Били в колокол и в родной деревне Ватутина — Чепухинке. Местный священник призывал односельчан усерднее молиться, водил вокруг церкви толпу истощённых, едва передвигавших ноги, людей… «Господи, услышь нас, грешных! Помоги нам!»
Николай Ватутин чем только мог, старался помочь родным — отсылал все свои курсантские деньги, продовольственный паёк. Однажды ночью, разгружая вагоны с углём, он услыхал, что один из железнодорожников, помощник машиниста паровоза, — родом из Валуек. Николай обрадовался, подбежал к земляку:
— А я из Чепухинки! Слышал про такую?
— Слышал, — грустно покачал головой земляк. — Да только вот Чепухинка твоя, браток, почти вся от голода вымерла.
Николай встревоженно поглядел на земляка, глухо спросил:
— В Валуйках скоро будешь?
— Дня через два, если всё будет благополучно.
— Посылку не передашь моим?
— Передам, — согласился железнодорожник, — если успеешь до восьми утра принести.
— Успею.
Разгрузив вагоны с углём, курсанты возвратились в свои казармы. После тяжёлой ночной работы всем был роздан сухой паёк — сухари, два куска сахара-рафинада, пачка чая на троих, небольшой кусок сала. Ватутин тотчас же нашёл фанерный ящик, стал укладывать в него свой паёк. Его окружили товарищи. Они, конечно же, слышали, о чём говорил Николай с земляком-железнодорожником, слышали о страшном голоде, выкосившем чуть ли не половину Чепухинки.
— Коля, возьми два сухаря, — предложил один из курсантов, — передай своим от меня…
— А от меня — кусок сала.
— А я сахар свой отдам…
— Что вы, ребята, — начал было отказываться Ватутин,— у вас же у самих родня голодает.
— Вот и будем по очереди друг дружке помогать, чтобы посылки наши были повесомей!
Но как ни старался Николай помочь голодающей семье, не обошло стороной горе ватутинский двор. Умер от голода младший брат, Егорка. Следом за ним — отец, Фёдор Григорьевич. В то страшное лето 1921 года чуть ли не каждый день уносили кого-то на сельский погост. Не стало вскоре и деда Григория…
— Вера, — попросил он невестку перед кончиной, — напиши внуку Николаю в армию, что потери в нашем ватутинском полку составили три человека… Ещё — передай ему мой наказ: нехай служит как следует, не забывает, что мы, Ватутины, завсегда были справными вояками…
Долго шло письмо из Чепухинки в Полтаву, недели две. Прочитал его Николай, тяжело вздохнул, после долгого раздумья вышел во двор школы, повернул голову в сторону родной деревни:
— Обещаю, дедушка, — буду и я справным воякой!
КРАСНЫЙ КОМАНДИР ВАТУТИН
И вот наступил 1922 год. Ватутин и его товарищи начали готовиться к выпускным испытаниям. В Полтавской пехотной школе это был первый выпуск, поэтому все — и курсанты и преподаватели — готовились к этому событию с особым усердием. От подъёма и до отбоя — тренировки, маршировки, стрельбы, учения… Летом стало известно, что в день выпуска, первого сентября, в пехотную школу прибудет сам командующий войсками Украины и Крыма товарищ Фрунзе, и что торжественное мероприятие состоится на знаменитом поле Полтавской битвы.
— Не подкачайте, ребята! — обращался к курсантам на построении начальник школы. — И не теряйтесь, если вдруг товарищ Фрунзе задаст вам какой-нибудь вопрос. Знайте, что товарищ Фрунзе, хотя и является большим военачальником, в обращении с солдатами прост и не высокомерен. И не забывайте также о том, что собранность и уверенность в своих силах — главные черты характера настоящего командира!
Накануне 1-го сентября, после команды «Отбой!» многие курсанты-выпускники конечно же не могли уснуть. Волнение в казарме царило необычайное. Переговаривались шёпотом:
— Афонь, а твои в деревне знают, кем ты завтра станешь?
