Помоги проекту - поделись книгой:
О слове в свете молитвы Ефрема Сирина (25 марта 2013г.)
Свт. Иннокентий (Борисов) в толковании молитвы св. Ефрема говорит в частности о том, что человек произносит слово, и думает, что оно рассеялось в воздухе и исчезло. А между тем слово пошло в путешествие сквозь дни и столетия, сквозь умы и сердца. Оно доживет до Страшного Суда и станет с нами рядом, чтобы исполнилось сказанное: «От слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься».
Златоуст замечает, что велика благость Бога, Который будет нас судить не по чужим словам о нас, но нашим собственным. Вот один из мессианских текстов Исайи: «Будет судить не по взгляду очей Своих и не по слуху ушей Своих решать дела. Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст Своих убьет нечестивого» (Ис. 11:3-4) То есть не к сплетне приклонится ухо Судьи, но суд будет истинным, и наши слова, а не слова других о нас вынесут нам приговор — оправдательный или осудительный.
Еще говорит Иннокентий (и в этом дополняет Златоустовы слова о суде), что из всех сказанных нами слов можно вполне составить наш правдивый портрет. Это будет точный портрет внутреннего человека, который и будет судим.
Можно ли что-то сказать в свое оправдание? Можно.
Мы родились в празднословную эпоху, когда слово обесценилось изнутри и превратилось в «прикрасу неправды». (Иак. 3:6) В этой эпохе мы сформировались и воспитались, к смраду ее принюхались с детства и сочли его за здоровый воздух. Только по мере прикосновения к нам Духа, Который «дышит, где хочет» (Ин.3:8) мы можем ощутить иную жизнь и переоценить эту. Теперь, когда Дух совершил прикосновение и дохнул, мы знаем, что безмерно виноваты в слове. Мы не сказали нужных слов и сказали ненужные. Как оправдаться? Если ты должен деньги, верни деньги. Если же виноват в слове — рассчитайся словами. Одни слова нужно заменить другими, некоторые вовсе вычеркнуть, вытереть из сознания, и полюбить разумное, посильное молчание.
Слову нужно постараться вернуть изначальное достоинство. Если мы разучимся прислушиваться к урокам Соломона, Давида, Павла и Иакова, то пусть поучат нас лакедемоняне или жители африканских джунглей. Что до первых, то у них вместо денег (деньги спартанцев были тяжелы и громоздки, над чем смеялись все окрестные народы) была валюта слова. Люди с детства учились втиснуть большой смысл в малые звуки, так чтоб слово было делом. «Если мы войдем в ваш город», — писали однажды в послании неприятели, — «мы сожжем ваши дома, заберем все, что увидим, изнасилуем женщин и юношей сделаем рабами». Спартанцы ответили: «Если…»
Что же до жителей тропических лесов, то эти удаленные от промышленной и информационной цивилизации люди не удалены от глубокого восприятия жизни. Им известна целебная и разрушительная сила человеческих слов. Так есть племена, которые прежде нежели срубить дерево кричат на него. Криком они «убивают душу» дерева, а потом уже рубят его умершее тело для своих нужд. Мы можем улыбнуться в ответ на наивность дикарей, но разве мы не убиваем друг друга словами ежедневно? Просто мы делаем это, походя, по злобе и наивности одновременно, а те — сознательно и ради выживания. Другие «лесные люди» если поймают в силки животное для продажи европейцам (обезьяну, например) то усмиряют ее разговорами. Привязывают, скажем, к столбу, садятся вкруг и начинают разговаривать с животным. Чаще это делают женщины, в процессе домашнего ремесла. Вот так шьют или плетут что-то и разговаривают с пленной обезьяной. Через несколько дней животное будет сломленным и совсем ручным. Это потому что слушать человеческую болтовню без перерыва и остаться здоровым не способен ни один представитель фауны.
Я говорю это на тот случай, если действительно мы станем неспособны учиться у Библии и Предания. Тогда европеец, с кинокамерой в руках проникший в самые отдаленные уголки мира, получит неожиданно живые уроки нестандартного для него пользования словом от людей, не разговаривающих по мобильному телефону. Но лучше учиться у Бога и Его слова. Вот Екклесиаст в третьей главе перечисляет длинный ряд противоположных занятий, для которых есть свое время под небом. Это время разрушать и время строить; время плакать и время смеяться; время сберегать и время бросать. Среди них есть время молчать и время говорить (Еккл. 3:7). Но вот, что интересно. Ни одной парой из перечисленных занятий нельзя заниматься одновременно, и только неправильное пользование языком позволяет много говорить и ничего не сказать. Кому еще как не нам это сегодня известно по политическим дебатам, по ток-шоу, по бесполезным конференциям и собраниям, где каждый доклад действует как снотворное, а общее количество докладов — что пилюль в баночке. Душа современного человека, чтобы выдержать шквал выпущенных в нее ненужных слов, должна отвердеть, одеться в панцирь. Так она и делает, черствея и становясь жесткой, как верблюжье копыто.
