Война стрелка Шарпа

– Пропавшие есть? – спросил он сержанта.

– Нет, сэр. Что с Таррантом?

– Пуля в бедро. Придется оставить здесь.

– Невелика потеря, – подвел итог Харпер, хотя до того, как Шарп произвел его в сержанты, ирландец был едва ли не ближайшим приятелем Тарранта.

Вот что могут сделать с человеком три нашивки, подумал лейтенант. Он перезарядил винтовку, опустился на колено у лаврового дерева и посмотрел в сторону французов. Большинство драгун остались в седле, а человек десять спешились и постреливали по роще из карабинов, полагаясь скорее на удачу, но вскоре к ним должна была подтянуться пехота, и тогда положение изменится. Пора уходить.

– Сеньор.

Молоденький португальский офицер выступил из-за дерева и поклонился Шарпу.

– Некогда. Потом. – Грубить не хотелось, но сейчас было не до любезностей. – Дэн! – крикнул Шарп, отстранив португальца. – Ты оружие у Тарранта забрал?

– Так точно, сэр.

Винтовку раненого Хэгмэн повесил на плечо, патронная сумка болталась на ремне. Оставить врагу бейкеровский штуцер, лучшее стрелковое оружие в мире, лейтенант не мог – этого только им не хватало.

– Сюда! – Он указал на север от реки.

С дороги лейтенант сошел намеренно. Повторяя путь реки, она шла по берегу, почти лишенному растительности и не предлагающему препятствий для кавалерии, тогда как тропинка на север вилась между деревьями, которые можно было использовать для укрытия. По мере того как склон становился все круче, лес редел, а потом и вовсе уступил место дубовым рощицам – дуб выращивали здесь специально из-за толстой коры, из которой делали пробки для знаменитого вина. Шли быстро, и первую остановку Шарп сделал только через полчаса, когда они достигли края рощи и посмотрели вниз, на занятую под виноградники широкую долину. На западе еще виднелся город, дым от его пожаров тянулся к дубам и виноградникам. Люди отдыхали. Шарп опасался преследования, да только французам, наверное, хотелось не гоняться за горсткой солдат с риском получить пулю, а шарить по домам зажиточных горожан.

Португальские солдаты не отставали от британцев, и их молодой офицер, уже подходивший к лейтенанту раньше, повторил попытку. Был он высок и строен, а его форма даже не успела помяться. Пистолет на поясе такой чистый, как будто из него еще ни разу не стреляли. Красивое лицо портили, правда, чересчур тонкие черные усики. Все в нем говорило, что перед вами джентльмен и приличный человек, и это впечатление лишь усиливали темные и какие-то печальные глаза, что, впрочем, можно было объяснить падением его любимого города.

– Сеньор? – Он снова поклонился Шарпу.

– Я не говорю по-португальски.

– Я лейтенант Виченте, – на хорошем английском представился португалец.

Его темно-синий мундир с красными обшлагами и высоким красным воротником украшали серебряные пуговицы и белая окантовка. На голове –барретина, особого рода кивер, добавлявший к его и без того немалому росту еще шесть дюймов, с вышитым числом «18». Молодой португалец явно запыхался, на лице его блестел пот, но мелкие неудобства не заставили его забыть о манерах.

– Поздравляю вас, сеньор.

– Поздравляете меня? – не понял Шарп.

– Я видел вас на дороге под семинарией. Думал, вы собираетесь сдаться, но вы атаковали. Это… – Виченте нахмурился, подбирая подходящее слово, – это большая храбрость. – Он отступил на шаг, снялбарретинуи снова поклонился, чем немало смутил Шарпа. – Поэтому я со своими людьми и ударил французам в тыл.

– Никакая это не храбрость, а самая обычная глупость.

– Нет-нет, вы проявили редкую храбрость, заслуживающую уважения и преклонения.

Шарпу показалось, что португалец уже готов отсалютовать ему саблей, а потому поспешил предотвратить неуместную сцену вопросом о том, какими силами располагает его новый знакомый.

– Нас тридцать семь человек, сеньор, – с серьезным видом ответил Виченте. – Мы из Восемнадцатого полка. – По его словам, полк защищал самодельные укрепления на северной окраине города, а потом отступил к мосту, где и рассеялся, когда началась паника. Лейтенант отправился на восток с группой из тридцати семи человек, из которых лишь десять были солдатами его роты. – Нас было больше, – признался он, – намного больше. Но большинство разбежались. Один из моих сержантов назвал меня дураком и сказал, что мы не должны вам помогать, и мне пришлось застрелить его, чтобы не распространял панику. Со мной пошли только добровольцы.