— Может, и знают, если письмо дошло…
— Хлопцы, а хлопцы, а что если завтра погода испортится?
— Не, не испортится. Комиссар говорил, что барометр показывает «ясно».
И погода, действительно, не подвела. День 1 сентября 1922 года выдался ясный и тёплый. Настроение у всех было приподнятое. В новеньком, с иголочки, обмундировании застыли в торжественном строю выпускники школы. Сегодня они стояли не на привычном своём плацу, а на знаменитом поле воинской славы. Блестели штыки, волнующе развевалось знамя школы, играл духовой оркестр…
И вдруг по рядам пронеслось: «Фрунзе… Фрунзе…» Под громкое, радостное «ура» командующий Вооружёнными Силами Украины и Крыма вышел из автомобиля, поднялся на трибуну…
— Товарищи бойцы! — начал он громким, твёрдым голосом. — Сегодня я прибыл к вам с очень важной, почётной миссией — поздравить вас с успешным окончанием школы и зачитать вам торжественный приказ о присвоении вам высокого звания красного командира!
Дружное троекратное «ура!» прокатилось над полем.
— И в первую очередь, — приподняв руку, произнёс в наступившей тишине Фрунзе, — я приглашаю подойти сюда, к боевому стягу вашей школы, тех, кто закончил учёбу с отличием!
Командующий обвёл взглядом застывшую в напряжённом ожидании роту выпускников, зачитал первую фамилию:
— Ватутин Николай Фёдорович!
— Я! — чуть дрогнувшим от волнения голосом ответил Ватутин и, чётко печатая шаг, подошёл к знамени.
— Поздравляю вас с первым командирским званием!
— …Служу! … трудовому! … народу! — взметнув руку к козырьку, отчеканил Ватутин.
Командующий невольно залюбовался крепко сбитой, коренастой фигурой новоиспечённого командира.
— Эх, побольше бы нам таких молодцов, — обратился он к стоящему рядом начальнику школы, — враз бы вся контра присмирела! — И, снова обернувшись к Ватутину, произнёс:
— Успехов вам в службе, товарищ Ватутин!
— Служу трудовому народу!
В этот день Николай Ватутин вдруг ясно осознал, что отныне, став красным командиром, он уже не имеет права всецело принадлежать самому себе, что он стал частью огромного, сложного сообщества, имя которому — АРМИЯ, и что теперь отвечать ему надлежит не только за свои дела и поступки, а за судьбу и дела своих подчинённых.
Он осознал также, что сегодня закончилась его юность.
ЧАСТУШКИ О ГЕНЕРАЛЕ
Летом 1975 года проводил я отпуск у родителей в Валуйках. И в один из дней, встречая кого-то из знакомых на перроне железнодорожного вокзала, случайно оказался свидетелем необычного действа. Из вагона прибывшего из Москвы поезда с песнями и плясками в старинных сарафанах и кокошниках появились вдруг краснощёкие, дородные, голосистые певуньи. Яркие краски их народных костюмов взбудоражили и оживили будничный серый перрон вокзала. Но ещё больше они привлекли к себе внимания, когда запели частушки. Старинные понёвы заходили на них ходуном, зазвенели на одеждах разноцветные бусы…
Я был чрезвычайно удивлён. Частушки о Ватутине? До этого ничего подобного слышать мне не доводилось. А они продолжали:
Хорошо помню, какое впечатление на меня произвели тогда эти частушки. Я был поражён задором, с которым взлетали над перроном эти немудрёные слова любви к своему прославленному земляку.
И вот прошли десятилетия, а я как сейчас вижу этот пёстрый карагод, слышу эти необычные куплеты и думаю, что только об истинно народных героях слагаются и поются у нас частушки. Удостоился такой чести и Николай Фёдорович Ватутин — знаменитый сын Земли Белгородской.