А между тем задача остается та же: нести Благую весть людям, не зависимо от того, жесткое в них сердце или нет, доверчивы они к сказанному слову или совсем друг другу верить перестали. Мы находимся в самом удобном периоде времени для того, чтобы научиться молчать и научиться говорить. Тот дух празднословия, в котором мы плаваем, как рыбы, святой Ефрем учит заменять на выпрашиваемый у Бога дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви. Заметим, что дух этих упомянутых добродетелей немногословен.
Молчаливо целомудрие в противоположность словоохотливому разврату. Тихо ведет себя смиренномудрие, тогда как гордость не может не говорить о себе. Молчит терпение в то время, как нетерпение наполняет воздух криками и воплями. Ну и любовь «никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13:8)
Дух празднословия не даждь ми… (25 марта 2013г.)
Какая разница, говорить или молчать? Почему поддерживать светские беседы вредно для души? Что происходит с жизнью человека, не умеющего контролировать собственный язык?
В церковнославянском языке беременная женщина называется «непраздной», то есть «занятой». Причем, не чем-нибудь занятой и наполненной, а носящей в себе благословение. В этом смысле говорит Исайя:
Празднословная эпоха — говори, что хочешь — далеко не безобидное явление. Ее дух, к примеру, враждебен молитве. Митрополит Антоний (Блум) не зря одно из слов озаглавил вопросом: «Может ли еще молиться современный человек?» Читать молитвенные тексты, конечно, может. Но вот собираться в молитву целиком, напрягать ум, удерживать внимание, стоять перед Богом, может ли?
В немалой степени анемичная молитвенность современника есть плод словесной разбросанности, истощения попусту словесных ресурсов. В известном смысле сказанное о браке и семени, может быть применено к языку и словам.
Его тоже нельзя лить по площадям как мыльную воду.
Для того, чтобы было о чем говорить, нужно, чтобы было о чем молчать. Тихое и медленное созревание слова в тайном мраке внутренней жизни так же необходимо, как полносрочное донашивание ребенка. Иначе мир будет наполнен выкидышами, не способными выжить и окрепнуть.
Празднословие же не терпит молчания, враждует против него. Дух празднословия в тишине ощущает угрозу. Так и летучие мыши, если бы умели говорить, кричали бы «Выключите свет!» Болтовня есть явление фоновое, безразличное к смыслу — лишь бы что-то звучало. Это синоним отчуждения всех ото всех, потому что родным людям молчание не тягостно. Чужие, да, те обязаны заполнять тишину болтологией, чтобы не чувствовать неловкость. Отсюда вывод: торжество бессмысленных разговоров есть доказательство отчужденности людей друг от друга и глубокого внутреннего одиночества.
Раньше рисовали агитплакаты на тему: «Сколько воды вытекает за сутки из незакрытого крана, если толщина струйки равна спичке?» Точную цифру не скажу, но объем утрат в результате получается устрашающий. Вернемся к нашей теме, вооружившись аналогией. Вместо незакрытого крана — не закрывающийся рот. Толщину струйки определить сложно, тут уже спичка не помощник, но струя пересыхает только на время сна. Каковы потери? Подсчет здесь вряд ли возможен, но потери огромны.
Больно смотреть, когда машина, везущая зерно, по дороге высыпает сквозь щели в бортах килограммы драгоценного груза. Так же больно смотреть, когда теплотрасса, усеянная наспех залатанными дырами, греет зимой воздух на улице, а батареи в домах едва теплые. Такие потери сродни болтовне «на воздух», сродни разговорам без цели и смысла. Можно, кстати, предположить, что связь между теми и этими потерями глубока и реальна. Ведь все хозяйственные люди молчуны. Они конкретны и практичны.
Среди фермеров, рыбаков, лесорубов, шахтеров найти болтуна большая редкость. Практичность и немногословность некоторых северных народов вошла в анекдоты, но смеется хорошо известно кто. У молчунов, как показывает опыт, не только слова, но и вода, тепло, налоговые сборы тратятся разумно и экономно. А ведь мы тоже далеко не южане, но «варежку» прикрывать не умеем. Может отсюда и многое другое?
Путь из Египта болтовни в Палестину молитвы лежит через пустыню молчания. Но это не молчание немого. Это молчание, при котором совершается внутренняя работа собирания помыслов. Как говорит Давид:
То есть, сначала был нем и безгласен. А потом сердце воспламенилось, в мыслях появился огонь, язык заговорил доброе и важное. Такова последовательность, и если сердце в человеке не горит, то очевидно, что он не умеет по временам быть немым и безгласным.
Драматурги во власти (26 марта 2013г.)
В юности я читал одну философскую пьесу. Суть ее в следующем (в деталях могу ошибиться, виною время). В почтенном семействе, окруженный любовью и заботой, живет слепой мужчина почтенных лет. Он — муж и отец. Тот мрак, в который погружены его глаза, с избытком компенсируется душевным теплом и светом, которые обеспечены заботой родни. И вот однажды, когда все домочадцы были заняты делами вне дома, а глава семьи сидел один у открытого окна, то ли лекарь, то ли факир с улицы завел со слепцом разговор. Незнакомец отрекомендовался целителем всех болезней и пообещал вернуть мужчине зрение. Вскоре его глаза несчастного вновь ясно видели свет и окружающие предметы. Но чудесную новость хозяин решил на время утаить и продолжить вести себя, как слепой, чтобы сильнее удивить семейство. Каков же был его ужас, когда он, подглядывая за своими любезными родственниками, обнаружил, что вся их любовь к нему — одно притворство. Опять-таки я не помню всех деталей, но нетрудно вообразить, как именно можно смеяться над слепым. Дети были циничны, жена изменяла мужу с одним из его друзей, свои мелкие пакости творила ежедневно прислуга. Одним словом несчастный слепец жил в атмосфере «вежливого ада». Потрясение его было так велико, что вскоре, сидя у окна, он вновь увидел своего целителя и, не колеблясь, попросил того забрать назад чудесно подаренное зрение. Так, правда, которой мы так часто страстно добиваемся, способна убить человека или оказаться неподъемной.
Память, как море, сама себя чистит. Мы забываем огромные объемы информации, и этим сохраняем психическое здоровье. Вот и моя память упустила множество деталей и сохранила только фабулу. Но фабула эта, на мой взгляд, гениальна. Только человек, переживший ряд тяжелых жизненных разочарований, но не утративший ни ума, ни чуткости сердца, может писать такие пьесы. Память удержала и имя автора. Это — Жорж Клемансо, видный французский политик 20-го века, бывший и военным министром и даже возглавлявший в одно время кабинет.
Успешный политик и одновременно — драматург. Возможно ли это? В нашей истории во времена, предшествующие катастрофам, люди, типа Савенкова нередко совмещают писание стихов с террористическими актами. Потом, когда катастрофа вполне совершится, бывшие интеллектуалы, вроде Луначарского, получают портфели министров образования. Люди, типа Горького мечутся между Сорренто и Горками, то благословляя Буревестника, то приходя в ужас от того, что они благословили. Но Горький никогда не был во власти. Наша местная традиция ставит писателей на довольствие, рекрутирует их и использует, «к штыку приравнивая перо», но в саму власть, не пускает и не посвящает. На Западе иначе. Известный недавний пример — Вацлав Гавел, и драматург, и политик, успешно возглавивший Чехословакию после распада Советского блока и перед распадом самой Чехословакии.
Безусловно, всем писателям в политике делать нечего, да и большинство из них слово «политика» произносят с содроганием. Но и полная автономизация политики от интеллектуальной жизни, полное отсутствие интеллектуалов во власти тоже подобно диагнозу.
Когда мы в очередной раз слышим о евроинтеграции, то должны думать и о том, что дело не только в создании общей законодательной базы или в наращивании промышленных мощностей. Дело еще и в наличии некоторого интеллектуального разрыва между мирами. Разрыва, благодаря которому, в одном мире писатели могут становиться успешными премьерами (именно успешными, а не бесполезными мастерами красивой фразы), а в другом — мало кто понимает, зачем вообще что-то читать.
Вот еще один пример в развитие темы.
Есть в Париже центр современного искусства, именуемый Центр Помпиду. Свое имя центр получил от имени основателя — премьер-министра Пятой республики, а затем, вслед за де Голлем, и президента ее. Главной любовью Помпиду (тоже — Жорж, как и Клемансо) всю жизнь была не политика и власть, а французская поэзия! Он был ярким литературоведом и сам о себе однажды сказал: «Обычно считается, что я занимаюсь политикой. Но, кроме того, я испытываю не только что вкус, но настоящую страсть к поэзии. И я задался следующим вопросом: не два ли человека живут во мне, как сказано в одном из псалмов? Один стремится к Богу, то есть к поэзии, а другой подвержен дьявольскому искушению, то есть политической деятельности? Или же можно утверждать, что поэзию и политику можно примирить?»
Пока читаем цитату, позволим пожужжать над ухом одному любопытному вопросу, а именно: можем ли мы представить у нас политиков наивысшего ранга, рассуждающих на подобные темы? Ответ, скорее всего, будет не в пользу евроинтеграции. Но послушаем, что говорит дальше Помпиду о пресловутой несовместимости политики и любви к поэзии.
«Я прихожу к убеждению, что сходства между тем и другим поражают, и что разница заключается только в темпераменте. Поэты и политики должны глубоко интуитивно знать человека, его чувства и стремления. Но, в то время как поэты излагают их с большим или меньшим талантом, политики стремятся их удовлетворить с большей или меньшей удачей. И поэтов, и политиков должно вести некоторое представление о смысле жизни и, не побоюсь этого слова, жажда идеала»
Вот как. В то время как мы привыкаем рифмовать политику с беспринципностью и полным вытеснением идеалов выгодой, другие люди, не по слуху знакомые с политикой, утверждают, что политике, как и поэзии присуща жажда идеала.
В то время, когда пишутся эти строки, информагентства бесстрастно сообщают о разгоне демонстрации на Елисейских полях в Париже. Демонстранты — сторонники традиционного брака и противники, соответственно, усыновления детей семьями геев, равно как и противники пропаганды гомосексуализма в целом. Полиция их разгоняет газом и дубинками. Так закатывается солнце разума над Европой. Подозреваю, что у многих возникнет соблазн сказать: «И что? Помогли им политики-интелелктуалы? Не смердит ли на весь мир смертными грехами хваленая западная ученость и утонченность?» Вопрос законный и выпад серьезный. Но если мы совершим бегство в сторону подчеркнутой простоты, граничащей с добровольным невежеством, то вряд ли это нас от грехов защитит. Поэтому я продолжаю тему.
В 1961 году в авиакатастрофе погиб Генеральный Секретарь ООН, швед по национальности Даг Хаммаршельд. По образованию филолог, этот политик мирового уровня был по совместительству эссеистом и поэтом, да к тому же очень религиозным человеком. И я вновь уперто подчеркиваю, что если жадность, хитрость и ограниченность кажутся у нас обывателю привычными характеристиками власть предержащих, то не везде это так и не обязательно это так. Швед Хаммаршельд тому подтверждение. Через два года после его гибели, свет увидели дневники генсека ООН под названием «Путевые знаки». Название взято из книги пророка Иеремии 31:21. Вот этот текст. «Поставь себе путевые знаки, поставь себе столбы, обрати сердце твое на дорогу, на путь, по которому ты шла; возвращайся, дева Израилева, возвращайся в сии города твои. Долго ли тебе скитаться, отпадшая дочь?» В дневниках перед читателем предстает обаятельный, скромный и образованный человек, чуждающийся шума и славы, любящий книгу и глубоко мыслящий о человеческой жизни. А вот еще пример, уже не европейский. Джавахарлал Неру.
Этот первый премьер-министр независимой Индии был долго преследуем колониальными властями, и более 10 лет провел в тюрьме. В тюрьме Неру мучило то, что он никак не влияет на воспитание единственной дочери (небезызвестного впоследствии политика Индиры Ганди). В итоге отец пытался, хотя бы при помощи писем, влиять на воспитание ребенка. Современники сразу «раскусили» масштаб переписки, и вскоре письма были собраны воедино. Так родилась книга-трехтомник о всемирной истории, а точнее — «Письма к дочери, содержащие свободное изложение истории для юношества».
Неру учился в метрополии, то есть в Англии. На учебе брюк даром не протирал, и был способен к такому цельному и всеохватному историческому мышлению, что уже один лишь перечень писем-глав с названием тем дает понять — перед нами творение человека с умом обширным и цельным, каким и должен быть ум государственного мужа.
Как хороший продавец знает все товары в своей лавке, знает их предназначение и способен их рекомендовать покупателю, так Неру свободно рассказывает о греческих городах-государствах, о противостоянии Рима и Карфагена, о распространении ислама от Испании до Монголии, об открытии морских путей, и многом другом по порядку. Он не в библиотеке сидит, и выписок не делает. Все чем пользуется автор — память. При этом мышление Неру не европоцентрично. Это европеец может подробно изучать историю своего континента, совершенно не беспокоясь о знакомстве с историей Индокитая или Японии. Неру свободно рассуждает о китайских династиях, о цивилизациях Латинской Америки до пришествия испанцев. Обширны его знания и об историческом пути родной Индии.
Варваром чувствуешь себя, знакомясь с такой литературой, рожденной в тюрьме(!). А ведь она написана не профессором, а политическим деятелем. В последнем письме отец говорит дочери: «Это не история, это лишь мимолётные зарисовки нашего долгого прошлого. Если история тебя интересует, если обаяние истории немного коснулось тебя, ты сама найдёшь путь ко многим книгам, которые помогут тебе распутать нити прошлых эпох».
Древние думали, что философ на троне это спасение от всех бед. Мы должны быть далеки от этой иллюзии, потому что исторические прецеденты говорят обратное: империи сыпятся и города приходят в запустение, если правитель более философствует, чем правит. Но и отрыв правящих элит от знания для народной жизни убийствен. Все-таки у Александра Македонского учителем был Аристотель, а Наполеон в походах читал не свежую прессу, а Гомера в оригинале.
