Помоги проекту - поделись книгой:
Ну чё… я качался. Тут почти все качаются, когда есть свободная минута. Но мужики говорят, что физподготовка не очень-то помогает. Иначе Саня, у которого физподготовка гораздо лучше моей, не блевал бы после каждого перехода. С другой стороны, у Диньки физподготовка совсем плохая, а переход на него, вроде бы, почти не действует. Загадка.
Поэтому я занимался физподготовкой, но думал, что тут надо что-то другое. Подозреваю, что моей подготовкой занимались во сне… я слыхал про обучение во сне. Только мне ничего не сказали, я, видно, не должен был знать, что меня натаскивают, пока я сплю. А лучше бы сказали, блин, потому что в первый раз я чуть не обоссался, ей-богу.
После того, как прошёл портал, после всех процедур, после всего — вырубился без задних ног. И вижу, очень реально, как живое: стою на какой-то горе — не горе, а, наверное, на бруствере из коричневых плит — и смотрю вроде как в бинокль. А в бинокль видно, как к этому брустверу по выжженному полю ползут танки, только пушки у них тонкие и опущены вниз под углом, а вся броня — пластинками. И вот, будто, эти танки подползают ближе — и тут я гляжу: ё! ноги ж у них! Точно же, загребающие волосатые лапы! Никаких гусениц, ничего! А они вдруг как дадут! Не из хоботов, блин, а откуда-то сзади у них поднялись такие… типа хвостов — и из этих хвостов они как врежут! Какие-то кипящие струи это были, от них прямо камень вскипал, и гляжу — оно летит мне в лицо прямо! И тут машинный голос, вроде как женский, говорит: «Встать! Это сон!»
Я проснулся весь в поту, меня прямо в жар кинуло от облегчения. А психологи эти ещё потом спрашивают: «Вы помните, что вам снилось, Калюжный?» Ага. Щас я вам буду рассказывать, что ваши машинки меня во сне перепугали, как сопляка! Не помню, грю.
Это Разумовский, Артик, блин, любитель им по душам выкладывать, как и что. Вот они и носятся с этим козлом, ах, у него такие интересные реакции! А он и рад, пидор. Все пидоры страшно радуются, если кто на них внимание обратит. Истерички. Ах, какие сны, блин! Я сразу решил, что я-то так не буду — никто из нормальных мужиков не бегает в психологический сектор каждые пять минут, только козёл этот. Докладывать, где у него ещё зачесалось, побегунчик, звезда наша с интересными реакциями.
Все в этой части — мужики как мужики, только этот Артик, блин, фигартик, убоище, один такой особенный. По морде видать, морда — как у этих задротышей в телевизоре, а он ещё и танцы там, на гражданке, танцевал. Будто нормальный мужик будет заниматься танцульками вместо нормального спорта! Латино, блин, американскими…И психологи с ним носятся, как с редким явлением природы — ещё б он не редкий, среди нормальных-то! В общем, я-то всё делал, чтобы не быть похожим на этого козла — и от меня отвяли со снами, но крутить свою машинку не перестали. Так и крутили.
Чем дальше, тем круче загибали. Они же хотели, чтоб я тренировался — ну и тренировали по полной. Чаще всего военные действия, всегда какие-то ненормальные. То сверху медузы пикируют зелёные, соплями капают, то в космосе что-то на меленьких фигульках, вроде самолётов, но в космосе — людей в клочья рвёт… И каждый раз в конце машина говорит: «Встать! Это сон!»
И — да, оно, блин, помогает! Отпускает постепенно. Чувствуешь, что дёргаешься с каждым разом меньше и пОтом уже не обливаешься, как в бане. Перед вторым ТПереходом они сделали очень страшное — будто смотрю на себя, а я, вроде как, то ли таракан какой-то, то ли паук. На руки смотрю — а они клешни из этого, костяного или какого, как у рака, щёлкают… Если б не держал в уме, что это сон, с ума бы свихнулся, а так — выдержал, даже любопытно стало: ишь, какую дрянь выдумали, ёлки! И переход я прошёл полегче. Правда, полегче. Чутка ошалело, но уже себя помнил и слова не забывал.
А на третий раз мы должны были перебрасываться группой. Впятером — половина отделения. Это только недавно они навострились делать — даже новый ТПортал привезли, чтобы двоим пройти. Побольше размером. Народу у «Иглы» собралось — что людей: Главный, конечно, ещё толпа учёных в очочках, в костюмчиках, какой-то чин в звании полковника, а какой род войск — я не разобрал, что-то непростое. Генеральный конструктор, аспиранты, врачи, всякая такая хрень. С той стороны, я думаю, тоже немало было всяких разных с фотоаппаратами, камерами и вертолётами. Главный грит: «Гордитесь, подвиг», — блин, не муха нагадила! «Вы, — грит, — первые проходите через нуль-ТП группой, могут быть любые неожиданности и нестандартные реакции, будьте готовы, ребятки. Мы все на вас надеемся. Получите неделю полноценного отдыха». Лучше бы домой отпустили на эту неделю, блин, секретность, будь она!
А нас было: я, Динька, Витя, Артик — блин, жаль, но тут что-то сошлось так, группы крови, может быть — и Саня. И все были спокойные, только этого пидора, блин, трясло мелкой дрожью, трусил он по полной, до уссачки трусил — и даже не стыдился, похоже.
Первые пошли Витя и Динька. Витю назначили старшим группы, а Саня, который тоже дослуживал последний месяц, шёл замыкающим. Я и Артик должны были войти в ТПортал за первой парой — и вдруг этот козёл взбесился.
Он заорал: «Стойте, стойте, нельзя, я видел!» — и попытался схватить Диньку за локоть, но Динька уже сделал шаг. Тогда этот пидор с бешеными глазами стал загораживать мне проход — и я врезал ему хорошенько. Он влетел в ТПортал, как ласточка, блин — а я спокойно шагнул за ним. Никто ничего и сообразить не успел.
Нехрен эксперимент срывать.
Я вышел из портала очень хорошо, только чутка мутило — а вокруг, кроме мужиков из группы, никого не было. Вообще. Ни вертолётов, ничего.
И лес был того.
Не наш.
Лес
Испытатель № 6
Выхожу из ТПортала, ещё ничего сообразить не успел, даже не огляделся — а в меня вдруг влетает Разумовский. Натурально, я от неожиданности не успел среагировать, так и плюхнулся на четвереньки — только отдёрнулся в сторону, потому что всем известно: Артик после перехода блюёт.
Не хватало ещё, чтобы на меня. И без того муторно.
Встаю — и тут же понимаю: вокруг трындец какой-то.
Во-первых, мы не в точке «Ч». Стоим на мху — никаких бетонных покрытий. Вокруг — ни души, а лес совершенно не тот: что я, наш лес не узнаю, что ли? А во-вторых, у меня в группе драка.
Калюжный Разумовского тянет за шкирку и примеряется, куда ему двинуть, а Разумовский, зелёный, как огурец, только с красной ссадиной на скуле, пытается прекратить блевать и начать материться. А Багров бегает вокруг, машет руками и вопит: «Мужики, мужики, ну не надо!»
Дурдом на выезде.
Всё потому, что духов стали брать. Раньше старослужащих брали — и все соображали, как себя вести. А эти придурки, похоже, вообразили, что они на гражданке и что у них разборки из-за бабы.
На мою голову.
— Калюжный, — рявкаю, — убоище, да что ж ты прилип-то к нему? Влюбился, что ли?
Сработало. Калюжный воротник Разумовского выпустил и посмотрел на меня зверем:
— А ты видал?! Этот пидор весь портал, нахрен!..
Тут Разумовский очухался:
— Витя, это же другой мир! Мы в другом мире! Я знал, я видел, вы оглянитесь вокруг, этот истерик…
— Так, — говорю. — Ша. Заткнулись все на две минуты.
Заткнулись. Только дышат тяжело и сжимают кулаки. Ждут, когда можно будет додраться. Идиоты. И Багров рядом стоит, как зайчик, смотрит испуганными глазами.
Круть какая…
Спрашиваю у Разумовского:
— Чего ты видел?
— Ты знаешь, — отвечает, — я иногда вижу крохотные кусочки будущего…
Калюжный только что не зарычал, а меня вдруг пробило на ржач. До слёз, еле успокоился — а на меня все уставились, как на буйного психа. С опаской. Ждали, что я ещё выкину.
— Ах, ты же, Господи, — говорю, — Разумовский, Кассандра ты наша недоделанная! А я, етить вас всех, иногда вижу крохотные кусочки прошлого! Как наяву, вашу мать! Хотите, предскажу?
Они совсем обалдели, все трое. У них аж челюсти отвисли. Ждут. Я еле удержался, чтобы опять не заржать.
— Фокус-покус! — говорю. — Абракадабра! Начинаю телепать! Дело было так. Мы с Багровым вошли в ТПортал, а у Разумовского буквально через долю секунды после того случился припадок. В общем, он, как это говорится, узрел грядущее. И заорал что-то, типа: «Нет, нет, туда нельзя, там другой мир!» — и, может, грудью прикрыл эту амбразуру. От Калюжного с Токоревым. Так было дело?
Артик покраснел, усмехнулся и кивнул. И Калюжный усмехнулся.
— Предсказываю дальше, — говорю. — Калюжный, он же идиот от роду, само собой, ни фига не въехал, попёр буром: «Чё?! Тебе чё приказали?! Вперёд, с песнями!» — и хлоп Разумовского по морде. Давай, мол, не задерживай движение! Разумовский сюда и вывалился кубарем. Но знаете, где тут самая хохма?
Калюжный хмыкнул и спрашивает наивно:
— Где?
— Ты сам заломился следом, — говорю. — Если бы только Разумовского своего нежно любимого хотел сюда спровадить — я бы понял, ей-богу. Но ведь ты сам тоже попёрся, мудило гороховое! Потому что ты, Калюжный, не просто мудило, ты — честное мудило царя небесного. Токорев поумнее тебя — его я тут не вижу.
Тут анекдот до Артика дошел — он тоже начал ржать. Полегчало, похоже. А у Серёги сделалась такая морда, что я чуть не сдох: опечаленный орангутанг, ёпт. А Багров стоял-смотрел, потерянно. У него отходняк от ТПерехода что-то затянулся — или он просто тормозил, не знаю.
А я тем временем потихоньку огляделся. Хотел сообразить, насколько далеко нас закинули эти учёные-мочёные, которые два и два в уме еле складывают. Положение определить и прикинуть, что теперь делать.
Первая мысль была: на Багамы, что ли, куда-то? Или на Мадагаскар? Джунгли вокруг.
Ну как — джунгли… Зелени чуть больше, чем до фига. Зелёная-зелёная, яркая — хотя на дворе уже кончался октябрь-месяц. А зелень — как в мае. Нигде не желтеет.
Потом, деревья совсем не наши. Конечно, мы на полянке с ладошку, а вокруг заросли, в смысле — обзор-то ограниченный, но в поле зрения — ни одной берёзы не вижу. Ни одной ёлки. Зато прямо по курсу у меня — вроде как пальма. Волосатая такая, листья лаковые, как у фикуса, громадные, растут на длиннющих черенках. А на кустах россыпь мелких толстеньких цветочков, по виду — как из пластмассы. Беленьких таких. Типа сплюснутых шариков с красной шишечкой посередине.
И трава тоже не наша. У нас ведь — мох больше, черничник, брусничник… из травы только такая острая гребёнка, типа осоки. А тут травинки длинные, тонкие, шелковистые такие, по цвету седые, и какие-то мельчайшие кустики — каждая веточка как нитками обмотана, и лишайник — буроватый, сморщенный, в алых пупырышках, карабкается вверх по стволу какой-то толстенной дуры, похожей на баобаб.
Безрадостная картинка. То есть, я бы не прочь от Индии, там, или от Бали — но чтобы на кармане валюта лежала, а автобус с экскурсоводом стоял в двух минутах ходьбы. Вот тогда я бы не прочь. А чтобы таким макаром вышвырнуло куда-то к чёрту на рога — нет, пацаны, такой футбол нам не нужен.
А группа моя тем временем слегка опомнилась. Разумовский подошёл — и говорит проникновенно:
— Видишь, Витя, мы не на Земле.
Не, ну как вам такое?
— Артик, — говорю, — ты прекращай тут уже крыльями-то трещать, и без тебя тошно. Где же мы, по-твоему, твою мать? На Марсе?
Проняло его.
— Нет, — говорит, — что ты, какой Марс…
— Вот видишь, — говорю. — Воздух есть? Есть. Деревья есть? Есть. Вон, облачка плывут. Цветуёчки цветут. Лес. Так хрен ли мы не на Земле?
Остальные подтянулись.
Калюжный говорит:
— Гонишь, Кудинов. Лес не наш.
— Ах ты ж, Господи, — говорю. — Наблюдательный ты мой! А что, ты думаешь, что по всей Земле ёлки растут, как у вас в деревне за баней? Ну да, выкинуло нас не туда. Индия, небось. Или Гаити. Сейчас направление определим — и пойдём людей искать. Руссо туристо, ферштейн?
А Разумовский:
— Руссо туристо, точно… Воображение у тебя, Витя, нулевое.
— Да и слава Богу, я считаю, — говорю. — А то вы, вообразительные, уже такого навоображали — лопатой не разгрести. Я тут покамест ничего неземного не вижу. Вот если из вон тех кустов выйдет синий мужик с ушами на носу…
А Разумовский:
— До-о… выйдет и скажет по-русски: «Витёк, ты же на Марсе!»
— Если, — говорю, — этот синий козёл чего скажет по-русски, я перво-наперво с него парик сниму вместе с ушами, а уж потом по-свойски выясню, какого-растакого хрена нас не предупредили, что закидывают в какое-то дальнее зажопье вместо нашего привычного пункта. Экспериментаторы сраные.
Тут Багров подал голос:
— Так что же, мужики, мы, значит, за границей?
— Точно, — говорю, — сокол ты мой. За границей. Потому что в нашем богоспасаемом отечестве, как я это дело понимаю, больше тайга, или там пустыни, на худой конец, где аллаховерующая публика живёт. Но чтобы где-нибудь росли джунгли — это я не помню. Значит, за границей.
Тогда Разумовский говорит:
— Витя, всё это, конечно, забавно, но послушай: здесь, кажется, не тропики. Не так жарко, как в тропиках, не так пахнет, как в тропиках…
Очухался, ага. Проблевался, наконец. Интеллигент питерский.
— Артик, — говорю, — ты много тропиков нюхал? Во всех точках земного шара? Я хренею с тебя, какой Синбад-мореход выискался. Тур Хейердал, ёпт. Только не гони мне, что лично хейердал и в Индию, и в Бразилию, и на Мадагаскар какой-нибудь — и знаешь, как там пахнет каждый момент времени.
Разумовский смутился. А Калюжный выдал басом:
— Мне тоже кажется, что на Индию не похоже.
— Ты что, — говорю, — индеец? Много ты про Индию знаешь… Всё, ша. Хватит о фигне трындеть. Вон там у нас — солнце, значит, пойдём вон туда. Искать Дели. Или же Сингапур. Людей, в общем.
Разумовский говорит:
— А ты уверен, что отсюда можно уйти, Витя? А вдруг они снова откроют тут портал? И ещё: я просто не представляю, как мы будем объяснять местным жителям наше здесь пребывание…
Вижу, другие с ним согласны. Кивают. Ишь ты: Калюжный с Разумовским согласился. В этом лесу что-то сдохло. Ладно, надо им мозги прочистить.
— Ох, — говорю, — салаги. Слушайте сюда. Вы на «Игле» без году неделя, а у меня дембельский приказ должен прийти в следующий вторник. Я тут подробно ознакомился с нуль-ТП, будьте уверены, нюхнул, что к чему. Так вот. Никогда не слыхал, чтобы они открывали где-то портал — а мы ломились наоборот. Может, они так сейчас не могут. Может, это вообще нельзя. В общем — нет, дверка не откроется. Если бы мы это умели, я бы знал.
Багров говорит:
— То есть, за нами не придут?
— Точно, — говорю, — Динька, не придут за нами, драть их в сраку. Закинули нас в эту задницу, а сами, небось, даже не знают, куда. Я тут нагляделся, пацаны. За моё время на «Игле» четверо пропали с концами. Об этом, конечно, учёные наши не орали на всю ивановскую, но было дело, было, чего уж… И никто никого не нашёл. Пенсия мамашам, кирдык. Без вести при исполнении. Был даже слушок, что они вообще распались на сплошную энергию. Так что вы расслабьтесь, парни. Мы, слава Богу, не развеялись на атомы или, там, на молекулы, нас всего и только, что в Индию закинуло. Мы найдёмся.
А Разумовский:
— Мне бы твой оптимизм, Витя.
Ага. Тебе бы, думаю, мой оптимизм — ты бы уже по уши обосравшись стоял. Начал тут… другой мир, другой мир… небось, и не дорубает, салабон, что оно такое — другой мир. Нам же тут надо что-то жрать, что-то пить, жить надо где-то. А что в другом мире жрать и пить? Может, оно всё нам ядовитое. Может, тут выпьешь глоток воды — и заведётся в тебе глист ростом с лошадь, кто их знает. Вирусы, опять же. Кино «Война миров» видели? Эти руконогие там типа как от простуды перемёрли, иммунитета у них на наш грипп не оказалось, а всё потому, что они без скафандров рассекали и кровь у людишек потребляли некипячёную. А где у нас скафандры? И в чём водичку кипятить — в пригоршне? И на каком костре? Собралось в одном месте четыре мудака — ни один не курит; где зажигалку взять?
Нет уж, думаю. Пусть мы будем в Индии. Тоже, конечно, не апельсины, но тут хоть есть шанс какой-то до города добраться или до деревни. До посольства. Хинди руси бхай бхай… может, Разумовский, питерец начитанный, по-английски шпрехает хоть немного.
А тут ещё Багров говорит:
— Мужики, пить охота — сил нет. Мне всегда после перехода пить охота — кажется, литра три бы выпил залпом. Пойдёмте водичку поищем, а? Может, тут какой-нибудь ручеёк есть?
А Разумовский, умник фигов, тут же встрял:
— Денис, сырую воду тут лучше не пить. Мало ли что.
Поделиться книгой: