Искатель, 2019 №5

— Что вы были намерены предпринять в связи с поступком вашего брата?

— Как мне ни совестно было, но я откровенно написала обо всем отцу в Екатеринослав и господам Дмитриевым.

— Простите за бестактный вопрос, но я вынужден потревожить ваши чувства. Вы слышали выстрелы?

— К сожалению, нет. Кабинет в другом конце коридора, а я все время находилась в спальне.

— Но ваш супруг убит в гостиной, а она ближе к спальне.

— Нет, выстрелов я не слышала, — стояла на своем вдова. — Мне сообщила Маргарита Иоганновна о случившемся. Мне было бы больно увидеть Алексея Ивановича с выбитым глазом.

— Если… — начал было пристав, но Путилин не дал ему договорить.

— Простите за вторжение— служба, — закончил разговор Иван Дмитриевич. — Разрешите откланяться.

В коридоре он прошипел:

— Я все замечаю, позвольте мне воспользоваться своим положением и задавать вопросы.

— Но, Иван Дмитриевич, она же…

— Да, да, пойдемте к немке.

— Маргарита Иоганновна, позвольте задать еще несколько вопросов, — с порога начал Путилин.

— Я готова ответить.

— От кого вы узнали о смерти Алексея Ивановича?

— Когда раздались выстрелы, я была с детьми, но мне показались странными хлопки, и я вышла в коридор, потом в гостиную. Мне стало ясно, что господин Рыжов мертв.

— Сколько было хлопков?

— Два, по-моему.

— Два или больше?

— Наверное, два.

— Вы ни с кем не столкнулись в дверях или в коридоре?

— Во вторых дверях, тех, что из прихожей, была Катерина, а в коридоре — Мария Степановна.

— Мария Степановна видела супруга?

— Не могу сказать, я не заметила, заходила ли она в гостиную. Я ее видела в коридоре.

— Вы рассказали ей о смерти господина Рыжова?

— Да, я сообщила ей.

— А Долбня?

— Его я не видела.

— Как вам поворот? — обратился Путилин к приставу. Тот только развел руками.

— Кто же убийца?

— Его-то мы и ищем.

— Скажи, Екатерина, когда ты вошла в гостиную, что ты там увидела?

— Я дверь отворила, туг выскочил молодой барин, и все.

— Кто еще был в гостиной?

— Не видала никого.

— А Маргарита Иоганновна?

— Нет, ее там не было.

— Ссору не видела?

— Какую ссору?

— Когда Алексей Иванович ударил молодого барина тростью.

— Нет, не видала.

— А где был хозяин?

— В кресле.

— Как ты поняла, что он мертв?

— Так взгляд остекленевший.

— Взгляд?

— Да.

— Глаза его были открыты?

— Да.

— Оба глаза?

— Да.

Путилин шагал по кабинету хозяина от стены к стене, засунув руки в карманы.

— Не понимаю… — заговорил пристав, но Иван Дмитриевич предупреждающе поднял руку: не мешай. Потом остановился,! достал из кармана письмо и углубился в чтение.

«Алексей Иванович! Мне надоело указывать, что Вы вмешиваетесь не в свои дела. Если Вы задумали поссорить меня с батюшкой, то я клянусь всем святым, что я ни Вас, ни себя щадить не буду. Я сумею Вас найти, и не бывая у Вас. Не желая слушать от сестры новой брани, я к Вам проститься не зайду. Оскорбление, которое она сделала, пользуясь правом женщины и сестры, я не забуду. Затем я Вас предупредил: если последует какая-нибудь неприятность от сестры или от Вас, то и за нее, и за себя ответите.

П. Ш.»

— Прочтите, — Путилин протянул приставу письмо.

— Да, одно только письмо — веская улика, — пристав потряс листком бумаги. — Явная угроза.

— Согласен, господин Шляхтин в выражениях не стесняется, но неясность в другом, — произнес Иван Дмитриевич, пальцем поглаживая переносицу. — Все в этом доме говорят неправду. Порфирий выстрелил и выскочил, но столкнулся в дверях с кормилицей, которая, в свою очередь, видела мертвого хозяина с неповрежденным глазом, а это означает, что тот был жив. Тогда третий выстрел? Точно никто сказать не может, сколько их было на самом деле. Получается, что кормилица что-то видела, но скрывает, и, к сожалению, не заметила немки, стоявшей у двери напротив. Да и хозяйка тоже байки рассказывает, дала нам письмо двухдневной давности.

— Почему вы так думаете?

— Посудите сами. Порфирий собрался в пять часов к господину Рыжову, а в письме говорится, что он не зайдет прощаться. Да и сам Шляхтин заявлял, что отправил послание, в котором писал, что считает невозможным зайти попрощаться. Вот тебе бабушка и Юрьев день!

— Тогда все убийцы, если врут?

— В том и неувязка, что теперь я не склонен верить никому, в том числе и показаниям господина Шляхтина. Пусть доктор проверит, остался ли след от трости на его левом плече.

— Почему палевом?

— Наш убиенный был правшой. Наверное, вы заметили, что трость лежит справа у кресла, и на столе письменные принадлежности лежат для удобства правой руки.

— Голова кругом идет от показаний.

— У меня по другому поводу. Прислуга, да и жена тоже, говорят о господине Рыжове как о порядочном и добром человеке, которому только крыльев не хватает, чтобы стать ангелом. Но кормилица зло глазами сверкает при упоминании о нем, жена хоть и выказывает скорбь, но настроение у нее вовсе не такое, как должно быть у убитой неожиданной кончиной мужа вдовы. Старый слуга жалеет его, с детства рядом с ним жил. Наша немка очень расстроена, готова разрыдаться. Кухарка зло держит на молодого барина, но никак не на господина Рыжова. Воттакая картина получается.

— Иван Дмитриевич, — взмолился пристав, — вконец вы меня запутали. Может, завтра продолжим? Утро вечера мудренее.

— Нет, — возразил Путилин. — Не прохлаждаться мы приехали в сей дом. Нам этот клубочек змеиный сегодня надо распутать по горячим следам, ибо завтра они сговорятся, и мы получим совсем другую картину преступления. А где мой помощник? — впервые за вечер вспомнил начальник сыскной полиции.

Пристав вышел и распорядился найти Жукова. Нашли его в дворницкой, где он гонял чаи с маленьким бритым татарином. Не допив чай, Михаил схватил шапку и помчался к начальнику.

— Где тебя черти носят? — раздраженно спросил Путилин, когда взъерошенный, словно воробей после драки, Жуков показался на пороге.

Миша подошел ближе и стал что-то нашептывать Ивану Дмитриевичу. Тот только кивал, бросая то удивленный, то насмешливый взгляд на помощника.

— Ясно, — громко сказал он, подытоживая разговор. — Этого можно было ожидать. Атеперь, господа, поедемте к нашей хозяйке.

— Неудобно второй раз беспокоить, — запротестовал пристав. — Женщина все-таки нездорова.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Путилин. — Она не больнее нас с вами. Идемте, время не терпит.

Марии Степановне доложили о том, что полицейские хотят еще раз поговорить. Поначалу она заупрямилась, дескать, готова поговорить завтра, а сегодня чувствует себя разбитой. Но Иван Дмитриевич настоял, и хозяйка изволила их принять, но только на несколько минут.

Когда вошли, Путилин сразу огорошил ее вопросом:

— Мария Степановна, где вы были, когда раздались выстрелы?

Стало тихо. Наконец, после минутного раздумья, хозяйка решилась ответить:

— Мне стыдно, господа, но я стояла под дверью и подслушивала ссору. Мне не хотелось встречаться с братом. — Лицо ее, и без того грустное, как-то сразу осунулось, и она на глазах превратилась из молодой женщины в пожилую даму, которая выглядела гораздо старше своих тридцати лет. — Простите, но я могла сгоряча наговорить неприятных вещей. У нас и без того испортились отношения, а здесь… Я стояла за дверью и, как в романах, слышала ссору и шум борьбы. Но мне стыдно было войти в гостиную. Услышав выстрелы — а я не сомневалась, что это были именно выстрелы, — я испугалась и побежала в свою комнату.

— Вы не заходили в гостиную?

— Нет.

— Сколько было выстрелов?

— Я слышала два.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет, дважды раздавался грохот. Сначала один, спустя полминуты второй.

— Но после выстрелов кому-то могла понадобиться помощь.

— Это было невозможно. Я любила и Алексея Ивановича, и, несмотря на его гадкий поступок, Порфирия. Видеть того или другого убитым или раненым — это было выше моих сил.

— Но зачем вы отдали нам вчерашнее письмо?

— Не знаю, — искренне удивилась она.

— А где сегодняшнее послание?

Мария Степановна подошла к бюро и протянула Путилину сложенный вдвое голубой листок.

— Надеюсь, вы больше ничего не утаили?

— Теперь мне скрывать нечего.

— Извините за беспокойство, надеюсь, более вас не потревожим.

— Я тоже на это надеюсь, — бесцветным тихим голосом произнесла вдова.