Несколько секунд Шарп просто смотрел на португальского лейтенанта.

– Что вы сделали? – спросил он наконец.

– Повел этих людей вам на выручку. В моей роте я остался единственным офицером, так кому же было принимать решение? Капитан Роха погиб на редуте, а остальные… я не знаю, что с ними сталось.

– Я не о том, – перебил его Шарп. – Вы застрелили сержанта?

Виченте кивнул:

– Меня, конечно, отдадут под суд. Объясню, что того требовали обстоятельства. – В глазах его блеснули слезы. – Но он сказал, что вы все покойники, а мы – разбиты. Призывал солдат снимать форму и дезертировать.

– Вы правильно поступили, – сказал Шарп, все еще удивленно разглядывая молоденького лейтенанта.

Виченте отвесил очередной поклон:

– Вы льстите мне, сеньор.

– Перестаньте называть меня сеньором – я такой же лейтенант, как вы.

Виченте отступил на полшага, глаза его округлились от изумления.

– Вы… – начал он и не договорил, поняв, что вопрос прозвучит грубо. Шарп был лет на десять старше португальца, и тот факт, что он все еще ходил в лейтенантах, говорил вроде бы не в его пользу – к тридцати годам офицер обычно достигал более высокого звания. – Но я уверен, сеньор, – продолжал Виченте, – вы все равно старше.

– Как это? – не понял Шарп.

– Я ношу это звание всего лишь две недели.

Теперь уже удивился Шарп:

– Две недели?

– Я, конечно, прошел небольшую подготовку и во время занятий много читал о подвигах великих солдат.

– Занятий?

– Я стряпчий, сеньор.

– Стряпчий! – Шарп не смог скрыть инстинктивного отвращения.

Он вышел в жизнь из лондонских трущоб, и каждый, кто родился и провел там какое-то время, знал, что половина зла в мире – от законников. Законники – слуги дьявола, сопровождающие людей, мужчин и женщин, к виселице. Законники – злодеи, распоряжающиеся бейлифами и плетущие силки и капканы из законов и статутов. Потом, разбогатев на своих жертвах, они становятся политиканами и изобретают такие законы, которые сделают их еще богаче.

– Ненавижу стряпчих, – проворчал Шарп с чувством, потому что вспомнил леди Грейс и все то, что случилось после ее смерти, и как стряпчие обобрали его до последнего пенни. Он вспомнил Грейс и их умершего ребенка, и воспоминание напомнило о горе, а горе ударило в голову. – Ненавижу законников.

Сбитый с толку откровенной враждебностью Шарпа, Виченте попытался как-то оправдаться:

– Я был юристом до того, как вступил в армию. Я работал на компанию «Реал Вилья», которая занимается регуляцией торговли вином.

– Если б мой ребенок захотел стать юристом, я бы задушил его собственными руками да еще нассал бы на его могилу.

– Так вы женаты, сеньор? – вежливо осведомился португалец.

– Ни хрена я не женат.

– Наверное, я неправильно вас понял. – Виченте кивнул в сторону отдыхающих солдат. – В общем, сеньор, я здесь. Может быть, нам стоит объединить силы.

– Может, – неохотно согласился Шарп, – но давайте проясним один момент. Если вы носите звание всего лишь вторую неделю, то командую тут я. И чтоб никакие хреновы законники под ногами не вертелись.

– Конечно.

Виченте нахмурился, как будто обиделся на Шарпа за то, что тот констатировал очевидное.

Чертов законник, думал Шарп. Надо ж такому случиться. Он понимал, что вел себя грубо в отношении молодого португальца, которому достало смелости расстрелять сержанта и повести своих людей на помощь чужакам. Надо бы извиниться, но Шарп только оглядывался, стараясь понять, где находится, пытаясь обнаружить погоню и определить, где он и что делать дальше. В конце концов лейтенант достал подзорную трубу, подарок сэра Артура Уэлсли, направил ее туда, откуда они пришли, и через несколько минут увидел то, что ожидал увидеть. Пыль. Пыль, поднятая сапогами, копытами и колесами. Может быть, беженцы, бредущие из города по прибрежной дороге. Может быть, французы.

– Думаете переправиться на южный берег? – спросил Виченте.

– Да. Но ведь мостов через реку поблизости нет, верно?

– До самого Амаранте. Там другая река, Тамега… как это по-вашему… Боковая река, да? Нет… нет… приток, вот! Тамега – приток Дору, но через Дору там есть мост. Место называется Песо-да-Регуа.

– А лягушатники на дальней стороне Тамеги, так?

Виченте покачал головой:

– Нам сказали, что там генерал Сильвейра.

Между «мы знаем» и «нам сказали», подумал Шарп, большая разница.

– А паром через Дору где-нибудь неподалеку есть?

Португалец кивнул:

– Да, в Барка-д’Авинташ.

– Это близко?

Виченте ненадолго задумался:

– Примерно полчаса пешком. Может быть, меньше.

– Так близко? – Но если паром так близко к городу, то французы уже наверняка там. – А сколько до Амаранте?

– Завтра можем быть там.

– Завтра, – эхом повторил Шарп и, сложив подзорную трубу, уставился на юг.

Что там за пыль? Кто ее поднял? Французы? Выступили к Барка-д’Авинташ? Воспользоваться паромом было бы намного удобнее, ведь он куда ближе, но это и рискованнее. Что, если там беженцев ожидают французы? А если они еще не догадываются о существовании переправы? Выяснить можно только одним способом.

– Как нам попасть в Барка-д’Авинташ? – спросил он, кивая в сторону вьющейся между дубами тропинки. – Этой же дорогой?

– Есть другая, более короткая.

– Тогда ведите.

Кое-кто из солдат уснул, однако Харпер живо всех растолкал, и через несколько минут они уже спустились за Виченте и другими португальцами в тихую долину с аккуратными рядами виноградных лоз. Потом поднялись на холм и пересекли поле с копнами прошлогоднего сена. Никакой тропинки видно не было, но Виченте шел уверенно.

– Вы знаете, куда идете? – недоверчиво спросил через некоторое время Шарп.

– Я знаю эту местность, – успокоил стрелка португалец. – Знаю очень хорошо.

– Выросли здесь?

Виченте покачал головой:

– Я рос в Коимбре. Это к югу отсюда. Довольно далеко. Но местность мне знакома, потому что… э… я принадлежу… принадлежал к тем, кто единится с природой.

– Единится с природой? – недоверчиво повторил Шарп. – И кто ж это такие?

Молодой лейтенант покраснел:

– Мы, сеньор… философы и поэты.

Пораженный, Шарп отреагировал не сразу.

– Кто?

– Философы, сеньор, и поэты.

– Господи Исусе…

– Мы верим, сеньор, – продолжал, воодушевляясь, Виченте, – что вдохновение можно найти в природе. Понимаете, луга и поля – это естественное, природное, а города созданы людьми, и потому они – прибежище порока и зла. Кто желает отыскать естественную доброту и простоту, ищет их в полях и лугах. – Он не всегда мог найти нужное английское слово или выражение для своих мыслей. – Понимаете, мы верим, что в мире есть природная доброта, и пытаемся ее найти.

– Значит, вы приходите сюда за вдохновением?

– Да, да, – закивал Виченте.

Вдохновенный законник все равно что крыса, налакавшаяся бренди.

– Позвольте предположить, – проговорил Шарп с почти неприкрытой насмешкой, – что все ваше сообщество рифмоплетов-философов состояло исключительно из мужчин. Женщин ведь среди вас не было, а?

– Как вы догадались? – изумился Виченте.

– Просто предположил.

Виченте кивнул:

– Дело не в том, конечно, что нам не нравятся женщины. Вы не думайте, мы не против их компании, но они не проявляют желания присоединяться к нашим дискуссиям. Мы были бы только рады, но… – Голос его стих сам собой.

– Женщины такие, – согласился Шарп. Он уже понял, что женщины предпочитают общество мошенников приятному разговору на возвышенные темы с милыми, серьезными молодыми людьми, вроде лейтенанта Виченте, лелеющими романтические мечты и вырастившими у себя под носом эти жалкие усики, чтобы казаться старше и мудрее. – Скажите-ка мне кое-что, лейтенант.

– Хорхе, – перебил его португалец. – Меня зовут Хорхе. Как вашего святого Георгия.