, мои однокашники. Меня постигло такое чрезвычайное вызывающее отвращение горе, какого я не испытывал прежде в моей жизни, и оно оставило меня с чувством потери личной чести, таким, какого я никогда не ожидал испытать. И всё это только по одной причине, только потому, что я сидел на вершине холма, в штатском, не на своём боевом посту, неспособный сражаться, когда это произошло.

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Роберт писал рассказы для Джона В. Кэмпбелла-младшего для «Astounding» и «Unknown» почти три года. Когда в 1941 году Пёрл-Харбор подвергся нападению, Роберт попытался убедить Флот вернуть его на действительную военную службу. Потерпев в этом неудачу, он отправился в Филадельфию, работать проектировщиком на Военно-морской авиационной экспериментальной станции.

После войны Роберт нашёл более широкие перспективы для своей писательской карьеры. Четыре рассказа были проданы в журнал «Saturday Evening Post», который в то время был самым важным и самым щедрым на рынке беллетристики, а также он продал свой первый подростковый роман издательству «Charles Scribner’s Sons». Следующий рынок, на который он вышел, было кинопроизводство, и это увенчалось успешным фильмом «Место назначения – Луна».

«Бездна» была единственным рассказом, который Роберт написал после Второй мировой войны и который был предназначен исключительно для продажи «Astounding». Иногда его агент, Лертон Блассингэйм, посылал романы Джону В. Кэмпбеллу-младшему. Некоторые из них были отклонены по разным причинам, и тогда Роберт получал длинные письма с объяснениями от Джона Кэмпбелла. И хотя эти вещи не были предназначены для рынка бульварной прессы, Кэмпбелл тем не менее подробно объяснял, почему их сюжет и стиль были ужасны – с его точки зрения. Когда ему предложили Подкейн [ «Марсианка Подкейн»], он написал Роберту письмо, в котором спрашивал, что он понимает в воспитании молодых девушек – с помощью нескольких тысяч тщательно подобранных слов.

Дружба истощалась и в конечном счёте полностью ушла. Вероятно, то была всего лишь ещё одна жертва Второй мировой войны[34].

Глава III

Глянец и подростки «Скрибнера»

Первая попытка

25 октября 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Новость о том, что Вы продали «Зелёные холмы земли» в «Saturday Evening Post», очень приятна, и не только размером чека, но по многим другим причинам. Я счастлив, что мы прорвались на главный глянцевый рынок, и особенно – потому, что это сделал мой любимый рассказ, который я вынашивал в себе пять лет.

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: В 1930-х и 1940-х и ранее «Saturday Evening Post» был элитным рынком для авторов рассказов. Он платил по самым высоким тарифам, и печататься там было очень престижно. «Пост» продавался в каждом газетном киоске и имел широкий круг читателей.

Помимо рассказов и романов с продолжениями, в нём также печаталось множество статей. Все, кто желал быть хорошо информированным, читали «Пост». Его продавали повсюду; особой популярности журнала способствовали обложки Нормана Рокуэлла. Каждый выпуск содержал несколько статей, короткие рассказы и обычно очередной кусок длинной истории, которую создавали примерно тем же авторским составом. Все авторы коротких рассказов мечтали попасть в эту обойму. За эти сериалы выплачивались особые премиальные тарифы.

Для продажи «Поста» нанимали мальчиков, и они ходили из дома в дом, продавая «Пост» и два сопутствующих журнала, «The Ladies Home Journal» и «Country Gentleman». В детстве одним из первых рабочих мест Роберта была должность «мальчика P – J–G»[35].

В каждом выпуске «Saturday Evening Post» была колонка с информацией об авторах. Колонка называлась «Держим в курсе»[36], и у Роберта попросили прислать фотографию и данные о себе. Поскольку «Зелёные холмы земли» были его первой публикацией в «Посте», его поместили в эту колонку.

