Помоги проекту - поделись книгой:
Все стали переглядываться, не понимая, что хочет сказать эта странная во всех отношениях девица.
– Ну просветите уже нас, невежд, мисс Марпл, – прервала театральную паузу Марго.
– Да потому что это инсценировка, чтобы мы честно во всем признались и таким образом нашли убийцу Влада. Отсюда и душевные разговоры под камерами, – Юлианна подняла руки и показала собравшимся на них, – и этот тон, и нелепые предположения о замене братьев. Знаете, мне кажется, что где-то у экранов сидит сейчас Алекс и наблюдает за нами.
– Ну, камеры – это не аргумент, – высказался Кирилл, – хотя мне бы очень этого хотелось. А с чего вы взяли, что это не Влад? Они действительно были похожи, и после таких травм их точно бы невозможно было различить.
– Это я знаю доподлинно, – сказала Юлианна, улыбаясь, – потому как, если бы это был Влад, то он бы не смог забыть, что я его дочь, а не любовница.
– Ого.
– Вот это дела.
– Ха-ха-ха.
Возгласы понеслись с разных сторон, люди не знали, что им делать, как реагировать. Одно их объединяло: им всем очень хотелось поверить этой девчонке, им очень хотелось, чтобы Алекс был жив.
План Б
– А ты достойная дочь своего отца, – сказал Алекс Юлианне довольно. Казалось, ему даже понравилось, что его план разоблачили.
После того как Василий, выслушав пламенную речь Юли, замолчал, все в напряжении уставились на дверь, ведущую в столовую, и она открылась. Алекс со своим оскалом, подразумевавшим под собой улыбку, предстал перед подавленной толпой в полном здравии и без ножа в груди. Наверное, если бы он сейчас сюда не зашел, то разочарованию этих людей не было бы предела, и оно огромной волной накрыло бы остров. Но он все же вошел и, как смог, обожженным лицом улыбнулся присутствующим. В руках мужчина держал стакан с водой.
– Да, я жив, – очень буднично сказал он. – Простите нам с моими друзьями маленькую сценку, просто мне казалось, если немного больше нагнетать обстановку, тот, кто правда сыпанул в бокал Владу эти проклятые таблетки, расколется быстрее. Все сорвалось слишком рано, но вы и так успели здесь порядком наговорить, мне еще предстоит переслушать ваши откровения и сделать свои выводы. Не переживайте, у меня есть план Б. Но чтобы мы с вами были в расчете и все было по-честному, я, – он поднял стакан с водой, – тоже выпью этот яд.
– Тебе нельзя! – кинулась к нему Лия, но не успела, Алекс уже осушил стакан.
– Умру я на сутки позже вас, но это не привилегия, а наказание. Думаю, что это будет не самое лучшее времяпровождение – гулять между разлагающихся трупов.
– Алекс, приди в себя, – перебила его Марго, не разжимая зубов. Казалось, что от злости и бессилия у нее свело челюсти. – Мне плевать на всех здесь присутствующих. Пожалей сына. Да, ты его не воспитывал, это моя вина, по молодости и глупости запретила тебе с ним общаться, но ведь в нем течет твоя кровь, и это факт.
Что-то наподобие тика пробежало по искореженному лицу Алекса, но он справился.
– Василий, я хочу поговорить с сыном и племянницей, – обратился он к своему охраннику. – И да, про сейф, имя и противоядие все истинная правда, так что думайте, – и вышел из зала, оставив всех приходить в себя.
– А может быть, мы его побьем, а, Вася? – сказал Дамир устало. – Вставай на нашу сторону, его план Б – это очередной бред. Надпись на зеркале в спальне Влада, скорее всего, дело Сандры или той тайной возлюбленной, о которой мы не знаем, и таблетки он саданул, скорее всего, самостоятельно. Влад был тонкой натурой и злоупотреблял ими постоянно. Мы все видели, что в тот вечер он был на взводе. Меня, если честно, уже смущаешь только ты и твои бицепсы. Если ты встанешь на сторону добра, то мы победим.
