Пленница Потаенного Царства

Проклятие Лун-вана

О великом Императоре Потаенного Царства, пред величием которого пали Царства Серебряных Облаков и Чайных Нагорий, коему покорились Желтые Города и Темные Острова, не сложено легенд, не спето песен и не написано преданий. Вы не прочтете о нем в Книге Трех Царств и в трактатах о Пути Светил и Звезд, не услышите в песнях придворных поэтов и уличных музыкантов, а все потому, что Он и его Царство были прокляты дыханием Лун-вана и вычеркнуты из истории смертного Мира под Девятью Небесами.

Земли Императора были обширны и плодородны, войско огромно и непобедимо, сокровищницы забиты сундуками с золотом и серебром, а подданные чтили его Властелином Воздуха и Воды, прославляя на многочисленных пирах в Одах Тысячи Солнц; он провел немало боев, не зная горечи поражения, а его воины — горя погибели, но все это не спасло его от кары дракона.

Все началось, когда Император Лю Шао вернулся в Потаенное Царство с песней о новой победе. К ногам несокрушимого правителя пало еще одно богатое и счастливое Царство Дальнего Востока. Ряды его воинов пополнили десять по десять легионов добровольцев, а сокровищницу бесценная карта Благословенных Земель, что была заселена бессмертными братьями-лунами[1].

Все лежало у ног Императора Лю Шао, все чего желало его сердце — доставляли ему в тот же час: экзотические фрукты и благовонья, принцесс неземной красоты из покоренных царств, целительные зелья и освежающие эликсиры, продляющие мужскую силу и добавляющие августейшей особе храбрости и величия…

Все было у его ног. Все, кроме бессмертия и молодости. Дни его расцвета давно миновали, тело оплыло от праздности и роскоши, крепкие мышцы заплыли водянистым жиром, глаза наполовину ослепли, зубы бежали из десен, а роскошные шелковистые волосы покрылись сединой и обнажили блестящую лысину. Ничто не могло утолить печали его сердца по утраченной молодости и красоте, ибо все снадобья и ритуалы, предложенные мудрейшими монахами из монастыря Девяти Небесных Светил и Священного Храма Пяти Добродетелей приносили лишь слабый, кратковременный эффект.

От хитрого придворного мага, служившего в Золотом Императорском Дворе, он прознал о величайшей тайне Царей Драконов. Тот рассказал, что слезы скользящих по облакам и туманам, повелевающих дождями и наводнениями — способы даровать вечную жизнь и вечную юность.

— Всего одна слеза луна, о Светлейший, и ты будешь править Потаенным Царством — вечно, — шептал коварный волшебник, расстилая широкими шелковыми рукавами в нефрите и золоте.

Воодушевленный Император задумался:

— Но слезу, какого брата лучше взять, мой верный слуга? Царя Восточного моря Ао Гуана? Или лучше слезу Царя Южного моря Ао Циня? А, может, стоит испить слезу Царя Северного моря Ао Шуня? Нет. Нет. Знаю, ты скажешь, лучше для снадобья подойдет слеза Царя Западного Моря Ао Жуня!

— О, Великий Господин, — отвечал маг, расстилаясь пред Императором, — о, мудрейший Повелитель Миров, это неважно. Слеза любого из четырех братьев-лунов годится для эликсира бессмертия. Отправляйся в Благословенные Земли и добудь слезу испускающих пар и изрыгающих огонь. Привези ее сюда, мне. Я изготовлю снадобье.

Император Лю потряс головой, покрытой тяжелой золотой шляпой в нефритовых шариках, и воскликнул:

— Но как победить того, кто в один миг может уменьшиться до размера бабочки или заполнить собой все пространство от неба до земли? Как одолеть того, кто парит средь облаков или обращается в волну? Как сокрушить того, кто светиться в темноте лазурным огнем и обладает даром невидимости, а если необходимо обращается в бессмертного человека?

— Я знаю один секрет, — отвечал волшебник-хитрец. — У каждого дракона есть особая жемчужина, которую он всегда носит при себе. Порой за щекой, порой под подбородком. В ней заключена его жизненная сила. В ней заключена его смерть. Достаточно пронзить ее закаленной железной иглой[2] и успеть поймать слезу. И дело сделано.

Маг протянул на ладони железную иглу в треть женя[3] с навершием из нефрита в форме полузакрытого глаза. Тонкая сталь сверкнула, как росчерк падающей звезды. Схватив иглу, Император Лю Шао вскричал:

— Ты невероятно мудр! С этого мига я наделяю тебя титулом Великого Мудреца Потаенного Царства!

Маг распластался у ног Императора.

— Благодарю, о Достойнейший.

