Притяжение I

Это был он. Мистер Эллингтон. Невозмутимо прекрасный, с бокалом его любимого бренди. Я беспокойно ахнула. На черной шелковой рубашке с расстегнутым воротом плясали разноцветные огни светомузыки, волосы легкими кудрями обрамляющие голову не соблюдали строгую прическу, а черные брюки идеально обтягивали сильные стройные ноги. Передо мной Аполлон во всей красе, к которому так и хочется прильнуть всем телом.

Меня всегда поражала классическая красота этого мужчины. Не слащавая, которой сейчас восторгаются девочки-подростки, а настоящая, мужественная красота, прекрасная в своих изъянах. Длинный прямой нос, узкая линия губ, которые всегда плотно сжаты, словно хранят тайну, глаза, все время уставшие, с россыпью морщинок по уголкам. Но если приглядеться, в его удивительных глазах цвета бренди стальные искорки, от чего при дневном свете они порой кажутся цвета грозового неба. А сейчас, в темноте клуба, хранят порочную тайну за бездонной чернотой. Возле правой брови едва различимый шрам, вроде от неудачной игры в футбол в детстве. Я хорошо знала его лицо. Слишком хорошо, любуясь им почти пять лет из-за стеклянной стенки офиса. И этот прекрасный мужчина, несомненно, достойный восторга, оставил свои прекрасные глаза на длинноногой блондинке, которая без зазрения совести трясла полуголой жопой перед его лицом, извиваясь на шесте как змея. Все бы ничего, да только ему, судя по всему, зрелище доставляло удовольствие.

Покривившись, я осушила бокал с третьим коктейлем и изрядно захмелела. Что ж. Пора ускорить курсы обольщения. Стук баса о черепную коробку, психоделическое воздействие моргающего света и головокружение от алкоголя почти дезориентировали меня. Неуверенной походкой, за что стоит благодарить каблуки и алкоголь, но старательно при этом покачивая бедрами, я направилась к барной стойке, расположенной в зоне видимости мистера Эллингтона. Я была уверена, что от его чуткого внимания не ускользнет такая маленькая деталь, как мое появление в его поле зрения. Особенно, после нашей последней встречи.

– Водку со льдом, пожалуйста, – я удивилась, как непривычно звучит мой захмелевший голос. Никогда прежде не пьянела, для меня это было в диковинку. Я положила на столик деньги и подмигнула бармену. Хотела кокетливо, но, судя по лицу парня, вышло пошло и неуместно. – Три стопки.

В зоне барной стойки музыка не оглушала, и мое захмелевшее восприятие получило небольшую передышку. Красавчик, с которым мне посоветовала познакомиться Одри, легкомысленно улыбнулся.

– Не многовато будет?

– А я поделюсь, – задорно подмигнула я. Нет, кажется, с подмигиванием пора завязывать. Мужчин от него кривит. Да и с «поделюсь» как-то многозначительно вышло. Еще подумает, что я какая-то алкоголичка, которая спаивает всех подряд. – С друзьями, разумеется. Не с вами.

Господи. Большей глупости и представить сложно! Бармен забрал деньги и протянул мне три рюмки. Взгляд упал на босса. Дыхание сперло, как от удара под дых. Наши глаза встретились и мир, казалось, остановился. Треск музыки вовсе стих, свет перестал атаковать фосфоресцирующими переливами, люди вокруг исчезли, и только биение сердца, которое оглушающе ударяло в голову и стальной взгляд глаз цвета бренди. Удар. Второй. Третий. Я залпом осушила первую стопку и широко вытаращила глаза. Благо, проглотила раньше, чем пришло осознание. Первый раз за 23 года я попробовала крепкое спиртное, и опыт мне категорически не понравился. Внутренности обожгло огнем, воздух не врывался в легкие. Пока не передумала и не утратила решимости, я осушила вторую рюмку и зажмурилась, переводя дух. Огненный ком свалился в желудок и, кажется, прожег в нем дыру. Какой кошмар. И как люди это пьют? Такая судьба постигла бы и третью стопку, если бы мою руку не накрыла его мягкая ладонь. Карие глаза прямо рядом с моими. Этот аромат… изысканного парфюма, смешанный с бренди и его запахом, пьянящий больше любого алкоголя. И безумно опасная близость между нами, тягостное напряжение, которое ничем нельзя унять. Мне захотелось рыдать и кричать, но я не могла уронить свое достоинство еще ниже. Хотя, было ли куда ниже?

Он смотрел на меня сначала с восхищением, которое мгновенно сменилось негодованием. Тем не менее, спокойно и тихо произнес:

– Ты прекрасно выглядишь, Амелия.

Наши пальцы переплелись, и внизу живота разлилось жгучее тепло, ноги стали ватными, на ресницах задрожали слезы. Не заметила, что затаила дыхание. Выдохнула. Кончиками пальцев он коснулся моих волос, провел по шее. Я невольно закрыла глаза, когда его ласка стала более требовательной, а рука скользнула к талии и прижала меня к его телу. Мы стояли совсем близко, я ощущала его жар, его желание, его силу и безумное биение наших сердец, громче любой музыки. Едва коснувшись губами моей шеи, он прошептал мне на ухо:

– Что ты делаешь?

Не в силах ни ответить, ни отстраниться от него, я дрожала как при лихорадке. Наконец, собравшись с духом, хотя, скорее во мне не смелость, а алкоголь говорили, я ответила, не ожидая, что мой язык будет так заплетаться:

– Учсь быть женстнной и прилькательной! Ик!

Вышло кошмарно и совершенно не женственно. Опыт Одри и моя инициатива полностью провалились.

– У тебя отлично получается, только с алкоголем переборщила. Пьяная женщина не привлекательна, – он отстранился, и меня резко обдало холодом, хотя в клубе стояла неимоверная духота, – стакан апельсинового сока со льдом и кофе.

Ледяной апельсиновый сок осадил меня так, словно я его не выпила, а вылила на себя, кофе же окончательно привело в чувство. Ну, неужели я никогда не перестану выставлять себя круглой дурой перед ним? Сначала у нас обломался секс из-за моих панталон, потом я блевала в луже на его ботинки, а теперь я в усмерть нажралась и стою перед ним безумно красивая и безумно пьяная. Отличная романтичная история любви. Прямо вторая Шарлин – мечта великолепного мужчины.

Он усадил меня за свой столик, и длинноногая блондинка теперь трясла голой задницей перед нами обоими. Создавалось впечатление, что ей без разницы, перед кем трясти, если за это платят. Больно смотреть, как женщина разменивает свое тело на разрисованные бумажки. Как же достоинство и самоуважение?

– Вам это нравится? – робко начала я, указывая на женщину.

– Не все является таким, как кажется. Пей, – приказал он и молча следил за тем, как я доканчиваю кофе. Как школьница, не выучившая урок, под испытующим взглядом учителя, я сглатывала терпкий эспрессо, постепенно, но очень медленно приобретая ясность мыслей. Слишком крепкий кофе.

– Простите меня, – поморщившись и не глядя ему в глаза, почти прошептала я. Но он услышал. Каким-то неведомым образом он всегда слышит меня.

– Мы, кажется, договаривались о чем-то, – он откинулся на кресле и облокотился на ручку, задумчиво водя пальцем по нижней губе. Мне вдруг остро захотелось ощутить его губы на своей коже, и я выдержала его прямой взгляд, как делала это раньше. Но потом, не удержавшись, уставилась на губы, непроизвольно кусая свои. Чем больше расстояния было между нами, тем сильнее нас тянуло. Я чувствовала это всей кожей. Такое ощущение не может быть односторонним. Казалось, еще мгновение, и мы словно кошки накинемся друг на друга, рыча и извиваясь, срывая одежду и напрочь игнорируя людей, находившихся вокруг. Его взгляд скользнул по моему декольте и впервые я не испытала стыда и не пожалела, что надела это платье. Впервые я поняла, как это приятно быть притягательной и женственной для мужчины, которого ты… что? Желаешь? Любишь? Нет. Скорее, уважаешь, восхищаешься… Для которого ты хочешь быть желанной и неотразимой.

– Тебе очень идет это платье.

Я поставила пустую чашку на столик и тоже откинулась на спинку кресла. Я принимаю ваши правила, мистер Эллингтон. Мы молча исследовали друг друга глазами – испытующий карий, с восхищением и интересом, и томный зеленый, в котором стыд смешался с желанием.

– Что ж. На сегодня с тебя достаточно науки. Мой водитель отвезет тебя домой, – он дал знак женщине, которая танцевала перед ним на шесте и та ушла с пьедестала.

– А вы? – какой глупый вопрос. Ведь все итак понятно. Он просто трахнет эту блондинку. Я прекрасно знаю, для какой цели они выставляют напоказ свои прелести – демонстрируют товар. И спокойно отправится домой со своим же водителем, который к этому времени как раз успеет вернуться. Мне стало дурно. И больно.

– У меня дела. Иначе бы я лично проследил, что ты легла в кровать. Одна, – последнее слово он произнес чересчур властно и холодно. Будто имел право говорить мне такие вещи.

– Я бы тоже хотела в этом убедиться, – нахально заявила я, но потом вдруг осознала, что произнесла это вслух. И фраза вышла явно двусмысленная. Но мистер Эллингтон лишь пленительно улыбнулся в ответ. Ненавижу его. Он точно собирается переспать с этой блондинкой. Пора вернуть себе свое достоинство. Я надменно встала, закинув волосы за спину и выпятив грудь, заявила. – Моя постель – не ваше дело, раз уж вы считаете, что находиться в ней со мной куда менее приятно, чем с этой белокурой девушкой сомнительного поведения. С кем хочу… с тем и буду… спать!

Начала я очень бодро. Но закончила уже неуверенно, тая и тушуясь под испытующим взглядом невозмутимо смотрящего на меня снизу вверх мистера Эллингтона. Затем он поднялся. Властно и медленно. Мне захотелось сжаться в маленький комочек. Сглотнула, хлопая глазами – не помогло. Он навис надо мной как скала. Теперь уже я смотрела на него снизу вверх, как мышь, попавшая в капкан, смотрит на притаившегося рядом кота.

– Находиться с тобой в одной постели, Амелия, – его голос стал невообразимо низким и глубоким, настолько эротичным, что внизу живота до боли сжались мышцы, о существовании которых я даже не подозревала, я едва могла дышать, судорожно хватая воздух. – Желание многих мужчин. Но сегодня там может быть только Люсиль, – последняя фраза звучала как приказ.

Приказывать с кем мне спать? И он полагает, что имеет право отдавать подобные приказы? Я гордо вскинула голову, всем видом давая понять, что намерена нарушить это распоряжение и отдаться первому встречному, а потому с вызовом окунулась в омут карих глаз. Суровый холодный блеск сменился восхищением и уже через секунду его губы жадно впились в мои. Это был не невинный поцелуй, это было заявление о праве собственности, он властно и чувственно целовал меня, словно знал, что я принадлежу ему без остатка. Вся. И это подтвердила его ладонь, с жадностью сжавшая мои ягодицы и прижавшая меня к нему всем телом. От страсти и сладкой боли я издала низкий стон и закинула голову, едва найдя в себе силы и гордость, чтобы оттолкнуть его. Нет, не оттолкнуть, просто отстраниться, оставшись в его объятиях, ощущая его всем своим естеством.

– Что это было, мистер Эллингтон? – едва дыша и не понимая, что происходит, прошептала я, прижимаясь к его груди. Тело дышало жаром его страсти.

– Напоминание о том, что бывает,… когда меня не слушают.

– Вы хотите, чтобы я постоянно вас не слушала или вам так противно мое общество, что поцелуи для вас наказание?

– Просто хочу, чтобы однажды ты узнала, Амелия, что бывает, когда меня слушают, – очень таинственно, с невообразимым блеском в глазах прошептал он и едва коснулся моих губ. Трепетно и нежно, пробежавшись кончиками пальцев по моей шее, одарил ее едва ощутимым поцелуем, от которого по всему телу прошли мурашки, и оставил меня наедине с бесконечным желанием, отстранившись. – Тебе пора домой.

Смысл его слов дошел до меня не сразу.

– Я здесь с друзьями. И уйду вместе с вами. То есть, с ними, – моя оговорка его позабавила. Глупое же стремление к независимости подстегивалось выпитым алкоголем.

Мистер Эллингтон спокойно обвел взглядом зал, задержавшись на Итане, о которого терлись три девицы на танцполе, а потом на Одри, сидящей в обнимку за столиком одного из хищников и самозабвенно с ним флиртующей.

– А впрочем, я что-то очень устала и, пожалуй, воспользуюсь вашим предложением, – постаравшись сделать свой тон как можно более невозмутимым, заявила я. Якобы мое решение никоим образом не связано с тем, что друзьям, мягко говоря, не до меня, и домой они возвращаться сегодня, судя по всему, не собираются.

– Очень разумное решение, мисс Уэйнрайт, – в тон мне ответил мужчина, улыбаясь одними уголками губ.

– Мистер Эллингтон, – я едва кивнула ему и, развернувшись, стараясь не шататься, двинулась к выходу, прекрасно зная, что у дверей клуба меня уже будет ждать машина и искать ее не придется. Меня саму найдут.

Очутившись в салоне автомобиля, где все пахло им, было таким мягким и уютным, я осознала, насколько сильно вымоталась за день, а потому мгновенно провалилась в сон.

Пробуждение оказалось не самым приятным. Вечером я изрядно напилась, и с утра меня разбудил будильник из головной боли, колоколом бьющийся в черепушке. К тому же, какая-то женщина без устали все говорила, говорила и говорила, распахнув шторы и впустив в комнату слишком яркий свет. Он слепил меня не хуже прожектора, хотя я даже не раскрыла глаз. Неужели моя мама так не вовремя решила приехать и проведать меня? Впервые в жизни увидит дочь, мучившуюся от похмелья. Чего греха таить, я сама себя такой никогда не видела и не горела желанием увидеть.

– Мам, закрой, пожалуйста, шторы, у меня ужасно болит голова! И прекрати так громко разговаривать…

Воцарилась тишина. Слава тебе Господи. Я только сейчас почувствовала всю мягкость перины, подушки и невесомость теплого пушистого одеяла. Которых у меня отродясь не было. Я спала под обычным ватным. Открывать глаза стало страшно, но я все же рискнула и громко закричала, увидев перед собой лицо абсолютно незнакомой женщины. Испугавшись моего испуга, женщина закричала в ответ и мы, уставившись друг на друга, остановились только тогда, когда поняли всю глупость сложившейся ситуации. Резко сев в чужой постели и на всякий случай, закрывшись белоснежным одеялом чуть ли не с головой (бог знает, есть ли на мне одежда), я требовательно спросила:

– Вы кто и что здесь делаете?

– Боюсь, леди, вынуждена задать вам тот же вопрос.

Только сейчас до меня дошло. Я не дома. Я вообще понятия не имела, где находилась. Вокруг меня незнакомая обстановка. Огромное панорамное окно во всю стену, с распахнутыми бардовыми шторами от потолка до пола, массивный письменный стол рядом с окном, на котором аккуратными стопками сложены бумаги, напротив кровати, в одном стиле со столом, комод для одежды с большим зеркалом, в котором отражалась моя растрепанная физиономия с размазанным по лицу макияжем.

– Боюсь, что слово «леди» мне не очень подходит, – с ужасом почти прошептала я, глядя в зеркало. – Амелия Уэйнрайт. Извините, миссис… – я замялась, не зная, как обратиться к женщине.

– Эллингтон.

Каждый раз, когда мне кажется, что ниже упасть уже невозможно, я с огромным успехом это делаю.

– Эллингтон, – невозмутимо повторила я. – Конечно. Прошу простить мое бесстыдство, но я понятия не имею, что делаю здесь и какое непотребство совершила этой ночью.

– Первый неудачный опыт с алкоголем? – предположила женщина после недолгой паузы, сочувственно глядя на меня.

Я в ответ лишь затравлено подняла на нее взгляд. Те же карие глаза со стальными лучиками, что и у сына. Теперь понятно, в кого. Та же стать… Его мама была очень красивой женщиной. Несмотря на возраст, абсолютно черные смоляные волосы аккуратно убраны в култышку высоко на макушке, в ушах жемчужины, одета в дорогое изящное платье, цвета розового коралла, оттеняющего чуть смуглый оттенок кожи. Дорогая, благородная и очень, очень красивая. Как и ее сын. В этом не было никаких сомнений.

– Вот что мы сделаем, – материнским тоном начала она, присаживаясь на край постели. – Мой сын не притащит в дом кого попало, поэтому мы вас помоем, покормим, а потом будем задавать вопросы, как вам такое предложение?

– Подходит, – жалобно пропищала я, сжимаясь от стыда, но преисполненная благодарности.

– Вот и отлично.

Женщина показала мне, где находится душ, дала полотенце, халат и оставила наедине с его ароматом в его ванной комнате. Господи, голова идет кругом. Что произошло ночью? Ведь я села в машину, и водитель повез меня домой. Он прекрасно знает, где я живу. Как же тогда я очутилась в Его постели? И почему меня разбудила его мама? Где он сам, в конце концов?

Горячий душ с душистым гелем привели меня в чувство. Струи жадно облепили тело, смывая остатки крема, так усердно втираемого в меня Одри, косметику и вчерашний позор, а также запах алкоголя и бог знает чего еще. Я изрядно порозовела и похорошела. Протерев запотевшее от жара зеркало, я в этом окончательно убедилась. Чистое румяное лицо, волосы завились и легли сырыми кудрями на плечи, а главное – никакого макияжа, черными синяками лежавшего под глазами. Искренне надеюсь, что он не застал меня в таком виде.

Где моя одежда – неизвестно. В комнате я ее не нашла, поэтому пришлось облачиться в махровый халат благородного бардового цвета. Судя по размеру, это его халат, потому что мне он был, мягко говоря, великоват. Уж лучше я покажусь за столом в этом, чем в кружевном исподнем, по цвету отлично сочетавшемся с халатом. Одри как знала, уговаривая меня надеть это белье.

Робко приоткрыв дверь из ванной комнаты обратно в спальню, я убедилась, что в последней никого нет и решила оглядеться. Чистая и уютная комната, с огромной и безумно мягкой кроватью. Я с великим трудом подавила желание со всего разбега прыгнуть в бесконечную легкость ее объятий и поспать еще пару часов. Часы, висящие на стене, показывали 7:30. В 9 мне нужно выезжать. Хотя, я не знаю, где нахожусь, и сколько времени займет дорога до офиса.

Обнаружив в верхнем шкафу комода расческу, я прибрала волосы и заплела тугую косу, чтобы, когда высохнут, локоны легли красивыми мягкими кудряшками. Что ж, дольше задерживаться в чужой комнате уже неприлично, а куда идти – я не знала, поэтому робко открыла двери, ведущие в неизвестность. Неизвестность оказалась коридором в самом конце которого брезжил свет. Как мотылек, я повиновалась инстинкту и полетела к нему, шлепая босыми ногами по полу, потому что туфли свои я тоже найти не сумела.