– А вы уверены, что вы та самая пресловутая сторона добра? – спросил Василий и на этот раз мягко сказал: – Юлианна, Бронеслав, пойдемте со мной.
И вот сейчас они сидели в бунгало, где еще утром разворачивалась трагедия, оказавшаяся спектаклем.
– Расскажи о себе, – попросил Алекс Юлианну, пристально рассматривая ее, видимо, пытаясь найти сходство с братом.
– Что вы хотите обо мне знать? Если коротко, мне двадцать шесть, и я журналист, – Юлианна не стала кривляться и набивать себе цену, решив, что для церемоний время неподходящее. – Я с детства знала, кто мой отец, мама любила показывать их совместные фотографии и рассказывать о нем, но идти к нему запрещала строго-настрого. Она была неудачницей и стыдилась сама себя. Когда ее не стало, я нашла его и показала их совместные с мамой фото. Мне показалось, что он мне сразу поверил и принял. Тогда этому факту я очень удивилась и зауважала отца, что он не потребовал доказательств, не заставил унижаться. Но все не так, как нам кажется, а может, как мы хотим видеть. Он попросил меня забрать его ноутбук из ремонта за день до несчастья. Я никогда в жизни бы не залезла в него и не стала бы рыться, и он это знал и полностью мне доверял. Вообще, за полгода, что мы узнали друг друга, мы многое поняли, но ноут я так и не успела ему отдать. Залезла я в него позже, чтобы найти хоть что-то, может, какую-то зацепку, за что его убили.
– Почему ты уверена, что его убили? – перебил Алекс, его по-прежнему волновал лишь этот вопрос.
– Потому что у нас были планы, потому что он обещал меня познакомить с вами, с той, в кого он был влюблен и от всех скрывал, а я его со своими друзьями. Да черт побери, потому что мы только нашли друг друга и нам еще столько надо было сказать. У нас было куча планов, так не ведет себя человек, который хотел покончить жизнь самоубийством! – последнее предложение Юлианна уже прокричала.
– Ну и что ты там нашла? – спросил Бронеслав спокойно.
Про него словно забыли, а он сидел здесь и сочувствовал Юлианне, Алексу, Владу, который обрел взрослую дочь и сразу же ее потерял, вернее, она его потеряла. Своим вопросом он словно снял накал напряжения, и Алекс, наверное, впервые в жизни посмотрел на сына с уважением.
– Ничего существенного, – как-то замялась Юлианна, и было видно, что она решает, что можно сказать, а что нет, – так, по мелочи. Например, тест на отцовство. Он незаметно взял у меня образцы ДНК, чтобы подтвердить отцовство, значит, не поверил, засомневался, подумал, что авантюристка. Если бы он был жив, то я бы обиделась на него сильно, но смерть все обнуляет – и радости, и обиды, – было видно, Юлианна очень выдохлась и больше не хотела говорить.
– Марго права, – вдруг сказал Алекс, – я несправедлив к тебе, Бронеслав, – вдруг перешел он на сына – Кстати, ты знаешь, что означает твое имя? Защита и слава. Это я тебя так назвал, потому как хотел, чтобы ты был защищен богом, когда прославишься, а я знал, что ты обязательно это сделаешь. Бро, ты очень похож на свою бабушку, мою маму. Ты не застал ее, но это была талантливая актриса и певица. Ее обожали, а в театре оперетты она была примой. Весь талант, что есть в тебе, от нее, не потеряй его.
Сказать, что Бронеслав был удивлен поведением Алекса, значит ничего не сказать. Отец впервые так с ним разговаривал, не свысока и надменно, а на равных. Маленький Броня даже специально пытался дружить с более лояльным Владом, чтобы быть хоть немного ближе к отцу, но ничего не помогало. В один момент Бронеслав уже решил, что все, все усилия тщетны и надо забыть о попытках сблизиться с отцом. В конце концов, он же красна девица, чтобы убиваться из-за нелюбви родителя. И вот, здесь, на маленьком острове, он наконец почувствовал к себе внимание и, может, даже участие в его судьбе, почувствовал то, к чему стремился всю свою сознательную жизнь.