…в понедельник посылаю Вам ещё один межпланетный рассказ, предназначенный для глянцевых журналов (надеюсь, это будет «Пост»), – о семейных проблемах космического пилота, название «Мужчина должен работать» или «Космический пилот» [ «Космический жокей»]. Потребовалась неделя, чтобы написать, и три недели, чтобы сократить его с 12 000 до 6000 [слов], но я начинаю понимать, как улучшает стиль экономное использование слов. (Я установил лимит в 6000, потому что тщательные измерения рассказов в последних номерах «Пост» показали, что короткие рассказы в среднем чуть более 6000 и редко короче 5000 слов.)

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Честолюбивые мечты Роберта писать за более высокие расценки для более широких рынков сбыта, чем бульварные журналы, заставили его наводить справки об агенте, который имел бы выход на другие рынки. С этой целью он обратился к Л. Рону Хаббарду, который познакомил его с Лертоном Блассингэймом.

Лертон приехал в Нью-Йорк, лелея мечту стать литератором, но обнаружил, что не преуспел на этом поприще. Он остался крутиться в издательском бизнесе и стал одним из самых уважаемых агентов. Его брат, Вьятт Блассингэйм, регулярно, если не часто продавался в «Saturday Evening Post».

Со временем Роберт стал звёздным клиентом Лертона. После того как были сброшены атомные бомбы, он был озабочен «спасением мира». Статьи, которые он писал, не продавались. Тогда он начал цикл подростковых книг для издательства «Scribner», первой стал «Ракетный корабль Галилей» (рабочее название: «Юные атомщики»). В течение нескольких лет он ежегодно писал по одной подростковой книге.

Они лично познакомились во время одной из наших поездок в Нью-Йорк, и Роберт пригласил Лертона навещать нас в Колорадо. Роберт сопровождал Лертона в его вылазках на охоту, на лося, антилопу и другую дичь. Меня приглашали присоединиться к ним в поездках на рыбалку.

Хотя Роберт не был ни охотником, ни рыбаком, он всегда принимал приглашения Лертона. Во время поездки в Ганнисон, штат Колорадо, куда они отправились на лося, Роберт «охранял лагерь», в то время как Лертон с другими охотниками таскался по горам. Лертон тогда завалил огромного лося, и у нас был полный морозильник лосиного мяса. Мне всегда казалось, что Роберт соглашался на эти поездки только ради компании Лертона.

Следующим завоеванием Роберта, в котором ему помог Лертон, была продажа «Зелёных холмов Земли» в «Saturday Evening Post», за которой последовали ещё три продажи рассказов в этот журнал.

Дружба процветала, несмотря на отвращение Роберта к тому, чтобы заниматься коммерцией с друзьями. И так продолжалось, пока Лертон во второй половине 1970-х, собираясь на пенсию, не взял несколько более молодых партнёров. Книгами Роберта все ещё занимается Агентство Blassingame-Spectrum в Нью-Йорке[37].

12 ноября 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

…и я вернусь к работе, вероятно над рассказом, который назвал «Как здорово вернуться!». Пара, живущая в Луна-Сити, собирается вернуться на Землю, у них завершился трёхлетний срок по контракту. Они всё время тосковали по дому и постоянно об этом говорили. И вот они возвращаются на Землю и обнаруживают, что забыли о неудобствах проживания на Земле – неконтролируемый климат, грязь, простуды, провинциальные нравы, глупых и невежественных людей (жители Луна-Сити, разумеется, все исключительно интеллектуальны и цивилизованы вследствие строгих правил отбора: только социально совместимые люди с высоким «ай-кью» могут окупить стоимость их транспортировки и проживания на Луне) и т. д. и т. п. В конце рассказа они сильнее, чем когда-либо тоскуют по дому – но уже по Луна-Сити! – и изо всех сил рвутся обратно. Хочу показать Луна-Сити и условия жизни на Луне, социальные и экономические, чтобы был фон, и добавить в историю красок.

