Война стрелка Шарпа

– Как скажете, сеньор, – повторил португалец, удивляясь лишь тому, что англичанин называет его каким-то Горацио.

Впрочем, любопытство он оставил при себе и спрашивать ни о чем не стал. Звали его Луишем, и раньше он работал брадобреем в Лиссабоне. К нему нередко заходили люди из британского посольства, и именно они порекомендовали его как верного человека Джеймсу Кристоферу, когда тому понадобился слуга. Новый хозяин платил хорошо, да к тому же английским золотом, а что англичане малость тронутые и путают имена, так то не важно. И пусть Кристофер называет каким угодно именем, лишь бы не забывал платить. Всем известно, британские монеты самые надежные в мире. На многое можно посмотреть сквозь пальцы, если на ладони увесистая гинея с изображением святого Георгия, убивающего дракона.

Кристофер пытался обнаружить признаки погони, но подзорная труба была старая, стекло потрескалось, так что пользы от инструмента оказалось немного. Он собирался купить новый инструмент, да так и не успел. Сложив бесполезную трубу, подполковник положил ее в седельную сумку и сунул в рот свежую зубочистку.

– Поехали, – коротко бросил он и направился через рощу к большому сельскому дому. Маршрут был ему знаком – подполковник уверенно выбирал путь и без малейших колебаний остановил коня у ворот. – Конюшня там, – сказал он Луишу, указывая на арку. – Кухня за синей дверью. Нас здесь ждут. Останемся здесь на ночь.

– Не в Вилья-Реал-де-Жедеш? – спросил Луиш. – Вы же вроде бы сказали, что мы отправляемся искать мисс Сэвидж.

– Похоже, ты хорошо выучил английский, раз он помогает тебе подслушивать, – съязвил Кристофер. – Завтра, Луиш, мисс Сэвидж мы поищем завтра. – Он соскользнул с седла и бросил поводья слуге. – Остуди лошадей, расседлай, найди мне что-нибудь поесть и принеси в комнату. Тебе скажут, где я буду.

Луиш поводил лошадей, чтобы они остыли, потом отвел в конюшню, напоил и накормил. Кухарка и две служанки не выразили ни малейшего удивления, когда он появился в кухне. Его хозяина знали и принимали во многих домах, как в городах, так и на дальних фермах, но здесь он оказался впервые. Служанки рассказали, что дом принадлежит лиссабонскому купцу, который распорядился, чтобы гостя приняли со всей любезностью и пожелания его выполнялись без проволочек.

– А что, он часто здесь бывает? – спросил Луиш.

Кухарка хихикнула:

– Бывало, приезжал со своей женщиной.

Это объясняло, почему в свои прежние визиты сюда англичанин обходился без лишней пары глаз. Кто же она, эта незнакомка?

– Ему надо поесть. А что за женщина?

– Одна премилая вдовушка. – Кухарка вздохнула. – Но мы не видели ее уже целый месяц. Жаль. Ему бы жениться на ней… – Она налила в миску супа с турецким горохом, поставила на поднос кувшин с красным вином и положила свежего хлеба. – Передайте, что обед будет готов к приходу его гостя.

– Гостя?

– Да. К обеду будет гость. И ступай побыстрее, а то суп остынет. Поднимешься по лестнице и повернешь направо.

Луиш понес поднос наверх. Дом был красивый и построен на совесть, стены украшали старинные картины. Дверь в комнату хозяина была чуть приоткрыта, и Кристофер, должно быть услышавший шаги, крикнул, чтобы он входил без стука.

– Поставь поднос у окна.

Подполковник успел переодеться и был теперь не в черных бриджах, черных сапогах и красном мундире британского офицера, а в небесно-голубых лосинах с черными кожаными вставками в тех местах, где они терлись о седло, и тугой шнуровкой от лодыжки до пояса. Новый мундир того же цвета украшали серебряные канты, поднимавшиеся до высокого, жесткого красного воротника. На столике у стены лежала кавалерийская сабля и высокая черная треуголка с серебряной кокардой, которая держалась за счет эмалированного значка.

Значка с французским триколором.

– Я же сказал, что ты увидишь кое-что удивительное, – сказал Кристофер, заметив удивленный взгляд слуги.