* * *

В день Луны месяца Белого Серебра, 228 года Юпитера или Двенадцатый месяц 48 года правления Императора Лю Шао, — десятитысячное войско Потаенного Царства выступило к Благословенным Землям. В боевом странствии Императора сопровождали три верных сына, три его опоры, три исполина могучей силы и воинской доблести.

Старший принц и наследник трона Лю Чжэн по праву носил гордый титул Буйный Журавль и Сокрушитель Царств. Он не ведал страха и не знал робости. Крепкий и могучий, как камни земли, холодный и неприступный, как подземный металл, он шел возле отца, поражая яростью, гневом и сверкающим цзянь[4].

Среднего сына, принца Лю Миня называли Стальной Коготь Тигра. Он был стремителен и скор в принятии решений; любил риск и бросался в битву наравне с простыми солдатами. Его дерзость граничила со страстностью, его волю оттеняли учтивость и безупречные манеры знатного господина.

Младший принц Лю Тай с юности восхищал блестящим умом и жаждой познаний. Его проницательность во многом превосходила ученость мудрецов Потаенного Царства, а острый ум и неуемная энергия, сочетаясь с уверенностью и силой воина, завораживали и заставляли восхищаться и трепетать. Любимый сын Императора отличался необычайными изяществом, твердым характером, храбростью и прямолинейностью. Многочисленным пирам и развлечениям в Зале Восторженных Вечеров Хрустального Дворца он предпочитал уединение и чтение Учений об Извиве Пути, а свободу и выбор воли ценил превыше прочих добродетелей. От того получил благородный титул Сердце Дракона.

… Летом Цари Морей парили в снеге величественных облаков, осенью купались в нефритовых водах морей, а зимой погружались в спячку на Желтой Горе, окруженной бамбуковыми лесами и синими озерами.

Император Лю был неумолим в своем желании обладать драконьей слезой бессмертия, и потому все преграды для него были не более, чем злой, встречный ветер. Он провел свое войско тысячи ли[5] по горным тропам и путанным лабиринтам ущелий карстовых пещер, переплыл сто бездонных озер и пересек Пять Священных Долин, прежде чем вывел их к подножию Желтой Горы.

В последнем луче дня Воды месяца Черной Черепахи императорские войска вступили во владения братьев-драконов, сотканных из лунного камня с витиеватыми переходами и полукруглыми окнами. Золотые арки дверей украшали драгоценные камни, стены залитые жемчугами и бирюзой блистали мозаичными коралловыми картинами; от яшмовых полов слепило глаза, от ароматов лучших вин свербело в носу. Залы дворца ломились от несметных богатств, что не снились даже купавшемуся в роскоши и достатке Императору Лю Шао.

Сгустились тени в его алчных очах, возгорелся огонь тщеславия в холодном сердце. Взмахнув мечом, покрытым узорами цветущей ветви сливы, он позвал:

— Туда! За слезой дракона!

Пронеслось войско Великого Господина Потаенного Царства по дворцу братьев-лунов, прокатилось эхом под сводами царственного владения, отгремело в переходах и в слиянии анфилад и, наконец, ворвалось в Зал Лунного Света — Чертог Сна и Безмятежности. Стояла в нем черная ночь, озаренная светом желтого пламени, норовившего перекинуться через решетку камина и разгуляться по богатым яшмовым полам. И среди пламенеющей темноты спали Четыре Царя Морей — Четыре брата-дракона.

Царь Восточного моря Ао Гуан.

Царь Западного моря Ао Жунь.

Царь Южного моря Ао Цинь.

Царь Северного моря Ао Шунь.

И возле каждого стоял хрустальный сундук, внутри которого сияла жемчужина их жизней.

Вынул Император закаленную железную иглу из потайного кармана походного синфу[6] и задумался, чью жемчужину пронзить и чью слезу бесчестно украсть. Долго думал, советуясь с черной мудростью алчного разумения, и все это время игла поблескивала в его толстой, измученной болезнями руке.

Два его старших сына не выдержали. Первым воскликнул Лю Чжэн, титулованный Буйным Журавлем:

— Отец! Позволь мне это сделать и добыть тебе слезу бессмертия!

Следом вмешался средний Лю Минь:

— Нет! Это мой долг! Я, названный Стальным Когтем Тигра, сделаю это для отца!

Тогда вмешался младший принц, Лю Тай:

— Не надо, отец! Одумайся, пока не поздно! Оставь Морских Владык! Не чини им зла, не лей священную кровь, не навлекай на род Лю гнев Матери Лун Му[7]!

— Чепуха! — Рассмеялся средний, Минь. — Лун Му давно отправилась пировать в Персиковый Сад Богов и не придет на помощь своим детям! — И обратился к Императору, — давай, отец! Бессмертие стоит крови дракона! Не медли! Убей его!

Все сомнения покинули Императора. Рука налилась силой, точно в дни его юности. Призвав покровителей рода Лю, он ринулся к жемчужине ближайшего к нему дракона, того, что спал на возвышении из фиолетового агата. Блеснуло железо в зареве языков сонного пламени и вошло в сердце Царя Восточного моря, как нож в тофу. Вздохнул Ао Гуан, разверзлась пасть, унизанная зубами, распахнулись желтые глаза, перечеркнутые вертикальными зрачками, забились его маленькие лапки, засверкали заревом летних звезд мириады лазоревых чешуек, вспыхнул огнем костяной гребень на вытянутой голове, украшенной длинными усиками, и дракон и проронил слезу.

— Чашу! — Приказал Император.

Верные слуги подали золотую чашу в нефритовом обрамлении. В тот самый миг, когда дух Ао Гуана покинул тело, на ее золотистое дно упала его бесценная росинка, заключавшая могущество жизни и смерти.

— Свершилось! — Завопил Император.

— Боги на твоей стороне, повелитель! — Радостно вскричали слуги.

Голоса тысяч воинов подержали радость своего господина троекратным приветствием. Через миг их ряды сомкнулись, защищая его мечами и прикрывая щитами.

— Возвращаемся! — Приказал он, но едва сделал шаг, стены дворца потрясла чья-то незримая сила.

— Что это? — Закричал старший принц Чжэн.

— Нас атакуют, — понял средний принц Минь.

Не успели их крики достичь царственного слуха, тьма истончилась и пред Императором и его войском возник пламенный смерч с двумя громадными глазами о вертикальных зрачках. Оглядев смертную кучку ничтожных осквернителей и тело вероломно убитого Ао Гуана, они расширились, залив глаза колодцами безвременной бездны. Прогремел страшный медный глас:

— Убийцы! Осквернители! Моя кара не заставит ждать!

По войску прокатились возгласы ужаса:

— Это Лун-ван!

— Мы сгорим в пламени самого Царя Драконов!

Лишь три сына Императора не убоялись гнева Лун-вана. Средний Лю Минь выступил вперед и покрыл Зал Лунного Света боевым кличем:

— Защитим нашего Императора! Мечи к бою!

Рассвирепев от дерзости смертных ничтожеств, Лун-ван взметнул пламенным хвостом и отбросил крикливого принца в самый дальний угол. После распахнул необъятную пасть и изрыгнул кипящее облако живого огня, накрывая Чертог Сна и Безмятежности золотым паром. Пал он на императорское войско и в один миг десять тысяч воинов превратились в прах, закружив над яшмовым полом клочьями снежного пепла.

Не осел еще пепел сожженных, а карающий взор Царя Драконов прожег Императора и двух оставшихся при нем сыновей. Затрепетались длинные усы на клыкастой пасти, созданной пылающими вихрями огня, загремели его слова — проклятия:

— Смертный червь, повелевающий глиняными людьми! Узри мою боль, Император пыльного царства! Познай мой гнев, нареченный Властелином Воздуха и Воды! Ты, посмевший осквернить владения моих братьев и убивший мою кровь, отныне займешь его место! Три твоих ничтожных сына, три наследника твоей грандиозной Империи обратятся в тех, чьи имена они незаслуженно носили! Они будут страдать до тех пор, пока кто-нибудь не полюбит их черные души и не проникнется к их черствым сердцам! Твои счастливые земли покроет тень смертного сна, а твои подданные замрут в камне вечного страдания!

Задрожали руки Императора Лю Шао, сжимавшие золотую чашу со слезой Царя Восточного моря, упали на колени старший Чжэн и младший Тай, заскулил в темном углу средний Минь, и проклинающее дыхание Лун-вана накрыло правителей Потаенного Царства. Потухли в смертных глазах искры былого величия, тела претерпели ужасные изменения.

Царственный мир принцев обернулся пламенем бесконечного кошмара.

[1] Лун (кит.) — дракон

[2] По китайским преданиям убить дракона можно только особой железной иглой

[3] жень — мера длины, равная 2,5 м

[4] цзянь (кит.) — меч, клинок

[5] ли — мера длины, равная 0,5 км

[6] синфу — дорожная одежда императора

[7] Мать Лун Му — по китайским поверьям Мать всех Драконов

Ши Цзин. Книга Песен

I.

день Ветра месяца Синего Огня, 1527 год Марса

или Седьмой Месяц 31 года правления Императора Шу Аньфу

Бирюзовые волны жадно облизывали корабельные борта, бились о просмоленные доски, рассыпались о бушприты в форме драконов с глазами из нефрита и фениксами с украшениями из золота и серебра.

Императорский флот в двести непотопляемых лоу чуань[1] возвращался в Срединное Царство, одержав оглушительную победу над непокорными мятежниками и их предводителем Хао Хао, разгромив их армаду у Красной Скалы. Во главе непобедимой флотилии на флагмане «Владычица Морей» плыл прославленный Сын Неба и Повелитель Пяти Миров — Император Шу Аньфу.

Чтобы ему не напекло голову, на палубе разбили роскошный императорский шатер, не уступавший роскоши придворных апартаментов. Внутри было прохладно и светло. Император, лично руководивший боевыми действиями, восседал на высоком кресле в окружении слуг. Рядом на серебряном подносе пыхтел керамический чайник. Коленопреклоненные мастера чая разливали ароматный жасминовый напиток по пиалам, отделанным нефритом и серебром. Веер создавал движение воздуха. Музыканты, спрятавшиеся за разрисованными ширмами, играли на пипах[2] и лютнях.

Тихо напевала девушка.

… Южный ветер разгоняет мои стремления.

Моя лодка на пути домой, я устал.

Солнце светит мне в спину, а навстречу туман.

Доберусь ли до дома? Увижу ли любимую?

Аньфу был первенцем Императора Шу, основавшего Пятую Династию, и взошел на трон Срединного Царства больше тридцати лет назад.

Певица продолжала:

Из тумана выплыла гора.

Скоро дом. Я вернулся.

Как легко стало на сердце,

Как запела душа…

Лениво покачивая головой и притопывая черной шелковой туфлей в золоте, он наблюдал в шатерную щель за проплывающими горными хребтами и размышлял, как быстро ускользало время. Еще вчера он вошел во Внешний Двор юным Наследником Династии Шу; один поворот колеса — и он тучный, постаревший Император, которого очень скоро сменит старший сын.

Шу Аньфу вздохнул. Через пять лун его флот достигнет столицы долгого мира — Шелкового Города и шум, смута, придворные интриги затянут его с головой. Военные губернаторы, префекты провинций, лидеры религиозных орденов, мандарины[3] девяти рангов, царствующая Императрица, Любимая Наложница, наследники обоих полов и сотни евнухов разом падут ниц и будут просить об аудиенции и встречах.

Императрица. Царствующая Госпожа, его возлюбленная супруга Венлинг.

Сердце Шу согрела любовь. Как давно он не видел ее сияющей красоты, как соскучился по тонким подрисованным бровям, алым губам, изящному личику и тихой покорности. Он изголодался по ее мягким, округлым формам, гибкому стану, переливчатому голову. В опасном походе против мятежников ему не хватало ее мудрости, праведности, терпения, пристойности и веры. Скучал он и по детям-наследникам — двум прекрасным дочерям, старшей принцессе Дейю и младшей принцессе Лин, будущему Наследнику Небесного Трона Первому принцу Ксиу и, конечно, своему любимцу — принцу Реншу.

Музыка стихла, а нефритовая пиала опустела. Слуга подлил чаю, а носильщик обмахнул веером ошеломляюще большое тело Шу. К трону, не вставая с колен, подполз старый сгорбленный придворный поэт Лянь По.

— О Величайший, я написал хвалебную оду.

Император вяло махнул рукой.

Поэт начал начитывать.

Правитель слабо улыбнулся, заслушавшись творением в честь великой победы у Красной Скалы. Не плохо, очень даже не плохо.

Любой ценитель искусства и поэзии в Срединном Царстве знал — подвиги предков век за веком воспевала именитая Книга Песен Ши Цзин. Восхваления придворных стихотворцев, народные поэмы, прославление добродетели, почести во славу павших героев — все уйдет во тьму истории, когда на ее страницы лягут гимны и торжественные оды о нем — Императоре Пятой Династии Шу Аньфу, что не проиграл ни одного сражения из более, чем трехсот двадцати восьми и объединил сорок враждующих княжеств в единую и непобедимую Империю под Девятью Небесами!

Слуга потянулся подлить Императору чая, но тот остановил рукой и поднялся. Поэт потер воспаленные глаза и с удивлением посмотрел правителю вслед — он так и не понял, пришлась ли по душе ему ода или он остался недоволен.

Чрезмерная прохлада тяжелых стенок шатра и множество выбеленных лиц наскучили Сыну Неба и он вышел на палубу, окунаясь в лучи солнца, припекавшего с востока. Длинные, шелковые бяньфу[4] желтых оттенков, расшитые светилами и горами, заколыхал соленый ветер, роскошная корона из жемчужных нитей засверкала лазурными отсветами бледных волн.