Ошибка Времени

Вот и сегодня, проспав после очередной компьютерной игры, Айрин неслась в офис, помня, что шеф уже не раз упрекал ее в непунктуальности. Учитывая сумасшедшие пробки, она решила не пользоваться общественным транспортом и срезать путь.

Свернув в ближайший переулок, проходящий сквозь частный сектор, через который она проходила тысячи раз, Айрин на бегу взглянула на часы: «Черт возьми, уже пять минут, как я должна быть на работе!»

– Девочка, помоги мне, – внезапно раздался стон, откуда-то снизу.

Айрин от неожиданности взвизгнула и остановилась, словно врезавшись в бетонную стену.

– Кто здесь?

– Неверный вопрос. Ты хотела спросить: «Кто сейчас?» Не так ли? – чуть ли не ласково поинтересовался голос.

Айрин почему-то даже не могла определить, кто ее невидимый собеседник – женщина или мужчина. Голос звучал нейтрально, словно вплывал ей в мозг откуда –то изнутри самой Айрин.

Она попыталась обнаружить источник голоса. Осмотревшись вокруг, она не увидела ни куста, ни канализационного люка, ни какого-либо другого укрытия, где мог бы спрятаться человек. Испарина покрыла ее лоб. Айрин облокотилась на калитку забора ближайшего дома. «Дом 113/1», – машинально отметила она.

– Айрин… – голос скользким ужом заполз в ушную раковину и ударился в барабанную перепонку.

Айрин стало по-настоящему страшно:

– Откуда вам известно мое имя? – закричала она. – Хватит меня пугать, кто бы это ни был! Это не смешно! – она испуганно озиралась по сторонам. Как назло, вокруг не было ни души, хотя обычно частники снуют взад и вперед по своему райончику – кто чинит автомобиль, кто огород возделывает. Но сейчас, не смотря на позднее утро, переулок был совершенно безлюден.

«Так. Надо собраться. Меня просто кто-то разыгрывает» – подумала она, а вслух произнесла несколько дрожащим голосом:

– Ладно. Спасибо за отличную шутку. Выходите, где бы вы ни были. Если не выйдете, мне пора на работу. Я итак опаздываю! – мысль о работе почему-то прибавило ей смелости и уверенности. Самой главной проблемой сейчас для нее стало то, что с утра шеф останется без горячего кофе. – Молчите? Идите к черту! – Айрин развернулась и пошла в направлении своего офиса.

– Ты не можешь опоздать, Айрин. Ибо времени в «Зеленом доме» нет! – крик раздался так близко, словно невидимка подкрался к самому уху Айрин и изо всех сил заорал в него.

Теперь Айрин стало по-настоящему страшно. Она бросилась бежать. Ей казалось, она неслась быстрее ветра и остановилась лишь тогда, когда на правой туфле сломался каблук. Айрин, подвернув ногу, упала. Слезы боли и бессилия текли по ее щекам, косметика размазалась. Ее всю трясло, словно от удара током. Айрин ждала нападения, но его не было. Вставь на четвереньки, она попыталась подняться, цепляясь руками за забор, тянущийся вдоль дорожки. Если бы она знала, что она увидит, она бы предпочла остаться лежать на земле. Ибо, поднявшись, ее глаза встретились с табличкой на уровне глаз «Дом 113/1».

У Айрин перехватило дыхание. Она мчалась что было сил, не менее пяти минут, но, как оказалось, не сдвинулась с места ни на метр. Айрин с диким ревом вцепилась в табличку и стала резкими толчками дергать ее из стороны в сторону, пытаясь сорвать. Однако она лишь порезала ладонь, табличка же оставалась висеть на прежнем месте. Айрин снова бросилась прочь от этого ужасного места.

Неожиданно ее хлестнуло по лицу веткой. Айрин инстинктивно закрыла глаза и упала на землю, схватившись за лицо: «Лишь бы царапин не было!» – испугалась она. С закрытыми глазами она попыталась нашарить молнию сумочки, чтобы достать зеркало. Но что-то было не так. Айрин не могла понять, что именно. Проморгавшись, она открыла глаза посмотреть, чтобы нащупать собачку замка, и закричала в диком, безумном ужасе, после чего свалилась на землю без чувств. То, что она увидела, ни шло ни в какое сравнение с ужасами в ее компьютерных играх – из-под ее салатового цвета плаща, вместо когда-то прекрасных стройных женских ног, торчал толстый грязный, серый слоновий хобот.

10.

– Вы хоть понимаете, что вы натворили?! – Хранитель был в бешенстве. – Он маньяк! Извращенец!

– Он всего-навсего напуган! Мы достигли результата – и это главное! Он подавил вторую личность!

– Он воспринимал ее, как живого человека! И отнесся к ней так, как отнесся бы к любому на улице, будь у него на то реальная возможность! А такая возможность появится, как только вы перейдете на последний уровень!

– Он один среди своих личностей! Он воспринимает их, как врагов! Неудивительно, что он хочет мести за то, что его лишили индивидуальности! Он желает уничтожить их и поступает соответственно!

– Но каким образом! Что должно происходить в мозгу, чтобы воссоздать такой способ нейтрализации?! Он болен! Его не зря держали в лечебнице! Он опасен, а вы хотите доверить ему мир! Никогда! Я повторяю – вы никогда не завершите этот проект! Я настоятельно требую свернуть все работы и продолжить поиски адекватного кандидата!

– Слишком много мы поставили на эту карту, Хранитель. Нецелесообразно прерывать эксперимент из-за того, что объект пошел необычным путем!

– Вы это называете необычным путем?! Да он псих! Ни одному нормальному существу не придет такое в голову!

– Вы забываете, Хранитель, что ни одно нормальное существо не в состоянии выдержать ту тяжесть вечности, которая на него будет возложена! Нам нужен именно человек с экстраординарным мышлением, необычными способностями! Кроме того, он поглощает энергию уничтоженных им сознаний! Он становится сильнее! Что нам и нужно!

– Если вы забыли, уважаемый Доктор, у нас уже имели место аналогичные прецеденты. И эти кандидатуры на завершающем этапе оставили за собой гору трупов. Пришлось даже применять амнестики, чтобы стереть из памяти людей ужасы происходящего.

– То были недоработанные материалы, – брезгливо махнул рукой Доктор. – К тому же я лично не курировал те проекты. А этот – это мое собственное детище! И я уверен в положительном результате!

– Меня утомил этот ни к чему не приводящий разговор. Я выношу проект на рассмотрение Комитета и точка! И от всей души надеюсь, что Комитет примет решение о закрытии проекта и ликвидации объекта.

– Хорошо, Хранитель. Я не вправе вам запрещать. Выносите на Комитет. Но я уверен, что он не закроет проект.

– Откуда такая уверенность, позвольте спросить?

– Между нами, Хранитель… Неужели вы думаете, что, прежде чем приступать, я заручился только вашей поддержкой? – Доктор ухмыльнулся.

Услышав эти слова, Хранитель, до этого метавшийся по комнате, остановился. Затем он подошел вплотную к Доктору и, приблизив свое лицо к его лицу, прошептал:

– Этот проект я закрою! Чего бы мне это ни стоило! Запомните это!

Затем он развернулся и вышел из кабинета.

Доктор, оставшись один, посмотрел ему вслед, усмехнулся и подошел к столу с телефоном. Набрав номер, он несколько секунд слушал доносившиеся гудки, а, когда на том конце подняли трубку, произнес:

– Начинаем третий этап.

В телефоне раздались короткие гудки. Доктор еще долго держал трубку в руках, задумчиво глядя впереди себя. Затем он положил трубку на рычаг и не спеша, вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.

11.

Стэнфорда вели на третий этап. Оставшиеся два двойника испуганно смотрели на него из-за пуленепробиваемого стекла аквариума, куда их поместили перед испытанием. Проходя мимо них, он взглянул на них, кивнул и пошел дальше. Ассистенты в белых халатах следовали за ним.

«Сегодня кто-то из нас снова умрет», – с тоской подумал каждый из Стэнфордов.

Они уже давно осознали связь между этапами и исчезновением одного из них. Но этап полностью проходил на подсознательном уровне, и никто из них не мог после его завершения вспомнить, что именно происходило во время этапа. Всплывали лишь отдельные моменты, из которых сложить картинку было невозможно. Стэнфорд полагал, что Доктор вводит их в транс с помощью какого-то наркотика. И в этом полубессознательном состоянии между Стэнфордами происходит нечто вроде поединка, в котором выживает сильнейший. Считать это курсом лечения было уже глупым, но Стэнфорд никак не мог понять, для чего все это нужно Доктору. И еще Стэнфорд все время ощущал за собой слежку – даже, когда рядом не было камер наблюдения. Словно человек – невидимка ходил за ним по пятам и заглядывал ему в душу. Несколько раз он даже специально резко оборачивался, но никого так ни разу и не увидел.

«Это паранойя, дружище! Не забывай, что ты все-таки псих, и находишься в дурдоме. Поэтому эти видения тебе как родные. У всех психов бывают видения, галлюцинации, мания преследования», – звучал собственный голос в голове Стэнфорда.

Тем не менее, он начинал все более четко мыслить, осознавать происходящее вокруг. В последнее время он чувствовал себя уверенней, сильнее. Стэнфорд не понимал, чем вызван такой прилив сил, но связывал это с «лечением» Доктора.

Но это было днем. А по ночам он метался в полусне, ему снились кошмары, кровь, зеленый свет, в ушах стояли дикие, безумные вопли и стоны. И каждый из этих кричащих голосов был до боли знаком Стэнфорду, ибо это были его собственные крики. Он просыпался в совершенно разных местах, хотя в пределах отведенной ему комнаты. Часто вещи вокруг были сломаны, его одежда изорвана в клочья, а на босых ступнях его ног утром появлялись то грязь, то кровавые пятна.

Доктор объяснял это лунатизмом, не вдаваясь в дальнейшие объяснения. Вещи и одежда – возможно. Но каким образом он попадал на улицу, где ходил босыми ногами по грязной земле? На этот вопрос Доктор не отвечал, а лишь внимательно осматривал ноги Стэнфорда, делал себе какие-то пометки и уходил.

Ассистенты Доктора за все это время не проронили ни слова. Даже звуков не издавали. Жутко было находиться в их компании. Все, как на подбор, блондины с ярко-голубыми глазами и плотно сжатыми губами. Стэнфорд даже ни разу не видел, чтобы кто-то из них зевнул, чихнул или вообще подал какой-нибудь признак человеческой принадлежности.

И сейчас эти ассистенты, окружив Стэнфорда кольцом, завели его в «процедурную комнату», как ее называл Доктор.

– Стэнфорд, присядь, – Доктор, как обычно, во время проведения этапов, был в черном балахоне с капюшоном. – Сегодня все будет посложнее обычного.

Стэнфорд уселся на кушетку.

– Что значит, посложнее, Доктор? Учитывая, что я те разы вообще не помню? Лишь обрывки.

– Именно. Сейчас, когда ты уже достиг третьего этапа, я кое-что тебе расскажу. не все, но кое-что. Дело в том, что я… Как бы это выразиться… Не совсем тебя лечу.

– Что это значит? А что же вы тогда делаете? Для чего это все? – Стэнфорд подскочил с кушетки.

– Успокойся, присядь. Прошу тебя, присядь, – Доктор повысил тон. – Давай определимся таким образом. Назовем это экспериментальным лечением. Я практикую новейшую методику, которая поможет тебе обрести истинного себя и выведет на новый уровень сознания. Но существует одна проблема – я могу контролировать твои психофизиологические процессы только, когда ты бодрствуешь. Во сне ты становишься свободным от моего контроля. Ибо сны неподвластны никому, в том числе, и времени. Неоднократно совершались попытки подчинить сон, научиться им управлять, однако были получены лишь мнимые результаты, несоответствующие истине. Во сне каждый свободен. Даже законченные преступники в своих снах могут наслаждаться свободой, сидя с удочкой на берегу реки или играя со своим сыном в бадминтон на лужайке. Сон – это иная форма бытия, совершенно непостижимая и невозможная к управлению. Сон формируется твоим собственным сознанием, несмотря на то, что это я погружаю тебя в него. Я могу лишь тебя вовремя разбудить, прервав твое видение, но создать видение, нарисовать тебе конкретную картинку ни я, никто другой, даже Создатель, не в силах. Человек наделен совершенным механизмом под названием мозг. И одной из функциональных особенностей этого механизма является создание сна. Но, в отличие от кинопроектора, куда пленку заряжает киномеханик, мозг в подавляющем числе случаев сам решает, какой фильм ему вывести на белую простыню экрана.

– Постойте! Вы сказали – в подавляющем большинстве случаев? Значит, не во всех?

– Молодец, Стэнфорд, ты внимателен, – одобрительно сказал Доктор. – Да, ты прав. Не во всех. Всем известно, что человек задействует свой мозг лишь на 7-10 процентов. Всем известно – и всем все равно. Никто не пытается идти дальше, так как не знает, в каком направлении двигаться. Люди тренируют память, логику, внимание – но это лишь мельчайшие участки обширного полигона мозговых возможностей.

Кроме того, человек засоряет этот совершенный механизм ненужной информацией – мечтами, желаниями, религией, чувствами. Они не несут никакой смысловой нагрузки, а лишь уничтожают клетки, затрачивая при этом на обработку никчемной информации целую уйму времени, что является крайне непозволительной роскошью. Человеку и так отпущено немного, но вместо того, чтобы прожить свой временной отрезок с максимальной пользой, он начинает заниматься всякими глупостями. Кстати, виски тоже не самым лучшим образом отражается на твоей мозговой деятельности, – заметил Доктор.

– Позвольте спросить? – Стэнфорд проглотил издевку про виски. – Я думал, под ненужной информацией вы считаете зубрежку древнекитайской хронологии и вычисление угла вращения астероидов вокруг Плутона, короче, любой информации, которая никогда не пригодится…

– Стоп! – Доктор вскочил со стула. – Да откуда вам известно, молодой человек, что вам пригодится, а что – нет?! Вы что, возомнили себя Создателем, чтобы рассуждать о подобных вещах? Вы способны заглянуть в будущее? Вы знаете, что произойдет через минуту в этой комнате? Вы знаете, где вы будете через десять лет? Как можно судить о том, чего не знаешь? Возможно, тебе, Стэнфорд, суждено стать астрофизиком и как раз изучить угол вращения астероидов, получить за это исследование Нобелевскую премию, стать знаменитым! Любая, Стэнфорд, запомни – абсолютно любая информация является полезной! Просто надо уметь ее сохранить, а при необходимости извлечь, обработать и применить!

– Возможно, не буду спорить! Но, во-первых, у человека мозг – не помойка, чтобы сваливать туда кучу разного информационного хлама! А во-вторых, как вы можете так цинично и, извините, глупо рассуждать о человеческих чувствах? Разве этот мир продержится без любви, без радости, без счастья, без ласки? Разве вы ни разу не любили в юношеском возрасте, не прыгали в детстве от счастья, что вам подарили новую игрушку?

– Ты сам ответил на свой вопрос, Стэнфорд. В юношестве, в детстве. Когда человеческая особь глупа и несформированна. Когда она не понимает, для чего вообще существует на этом свете. Да, возможно, я тоже засорял свой мозг чувствами. Именно, мозг, Стэнфорд. Не сердце, как считают, многие. Сердце – всего лишь глупый моторчик. А управляет всем именно разум. И этот разум должен быть информативно абсолютно заполненным. Но не засорен. Подумай сам. Ну да, влюбился ты. Но ты или она – неважно – заболеете, расстанетесь, произойдет несчастный случай, у нее случится выкидыш, ты найдешь другую, да что угодно, может произойти! К тому же – любое чувство конечно с наступлением физической гибели тканей, называемой человеческим телом. Рано или поздно – но оно конечно! Также, как и красивая игрушка – она сломается, потеряется, забудется, надоест, в конце концов! Что еще? Страх? Пройдет с исчезновением опасности. Жестокость? Улетучится после совершения акта возмездия. Горе? Забудется. Никакое, абсолютно никакое чувство или эмоция не имеет смысла, ибо они конечны. А разум вечен и безграничен, если его не засорять! К сожалению, уничтожить в себе чувства может только мертвец. Даже мне не удалось победить в себе эту заразу окончательно. Но их можно контролировать, поддаваясь им лишь на мгновение, а затем, вымывать их из сознания, как ненужный сор.

– Но постойте! А какое мне дело будет до того, что произойдет после моей смерти? Я умру – и мне будет уже все равно! Зато до смерти я буду счастлив!

– Глупости, Стэнфорд! Не разочаровывай меня! Сознание нельзя уничтожить! Оно – часть Вечности. И в твоей власти продолжать им управлять и его контролировать после смерти твоей физической оболочки. Этот процесс можно сравнить с верой в реинкарнацию в некоторых религиях. Однако там считают, что душа умершего переселяется определенное число раз в тело нового человека. Загвоздка в том, что души не существует! Есть лишь разум, сознание, информационное поле – называй, как хочешь. И число так называемых его «переселений» безгранично, как само время!

Но сохранять сознание в незыблемой и прогрессивной форме могут лишь те особи, которые перевалили пресловутый десятипроцентный барьер. К этому я тебя и пытаюсь привести. Мы начали с тобой с разговора обо сне. Так вот, во сне ты творишь, скажем, немного странные вещи. Считается, что сон формируется, основываясь на каких-то прошедших переживаниях, которые отложились у тебя в подсознании, а потом проявились в видениях после того, как ты заснул. Возможно, так оно и есть. Я могу просканировать твой мозг до последней клеточки, могу свести тебя с ума или, наоборот, сделать гением. Могу уничтожить тебя одним движением или сделать вторым Альбертом Эйнштейном. Но я не могу видеть твое подсознание. Ты сам создаешь себе образы и картинки, без моего участия. Поэтому я и решил обратиться к тебе сегодня. Мои… Назовем их конкуренты… Хотят прекратить твое лечение. Они считают мой метод некомпетентным, а тебя – безнадежным, неизлечимым больным. Если это произойдет – ты никогда не выйдешь из стен психиатрической больницы, а наиболее вероятно, будешь попросту уничтожен. Никто и никогда не узнает, что был такой Стэнфорд Уайт, и что с ним произошло.

– Но… У меня есть родственники, сестра, родители, друзья! Как они меня забудут? Они пойдут в полицию, поднимут шум. Вы блефуете, Доктор! – воскликнул Стэнфорд. – Вы не можете взять и просто так стереть человека, пусть даже и психически больного!

– Успокойтесь! Я и не собирался ничего такого с тобой делать! Ты мне весьма любопытен и… Нужен, – добавил Доктор после некоторой паузы. – Но вот мои конкуренты так не считают. Они ни перед чем не остановятся. Добавлю, что многие из них являются профессионалами, даже получше меня. И стереть информацию о жалком человечишке из мозгов таких же жалких людишек им ничего не стоит. Ты думаешь, что после убийства Кеннеди к власти сразу пришел Линдон Джонсон? – загадочно усмехнулся Доктор. – Ладно, оставим эту тему. Просто поверь мне.

– Так что вы от меня хотите? – спросил Стэнфорд. – Как я могу что-то сделать, если даже вы не в силах?

– Ты прошел два этапа, Стэнфорд. В тебе сейчас заложена мощность трех подсознаний. Ты поглощаешь энергию, как извне, так и изнутри себя. Ты намного сильнее, чем ты считаешь! Ты можешь контролировать весь этап! Тебе просто надо сосредоточиться, избавиться от ненужных чувств, посторонних мыслей и уснуть с четким видением цели.

– Бросьте, Доктор! Я вам что – Фредди Крюгер? Как я могу контролировать сон, а главное – зачем? Ну, мало ли, что мне снится? Как это может кому-то помешать?

– Еще как может! Они считают, что я не силах тебя вылечить, что во сне ты снова становишься ненормальным. А раз сон – это аналог яви, то все мои усилия превращаются в тщетные!

– Доктор, иногда мне кажется, что это вы все психи, а не я! Чего вы от меня хотите? – Стэнфорд решительно не понимал, как он может помочь.

– Просто ложись и засыпай, вспоминая наш этот разговор. Но не просто думай о нем, ты должен прочувствоваться им, прожить его еще раз, не забывая о том, что ставкой, возможно, является твоя жизнь! Ты должен прокрутить всю беседу в голове, прислушаться к каждому моему слову и поверить! Поверить, что если ты не сможешь мне помочь, то ни тебя, ни меня скоро не станет!

– Ну, хорошо, хорошо! – буркнул Стэнфорд, которому все это уже порядком надоело. – Верю! Сейчас лягу и буду думать, верить – все, что скажете. Давайте цепляйте свои провода! – он улегся в капсулу.

– Стэнфорд, ты должен мне верить! – произнес Доктор за секунду до того, как капсула закрылась.

– Верю, верю… – пробормотал Стэнфорд, засыпая.

Он солгал. Он не поверил.

12.

Господин Русс сидел в кожаном кресле и рассматривал свои ухоженные ногти. Будучи заместителем руководителя, он практически не выходил из своего кабинета, особо не обремененный никакими обязанностями. Все основные вопросы решал шеф, а текущей деятельностью занимались менеджеры. Русс занимал промежуточную позицию, перекладывая возникающие проблемы то на плечи нижестоящих работников, то представляя их шефу таким образом, что огромная значимость предстоящих дел заслуживала внимания исключительно высшего руководства, но никак не его – обычного заместителя. Получая при этом неплохую заработную плату, Русс был полностью доволен своим местом и крепко за него держался.

Когда раскладывание пасьянсов и бесцельное перекладывание бумаг надоедало, на господина Русса находила хандра. Он ходил по кабинету из угла в угол, подходил к окну и подолгу смотрел в него, сожалея о чем-то. О чем именно – он и сам не знал. Просто накатывала волна грусти, лени и безразличия, которая окончательно приковывала господина Русса к кожаному креслу.

Вот и сейчас он скрестил руки на груди и сидел, механически уставившись в одинокий, стоящий на столе рядом с ноутбуком, кактус в небольшом коричневом глиняном горшочке. Кактус был гордостью кабинета и гордостью самого Русса. Подаренный кем-то из клиентов, он напоминал темно-зеленый резиновый шар, в который засунули достаточно крупного ежа, а потом затянули снизу узел. Колючки у этого кактуса были небольшие, но на удивление твердые. Однажды господин Русс даже попытался найти название этого кактуса в Интернете, но, к своему удивлению, так и не смог найти ничего подобного. Из-за этого Русс еще более загордился и берег кактус, втайне считая его последним из когда-либо существующих видов данных растений на земле, мотивируя это отсутствием информации о нем, где бы то ни было.

«Полить надо бы», – неожиданно пришла Руссу мысль. Вначале он хотел вызвать секретаря, но, глянув на часы, понял, что в это время обеденный перерыв, и все кабинеты фирмы явно пустуют. Он, кряхтя, поднялся из-за стола, подошел к кулеру и налил воды в пластиковый стаканчик. Затем стал аккуратно лить воду в горшочек. Несмотря на старания, вода, как обычно, полилась через отверстие в дне горшка на стол и потекла тонким мутным потоком по идеально отполированной поверхности из красного дерева.

«Вот черт!» – про себя выругался Русс. Он схватил бумаги, лежавшие на пути уничтожающего водного потока и швырнул их подальше от стола на кресло. Выбросив стаканчик в урну, Русс стал озираться вокруг в поисках тряпки. Ничего не найдя, Русс стал рыться в карманах пиджака в надежде обнаружить там носовой платок. Вода тем временем уже капала со стола на дорогой паркет, образуя грязную лужицу.

Обреченно запустив потную руку в последний необследованный карман, господин Русс, уверенный в том, что он пуст, внезапно нащупал какую-то тряпицу. Вначале он подумал, что карман его пиджака прорвался, и он тянет через образовавшуюся прореху подкладку. Однако вещица подалась и через секунду была изъята наружу. Обрадованный Русс бросился вытирать лужу на столе. Когда поверхность стола была осушена от зловредного ручейка, Русс, уже весь потный от непривычной физической работы, опустился на четвереньки, чтобы вытереть уже порядочную лужу с пола.

Отодвинув массивное кресло до упора к стене, господин Русс протиснулся между ним и столом. Его полное тело оказалось зажатым между сиденьем и стойкой стола, но Русс не обращал на это внимания. Все его внимание было сосредоточено на грязной лужице, которую он уже всей душой ненавидел. Крякнув, Русс выдохнул и протиснулся еще чуть вперед, наклонив красное потное лицо над мутной водной гладью и протянув к ней руку с тряпкой…

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем рука коснулась водной поверхности. Словно в замедленной съемке, она вначале оторвалась от паркета, волосы на тыльной поверхности кисти зашевелились, сопротивляясь невидимым молекулам воздуха. Пока рука описывала параболу, ногти отросли на миллионную долю миллиметра. Процесс, занимающий в обычной жизни полсекунды, неожиданно растянулся на годы в мозгу господина Русса, который замер в позе охотничьей собаки, учуявшей упавшую подстреленную дичь и протягивающей к ней лапу. Он слышал, что перед смертью у человека перед глазами в виде картинок промелькивает вся прожитая жизнь, ее особенно яркие моменты. Но сейчас его мысль отставала от творимого им физического процесса.

Рука, завершая параболу, коснулась поверхности лужицы. Сначала свисающей из зажатой кисти тряпкой, а затем и кожей руки. Как только первый волосок коснулся водной глади, по ее поверхности моментально пробежала рябь, отчего несколько микроскопических капель тотчас попали на верхний слой кожи. Вода разверзлась, образуя под рукой бездонную пропасть.

Господин Русс, не замечая этого, продолжал наклонное движение, рассчитывая упереться рукой в пол и вытереть мерзкую лужу, портившую весь интерьер модного, современного кабинета. Поэтому отсутствия сопротивления было для него полной неожиданностью. Господин Русс, не в силах противиться инерции продолжал буквально падать рукой в лужу, о глубине которой можно было только догадываться.

Провалившись рукой по самое плечо, Русс всей своей массой ударился о пол. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что он только сейчас понял, что произошло нечто странное. Небольшая лужица на полу кабинета неведомым образом превратилась в океаническую впадину, которая поглотила полностью его руку вместе с рукавом дорогого английского пиджака. Несколько секунд Русс не мог прийти в себя, впав в ступор. Когда он попытался подняться, то это оказалось невозможным. Руку словно что-то держало внутри проклятой лужи.

Русс начал панически дергаться. Он опрокинул кресло, отчего оно окончательно прижало его к столу. Русс попытался отодвинуть стол, но лишь сильно ударился ногой о массивную стойку из красного дерева. Стол и кресло зажали его, мешая развернуться. Господину Руссу стало тяжело дышать, свободной рукой он с трудом дотянулся до узла зеленого галстука и ослабил его.

На Русса накатил приступ клаустрофобии, глаза начали закатываться, ноги эпилептически задергались, насколько позволяло свободное пространство. Руссу стало страшно от своего бессилия. Забыв о том, что в офисе обеденный перерыв, он начал истошно вопить о помощи, надеясь, что кто-то из сотрудников, возможно, вернулся раньше. Ответом ему была тишина.

«Еще где-то десять минут до конца перерыва», – мелькнула искра здравого разума в вихре панических мыслей господина Русса. – «Всего десять минут…Нет! Целых гребаных десять минут! Или целых чертовых шестьсот секунд. Шестьсот… О, боже! Как это много!» Русс не мог успокоиться, вывести себя из панического состояния. Продолжая хрипеть и дергаться, ему удалось довольно сильно шатнуть стол, отчего тот сдвинулся на несколько сантиметров. Но для Русса эти несколько сантиметров показались вселенной свободного пространства. Ему даже стало легче дышать.