– Ну так дай противоядие, – очень смело глядя в лицо, сказал ему Бронеслав.
Для него это был момент истины, та секунда, когда можно понять, что все твои страхи, все детские комплексы могут лопнуть как мыльный пузырь, потому что ты все выдумал. Нафантазировал, лежа в кровати, а на самом деле ничего из того, что не давало тебе нормально жить, нет, не существует в природе.
– Вы двое сейчас для меня самые близкие люди, – проигнорировав слова Бронеслава, сказал Алекс, – и я хочу, чтобы вы запомнили от меня один совет: если ты блефуешь, делай это до конца. Даже когда карты вскрыты, все равно делай вид, что ты так и задумывал.
На этих словах он встал и вышел из комнаты, молча, словно у него не осталось сил даже попрощаться.
Юлианна же с Бронеславом не хотели идти спать, хотя ночь уже накрыла остров. Тишины, конечно, не было, так как шум волн, разбивающихся о берег, хоть и казался фоном, но постоянно нарастал.
– Пойдем что-нибудь выпьем? – предложил Бронеслав. – Отметим наше неожиданное родство. Знаешь, я даже расстроился, что ты оказалась моей сестрой, у меня были на тебя планы.
– Не отчаивайся, – сказала Юлианна, наливая вина. – Возможно, в нашем бразильском сериале снова выскочит рояль из кустов, и ты окажешься не сыном Алекса.
– Это да, – усмехнулся Броня и принял у Юли бокал. – Ну, за семью.
Говорить было нечего, а возможно, просто не хотелось. Они сидели и молчали, даже вино в бокалах не уменьшалось от мелких и редких глотков.
– Что, родственники загрустили? – Василий незаметно подошел к ним и сел рядом.
– А, мистер Цербер. Знаете, хотела сказать вам, Вася, что вы хреновый актер, – грубо оценила его талант Юлианна.
– Зато вы, мисс Детектив, меня раскусили здорово. Вот, – он протянул двум молчавшим, каждый о своем, людям по конверту. – Алекс сказал передать вам, но он просил открыть их только на континенте.
– Будет ли он, этот континент? – пессимистично сказал Бронеслав. – Вот знаешь, что мне больше всего жаль? – вдруг спросил он Юлианну.
Та ничего не ответила ему, лишь посмотрела грустно, словно предлагая рассказать об этом и не трогать ее.
– Мне жаль мои невыгулянные вечеринки в институте, которые я поменял на дополнительные занятия по вокалу и гитаре, мои ночи, когда я заучивал историю зарубежного театра на зубок, чтобы никто не подумал, что я блатной. Вот все думают, если мама продюсер, а папа бизнесмен, то мне все легко дается, а вот и нет. В институте только ленивый не плюнул в меня, называя блатным, и мне приходилось работать в три, да что там, в десять раз больше, чтобы доказать, что я заслуживаю это. И вот сейчас оказалось, что это все зря. Зачем мне умение танцевать вальс и танго, зачем мне знание теории Станиславского? Да и гитара с вокалом мне тоже не пригодились в этой жизни. Лучше бы наслаждался жизнью, а сейчас, кроме жены, которая изменяла мне с первого дня свадьбы, и вспомнить-то нечего.
– Если бы была гитара, то ты бы мне спел, – вдруг не к месту сказала Юля. Было видно, что ее тяготили эти откровения.
– Гитара есть у Акакия, – сказал Василий.
Когда Бронеслав молча встал и ушел, Василий добавил уже только для Юлианны:
– Алекс хочет знать, что у тебя есть еще, и просил завтра зайти к нему, чтобы обсудить.
Он сказал это примирительным тоном, словно хотел между строк предложить закопать топор войны.