Инстинкт не подвел, и я очутилась в просторной светлой гостиной, в центре которой большой круглый стол из лакированного темного дерева на изящных загнутых ножках. Вокруг стола шесть стульев, обитых дорогой темно-зеленой тканью, над столом винтажная люстра со свечами-лампочками, а на самом столе шикарный букет из роз, точно таких, какие подарил мне мистер Эллингтон. Миссис Эллингтон оторвалась от газеты и, отставив чашку мягко мне улыбнулась. Поразительная выдержка. Поразительная женщина. Как и сам Генри.

– Вы существенно похорошели! Присаживайтесь, сейчас Кэролайн принесет завтрак. Надеюсь, вы не откажетесь от плотного завтрака? Яичница с беконом, йогурт и мюсли, апельсиновый сок и кофе со свежей выпечкой. Генри не любит сытный завтрак, а я всегда говорю ему, что питаться нужно хорошо, иначе можно свалиться с ног без сил!

– Да, он говорит мне тоже самое. Теперь я знаю, чьи это слова.

– Правда? – женщина неподдельно удивилась и долго вглядывалась в мое лицо, словно в центре моего лба вылез третий глаз. Мне даже стало неловко.

– Извините, я чувствую себя не в своей тарелке. Может мне лучше отправиться домой?

– Помыть, накормить, а потом задавать вопросы, – напомнила женщина очередность действий и принялась читать газету. В гостиную сквозь арку, ведущую с кухни, вошла немолодая полноватая женщина, видимо та самая Кэролайн и поставила передо мной большую тарелку с двумя жареными яйцами, беконом, плавленым сыром и зеленью. Живот предательски заурчал, предвкушая праздник. Увидев, с какой жадностью я накинулась уплетать яичницу, миссис Эллингтон вновь отложила газету и уже к ней не возвращалась. – Меня радует ваш аппетит. Он говорит о здоровье и сильном женском начале.

Я чуть не поперхнулась, но вовремя принесли напитки, и апельсиновый сок спас положение. Уж не знаю, какое начало у меня там сильное, но вкусно покушать при случае – это я мастер. Прикончив яичницу, я принялась за кофе с булочкой.

– А вот теперь время задавать вопросы, – тон женщины сменился на деловой, и мне стало слегка не по себе. Пережевала, сглотнула, затравленно посмотрела в ее сторону.

– Боюсь, мне нечего сказать в свое оправдание. Я впервые в жизни переборщила с алкоголем, мистер Эллингтон предложил воспользоваться услугами своего водителя. Я села в машину, а что было дальше… не помню. Как оказалась здесь и где ваш сын, я не знаю.

– Что ж. Женщина попала в беду, а мой милый сын, доброта сердца которого бесконечна, хоть он это и прячет, решил спасти вашу честь и ваше здоровье.

Не буду говорить, что сам он в это время как раз таки губил честь другой женщины, и явно не по доброте своего сердца, а по желанию совершенно другого органа. Виновник разговоров не заставил себя долго ждать и появился в гостиной. Я снова поперхнулась.

– Милая, мы не спешим. Я могу попросить Кэролайн принести вам добавки, – участливо предложила женщина. Мне стало совершенно не по себе. Создаю впечатление, что пью и ем все, что плохо лежит.

– Доброе утро мама, Амелия, – мистер Эллингтон обнял и поцеловал маму и проделал тот же трюк со мной, – великолепно выглядишь. Даже лучше, чем вчера.

Он сел на стул возле меня и, отпив кофе прямо из моей чашки, попросил Кэролайн принести ему завтрак. Его беззаботное поведение мальчишки, а не важного и серьезного босса меня полностью обескуражило и мы с миссис Эллингтон взирали на Генри с одинаковым любопытством.

– Дорогой сын, позволь узнать, где ты был сегодня ночью?

– Я ночевал вне дома, – выражение его лица изменилось, но он быстро взял себя под контроль, чему немало помогла яичница, принесенная его кухаркой.

– Ты был у нее? – голос женщины стал ниже, она явно не хотела обсуждать данный вопрос при мне, но отложить его на потом тоже не могла.

– Да. Надеюсь, что вопрос улажен.

– Хорошо, – бросив на меня короткий взгляд, миссис Эллингтон вернулась к чтению газеты и, не отрываясь от нее, произнесла. – Я познакомилась с твоей подругой. Несмотря на то, что первое впечатление друг на друга мы произвели достаточно громкое, она показалась мне весьма милой девушкой.

– Вы меня щадите, миссис Эллингтон, – залившись краской, заметила я и спряталась в чашке с кофе.

– Мама права. Ты весьма милая девушка, – он окинул меня оценивающим взглядом, как бы убеждаясь, что дал верную оценку. – Весьма.

– А как эта милая девушка оказалась в твоей постели… одна? – мама смерила сына укоризненным взглядом, пущенным поверх газеты. Забавно, ее возмутило, не почему я там оказалась, а почему была там одна. Ее беспокоили плохие манеры сына или то, что незнакомка может что-то украсть или испортить?

– Так получилось, – два омута карих глаз, в которых плясали чертовщинки, неотрывно смотрели на меня. – Не переживай, мама, я вел себя как настоящий джентльмен.

– Оставив даму одну?

– Дама чувствует себя неловко, – робко вставила я. – Если бы кто-нибудь подсказал, где находится моя одежда, я бы, с вашего позволения, оделась и отправилась на работу. Боюсь, что я уже итак злоупотребила вашим гостеприимством.

Мистер и миссис Эллингтон как два коршуна уставились на меня. Один возмущенно и непонимающе, другой с холодной интригой в глазах.

– В том, в чем вы были вчера, мисс Уэйнрайт, я вас на улицу не отпущу.

Вы? Это что-то новое. Я заметила, как заходили желваки на его лице. Я рассердила его? Но чем. Мне, правда, неуютно отрывать их от семейных дел, ведь я не имею никакого права тут находиться. Нелепость всей ситуации, в которой почему-то и мать, и сын ведут себя абсолютно непринужденно, будто в этом доме каждый день такое происходит, ставила меня в крайне неловкое положение.

– При всем уважении, мистер Эллингтон, – подчеркнуто вежливо, но с негодованием начала я.

– При всем уважении, мисс Уэйнрайт! Не отпущу. Если хотите – идите так. Или попробуйте выйти силой.

Я как загнанный в ловушку зверь, хлопала ресницами, ища поддержки у миссис Эллингтон, но та лишь задорно хихикала, читая газету и делая вид, что ее здесь вообще нет. Заступиться за меня было некому.

– И что же вы предлагаете? Явиться на работу в вашем халате? Что подумают мои коллеги – ваши подчиненные?

– Уж лучше в моем халате, чем в том, что было на вас вчера, – как ни в чем не бывало, разделываясь с беконом, надменно отчеканил он.

– Боже, Генри… прекратите оба, – миссис Эллингтон уже не могла сдержать смеха. – Оставь бедную девочку в покое, а вы, моя дорогая, не реагируйте столь остро. Мой сын вспыльчивый и неуступчивый человек, но внутри него доброта и покорность. Будь с ней поласковей.

– Извините, я просто его подчиненная. Помощница, а вся эта ситуация… чистое совпадение. Я, правда, чувствую себя крайне неловко и хотела бы одеться.

– Хорошо, – разделавшись с яичницей и промокнув губы салфеткой, согласился мужчина. – Я приму душ, переоденусь и отвезу тебя на работу.

– Меня?

– Тебя