Если в кабинете начальника долго не гаснет свет, то важно, почему он не гаснет. Засиделся ли шеф с секретаршей, или может он читает? И если он читает, то важно, что именно он читает. От того, какой ответ прозвучит на этот вопрос, ой, как много зависит в нашей с вами жизни.
Псалом 3 (26 марта 2013г.)
Каждый человек спит и просыпается. А если воюют с человеком, и глаз ему не сомкнуть, то от вынужденной бессонницы истощатся вскоре силы у человека, и будет он побежден. Множество псалмов написаны Давидом в состоянии войны. Потому он и храм не построил, что обагренные кровью руки не должны были строить храм там, где Бог не позволил пролиться крови Исаака.
Убегая и догоняя, трепеща и вдохновляясь, молился Давид, и образ своих молитв нам оставил, потому что и мы воюем.
Христианин это воин. Его «брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6:12)
В этой борьбе и войне, то явной, то скрытой, человеку нужна та же неусыпная помощь Божия, что и библейскому царю, чтобы не изнемочь нам без отдыха. «Ложусь я, сплю и встаю, ибо Господь защищает меня» (Пс. 3:6)
Нападения, бываемые на нас, двояки. Они приходят снаружи и изнутри. Никакого благородства во врагах нет. Они не ждут, пока один закончит свою борьбу и истощит злобу, а набрасываются всем скопом. Вот почему народ заметил и в пословицах выразил, что беда одна не приходит. Отсюда и начинается моление. «Господи! как умножились враги мои! Многие восстают на меня, многие говорят душе моей: “нет ему спасения в Боге”.
Поколебать человека в вере, смутить его, поселить в душе вначале сомнение, потом отчаяние — цель врага. «Нет тебе спасения», — говорит противник. «Забыл тебя Бог. Не нужен ты Ему», и прочее. Здесь для человека начинается Ад, откуда два пути: к полному низвержению или к воскресению вместе с Воскресшим.
Молиться радостно, молиться в сладость, когда хваления и благодарения текут и переходят одно в другое есть великий подарок от Господа Сил. Великий подарок и редкий. Но молиться тогда, когда уста раскрываются с трудом, и язык неповоротлив, и мысль бездвижна — это большой труд и великий подвиг. Эта молитва похожа на тяжелую схватку с мощным противником. Поэтому Давид изобильно насыщает свою песнь военной лексикой.
— Ты, Господи, щит предо мною.
— Ты поражаешь в ланиту всех врагов моих; сокрушаешь зубы нечестивых.
Не оставим без внимания и надписание псалма: «Псалом Давида, когда он бежал от Авессалома, сына своего». Долгое время Авессалом — красавец и гордец — «вкрадывался в сердце Израильтян» (2 Цар. 15:6), стоя у ворот города и притворно оказывая внимание всем, кто шел к царю с просьбой или тяжбой. «И говорил Авессалом: о, если бы меня поставили судьею в этой земле! ко мне приходил бы всякий, кто имеет спор и тяжбу, и я судил бы его по правде» (2 Цар. 15:4) Таким образом, склонив на свою сторону людей либо негодных, либо легкомысленных, Авессалом восстал на отца, и Давид вынужден был скрываться. Таковы плоды похоти власти. И предыстория появления псалма еще более убеждает нас в том, что речь идет не только о войне физической и врагах видимых, но также о войне незримой и таких же незримых врагах.
В горы да бежит мысль человека. Хватит ползать на чреве по праху. «Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя» (Пс. 120:1). «Горе имеем сердца!», — призывает священник на Литургии.
И в этом, третьем, псалме Давид говорит «Гласом моим взываю к Господу, и Он слышит меня со святой горы Своей» (Пс. 3:5) В этом небесном устремлении — спасение человека. «Ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога; о горнем помышляйте, а не о земном» (Кол. 3:1-2)
Псалом 3
Псалом Давиду, внегда отбегаше от лица Авессалома, сына своего
1. Господи, что ся умножиша стужающии ми? Мнози востают на мя,
2. мнози глаголют души моей: несть спасения єму в Бозе его.
3. Ты же, Господи, Заступник мой еси, слава моя и возносяй главу мою.
4. Гпасом моим ко Господу воззвах, и услыша мя от горы святыя Своея.
5. Аз уснух, и спах, востах, яко Господь заступит мя.
6. Не убоюся от тем людей, окрест нападающих на мя.
7. Воскресни, Господи, спаси мя, Боже мой, яко Ты поразил еси вся враждующыя ми всуе: зубы грешников сокрушил еси.
8. Господне есть спасение, и на людех Твоих благословение Твое.
ПРОчтение. Выпуск 22. Страна чудес (27 марта 2013г.)