– А тебе не противно прислуживать? – резко ответила ему девушка. Настолько резко, что это выглядело как неожиданная и обидная пощечина. – Вот ты офицер, как я поняла, пусть бывший, но офицер. Здоровенный мужик с кучей мускул и недурными мозгами. Тебе самому не противно, самому не тошно быть сторожевой собакой? Хотя нет, сторожевой собакой на посылках. Я понимаю, он платит деньги, но ведь они не решают все.
– Решают?
Юля испуганно вздрогнула. Первый раз за время знакомства она увидела, как Василия затрясло.
– Когда твоя мама болеет и нужны огромные деньги на ее лечение, то решают. Да ты знаешь хоть, что для меня значила служба? Я был самым счастливым человеком на земле? Но приходит день, когда тебе приходится делать выбор, и я его сделал. Вот ты сегодня так снисходительно назвала свою мать неудачницей, а я бы убил, если бы мою кто-то так назвал. Потому что удача в том, что у нее есть я, а у меня она. Мы оба самые удачливые люди на свете, и пока так будет, я буду служить сторожевым псом, секретаршей, кем угодно, чтобы только продлить наше счастье. Ты думаешь, ты такая гордая, свободная? Нет, это не гордость, это глупость.
Он замолчал и отвернулся. В этот момент Бронеслав, видимо, поджидавший у двери и не желающий выходить, пока был конфликт, появился наперевес с гитарой.
– Ну что, друзья, – грустно улыбнувшись, сказал он, – проверим, на что я променял студенческие вечеринки.
– Круто, – восхищенно сказал Вольдемар. Никто не заметил, как Вовка пополнил компанию сидящих на кромке бассейна. – Но вы, конечно, сволочи. Так хорошо сидите, а меня не позвали. И это в предпоследний вечер нашей жизни. Подло господа, подло. Конечно, очень хотелось обидеться, но так как мы во времени ограничены, то я просто запишу. Вдруг выживем, тогда обязательно обижусь.
– А это тебе за то, что не разглядел сегодня утром фальшивку. Тоже мне, журналист, называется. Я еще удивилась, что это наш Василий так напрягся, когда узнал, что ты поднимался наверх? Боялся, что раскусишь спектакль, но он был слишком хорошего о тебе мнения, – сказала Юлианна.
– Да, Вольдемар, пролетел ты, конечно, с утра, – разочарованно чмокнул губами Вася. – Мы специально выбрали в свидетели Марго, зная, что она женщина и разглядывать сильно не будет.
– Ты, друг мой, опозорил всех журналистов, все наше братство. Прощения тебе нет, – закончила свою пафосную речь Юлианна тяжелым вздохом.
– В твоем лице все журналисты для меня теперь маленькие дети, неспособные отличить кровь от томатного сока, – сказал и помахал головой в знак солидарности с говорившими Бронеслав.
– Это все стресс, – испуганно выпучив глаза, стал оправдываться Вовка. – Да и вообще, я предположить не мог, что такие уважаемые люди могут устроить подставу. От тебя, Вася, это было вдвойне обидно, мы же друзья.
И так это все было глупо, эти слова, бассейн, остров, что четверо взрослых людей, сначала прыснув, расхохотались в голос и остановиться уже не могли.
Из окна своей комнаты на смеющуюся компанию смотрела Сандра. Ей очень надо было поговорить с мужем, но она никак не решалась. Слишком много было вранья, и лимит веры в их отношениях был исчерпан, но ведь предупредить она его все равно должна. Как это сделать, не приходило ей в голову, и от этого становилось еще страшнее.
Возможно, всего лишь вино
Ночь очень быстро накрыла остров. Он вновь стал островом тринадцати, но от этого ничего не изменилось. Яд по-прежнему, как бомба медленного действия, сидел в организмах, правда, теперь всех тринадцати его обитателей.
Рузанна вышла на берег, море в темноте казалось еще страшнее. Его бурлящее нутро словно пыталось выпрыгнуть на сушу. Она уже хотела уйти, как увидела на песке сгорбленную фигуру Кирилла. Боясь его напугать, она крикнула издалека:
– По-моему, день уже должен закончиться.
Мужчина повернулся и улыбнулся ей печально. Казалось, какая-то тяжелая ноша сейчас лежала на его плечах, и он никак не мог выправиться.
– Если осталось жить два дня, жаль тратить время на сон, – ответил он ей. – Не хотите присоединиться? – спросил Кирилл, показав на бутылку вина. – Правда, бокал один, но я джентльмен и уступлю его даме.
– А я не откажусь, – сказала Рузанна и села рядом с мужчиной на песок. – Я никогда так в жизни себя не вела, – прыснула она. – Надо попробовать, а то вдруг больше не представится возможность.
– Как так? – поинтересовался Кирилл и, налив в бокал вино для Рузанны, глотнул из бутылки.
– Я не сидела ночью на песке у моря, не пила вино из горла с незнакомым мужчиной.
– Ну у нас с вами не так все плачевно. Вы пьете все-таки из бокала, и мы хоть и шапочно, но знакомы, – не согласился с ней Кирилл.
– Я хотела вас поблагодарить за то, что вы меня сегодня оградили от унизительных объяснений, – тихо сказала ему Рузанна. – Я не убивала Влада, честно.
Наверное, она хотела каких-то слов утешения или что-то вроде «ничего, обращайтесь еще», но Кирилл лишь грустно улыбнулся и чокнулся с ее бокалом своей бутылкой. Немного разочаровавшись молчанием мужчины, Рузанна начала говорить. Ее монолог был сбивчивым и очень эмоциональным, она поняла, что оправдывается.
– Мне было десять лет, когда погибли родители. Что я могла тогда понимать? Для меня жизнь делилась на мороженое, парк и белое платье. Рассказы о картинах и художниках от родителей казались интересными сказками, а не уроками. Я была единственным ребенком в семье, хотя, наверное, моим родителям и одного было много. Они были реставраторами от бога. Став быстро авторитетами в этой области, они путешествовали по миру, оставляя меня соседям. И вот однажды я там осталась навсегда. Алекс и Влад были уже взрослыми, им было по пятнадцать лет. Конечно, они тяготились моим обществом, но, оставшись одной, мне было просто необходимо чувствовать рядом живую душу, и я выбрала Влада.
Кирилл не перебивал ее, он сидел на песке, отпивая вино большими глотками из бутылки, и, казалось, думал о чем-то своем.
– Ты знаешь, я, маленькая девочка, интуитивно почувствовала, что Влад лучше. Он был прямолинеен, говорил людям то, что думает, но он не был злым. Я была влюблена в него, и когда мне исполнилось восемнадцать лет, у нас случилось что-то наподобие романа. Продлился он, правда, недолго, но на самом пике Влад рассказал мне правду о моих родителях. Что кроме работы у них еще было и одно увлечение – они занимались торговлей картин. Допускаемые до всех запасников в нашей стране, они находили картины, которые имели ценность, но плохой вид, и убранные из-за того музеями на самые дальние полки. Расчет был, что их не сразу хватятся. Вывозя под видом своего рабочего инструмента, мои родители продавали такие картины за рубеж. Но бывали и работы, которые просто валялись в подвалах музеев, из-за нашей русской халатности даже не занесенные в каталог. Таких, конечно, было мало, но их ждала другая участь. Их родители оставляли себе. Одной из таких картин была работа Моне «Мыс Боре», она висела у меня в комнате над кроватью и даже не очень мне нравилась. Каждый день мелькая, она потеряла для меня красоту и ценность, а стала предметом интерьера. Так вот, когда родители погибли, Влад первым поселил в моей голове мысль, что, возможно, неслучайным был этот взрыв. Может быть, они вывозили туда очередную картину и не сговорились с покупателем по поводу цены. Но сейчас, наверное, это не узнать никогда.
– Так ты богатая невеста, – усмехнулся Кирилл, и Рузанна удивилась, что он, оказывается, слушает ее. А еще резануло слово «невеста». В свои тридцать девять Рузанна считала это уже оскорблением, ну или насмешкой как минимум, поэтому резко ответила:
– Нет, я нищая музейная мышь. Родители Влада, видимо, и правда близко дружили с моими, потому как когда случилась трагедия, знали, что и где брать. Про деньги от вырученных картин Влад ничего не знал, родители им об этом не сказали, а вот о шедеврах из нашей квартиры Алекс с Владом знали доподлинно. Их родители, поступив так благородно и удочерив меня, на самом деле преследовали меркантильные цели, и двум братьям в начале девяностых досталось прекрасное наследство из шести картин: Моне, Базиль, Коровин, Моризо, Мане и Саврасов.
– Да, – поразился размаху личностей Кирилл. – Повезло так повезло.
– Влад отказался брать их себе. Как он мне тогда объяснил, подумал, что картины прокляты: родители мои убиты, его родители ушли на тот свет следом, даже не успев распорядиться толком картинами. А Алекс не побрезговал и взял. Продавая картину за картиной, он и построил свой бизнес. Из всех работ в собственности Алекса осталась только одна, та самая, что висела в моей комнате, мелькая каждый день Моне «Мыс Боре». И то не продана она только потому, что у экспертов возникали постоянные вопросы подлинности, и Алекс перестал ее предлагать, а позже уже и не было нужны. Вот после этого разговора двадцать лет назад и начался мой путь метания. Сначала я оборвала с братьями все связи, презирая их и их родителей за то, что так поступили со мной. Мне казалось, что меня обокрали, что у меня отобрали семейную ценность. Потом я просто старалась забыть эту историю, вычеркнуть из своей жизни. Но мне постоянно снился это Моне, и я стала просить Влада поговорить с Алексом, чтобы вернуть ее мне. Он обещал, но ничего не делал, каждый раз повторяя: «Надо дождаться момента».
– И в тот вечер он позвал тебя поговорить о картине? – предположил Кирилл.
– Нет, – махнула отрицательно головой Рузанна, – я сама пришла. Решила в очередной раз попытать счастья. Он был пьян и зол. Кричал мне: «Раздевайся! Другие твари на все готовы ради денег. А ты ради своей картины на что готова?» Хохотал мне в лицо и называл моих родителей ворами и контрабандистами, говорил, что так им и надо, а меня дразнил старой девой и уродиной. Вот ты спросишь, – вдруг перешла на «ты» Рузанна, – хотела ли я смерти Владу? Да, хотела. Я легко могла его тогда убить, просто не сообразила как. Нельзя говорить женщине такие вещи, это опасно для жизни.
– Он был подонок и ненормальный, назвать такую красотку старой девой – это огромный грех. Вот скажи, ты знаешь, что выглядишь лучше любой тридцатилетней? У тебя шикарная фигура, гладкая кожа и сияющие глаза. Ты просто не представляешь, как смотрят тебе вслед мужчины. Я вот, например, не мог оторваться, когда в первый раз увидел тебя в самолете.
Рузанна громко и искренне засмеялась и сказала:
– Ты знаешь, я где-то прочитала стихотворение, не помню где, такое графоманское, но оно очень точно отвечает на все твои вопросы о таких женщинах, как я.
Рузанна очень искренне прочитала его, очень по-настоящему, так, что Кирилл не удержался и поцеловал эту красивую женщину, прям здесь, на песке острова, превратившегося для них в место возможной смерти, острова тринадцати приговоренных. Рузанна не оттолкнула его, а, напротив, очень страстно ответила на поцелуй, хотя, возможно, это было всего лишь вино.
Позже им обоим показалось, что где-то вдалеке протрубил слон. Но на острове совсем не было животных, и они списали странный звук на мелодию волн. Хотя, возможно, это бог Ганеша праздновал свою победу. Ведь сегодня на острове никто не умер.
Книга
Поделиться книгой: