Скованный Прометей

Токтаев Евгений Игоревич

Скованный Прометей

Пролог: Дама в белом, дама в чёрном

27 декабря 1570 года от Рождества Христова, Калабрия

Колокольный перезвон разливался над тёмными тихими улочками приморского городка Кротоне, возвещая об окончании вечерни. Звучал он негромко, размеренно и как-то даже лениво, отчего Паоло сразу представил себе зевающего звонаря и от сей мысли сам немедленно зевнул, не удосужившись прикрыть рот ладонью. Сиракузец покосился на своего спутника, одетого в чёрную сутану с вышитым на груди серебряным восьмиконечным крестом ордена госпитальеров. Во взгляде рыцаря угадывалось неодобрение.

— Я вторую неделю в пути. Не высыпаюсь, — смущённо объяснил Паоло.

Рыцарь ничего не ответил. Посторонился, пропуская немногочисленных прихожан, что неспешно выходили из церкви Святой Марии Профостанарис.

Зимнее солнце уже скрылось за южными отрогами хребта Аспромонте и земля погрузилась во тьму. Улицы освещал лишь бледный огрызок растущей луны, да пара фонарей. Некогда могущественный и богатый Кротоне ныне не отличался достатком и уличное освещение здесь почитали расточительством. Возле церкви фонарь повесить, конечно, сам бог велел, но дальше — тьма, хоть глаз выколи.

У дверей церкви поджидал слуга. Он подал Паоло узкий "меч для платья", espadas roperas, и кинжал-бискаец. Госпитальер остался безоружным. Не иначе полагал, будто для обороны от возможных проходимцев ему достанет чёток. А может уповал на то, что тихий Кротоне — всё же не Флоренция или Неаполь.

— Ты теперь в гостиницу, Мартин? — спросил Сиракузец, обращаясь к рыцарю.

— Да, завтра выходить в море, нужно как следует выспаться, — ответил тот.

— Не лучше ли подождать? Погода прескверная, да и посланник проведитора так и не появился.

Рыцарь поморщился.

— Ты слишком много болтаешь, Паоло.

— Брось, — усмехнулся Сиракузец, — не больше, чем ты. Мне же раскрыл суть своей миссии.

— Её ничтожную часть, — поправил рыцарь, — дабы не искушать тебя грехом дознания.

— С каких это пор простое любопытство стало грехом? И неужели ты думаешь, что вон за тем углом притаился шпион агарян? В Мессине или в Светлейшей ещё куда ни шло, но что им делать в этой сонной дыре?

— Ты слишком беспечен, мой друг, — покачал головой рыцарь, — а насчёт погоды… Я же не могу ждать до весны. Было условлено — если человек от Барбариго не прибудет до Святых младенцев Вифлеемских, я должен отплыть на Корфу.

— Не понимаю этой спешки, — сказал Сиракузец, — всё равно от Ордена ничего не зависит. Всё решат Филипп и его Святейшество.

— Что-то они не спешат ничего решать, а между тем дела на Кипре идут совсем скверно.

— Вам-то что до того? — удивился Паоло, — пусть это беспокоит венецианцев.

— Да как ты можешь говорить такое?! — вспыхнул госпитальер, — агаряне льют христианскую кровь, а братья Ордена Святого Иоанна Крестителя должны отстранённо взирать на это? Вот из-за таких разговоров нас и бьют.

— Не кипятись, — примирительно поднял руки Паоло, — меня всего лишь возмущает то обстоятельство, что эта встреча для Светлейшей должна быть более важна, нежели для Ордена, а между тем ждать приходится тебе.

— Кто знает, что могло его задержать, — пожал плечами рыцарь, — та же погода.

Он зябко поёжился. Зимний ночной бриз пробирал до костей. Сиракузец, одетый в плотный испанский хубон с "гусиным чревом" набитым хлопком, в отличие от рыцаря не мёрз и явно не спешил вернуться в гостиницу.

— Ты не идёшь спать? — поинтересовался госпитальер.

— Нет. Я имею настроение прогуляться.

— Пойдёшь в кабак? — неодобрительно спросил рыцарь.

— Ну почему сразу в кабак? Прогуляюсь в благопристойное заведение, дабы скоротать вечер за игрой.

— Паоло, ты когда-нибудь доиграешься, помяни моё слово.

— Что ты здесь видишь предосудительного? Я же не в кости играю. Шахматы — благородная игра, одобряемая Его Святейшеством. Или ты решил быть святее Папы?

— Но ты же играешь на деньги.

— Ну и что? Не все получают хлеб насущный за просто так, как некоторые братья рыцари.

— За просто так, значит… — усмехнулся госпитальер и добавил, — а ведь тут едва ли сыщется для тебя достойный соперник, так что игра получается совсем нечестной.

— Нечестная игра, это когда кости свинцом утяжеляют и подкидывают из рукава, — отмахнулся Паоло.

Рыцарь более ничего не возразил. Они уже собрались распрощаться, как их окликнули.

— Сеньор Бои? Вы ли это?

Сиракузец обернулся на голос. Из темноты в освещённый фонарём круг выступили трое. Двое мужчин и женщина.

Первый муж красовался огненно-рыжей шевелюрой и лопатообразной бородой, доходившей до груди. Он был одет по венецианской моде в роскошный джуббоне с пышными рукавами и меховым воротником. На груди толстая золотая цепь, на голове бархатный берет, а у бедра на богатой перевязи висела столь любимая в Венеции скъявона, "славянка", легко опознаваемая по корзинчатой гарде. Лет мужчине на вид было около сорока, так же, как и Паоло.

Второй держался поодаль, чуть в тени. Он выглядел намного скромнее своего нарядного спутника, моложе, и походил на слугу. Правда у бедра висел меч, на вид совсем недешёвый, с испанской гардой из колец.

Женщина тоже была одета скромно, как испанка. Испанская мода тогда распространилась по всей Италии, кроме Венеции. Позднее Паоло выяснил, что цвет верхнего платья дамы был тёмно-красным, но в ночи оно, разумеется, выглядело совсем чёрным. Украшений Сиракузец не разглядел, да и не высматривал. Он дар речи потерял от восхищения — дама была просто невозможно красива. Паоло даже приблизительно не смог определить, сколько ей лет, ибо в ней юность удивительным образом сочеталась со зрелостью.

— Добрый вечер, сеньор Бои, — поприветствовал рыжебородый.

— Сеньор Игнио? — спросил Сиракузец, — какими судьбами вы здесь?

— Дела, дела, — заулыбался рыжебородый.

Обратив взор на госпитальера, он поклонился.

— Мы незнакомы. Имею честь представиться, Игнио Барбаросса, купец из Венеции.

Рыцарь вежливо кивнул.

— Имя вам подходит, сударь.

— О да! — улыбнулся купец и отшагнул чуть в сторону, поворачиваясь к даме, — господа, позвольте представить вам мою спутницу, госпожу Ангелику, вдову барона де Торре Неро.

Господа склонили головы в поклоне. Рыжебородый учтивым жестом указал на Паоло.

— Госпожа баронесса — перед вами мой старый знакомец, достойнейший Паоло Бои, прозванный по месту рождения Сиракузцем. Наизнаменитейший и непревзойдённый магистр шахмат, удостоенный чести играть с его католическим величеством Филиппом и самим Папой, неоднократно побивавший их в этой божественной игре.

— Я счастлива познакомиться с вами, сеньор Паоло, — проговорила баронесса, — весьма наслышана о вас.

Голос её оказался очень мелодичным и приятным.

Паоло повернулся к рыцарю.

— Сударыня, сеньор Игнио, позвольте представить вам доблестного рыцаря Милости Господней и Преданности в Послушании, Мартина де Феррера. Брат Мартин — урождённый арагонский идальго, а ныне не последний в иерархии Ордена Святого Иоанна.

— Сеньор, — сделала реверанс баронесса.

Де Феррера посмотрел на спутника венецианца.

— Это Диего, мой телохранитель, — пояснил Барбаросса, перехватив его взгляд.

— Испанец? — удивился рыцарь, — на службе у венецианца?

— Вы находите это противоестественным? — спросил купец.

— По меньшей мере странным. Я бы не удивился, увидев испанца в услужении у генуэзского купца.

— Случается всякое, — пожал плечами венецианец, — Диего служит у меня не первый год. Когда он рядом я чувствую себя одетым в броню.

— Что ж, это делает ему честь, — похвалил рыцарь.

Телохранитель всё это время оставался подобен каменной статуе.

— Господа, — вновь заговорил Барбаросса, — господин де Феррера, я счастлив познакомиться с вами. Должен сказать, что меня явно привела сюда счастливая звезда, ибо мои дела в Калабрии таковы, что некоторое участие в них прославленного Ордена госпитальеров будет весьма кстати.

— Вот как? — удивилась баронесса, — вы ничего не говорили об этом, сеньор Игнио.

— Это пустяк, не стоящий вашего внимания, сударыня.

Венецианец повернулся к рыцарю.

— Не сочтите меня невежей, сеньор, но не могли бы вы уделить мне немного вашего времени? Я лишь обозначу тему, а вы решите, заслуживает ли она вашего внимания.

— Я слушаю, сеньор Барбаросса, говорите, — предложил арагонец.

Венецианец замялся.

— Боюсь, сеньору Бои и госпоже баронессе это будет… Несколько неинтересно. Давайте отойдём.

— Как вам угодно, — пожал плечами рыцарь.

Венецианец учтиво поклонился.

— Госпожа баронесса, сеньор Бои, ещё раз прошу простить меня.

— Пустое, сеньор Барбаросса, — благодушно ответил Паоло.

Венецианец, его телохранитель и рыцарь удалились на десяток шагов. О чём они говорили, Паоло не слышал, да и не пытался прислушиваться. Всё его внимание было поглощено прекрасной дамой.

А разговор купца и рыцаря вышел таким:

— Domine quid multiplicati sunt qui tribulant me multi insurgunt adversum me. Multi dicunt animae meae non est salus ipsi in Deo[1], - прошептал венецианец, оглядевшись по сторонам.

При первых словах псалма рыцарь заметно вздрогнул, но моментально взял себя в руки и вновь приобрёл невозмутимый вид.

Когда купец замолчал, повисла недолгая пауза, по прошествии которой рыцарь столь же негромко ответил:

— Tu autem Domine susceptor meus es gloria mea et exaltans caput meum[2].

— Я счастлив познакомиться с вами, сеньор де Феррера, — сказал купец.

— Вы весьма пунктуальны, сеньор Барбаросса, — медленно проговорил рыцарь, — я бы даже сказал чересчур.

— Простите, если заставил вас ждать.

— Пустое. Вы посланник генерального проведитора?

— Разве псалом не убедил вас в этом?

— Подтверждение будет не лишним.

— Да, я послан Барбариго.

— Что ж, похоже, именно с вами я искал встречи, сударь.

— Как и я с вами, сударь.

— Полагаю, о делах нам следует переговорить не здесь.

— Бесспорно.

Венецианец повернулся к баронессе и виновато развёл руками.

— Сударыня, я вынужден покинуть вас. Увы, важнейшие дела.

Он посмотрел на Сиракузца.

— Сеньор Бои, спасайте. Диего едва ли сможет развлечь сеньору.

— Не беспокойтесь сударь, — улыбнулся Паоло, — госпожа баронесса ни в коем случае не будет скучать. И я обещаю вам, что она прибудет в свои апартаменты без всяких приключений.

— В таком случае ещё раз извините и позвольте откланяться, — венецианец повернулся к рыцарю, — пойдёмте, сударь.

Он кивнул телохранителю, дескать, ты остаёшься, и они удалились. Вдова и Паоло остались одни, если не считать слуг. Несколько растерянный внезапным знакомством, Паоло лихорадочно выдумывал тему для беседы. В голову ничего не лезло и дабы не длить паузу, он спросил наобум:

— Сударыня, вы случайно не играете в шахматы?