Здравствуйте, друзья мои! Поводом нашей эфирной встречи является выход книжки, автором которой являюсь я. Она называется «“Страна чудес” и другие рассказы».
«Страна чудес» — это название одного из рассказов. Все это было написано давно и опубликовано на разных сайтах, однако теперь собрано вместе, — и эта книга представляет из себя совершенно новый культурный продукт.
Я думаю, что православному человеку обязательно нужно потоптаться на культурном поле. В качестве читателя, в качестве исследователя, в качестве человека, который ищет то, что напитает его ум и душу.
Сепарация сфер жизни культурной и церковной, которая многим представляется как необходимая и нормальная, на самом деле очень ненормальная и совсем не необходимая. В лучших своих произведениях светская литература питается Богом, хотя может не понимать этого сама. То есть сам автор может не понимать кое-чего и пишет то, что умнее его самого.
Литература говорит о предельной трагичности человеческого бытия, о том, что человек парадоксален, о том, что он вне рая, о том, что он изнывает и мучается. Великая литература говорит о Боге и о человеке, и больше, в принципе, не говорит ни о чем. Оторванность, добровольная оторванность от литературы как таковой обрекает людей на онемение, а немой человек не может поклоняться Богу-Слову Воплощенному.
Сама словесная стихия нашей жизни должна быть окультурена, преображена, должна быть соединена со сферой этих огненных мыслей, которые связаны с Господом. Все, что касается вечной жизни, Страшного суда, совести, — этого внутреннего жжения совестного, — и всего того, что делает человека человеком, все это — как раз дети великой литературы. Которую нужно читать, а если Бог благословит, то даже и писать.
Поэтому у нас стоит серьезная культурная задача войти в пору ученичества, начать читать то, что мы не прочитали. Всякая книга, которую мы не прочитали, для нас новая. Если вы не читали Гомера, — то Гомер для вас новая книга. Если вы не читали, скажем, Джойса или Кафку, Тургенева — это для вас новая книга. И нам нужно читать, нам нужно засесть за книги. Это не шутейный разговор, это совершенно определенная цивилизационная задача, — люди должны подружиться с книгой. И потом мы начнем писать их сами.
Священник, пишущий книги — у нас это большая редкость, и это жалко, потому что в такой культуре, например, как английская, священник-писатель — это совершенно органическое явление. У нас, например, Павел Бородин был химиком и по совместительству великим композитором. Допустим, Алексей Хомяков был офицером гвардии в отставке и вместе с тем — великим богословом. Многие вещи совмещаются и в нашей культуре тоже. Но вот священство и писательство совмещаются туго.
Я с большим стыдом доверяю этому слову — «писатель» — и по совести отказываюсь от этого названия, потому что в моих глазах писатель — это нечто большее, чем есть я. Россия вообще такова, что пишущий по-русски… Поэт в России больше чем поэт, сказал Евтушенко.
Мне кажется, что священники должны учиться говорить, должны учиться писать, и не только риторические, не только проповеднические вещи, но также, возможно, стихи и прозу. Разножанровую прозу: очерки, заметки, фельетоны, рассказы — здесь всяко лыко в строку. Здесь всего должно быть много. Пусть растут все цветы. Поэтому я предлагаю вам во внимание, со стыдом и страхом предлагаю вашему суду эту небольшую книжицу.
Вот один абзац из этой книги — из рассказа «Маленький городок на границе»:
«Разговоры бывали разные. Могли спорить на исторические темы, могли обсуждать толкования на священные тексты, разбирали богослужение, размышляли о смерти. Примерно через полчаса, когда чай уже остыл или был выпит, торт съеден, а от конфет оставались обертки, отец Станислав начинал суетиться. Он счищал остатки с обоих блюдец в одно, собирал фантики, сдувал со стола крошки, он пододвигал посуду к краю стола, чтобы официантке было легче убирать. Он делал это, не переставая слушать собеседника, и вовремя отпускал реплики по поводу Вселенских Соборов, влияния балканизма на богословие, важность Великого Поста и прочее. Бывало, что увлеченный беседой гость говорил собирающему блюдца священнику: «Да бросьте, отче — она сама уберет!», и это был самый главный момент в экзамене.
Расплатившись и выйдя на улицу, они медленно шли к вокзалу, и отец Станислав говорил: «Рано вам креститься. Вы людей не цените и не замечаете. Если покреститесь — будете фарисеем, а это плохо — они Бога убили».
Желаю вам каждый год обогащаться дюжиной новых прочитанных книг. Для того, чтоб душа ваша росла и крепла, и мысли ваши созревали до молитвы и хвалы Единому Премудрому Богу! Всего доброго.
Ароматное вино для зрелых духом (30 марта 2013г.)
Догматика Православной Церкви сложна. Сложна не так, как сложна теоретическая физика или иная мудреная наука с малым числом адептов. Сложность заключается не только в высоте предмета, и в необходимых (длительных и напряженных) интеллектуальных усилиях по его освоению и проч. Нужна жизнь по Евангелию, прежде всего. Потом, по мере исполнения заповедей и постоянного стремления к Богообщению, откровение тайн может прийти, как дар от Бога. Может прийти, но не обязано придет. Были ведь и ныне есть многие чистые по жизни люди, искренние угодники Бога, но не получившие доступ в то святилище, откуда выносится разумение догматов и способность их изъяснять. Необходимое сочетание благодатной опытности и высокой умственной культуры делает отцов Церкви чрезвычайно редкими представителями человечества.
Описывая жизнь Моисея законодателя в одноименном труде, Григорий Нисский объясняет трехчастную периодизацию жизни Моисея. 40 лет тот провел при дворе фараона, 40 лет пас овец тестя, 40 лет водил Израиля. Эти три равновеликих периода соответствуют, по мысли св. Григория, а) постижению светской мудрости, б) деятельному очищению души и аскетизму и в) тайнозрению и постижению сокровенного. Такие же необходимые этапы можно прослеживать и в жизни отцов Церкви, допущенных Богом до постижения и изъяснения догматов.
Вначале нужно возмужать и окрепнуть, начать мыслить не как младенец, а как зрелый человек. (См. 1 Кор. 13:11) Затем предстоит войти в труд деятельного к Богу восхождения. Это путь пустыни, внутренних усилий, молитв и аскетических трудов. Если он проходит правильно, если душа претерпевает необходимые изменения (очищается ум, увядают страсти, приобретается опыт, разум уже не скользит по поверхности, но проникает вглубь веры и проч.) то Бог может ввести человека в нечто большее, не прогнозируемое заранее и трудно поддающееся описанию. Там, в третьей фазе восхождения, знание становится ведением и в существо человека, как в скинию, совершается вселение Божества. Вино молодое вливается в приготовленные и прочные мехи, которые не прорвутся. Прежние знания, накопленные, как над книгой и в разговоре с мудрыми, так и приобретенные затем в одиночестве своей личной «пустыни», обращаются на то, чтобы изложить внятно и максимально точно доступную правду о Боге.
Пользуются впоследствии этой изъясненной правдой очень многие. Работает удивительный закон: Бог находит кого-то одного, этого одного воспитывает и возводит к Себе, чтобы через него потом просветить и образумить великое множество. Так найден Авраам, Моисей, Давид, Павел, Василий Великий, Григорий Палама, другие.
Здесь же таится и некая сложность, понятная в аналогии. Пользователей мобильной связи сотни миллионов или более того. Но понимают принципы работы мобильной связи очень немногие. Остальные просто «горды за человечество». Так же и в религиозной жизни. Евреи гордились Моисеем, плохо понимая, чему же именно он их учил. Отсюда их слова: «Мы Моисеевы ученики. Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (Ин.9:28-29). Но тот Моисей, которого они признают учителем, на самом деле судья для них. И вот Христовы слова об этом: «Не думайте, что Я буду обвинять вас пред Отцем: есть на вас обвинитель Моисей, на которого вы уповаете. Ибо если бы вы верили Моисею, то поверили бы и Мне, потому что он писал о Мне. Если же его писаниям не верите, как поверите Моим словам?» (Ин. 5:45-47)
Так же и мы можем повторять исповедальные формулы Символа или молитвенные тексты, не до конца проникаясь ими, не вполне живя их смыслом. Зато с лихвой можем компенсировать недостаток духовного опыта конфессиональной гордостью. Не будут ли и нам судьями Василий Великий, Иоанн Златоуст, Григорий Палама и прочие светильники веры? Вопрос более чем серьезен. В отношении отцов необходимо чтение, но не только почитание. Необходимо постепенно восходить вслед за отцами в область им доступного света. Пусть отцы идут далеко впереди, но и мы не должны просто стоять у подножия горы в ожидании, что учитель, как некогда Моисей, снесет нам сверху некие скрижали. Стоять у подножия просто небезопасно, поскольку в ожидании откровения, народ начинает «есть и пить», а потом «играть», т. е. безумствовать в идолопоклонстве. Именно так было у евреев. Нужно именно восходить в гору по стопам учителей. Восходить медленно, осторожно, рассчитывая силы, не отрываясь от идущих позади и не наступая на пятки идущим впереди, но нужно восходить. Тогда наследие отцов будет осваиваться и жизненно применяться, а не стоять на полках в красивых переплетах и служить темой гордых споров о первенстве.
Палама был образованный человек, прошедший монашеский искус на Святой Горе и избранный Богом для управления словесной паствой. Его жизнь вполне соответствует тому трехчастному восхождению, которое описывает Григорий Нисский, говоря о Моисее. И учение его заключается не только в защите священнобезмолвствующих, в учении об энергиях Божества и в связи с этим, о Фаворском свете. Это — ароматное вино для зрелых духом. Для простых людей у Григория было молоко нравственных назиданий. Так и было явлено ему однажды двоякое свойство епископского служения. Ангел подал Григорию сосуд с молоком, которое по мере питья становилось уже ароматным вином. Означало это, что учить нужно не всех всему, но соизмеряя высоту учения с высотой жизни слушающих. Одних следует поить чистым молоком здравого учения, как новорожденных младенцев (См. 1 Пет. 2:2) Других (окрепших и усовершившихся) — вином великих догматов.
Рассудим о себе, поминая святого. Не будем хвататься за кувшин с вином, если по возрасту нам положено молоко начальных учений. Но будем пить (постигать и потреблять на пользу) предназначенное для нашего чина, чтобы не скучать у подножия Фаворской горы (на ней Григорий видит славу Господа) и не соблазняться от скуки идолопоклонством, но постепенно восходить в горы, «откуда придет помощь моя» (Пс. 120:1)
Политическая активность христианина: как приход порождает гражданское общество (3 апреля 2013г.)
Насколько позволительно, полезно, уместно христианину тревожиться о делах земного дома. Где здесь может быть грех, где здесь нет греха, а есть действительно позыв к правильным делам? Со страхом приступаю к этой теме…
Чужие одежды
Православное христианское мировоззрение отдает земным реальностям минимальное внимание.
Мир прекрасный, но тленный — это понятно верующему человеку. Его нужно оставить. Закапывать в него все силы глупо, потому что он обречен на сожжение и преображение, на очистительный и исцеляющий огонь. Все это православному христианину интуитивно понятно. В отличие от кальвинистов и от позднейшего католицизма у нас нет пафоса изменения всей земной реальности.
Между тем, современная жизнь все больше и больше нас будоражит в вопросах борьбы за справедливость, в заявлении гражданских позиций и так далее.
Здесь нужно совершить аналитический труд — отделить мух от котлет. Политические формы жизни, в которых мы сейчас существуем — это чужие одежки. Нужно понять, что православное мировоззрение, православная духовность на данный момент не дает нам никаких готовых форм социальной и политической жизни, в которых мы чувствуем себя комфортно.
Все, что мы имеем — это second hand, в точном смысле слова. Как мы в second hand одеваемся, потому что он дешевле и иногда удобней, так и в политике у нас тоже second hand — всякие там инаугурации, баллотирования, фракции, парламенты и так далее и тому подобное. Весь этот лексикон exit-poll-ов и прочих демократических процедур — это все чужие одежды. Мы не можем срастись с ними так, как срослись народы, их породившие.
Парламент Японии и парламент Швейцарии — это совершенно не схожие вещи, при всей одинаковости наименований.
Перед народом стоит творческая задача: может быть, не меняя названий — перешить на себя эти одежды. Не может в один и тот же костюм одеваться все население земного шара, не чувствуя дискомфорта.
Иметь мнение
Христианин не обязан активно заниматься делами мира в плане демонстраций, лихорадочной деятельности возле избирательной урны. Но христианин обязан иметь свое выстраданное, продуманное, промучанное сердцем, обсужденное с братьями и сестрами мнение по тем или иным политическим вопросам.
Этих мнений может быть несколько, они могут быть разными, но они должны быть выстраданы и обговорены внутри христианских общин — если их не будет, мы будем ведомыми и используемыми со стороны тех, кто подбрасывает нам политические технологии. У нас не будет критического аппарата для понимания того, что нам принесли. Мы будем просто сжевывать принесенное как готовый рецепт, как готовое рекламируемое лекарство, а эффект лечения будет на нуле.
Не нужно активничать. Нужно сначала думать.
Государство — Божье явление
Апостол Павел будучи евреем и будучи проповедником для язычников (удивительное явление! Еврей от евреев, законник, фарисей по воспитанию — стал проповедовать Христа язычникам! Настолько критичное совмещение несовместимого, что там могло все взорваться — а у него не взорвалось), как еврей по происхождению, мог быть подчеркнуто аполитичен, подчеркнуто дистанцирован от всяких политических вопросов: царь, синклит, воины, политическое устройство мира — все это должно быть для него чуждо. Он христоцентричный человек.
Однако он и никто другой как он пишет: «
Он понимает, что мир сложен, и римское государство, в котором он живет — тоже Божье явление, Богом попущенное и благословенное — как момент укрепления и упорядочивания неизбежного людского хаоса. Павел благословляет это и учит христиан к этому относиться внимательно.
Я это говорю, чтобы подчеркнуть уже сказанное: христианам нужно осознать политическую реальность. Нужна некоторая политическая грамотность.
Поделиться книгой: