Виолетта не торопилась выходить на работу в больницу, справедливо считая, что задаром не стоит так рвать себя. На то муж имеется. А занималась исключительно дочерью. Однако, ее часто приглашали обратно в лабораторию, так как Виолетта Орлова слыла грамотным, а главное, добросовестным лаборантом. Ее анализам всегда можно было доверять. Все сложные рутинные методики она выполняла на совесть, не позволяя себе писать результаты на глаз.
– Ой, Надюшка, как хорошо, что ты сегодня дежуришь на дому? – вдруг встрепенулась она, когда машина продолжила свой путь. – Дай, я сама Машеньке анализы сделаю.
– Не доверяете? – Улыбка чуть тронула пухлые губы девушки.
– Нет, не в том дело. Ты пойми, это же наша доча.
– Что вы, Виолетта Сергеевна, – зарделась Надя, – я все понимаю. Это я так, сдуру сболтнула. Извините. Конечно, делайте. Я вам помогу. Вы сами кровь у нее возьмете?
– Сама, – кивнула Виолетта.
– Кровь?! Это у кого кровь будут брать? – насторожилась девочка. – У меня?
– У тебя, – мягко погладил ее по головке папа. – Не бойся, это не больно.
– Пальчик надо колоть? – проявила осведомленность Машенька. – Скажи, надо?!
– Маленькая, надо, – подключилась к разговору мама. – Но больно, правда, не будет, только, как комарик в пальчик укусит. Тебя же кусали комарики? Помнишь?
– Кусали, – поморщилась девочка, – больно было. – А можно, Филя за меня анализ сдаст?
– Филя? – Мама растерянно посмотрела на мужа.
– Можно, – улыбнувшись, нашелся Орлов. – Филю в лапку уколем, если ему больно не будет, то и ты дашь. Договорились?
– Да, хитренький какой, – стала серьезной Машенька, – я и так знаю, что Филе больно не будет, он же игрушечный.
– Добро, тогда я дам! – отважно заявил Василий Яковлевич. – И если не закричу, то ты следующая. Идет?
Договорить не успели, так как автомобиль затормозил у дверей здания «скорой помощи», выполняющей в ночное время функции приемного покоя. Одинокая, но очень яркая лампочка над входом в «скорую» отлично освещала прилегающую территорию. «Скорая» стояла отдельным двухэтажным зданием в самом начале больницы, почти у самого въезда и соединялась с остальными отделениями узкими одноэтажными коридорами из белого кирпича с окнами.
Орлов открыл дверь машины и первым, не торопясь, вылез наружу с Машенькой на руках. У входа в здание стоял дежурный врач-невролог Вяземский и нервно теребил свою «академическую» с проседью бородку. Прищурившись, он увидел идущего к нему Орлова и сделал шаг навстречу:
– Иваныч, что там у тебя стряслось? Мне сказали, что ты срочно запросил «скорую»?
– Да, вот, Машенька приболела. – Он повернулся чуть влево, и Вяземский смог разглядеть лицо девочки.
– Привет, Машунька, что с тобой? – Девочка не ответила, а лишь сильней прижалась к папе, продолжая держать Филю руками.
– Похоже, аппендицит, – тихо произнес Орлов, стараясь не глядеть на подошедшую сзади жену.
– Вот те на-а-а, – протянул Борис Михайлович, – чем помочь?
– Да чем ты поможешь? Сейчас сдадим анализы, а там дальше видно будет, – слукавил Орлов. Он и без анализов понимал, что у девочки приступ острого аппендицита и ее необходимо срочно оперировать. Это лишь затягивание времени, больше для успокоения жены. Ей нужно дать какое-то время, чтоб понять, что операция неизбежна.
Зашли на «скорую», никто из дежуривших в ту ночь сотрудников не спал. Все вывалили в коридор посочувствовать.
– Василий Яковлевич, может, еще все образуется? – попыталась его утешить старший фельдшер смены Маргарита Петровна, добрая полная женщина, сама бабушка двух таких вот Машенек.
– Посмотрим, – не глядя ни на кого, процедил хирург.
Он отнес Машеньку на второй этаж, где располагалась лаборатория, и бережно усадил на стул, поданный Надей. Девушки скрылись в кабинетных недрах, а папа с дочкой остались наедине.
– Папа, ладно, не сдавай кровь, – серьезным голосом попросила девочка. – Я сама сдам.
– А не испугаешься?
– Нет, справлюсь. Ты только Филю подержишь, когда мама станет пальчик мне колоть.
– Ну, папа, покажи, какой ты смелый, – наигранно бодрым голосом попросила подошедшая Виолетта, неся перед собой деревянный штатив с пробирками и длинными узкими трубочками с нанесенными на них делениями. – Давай свой пальчик.
– Мама, не нужно папу колоть! – вскрикнула Машенька, приподнявшись со стула. – Коли сразу меня!
– Да? – заметно растерялась мама.
– Не нужно колебаться. Если боишься, попроси Надю, – шепнул ей на ухо папа.
– Зачем же Надю, – побледнела девушка, – сама справлюсь. Машенька, дай маме левую ручку.
В воздухе запахло спиртом, быстро мелькнула рука Виолетты. Девочка ойкнула и тут же замолчала. Виолетта принялась грушей через градуированную трубочку набирать из кожного прокола кровь. Василий Яковлевич отвернулся, продолжая держать в руках немого Филю.
Пока жена делала анализы (сдали еще и мочу), Орлов отнес девочку в смотровую комнату на первый этаж. И на кушетке еще раз при помощи незаменимого Фили осмотрел живот дочери. Картина складывалась безрадостная: аппендицит.
– Вася, можно тебя, – в комнату, где на покрытой красным дерматином кушетке сидели и о чем-то тихо разговаривали отец с дочкой, заглянула Виолетта. – Анализ крови просто ужасный: лейкоцитоз до восемнадцати и пятнадцать палочкоядерных. Вася, что же делать? Может, еще рентгенлаборанта вызвать? Давай рентген еще сделаем?
– Виля, какой рентген? Рентген чего? У Маши аппендицит! Ты понимаешь? Надо срочно оперировать, – спокойно ответил муж и посмотрел на красное, зареванное лицо супруги. – Иди, умойся, негоже перед Машей с таким лицом дефилировать.
– Я понимаю, что надо. А кто будет?
– Я!
– Ты?! – Виолетта подняла на него полные слез глаза. – Сам?
– А есть варианты? Платову я не доверю, ему еще учиться и учиться. Лева в полном ауте. Остальные все в отпуске, и их нет в городе. Кто, Виля?
– Но это же наша Машенька. – Слезы снова градом покатились из ее набухших ресниц.
– Вот поэтому и буду сам оперировать, – твердо произнес Василий Яковлевич. – Возьми себя в руки. Умойся и иди к дочери. Сейчас вас в палату определим, а я пойду пока оперблок собирать. Не корми и не пои ее.
– Вася, а ты не боишься? – Она взяла его за руку, и Орлов почувствовал, как ее всю потряхивает.
– Ты же не боялась ей пальчик колоть?
– Сравнил – пальчик и живот резать.
– Виля, опять ты с этим «резать»?!
– Вася, но она же такая маленькая. – Всхлипывая и трясясь всем телом, Виолетта прижалась к мужу.
– Виля, успокойся. Все будет хорошо, – Орлов погладил жену по голове и спине, – пожалуйста, возьми себя в руки и иди к Машеньке. Она там одна сидит.
Скажи мне честно, – жена чуть отстранилась от него и посмотрела в лицо заплаканными глазами, – ты не боишься оперировать собственную дочь?
– Боюсь! Очень боюсь! Не меньше тебя! Но другого выхода нет.
– Иваныч, что определился? – участливо поинтересовался доктор Вяземский, когда Орлов зашел в диспетчерскую «скорой» и попросил собрать операционную бригаду.
– Определился, буду оперировать.
– Буду?! – Вяземский даже соскочил с дивана, где до этого так удобно сидел, читая какую-то пухлую книгу в потертом переплете. – Ты хочешь сказать, что ты сам будешь оперировать свою Машу?
– Да, Михалыч, буду сам оперировать.
– Погоди, ты же знаешь нашу медицинскую присказку: «Бойся рыжих и своих».
– Знаю, но у меня нет выбора. Те из хирургов, кому бы я мог доверить свою дочу, к огромному сожалению, в отпуске.
– А как же Греков? Он же тут, в городе. Давай его привезем?
– Ни в коем случае! Лева сейчас кривой как турецкая сабля.
– А, может, и не кривой?
– Тогда безнадежно больной. Он вчера прилично поддал. Все, Михалыч, вопрос решен. Я иду в хирургию.
– Что от меня надо?
– Проконтролируй, пожалуйста, чтоб как можно скорей доставили операционную бригаду: анестезиолога, анестезистку, операционную сестру и операционную санитарку.
– А тебе кого в ассистенты-то привести?
– Никого не нужно. Вдвоем с сестрой прооперирую.
– Иваныч, давай хоть Платова из кровати выдернем. Тут такое дело, а он дрыхнет.
– Пускай дрыхнет. Это моя дочь, а он трое суток нормально не спал. Пускай хорошенько выспится, завтра, – тут Орлов поднял глаза на часы, висевшие на стене диспетчерской, показывавшие две минуты первого, и поправился, – вернее, уже сегодня, нам потребуется его свежая голова.
– Так ты тоже трое суток оперировал? Как же ты?
– Ну, значит, мне не повезло, – устало развел руками Василий Яковлевич. – Пускай хоть один из нас сегодня на работе будет огурцом.
Работники «скорой помощи», отвечавшие за сбор операционной бригады в ночное время сработали на «отлично»: через двадцать минут все были на месте. Машеньку с мамой поместили в отдельную двухместную палату. Но Виолетта категорически отказалась занимать вторую койку. Так и осталась лежать рядом с дочкой, прижав ее к себе. Машенька не проявляла видимого беспокойства, принимая все происходящее как должное..
– Мама, а папа тут работает?
– Тут, – еле выдавила из себя Виолетта.
– Он тут людей оперирует?
– Оперирует.
– И меня тоже сейчас прооперирует?
Мама не смогла ответить – соленые слезы душили и текли по щекам, и лились на футболку. В палате царил полумрак, и Машенька не сразу заметила мамино состояние. Несколько горячих слезинок упало на лицо девочки, и она удивленно произнесла:
– Ты что, плачешь?
– Нет.
– Но оно соленое! Это слезы! Мама, по-моему, ты плачешь?
– Тебе показалось. Мне тут в глаз что-то попало.
– Мама, не плачь, папа хороший хирург. Он сделает все замечательно. – Девочка взяла висевшее в изголовье на дужке кровати полотенце и стала вытирать им мамино лицо.
– Да, папа хороший хирург, – вздохнула Виолетта и с благодарностью посмотрела на свою мужественную дочь.
Минут через пять двери в палату широко распахнулись. И Машенька увидела, как ее папа, уже в синей медицинской робе и в синем колпаке толкает перед собой каталку, накрытую белой, пахнущей чем-то вкусным, большущей простыней.
– Ну, что, девочки, не заскучали? – наигранно бодрым голосом спросил папа.
– Папа, папа, ты, где был?
– Я переодевался, готовился.
– Уже пора? Может, еще посидим? – упавшим голосом спросила Виолетта, с надеждой посмотрев на решительно настроенного мужа.
– Девчонки, привет! Все будет хорошо! Раньше сядешь – раньше выйдешь! – громко сказал из-за спины грубоватый мужской голос.
Виолетта узнала Семена Игоревича Топоркова – анестезиолога. Он был лет на пять старше ее мужа, но они дружили семьями, и Виолетта даже приятельствовала с его женой Ниной. А их младшая дочка Вера ходила в садик в одну группу с Машенькой.
– О-о, дядя Семен! И вы здесь? – улыбнулась девочка, приподнимаясь на кровати. – Смотрю, папа всех собрал.
– Разумеется, кто же тебе еще, кроме меня, даст наркоз? – Семен Игоревич оттеснил Орлова в сторону, подошел к кровати и сел возле нее на корточки. – Ты давно ела, пила?
– Да ничего она не ела и не пила, – усталым голосом за дочь ответила мама.
– Тогда дайте, я ее осмотрю, послушаю. После пускай сходит посикать. – Анестезиолог склонился над девочкой. – Ты в туалет хочешь?
– Не знаю, – пожала плечами Виолетта и посмотрела на маму.
– Ты не на маму смотри, а сама подумай. Сейчас я тебя усыплю, а ты описаешься, что твой Степашка скажет? – Топорков кивнул в сторону зажатого между мамой и дочкой плюшевого зайку.
– Он не Степашка! Он – Филя!
– Ах, извини! Филя! Ты хочешь, чтоб твой Филя смеялся над Машенькой, говорил: ой, она описалась.
– Ладно, я схожу в туалет. Где он тут у вас?