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Между 1947-м и 1949-м по крайней мере десять рассказов Роберта Э. Хайнлайна были изданы в глянцевых журналах; четыре появились в «Post» и два в «Argosy». Это было замечательным достижением, но вскоре его затмил успех его подростковых романов.

РАКЕТНЫЙ КОРАБЛЬ «ГАЛИЛЕЙ»

19 февраля 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Через пару дней я собираюсь начать писать подростковый роман, который в общих чертах изложил в моём последнем [письме]. Вы получите отрывки и синопсис, законченная рукопись должна быть у Вас около 15 марта. [Два друга] убедили меня, что для моих пропагандистских целей в дополнение к взрослым вещам, о которых я писал, лучше всего подойдёт серия книг для мальчиков[38]. Я купил несколько романов из популярных серий для мальчиков и уверен, что смогу произвести пригодную для продажи рукопись, которую можно предложить одному из этих издателей: «Westminster», «Grosset and Dunlap», «Crown» или «Random House».

16 марта 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Я думаю, его [редактора, который отклонил «Юных атомщиков»] концепция истории атомной эры неуместна. Мы вступаем в эпоху чрезвычайных перемен. Я вижу две основные альтернативы – либо ужасающая атомная война, которая надолго разрушит существующую технологическую структуру, за чем последует Ренессанс, природу которого я неспособен предсказать, либо период мира, в котором технический прогресс чрезвычайно ускорится, так что только краткосрочные предсказания, я могу надеяться, будут разумно точными. «Юные атомщики» [ «Ракетный корабль Галилей»] базируется на втором варианте развития событий, т. е. период мира и беспрепятственного технического прогресса[39].

* * *

Когда я пишу о будущем, я чувствую себя профессиональным пророком, который делает честную попытку оценить вероятности развития событий и пишет истории, в которых предлагает примеры реализации этих альтернатив. Чтобы оставаться честным, я должен предсказывать то, что произойдёт (или может произойти) по моим собственным выкладкам, а не потому, что кто-то ещё решил, что это может случиться. Если у м-ра ***[40] отличная от моей концепция развития событий, пусть напишет об этом сам или наймёт литнегра, который захочет писать по чужим сюжетам. Он легко может это сделать. Я не осуждаю подобную халтурку, но для меня почти невозможно ею заняться, и я не буду заниматься подобными вещами, разве что под угрозой голода, – а он мне пока не грозит.

(В «Юных атомщиках» я позволил себе два общепринятых отступления от того, что я считаю вполне вероятным: я сократил время подготовки к путешествию и предположил, что четыре человека могут выполнить работу, для которой, скорее всего, потребуется сорок. Всё остальное – технику, используемую в сюжете, и даже эпизоды – я расцениваю как вполне возможные, хотя и романтические и в некоторых отношениях не слишком точные в деталях. Но я действительно ожидаю начала космических полётов, и в самое ближайшее время. Описанное противостояние более чем вероятно, я ясно вижу эту угрозу, хотя она вполне может проявиться и вне зависимости от базы, расположенной на Луне.)

…Я предполагаю, что Вы привыкли к методике, когда автор присылает несколько глав и резюме. Если нужно, я так и сделаю, но, к сожалению, если я настолько далеко продвинусь с романом, то он будет завершён дней через десять, или, по крайней мере, с такой скоростью, что только самый быстрый ответ от издателя сможет как-то повлиять на конечный результат. Я сожалею, но это – сопутствующее обстоятельство моего стиля работы. Над романом я работаю медленно только на первых нескольких главах. Как только я начинаю слышать разговоры персонажей, процесс превращается в гонку, потому что я должен описывать их действия достаточно быстро, чтобы не пропустить ни одно из них. Это более экономично по времени и по деньгам, и у меня лучше получаются истории, когда я работаю сразу от начала до конца, не дожидаясь, пока редактор решит, нравится ему текст или нет. В любом случае редакторам вряд ли понравятся мои предварительные конспекты, поскольку для меня просто невозможно передать аромат ещё ненаписанной истории в резюме.

(Предлагаю дополнить серию такими книгами:

«Юные атомщики на Марсе, или Тайна лунных коридоров»

«Юные атомщики на Астероидах, или Тайна разрушенной планеты»

«Юные атомщики в бизнесе, или Корпорации горной промышленности Солнечной системы»

И ещё как минимум парочка.)

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: 24 сентября 1946. Письмо от этой даты говорит, что редактору «Scribner» понравились «Юные атомщики».

27 сентября 1946: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

«Юные атомщики» – Я рад слышать, что Алисе Далглиш[41] понравилась эта рукопись. В моем письме от 16 марта 46 Вы найдёте список названий для продолжений предложенного цикла, там же всесторонне рассмотрен вопрос о том, что я хотел бы сделать в книгах для подростков и что предполагаю делать далее, чтобы эксплуатировать эту историю. Надеюсь на Ваше руководство во всех этих делах, моё мнение пока ещё не окончательное. Разумеется, я готов переписывать тексты по требованиям редакции и разрабатывать проекты историй в соответствии с пожеланиями редакции, чтобы увидеть свою книгу выпущенной столь выдающимся издательским домом, как «Scribner».

1 февраля 1947: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

По Вашему совету я подписал контракт, но я возвращаю контракт со «Scribner» через Вас, чтобы Вы посмотрели, не надо ли попросить, чтобы они внесли какие-то изменения в контракт… Рукопись была исправлена и теперь перепечатывается. Она поступит в «Scribner» к десятому февраля.

КОСМИЧЕСКИЙ КАДЕТ

18 июля 1947: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Мисс Далглиш и я согласны с Вами по поводу «Космического кадета», но я не буду писать его до конца этого года.

17 февраля 1948: Лертон Блассингэйм – Роберту Э. Хайнлайну

Ни малейшей опасности, что «Scribner» отклонит «Космического кадета».

1 августа 1949: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Есть исправление, которое должно быть сделано в «Космическом кадете», который я уже сдал «Scribner» для второго издания; я думаю, что это должно быть сделано в норвежском, итальянском и голландских изданиях. Вы передадите им? Это очень просто: на самой последней странице есть строчка в диалоге: «Никогда не веди левой». Там, конечно же, должно быть «Никогда не веди правой».

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Ошибка была пропущена потому, что рукопись читала я, Лертон (который был левша) и несколько редакторов в «Scribner» (ни один из нас ничего не понимал в боксе).

5 января 1951: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Я написал мисс Далглиш о телевизионных сценариях [ «Том Корбетт, космический кадет»]. Вы читали их? Если да, то Вы знаете, насколько они плохи. Я не хочу фигурировать в титрах этого шоу (как бы я ни ценил чеки за роялти!), и я имею все основания быть уверенным, что такой уравновешенный, солидный дом, как «Scribner», будет чувствовать то же самое. Это просто адаптированная для детей мыльная опера[42].

КРАСНАЯ ПЛАНЕТА

18 ноября 1948: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Прилагаю копию намёток к новому роману [ «Красная планета»] для мисс Далглиш, плюс копия письма к ней… Прочитайте письма, заметки тоже прочитайте, если у Вас будет время. Советы приветствуются.

Решение отложить историю об океанском пастухе [ «Ocean Rancher» должна была стать третьей книгой в серии «Scribner», но она не была написана] повлекло за собой пересмотр моего рабочего графика. Вот что я сейчас намерен делать: пока мисс Далглиш решает, я хочу написать рассказ в 4000 слов для взрослых, в глянцевые журналы, обычным покупателям, имея в виду «Post», «Colliers», «Town and Country», «This Week» и «Argosy». Думаю, смогу его показать к середине декабря.

Если мисс Далглиш говорит «да», я пишу роман для мальчиков, планируя закончить его до 31 января. Пока она его просматривает, я делаю ещё один рассказ для глянца в 4000 слов, после чего сажусь править роман для мисс Далглиш. Это должно занять меня до конца февраля.

4 марта 1949: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

На самом деле Вам нет нужды читать это письмо вообще. Оно не сообщит Вам ничего важного, в нём нет ничего, что требовало бы от Вас каких-либо действий, и оно, вероятно, даже не развлечёт Вас. Я, возможно, вообще его не отправлю.

У меня множество поводов, чтобы пожаловаться, особенно на мисс Далглиш; если бы Билл Корсон [друг, который жил в Лос-Анджелесе] был здесь, то я жаловался бы ему. Но его здесь нет, и я использую в своих интересах Ваш добрый характер. Я думаю о Вас как о друге, которого я знаю достаточно хорошо, чтобы попросить выслушать мои проблемы.

Если бы мисс Д. сказала, что «Красная планета» скучна, то я бы просто ушёл и не возвращался. Мы – клоуны, мы либо смешим аудиторию, либо нет; если сумели кого-то развлечь, мы – успешны; если нет, мы – неудачники. Если бы она сказала «Книга интересна, но я хотела бы определённых изменений. Вырежьте откладывание яиц и исчезновения. Измените описание Старых Марсиан» – я бы сдержался и работал бы по принципу Клиент Всегда Прав.

Ничего подобного она не сделала. Вместо этого она сказала «Книга захватывает, но по причинам, которые я не могу или не хочу объяснять, я не хочу её издавать».

Я считаю эту ситуацию весьма отличной от случая с издателем в Филадельфии, который подстрекал меня написать «Ракетный корабль Галилей»[43]. Мы с ним тогда разошлись по-дружески; он хотел получить очень конкретного вида книгу, которую я не захотел писать. Но, с моей точки зрения, мисс Далглиш заказывала именно эту конкретную книгу, а именно у неё имелся действующий договор на одну книгу в год от меня, она получила очень подробный план, который одобрила, и она получила книгу, написанную по этому плану, написанную в моём обычном стиле. На мой взгляд, заказ выполнен, и я знаю, что при аналогичных обстоятельствах другим авторам выплачивали их аванс. Я считаю, что «Scribner» должны нам, по справедливости, 500 $, даже если они возвращают рукопись. При аналогичных обстоятельствах клиенты не могут бесплатно отнимать время у доктора, адвоката или архитектора. Если Вы вызвали архитектора, обсудили с ним проект дома, он разрабатывает поэтажный план и занимается архитектурной обработкой, а затем Вы решаете больше не иметь с ним дела – он тут же вернётся назад в свой офис и выпишет Вам счёт за оказанные профессиональные услуги, независимо от того, подписали Вы с ним контракт или нет.

Тут у меня та же самая ситуация, с той разницей, что мисс Далглиш позволила мне продолжать и завершить, так сказать, «строительство дома».

Я думаю, что я знаю, почему она отвергла книгу – я специально употребил слово «отвергла», потому что надеюсь, что Вы с ней сейчас не разрабатываете какую-нибудь схему исправлений. Я уверен, что она не примет эту книгу, что бы я с ней ни сделал.

Я думаю, что она отвергла книгу исходя из неких смутных критериев литературного снобизма – этот материал не «скрибнеровского сорта»!! Я думаю, что эта мысль выпирает из каждой строчки её письма. Я знаю, что подобное отношение она выказывала на всём протяжении нашего сотрудничества. Она часто говорила о «дешёвых» книгах и «дешёвых» журналах. Но слово «дешёвый», употреблённое по отношению к тексту, это не оценка качества, это всего лишь насмешка, обычное презрение сноба.

Она попросила, чтобы я предложил художника для «Ракетного корабля Галилей», и я предложил Хьюберта Роджерса. Она изучила вопрос, затем написала мне, что имя м-ра Роджерса «было слишком близко связано с довольно дешёвым журналом» – имея в виду «Astounding S-F» Джона Кэмпбелла. Чтобы доказать свою точку зрения, она прислала мне вырванные из журнала листы. Случилось так, что история, которую она выбрала, чтобы послать мне, оказалась одним из моих рассказов, вышедших под именем «Энсон МакДональд», «По собственным следам» – он в то время был перепечатан в «Best in Science Fiction» издательством «Crown».

Я похихикал и ничего не ответил. Раз она не сумела узнать мой стиль и была впечатлена исключительно тем фактом, что материал был напечатан на газетной бумаге[44], я счёл неуместным просвещать её. Я задался вопросом, знала ли она, что я приобрёл свою репутацию в том же самом «дешёвом» журнале, и пришёл к выводу, что она, вероятно, не знала и, возможно, не пожелала бы издавать мои вещи, если бы знала об этом.

Роджерс – великолепный художник. Он иллюстрировал книги Джона Бьюкена[45]. Я счастлив, что одна из его картин висит в моём доме. Вместо него она привлекла кого-то другого. Взгляните на экземпляр «Галилея» в вашем офисе – Вы никогда не спутаете это с прекрасной работой, проделанной [Клиффордом Н.] Гери для «Космического кадета». Человек, которого она выбрала, – вполне адекватный чертёжник, но у него не хватает способностей, чтобы создавать в иллюстрациях композиции, удовлетворительные с художественной точки зрения. Однако он раньше уже работал для «Scribner», он был «респектабельным».

Я думаю, что знаю, что её гложет по поводу «Красной планеты». С её стороны нет каких-либо возражений против фэнтези или сказок как таковых. Она очень гордится тем, что опубликовала «Ветер в ивах». И при этом она не возражает против моего обкатанного бульваристикой стиля; она приняла его в двух предыдущих книгах. Нет, причина вот в чём: она крепко вбила себе в голову концепцию того, какой должна быть книга «научной фантастики», хотя она не сможет её сформулировать, и её представления туманны – она не имеет ни технического образования, ни знакомства с корпусом литературы из этой сферы, чтобы иметь чётко определённые критерии. Но тем не менее концепция есть, и она звучит примерно так: «Наука имеет дело с машинами, механизмами и лабораториями. Научная фантастика состоит из рассказов о замечательных машинах будущего, которые зашагают по вселенной, как у Жюля Верна».

Её определение в известной степени верно, но оно не в состоянии охватить большую часть предметной области и включает только ту её часть, которая была сильно выработана и теперь содержит лишь низкосортную руду. Спекулятивная фантастика (я предпочитаю этот термин вместо «научной фантастики»)[46] интересуется ещё и социологией, психологией, эзотерическими аспектами биологии, воздействием земной культуры на другие культуры, с которыми мы можем столкнуться, когда покорим космос, и т. д., список можно продолжать бесконечно. Однако спекулятивная фантастика – это не фэнтези, поскольку она исключает использование чего-то, что противоречит установленным научным фактам, законам природы, называйте как угодно, т. е. это «что-то» должно [быть] возможным во вселенной, насколько мы её знаем. Таким образом, «Ветер в ивах» – фэнтези, но намного более невероятные феерии доктора Олафа Стэплдона – спекулятивная фантастика – научная фантастика.

Я выдал мисс Далглиш историю, которая была строго научной фантастикой по всем принятым стандартам, но она не вписывалась в узкую нишу, которую она обозначила этим термином, и это испугало её – она испугалась, что какой-то другой человек, критик, библиотекарь или кто бы то ни было, литературный сноб, такой же, как она сама – решит, что она издала что-то из разряда комиксов. Она недостаточно сведуща в науках, чтобы различить Марс, каким его изобразил я, и ту замечательную планету, на которой кишат Флэши Гордоны. Она не смогла бы защититься от подобных обвинений, если бы их выдвинули.

Как образец научной фантастики, «Красная планета» – намного более сложная и намного более тщательно проработанная вещь, чем любая из двух предыдущих книг. В тех книгах было немножко откровенно школьной астрономии, на уровне неполной средней школы, и некое сфальсифицированное машиностроение, которое выглядело убедительно лишь потому, что я – инженер-механик и умею сыпать терминами. В этой книге, напротив, имеется обширная база знаний, тщательно подобранная из дюжины различных наук, более сложных и серьёзных, чем описательная астрономия или теория реактивных двигателей. Возьмём только один небольшой эпизод, в котором пустынная капуста перестала сжиматься вокруг ребят, когда Джим включил свет. Гелиотропное растение поведёт себя именно так – но я готов держать пари, что она не разбирается в гелиотропизме[47]. Я не пытался разжевать читателям механику гелиотропизма или причины её развития на Марсе, потому что она сильно настаивала, чтобы текст получился «не слишком техническим».

Прежде чем вставить в текст этот эпизод, я вычислил площадь поверхности, покрытой хлорофиллом, необходимую для того, чтобы мальчики пережили ночь в самой сердцевине растения, и подсчитал, сколько лучистой энергии для этого потребуется. Но я готов держать пари, что она сочла тот эпизод «фантазией».

Я готов держать пари, что даже если она вообще когда-либо слышала о гелиотропизме, она представляет его себе как «растение тянется к свету». Здесь совершенно иной случай, здесь – растение, распространяющееся для получения света, различие на девяносто градусов в механизме и идее, которая легла в основу эпизода.

Между нами говоря, есть одна ошибка, преднамеренно внесённая в книгу, – слишком низкая температура кристаллизации воды. Мне она была нужна по драматическим причинам. Я хорошо запрятал этот факт в тексте от любого, кроме обученного физика, ищущего несоответствия, и держу пари на десять баксов, что она никогда этого не углядит!…У неё нет знаний, чтобы это обнаружить.

Довольно об этом! Эта книга – лучший экземпляр научной фантастики, чем предыдущие две, но она этого никогда не узнает, и бесполезно пытаться ей говорить. Лертон, я сыт по горло попыткой работать на неё. Она продолжает совать свой нос в вещи, которые не понимает и которые являются моим бизнесом, а не её. Я устал кормить её с ложечки, я устал от попыток обучать её дипломатично. С моей точки зрения, она должна судить мою работу вот по этим правилам, и только по ним:

(a) это может развлечь и удержать внимание ребят?

(b) этот текст грамматически столь же грамотен, как мой предыдущий материал?

(c) можно ли давать в руки несовершеннолетним книгу, в которой автор и его главные герои – но не злодеи! – проявляют подобные моральные установки?

Фактически первый критерий – единственный, о котором она должна беспокоиться; двум другим пунктам я следую неукоснительно – и она это знает. Ей не надо пытаться судить, где наука, а где фэнтези, это не в её компетенции. Даже если бы так и было и даже если бы мой материал был фэнтези, разве это может быть каким-то критерием? Неужели она изъяла бы «Ветер в ивах» из продажи? Если она полагает, что «Красная планета» – сказка или фэнтези, но при этом увлекательное (по её собственным словам) чтение, пусть повесит на неё такой ярлык и продаёт как фэнтези. Мне наплевать. Она должна беспокоиться только о том, чтобы детям это нравилось. На самом деле, я не считаю её сколько-нибудь пригодной для отбора книг, удовлетворяющих вкусам мальчиков. Я должен был сражаться как лев, чтобы не дать ей распотрошить мои первые две книги; то, что мальчикам они действительно понравились, – заслуга моего вкуса, а не её. Я читал несколько книг, которые она написала для девочек – Вы их видели? Они же невыносимо нудные, тоска смертная. Возможно, девочкам такие вещи ещё подходят, мальчикам нет.

Я надеюсь, что на этом мы с нею закончили. Я предпочитаю смириться с потерями, по крайней мере, пока, чтобы отыграться в дальнейшем.

И мне не нравятся её грязные мысли по поводу Виллиса. Виллис – один из самых близких моих воображаемых друзей, я любил эту маленькую дворняжку, и её поднятые брови приводят меня в бешенство. [Виллис – молодой марсианин, которого герой считает своим домашним животным. Именно Виллис часто помогает ему выпутаться из неприятностей.]

15 марта 1949: Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингэйму

Сначала Ваше письмо: единственная часть, которую стоит прокомментировать, это замечание мисс Д. о том, что стоило бы попросить хорошего фрейдиста проинтерпретировать дела Виллиса. Нет никакого смысла на это отвечать, но можно я немного поворчу? «Хороший фрейдист» найдёт сексуальные коннотации в чём угодно, это – основа его теории. В свою очередь я утверждаю, что без помощи «хороших фрейдистов» мальчики не увидят в сцене ничего, кроме изрядной доли юмора. В «Космическом кадете» «хороший фрейдист» нашёл бы в ракетах, «устремлённых в небо», определённые фаллические символы. Возможно, он был бы прав, пути подсознательного неясны и их нелегко читать. Но я всё равно отмечу, что мальчики – не психоаналитики. Ни один человек с нормальной, здоровой сексуальной ориентацией не увидит ничего такого в этой сцене. Думаю, моя жена, Джинни, лучше всего резюмировала это, сказав: «У неё извращённый ум!»

Кто-то из участников этого спора действительно нуждается в психоаналитике – и это не Вы, не я и не Виллис.

18 марта 1949: Лертон Блассингэйм – Роберту Э. Хайнлайну

Книга должна быть изменена, чтобы она могла попасть в рекомендованный библиотечный список[48]. В сфере книг для несовершеннолетних есть определённые цензурные ограничения. По книгам, которые будут закупаться библиотеками, издатели должны дать письменные показания под присягой, подтверждая, что в них нет ничего, что могло бы оскорбить или сбить с пути истинного юнцов или их родителей. Далглиш посылает список правок, необходимых в «Красной планете». Как только эти правки, рекомендованные детскими библиотекарями, будут сделаны, «Scribner» возьмёт книгу. «Scribner» – уважаемый дом и прекрасный клиент для РЭХ.

ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Примерно в это же время Роберт искал идею для рассказа «Бездна», который он обещал Джону В. Кэмпбеллу-мл. для специального выпуска «Astounding» в ноябре 1949-го. Мы решали эту задачу методом, известным сегодня как «мозговой штурм». Я высказывала идеи, а Роберт разбирал их на части.

Название «Бездна» было помехой. В конце концов я предложила, что, может быть, сделать что-то вроде истории о Маугли – человеческом младенце, воспитанном расой чужаков, которого держали его вдали от людей, пока он не достиг зрелости. «Слишком большая идея для рассказа», – сказал Роберт, но сделал себе пометку.

Далее мозговой штурм привёл к идее, Роберт хотел дать в «Бездне» историю о супермене. Что супермены делают лучше, чем их сверстники? «Они лучше думают», – ответила я. Тогда была сделана другая пометка.

Затем Роберт скрылся в своём кабинете и изложил на восемнадцати страницах, через интервал[49], идеи, которые пришли к нему в голову по предложенной теме Маугли. Он трудился над этими страницами всю ночь и вышел со стопкой бумаг под названием «Человек с Марса» [ «Чужак в стране чужой»].

«Человек с Марса» был тогда отложен, написана «Бездна», чтобы успеть к сроку, назначенному ДВК[50], потому что рассказ нужно было отослать в Нью-Йорк до нашего отъезда в Голливуд. Мы планировали поехать в Калифорнию в конце мая и в то время понятия не имели, когда вернёмся в Колорадо.