Луиш с трудом обрел голос:

– Вы…

– Я британский офицер, Луиш, о чем тебе прекрасно известно, но сейчас на мне форма французского гусара. А! Гороховый супчик! Отлично. Крестьянская пища, простая и сытная. – Подполковник, слегка морщась, прошелся по комнате – наверное, шнуровка оказалась слишком тугая – и опустился на стул. – К обеду у нас гость.

– Мне уже сказали.

– Ты будешь прислуживать. И пусть тебя не смущает тот факт, что гость – француз.

– Француз? – недоверчиво повторил Луиш.

– Француз, – подтвердил подполковник. – И прибудет он сюда с эскортом. Возможно, большим эскортом. Нельзя, чтобы все эти сопровождающие вернулись в армию и принялись болтать, что их офицер встречался с англичанином. Вот почему я так одеваюсь. – Он улыбнулся и, заметив неодобрение на лице слуги, продолжил: – Война – это как игра в шахматы, и если одна сторона выигрывает, то другая проигрывает.

– Франция не должна победить, – решительно заявил Луиш.

– Есть белые и есть черные, – как ни в чем не бывало продолжал Кристофер, – но и те и другие подчиняются правилам. А кто их устанавливает? Не игроки. И конечно, не фигуры.

– Франция не должна победить, – снова сказал Луиш.

Кристофер вздохнул, удрученный непонятливостью слуги, и попытался объяснить доступнее:

– Ты хочешь изгнать французов из Португалии?

– Конечно!

– Тогда прислуживай нам за обедом, будь любезен, скрывай свои мысли и верь мне.

Дело в том, что, узрев свет, Кристофер решил переписать правила.

* * *

Драгуны притащили с берега четыре лодки и перегородили ими дорогу. Обойти эту протянувшуюся между двумя домами баррикаду было невозможно, потому что к дому справа вплотную подступала река, а к дому слева – холм, с которого спускались французы, а поскольку неприятель давил и сзади, то Шарпу не оставалось ничего иного, как идти на баррикаду.

– Что будем делать, сэр? – спросил Харпер.

Шарп выругался.

– Плохо дело, а? – Харпер сбросил с плеча винтовку. – Можно было бы попробовать подстрелить тех парней, за лодками.

– Можно, – кивнул Шарп, понимая, что проблему этим не решить: французы только разозлятся, но не отступят.

Конечно, выбить лягушатников он мог бы – его парни были хорошими стрелками, а лодки представляли собой не самое лучшее укрепление, – но только потерял бы при этом половину солдат и кучу времени. Он мог драться и даже победить, однако вряд ли успел бы вкусить от плодов победы. Оставалось и впрямь только одно, хотя говорить об этом вслух не хотелось. Он еще ни разу не поднимал руку. И одна мысль о том, чтобы сдаться в плен, приводила лейтенанта в ужас.

– Пристегнуть штыки.

Стрелки удивленно посмотрели на своего лейтенанта, но подчинились: вынули из ножен длинные штыки и пристегнули. Шарп вытащил тяжелую кавалерийскую саблю в добрый ярд длиной:

– Хорошо. В четыре шеренги!

– Сэр? – подал голос Харпер.

– Вы что, сержант, не слышали? В четыре шеренги! Живо!

Харпер загнал стрелков в строй. До спускающихся с холма французов осталось около сотни шагов, слишком далеко для прицельного огня, хотя один из французов и пальнул из мушкета – пуля ударилась в оштукатуренную стену стоящего у дороги дома. Шарп раздраженно посмотрел в ту сторону, откуда она прилетела.

– Вперед бего-о-ом арш! – рявкнул он.

Они побежали. По дороге. К только что возведенной баррикаде, до которой было шагов двести. Справа несла свои холодные серые воды река, слева стояли неубранные стожки сена, маленькие, островерхие, напоминающие жилища ведьм. Тощая корова со сломанным рогом проводила их равнодушным взглядом. Неподалеку сидели несколько понурых беженцев.

– Сэр!

Харпер сумел догнать лейтенанта, опередившего своих солдат на десяток шагов.

– Что, сержант?

Всегда «сержант». Хоть бы раз назвал Патриком или Пэтом.

– Что мы делаем, сэр?

– Атакуем баррикаду.

– Они ж нас выпотрошат, сэр. Эти ублюдки вывернут нас наизнанку.

Впереди драгуны поднимали карабины. В отличие от винтовки карабин – оружие гладкоствольное и, следовательно, неточное, а раз так, то драгуны будут ждать до последнего, но потом дадут залп, и этот залп будет помощнее того, на который способны британцы.

– По-моему, они это знают, – добавил Харпер. – Сэр.

Шарп был согласен с ним, хотя и не ответил. Приказав пристегнуть штыки, он рассчитывал испугать, зная, что солдат со штыком выглядит для врага куда страшнее. Но драгуны, похоже, попались не из робких, и блеск стали не произвел на них ни малейшего впечатления. Шарп знал, что должен сдаться, и, наверное, сделал бы это, но как сдаваться, когда никто даже не выстрелил? Он добавил шагу, рассчитывая, что хотя бы один драгун выстрелит и это будет для него сигналом остановиться, бросить саблю на землю и спасти своим людям жизнь. Решение, что и говорить, неприятное, и если только Господь не совершит чуда…

– Сэр? – пропыхтел Харпер, с трудом поспевая за офицером. – Они нас перестреляют!

– В строй, сержант, это приказ.

Достаточно будет и того, что драгуны подстрелят его одного.

– И вас, к чертям, убьют!

– А может, испугаются и побегут, – бросил через плечо Шарп.

– Боже, спаси Ирландию! Да зачем же им бежать?

– Потому что Богу нравятся зеленые куртки. Почему ж еще.

И тут французы не выдержали и побежали.

Глава вторая

Шарпу везло всегда. Не по-крупному – его матерью была потаскуха с Кэт-лейн, умершая при родах и не успевшая ни разу приласкать единственного сына, а детство прошло в мрачном лондонском приюте, за хмурыми стенами которого о питомцах не заботился никто, – а в тех мелочах, когда успех отделяет от поражения ширина пули. Фортуна свела его в темном туннеле с загнанным в ловушку султаном Типу, и она же обезглавила при Ассайе адъютанта сэра Артура Уэлсли, так что, когда конь генерала пал от удара пики и сам он оказался в окружении врагов, именно Шарпу случилось быть рядом и спасти будущего герцога от неминуемой смерти. Все удача, чистая удача, в которую Шарп и сам порой не верил, как не верил сейчас, когда увидел, как драгуны вдруг выбрались из-за баррикады и пустились наутек. Что такое? Уж не помер ли он? Или ему все снится? Огрели по башке, вот и мерещится всякое. Но потом за спиной у него раздались восторженные крики, и Шарп понял, что ничего ему не снится. Противник дал деру, и это значило, что он будет жить и дальше и его люди не пойдут в плен к лягушатникам.

В следующее мгновение лейтенант услышал мушкетную стрельбу и понял, что драгун атаковали с тылу. Пороховой дым висел между вытянувшимися вдоль дороги домами и поднимался над садом, расположенным на середине склона того самого холма, на вершине которого расположилось вытянутое белое здание с пологой крышей – то ли школа, то ли лазарет. В следующий момент Шарп был уже у баррикады и, прыгнув на первую лодку, поскользнулся на свежей, еще не высохшей смоле и едва не упал. Драгуны, отвернувшись от него, стреляли по окнам, но потом один из них обернулся, увидел британцев и что-то крикнул. Из-за двери дома у реки выскочил офицер. Шарп, спрыгнув с лодки, рубанул его саблей по плечу и толкнул на выбеленную стену. В него выстрелили. Пуля застряла где-то в ранце, и Шарп, врезав офицеру коленом между ногами, бросился к тому, кто в него стрелял. Теперь француз отступал, пятясь и бормоча что-то вроде «non… non». Шарп ударил его клинком по голове, только вот удар получился скользящий и лишь оглушил врага, который тем не менее свалился и попал под ноги набежавших британцев. Призывов Харпера остановиться и дать залп никто не слушал. Зеленые куртки, как называли стрелков из-за цвета формы, били врага штыками, и в конце концов драгуны не выдержали удара с двух сторон. Крохотное пространство между домами заполнилось пороховым дымом, криками, воплями, эхом выстрелов и запахом крови. Парни Шарпа дрались с яростью и ожесточением, каких, похоже, не ожидали французы. Драгуны привыкли воевать «по-благородному», сидя в седле, а эта дикая бойня больше напоминала пьяную стычку в баре или казарме. В результате они предпочли покинуть поле боя и отступить к реке, на берегу которой пощипывали травку их оставленные лошадки. Шарп прокричал своим, чтобы не отвлекались и продолжали движение на восток:

– Пусть уходят! К черту! На хрен их! – Два последних слова были явно взяты не из армейских наставлений, а позаимствованы из вокабулярия любителя собачьих боев. Сзади подступала французская пехота, да и кавалерии поблизости хватало, и Шарп видел своей главной задачей уйти как можно скорее и дальше от Порто. – Сержант!

– Слышу, сэр! – отозвался Харпер и, метнувшись в переулок, оторвал от француза рядового Танга. – Давай, Исайя! Уходим. Шевели культями!

– Я его убью, сержант! Я убью эту паскуду!

– Он уже сдох! Двигай в строй!

Где-то неподалеку стройно ударили карабины. Засвистели пули. Спасающийся бегством драгун зацепился за валявшуюся на земле плетеную вершу и растянулся во дворе рядом с убитым соотечественником, успевшим в последний момент ухватиться и стащить с веревки сушившееся белье. На белых простынях темнели пятна крови. Гэтейкер прицелился в убегающего драгуна, но Харпер схватил его за руку и потащил за собой:

– Уходим! Уходим!

Слева мелькнуло что-то синее, и Шарп, вскинув саблю, повернулся, но увидел, что это португальцы.

– Это свои! – крикнул он. – Осторожно, это свои!

Португальцы, спасшие стрелков от расстрела или бесславной сдачи в плен своевременным ударом в тыл драгунам, теперь спасались вместе с британцами.

– Живей! Живей! – подгонял отстающих Харпер.

Некоторые из стрелков уже выбились из сил и перешли на шаг, однако тут их подогнали ударившие за спиной выстрелы. Бо́льшая часть пуль прошла выше, лишь одна срикошетила от придорожного камня и ранила Тарранта в бедро. Парень с криком упал, и Шарп схватил его за воротник и потащил за собой.

Дорога и река уходили влево. На берегу появились деревья и кусты. Лес был близко. Может быть, и слишком близко от города, чтобы чувствовать себя комфортно, тем не менее достаточно далеко, чтобы передохнуть и реорганизоваться.

– К деревьям! К деревьям!

Таррант кричал от боли, но все же кое-как ковылял, оставляя за собой кровавый след. Шарп дотащил его до деревьев и отпустил. Раненый свалился на траву.

– Пересчитайте всех, сержант, – распорядился Шарп.

Португальцы расположились рядом и уже начали перезаряжать оружие. Лейтенант снял винтовку и выстрелил в драгуна, оторвавшегося от товарищей в горячке преследования. Конь вздыбился, сбросив всадника. Другие драгуны обнажили сабли, готовые устремиться в атаку, но тут офицер прокричал какую-то команду, и они остались на месте. По крайней мере, французу хватило ума понять, насколько опасно атаковать укрывшегося за деревьями и успевшего перезарядить мушкеты противника. Лучше уж подождать, пока подойдет пехота.

Дэниел Хэгмэн достал из кармана те самые ножницы, которыми еще недавно подстригал командира, и разрезал на Тарранте окровавленные штаны. Шарп увидел, как он нахмурился, едва посмотрев на рану.

– Похоже, сэр, парень лишился сустава.

– Не сможет идти?

– Ему уже не ходить, сэр. Никогда.

Таррант зло выругался. В роте он был одним из тех, от кого всегда можно было ждать неприятностей, угрюмый, злобный, никогда не пропустит возможности напиться или подраться. Зато в трезвом состоянии – отличный стрелок, никогда не теряющий выдержки, как бы ни складывалась ситуация.

– Ничего, Нед, – успокоил его Хэгмэн. – Жить будешь.

– Помоги мне, – обратился Таррант к своему приятелю Уильямсону.

– Оставь, – приказал Шарп. – Забери винтовку, боеприпасы и штык.

– Его нельзя здесь оставлять.

Уильямсон встал на пути Хэгмэна, который попытался снять с раненого винтовку.

Шарп схватил Уильямсона за плечо и рывком отбросил в сторону:

– Я сказал оставить его!

Бросать своего – поганое дело, тем не менее командир не должен подвергать опасности всех из-за одного раненого. К тому же французы позаботятся о нем куда лучше. Человек попадет в лазарет, им займутся французские врачи, и если он не умрет от гангрены, то, возможно, его когда-нибудь обменяют на пленного француза. Таррант вернется домой калекой и, скорее всего, закончит дни в приходском работном доме. Шарп отправился на поиски Харпера. Пули срубали ветки и стряхивали листья, сыпавшиеся на землю в тонких полосах света.