Помоги проекту - поделись книгой:
Проф. В. Г. Тан-Богораз
Технизация церкви в Америке в наши дни
Американский сверхкапитализм, раздувший простого миллионера во властительного миллиардера, — притом же не в ничтожных европейских франках или марках, а в полноценных долларах, — создал для себя даже особое строительное оформление — это небоскребы, чудовищные ящики в 60 этажей, заградившие улицу, как ряд искусственных утесов.
Самый большой из небоскребов — здание Вуллворт — имеет 66 этажей и 780 футов вышины. Когда в Нью-Йорке облачно, верхняя башня Вуллворта торчит над облаками, как будто Казбек, — только вечного снега нехватает наверху.
Когда мы подъехали к Нью-Йорку, нас встретила за поворотом гавани белая каменная богиня, на пьедестале острова, в венке из лучей и с факелом, поднятый в небо. Это — официальная хранительница нью-йоркских ворот, американская Свобода…
Я помню, за три десятилетия назад она мне показалась беспокойной и зовущей и что-то обещающей миллионам эмигрантов, приезжающим в Америку из старой, прокисшей и нудной Европы.
Теперь для эмигрантов ворота Америки заперты, а статуя Свободы облезла и стала приземистой и низкой. На плоской берегу стоят эти огромные, искусственные кубические скалы, эти каменные сундуки, куда американский капитал набил свои богатства, и статуя Свободы перед ними, — как тощая кукла.
Улицы между небоскребами зовутся ущельями — canyons (каньоны).
Где-то далеко вверху маячит над каньоном узкая полоска небес, освещенная солнцем, а внизу неприветно и жутко. И в 6 часов вечера, когда из подземки, отовсюду, сквозь сотни ворот хлынет толпа отработавших, как будто отработанный пар, она все сметает на своем пути и увлекает за собой. Скорее домой от постылой работы — поесть, отдохнуть и сбегать в кино. Кино — это единственная радость рабсилы, которую построила и строит Америка.
Трудно описать тот человеческий ад, который зовется Нью-Йорком, в котором застряли и бьются об стены девять миллионов человеческих душ вместе со стальными машинами.
Подземка, пробитая в твердой граните, не только под улицей, но даже под широким Гудзоном-рекой, и воздушная дорога-надземка, трамваи, автобусы для публики и частные форды, шевролеты, кадильяки, паккарды и рольс-ройсы — два с половиной миллиона моторов — каша машин на мостовой и гуща пешеходов на панели; какое-то тесто, полумеханическое, полуорганическое, оно не вмещается в улицах, и все, застревает, спирается вместе, хоть проталкивай поршнем. Вот каменная рамка современного Нью-Йорка.
Шестьдесят этажей в вышину, а в глубину, под землею, еще два этажа. Там мастерские, лавки и люди, которые живут, как в руднике, и выходят на свет белый только в воскресенье, поутру.
Рабсилу называют в Америке «городского сардинкой». В 6 часов утра, выскочив наружу из каменных сот и келий, мужчины и женщины сливаются в ручьи и втекают в подземные устья. На 70 миль тянутся подземные платформы и бегут поезда с севера на юг и о юга на север. Налево — дальние экспрессы, направо — местные. Десяток за десяткой отсчитываются улицы: 196-я, и 120-я, и 72-я, а на 40-й улице, в центральной узле, под землей слева направо и справа налево, снует соединительный поезд, зовется по-местному «челнок». Электрические лестницы сами бегут под ногами, и люди бегут как-будто с электрический зарядом. Толпа набивает вагон за вагоном дополна, до-отказа, и дверь не смыкается.
Тогда сторожа, так называемые «забивалы», по двое на каждый вагон, начинают затискивать публику, суют кулачищами молоденьким девчонкам прямо в шею и в полуголую грудь, нажимают коленями сзади (и колени-то у них такие дубовые, углами), потом начинают притискивать дверь, хлопнет затвор, и поезд пускается вперед. Человеческая каша — «сардинка» — набита вплотную. В этакой гуще стоишь полчаса, как распятый. Невозможно рукой шевельнуть. Душно, мочи нет. И публика потеет, пускает свой собственный сок, особенный терпкий человеческий запах. Городская «сардинка» преет в своем собственной соку, безо всякого масла и соуса. Из этого сока и пота создаются небоскребы и машины и все неисчислимые богатства современной Америки.
Что такое американский небоскреб? Сорок, пятьдесят этажей. В каждом этаже 100 комнат, или если не сто, то 70, 80. На новой этаже счет всегда начинается с новой сотни. В нижний этаж входишь, как в капище, в церковь. По обеим сторонам два ряда подъемников. По десять подъемников в ряд. В подъемниках кондуктора, снаружи стоит разводящие, толстые, как монументы, в мундирах с пуговицами — я сначала принял их за полицейских.
И здесь тоже: направо — экспрессы через каждые двадцать этажей, а налево — местные — с этажа на этаж, и надо комбинировать. Принцип вертикального движения тот же, что и горизонтальною. Вверх — вниз, вверх — вниз бегут переполненные клетки. Работники ездят с портфелями, с бумагами в руках, даже взгляды у них пустые, остекленевшие. В таком небоскребе — 200 деловых контор, порою одновременно на двух или трех этажах. Например, Амторг — Русско-американская торговая корпорация — помещается на улице Бродвей, 165, комнаты 1704–1710 и 2102–2106, стало-быть, на двух этажах — 17-м и 21-м. И все рабочее время конторщицы постоянно снуют по подъемникам с 17-го на 21-й и обратно.
Американская деловая контора в корне отличается от европейской, в особенности от восточно-европейской. В европейских конторах работники пера и бумаги работают с прохладцей. В Америке конторская работа тейлоризирована, фордизирована, как-будто на заводе. Общий лозунг — «торопись», чтоб лишняя, минута не пропала.
Счетная машина, пишущая машина, телефон. Каждая барышня кончила так называемую деловую школу, научилась стенографии, счету и стучать на машинке. Работать начинает с 18 лет и после сорока уже истощается начисто. Одеться надо чистенько, личико иметь пикантное; долгоносый, кислооким — не место в конторе; куда они деваются — не знаю. Получает такая девица зарплату — 15 долларов в неделю, а за комнату платит 8. Банка кольд-крема стоит один доллар, не говоря о губной помаде и других притираниях. Поэтому приходится «прирабатывать», как в Париже.
Нравы Нью-Йорка, пожалуй, почище, чем нравы Парижа. Но в Америка об этом говорить не полагается, пожалуй, к суду привлекут за оскорбление нравственности. Это делается как-то, в стороне, под спудом. Рабочие пчелки — бесполые только по виду, но даже развлечения и страсти у них какие-то машинные. Пчела не пчела — какой-то механический цыпленок, выведенный на-спех в гигантских торговых инкубаторах.
Как раз при мне давали в театре новую пьесу «Machinal», «Машинная», наделавшую шуму. Выведена в пьесе такая машинная девчонка, которая ездит на подземке в контору и обратно домой, ссорится с матерью. Матери уже пятьдесят, ее на работу не возьмут. Случайно девчонка выходит замуж за директора конторы, так же случайно сходится с каким-то бандитом в водочном притоне и потом, не выдержав этой механической жизни, убивает мужа бутылкой по голове, попадает под суд, а оттуда на электрический стул. В последней картине машинная преступница выходит из клетки и идет через сцену на казнь. Ее провожает долговязый католический патер — она католичка — ирландского происхождения; патер в сутане, с требником идет и бормочет: «Святые, помолитесь за нее, ангелы, небесные, молитесь за нее». И вся эта группа — преступница, и две сторожихи, ведущие ее под руки, и патер, и главный надсмотрщик — показаны, как-будто заводные, машинные игрушки.
Машинная жизнь: подземка, контора, ночлег. Никуда не уйдешь. Только сходишь, пожалуй, в кино, и то раз в неделю — не больше. На 15 недельных монет не очень разойдешься.
Машины владеют людьми, а не люди машинами. Подземка глотает толпу и потом извергает обратно с железной точностью. Впрочем, ежедневно случаются ошибки механизма. Кого-нибудь в давке столкнут с платформы на рельсы, и если наткнешься на так называемый живой рельс, насыщенный током, казнь такая же мгновенная, как на электрической стуле, и без всяких судебных приговоров.
Бывают заминки покрупнее. За две недели до моего приезда в одной из подземок поезд передвинулся не на те рельсы, и произошло крушение. Сзади и спереди набежали и еще поезда, вышла механическая свалка и все движение приостановилось на несколько часов. И тогда вся жизнь в Нью-йорке внезапно остановилась. Человеческие толпы собрались у входов и выходов, и женщины вопили, требуя убитых мужей. На улицах стало бурно. На подмогу явилась пешая и конная полиция, — а в Нью-Йорке ее пропасть, — и обошлось без большого бунта. Сколько было убитых, хорошенько не знает никто. 16 или 116. Вину, как полагается, свалили на стрелочника, но кстати оказалось, что этот преступный стрелочник простоял на посту три смены, 22 часа, и потом от утомления заснул.
Дело, разумеется, замяли, и подземный «челнок» засновал, как прежде.
Председатель Центрального совета рабочих союзов, Джозеф П. Райап, лицо официальное и насквозь социал-фашистское, чтобы не сказать хуже, счел необходимый поднять свой голос против бесчеловечного отношения к служащим нью-йоркской подземки. Он выступил перед собранием крупнейших дельцов на еженедельном завтраке светского клуба «Киванис» в благородной гостинице «Отель Мак-Альпин»: «Президент Гедлей, Квакенбуш и все правление подземки два года назад дали обещание нью-йоркскому меру Уокеру, что не будут мешать своим служащим составить рабочий союз. Но как только они попытались это сделать, правление подземки нарушило обещание, обратилось к ближайшему судье, а он наложил на попытку рабочих обычный в Америке зажим административного порядка. Таким образом рабочим попрежнему пришлось подписать договор „желтого пса“».
Договор «желтого пса» толкуется так: подписывают его только собаки, к тому же желтые собаки, т. е. штрейкбрехеры.
Ничего, разумеется, не вышло из этих заявлений и жалоб почтенного Райана. Условия работы в подземке остались прежние.
Рабочие, закабаленные договором «желтого пса», питаются просто «горячей собакой», — так называются сосиски, колбаса, которым мы дали в свою очередь грациозное название «собачья радость».
Еще одна собачья подробность. Нью-йоркские газеты разсказали недавно обыденный случай, который повторяется постоянно и правильно из месяца в месяц. Негритянский подросток вытащил из помойного ведра испорченный сандвич — бутерброд, поел, отравился, его свезли в больницу. В Америке помои и всякий утиль выставляется прямо на улицу в огромнейших ведрах. То, что посуше, сваливается тут же на панели. Ночью приезжают уборщики и увозят все это на свалку. Разбираться в утиле некогда. Америка валит все в кучу — потом разберем. Впрочем, рестораны собирают остатки в особые бочки и потом продают их по дешевке на корм свиньям. Но уличные псы и беспризорные подростки растащивают это добро. Люди зачастую умирают от него, о свиньях и собаках — ничего не известно.
Америка — это родина рационализации труда. Все ухищрения Тейлоров и Фордов выросли именно здесь и отсюда перешли и в старую Европу. Рационализация труда означает сокращенно работы, т. е. в капиталистической строе сокращение занятых рабочих. Поэтому Америка, даже в лучшие времена так называемого «процветания», всегда страдала безработицей. Прежде всего нужно отметить безработицу возраста после 45 лет. Для капиталиста 45-летний возраст — это расцвет жизненных сил и энергии… Многие только в этом возрасте женятся и заводят семью.
Рабочий в 45 лет считается выжатым досуха. В лучшей случай его переводят на низшую оплату, но стоит ему поскользнуться, просто заболеть, потерять место, и он выбыл из рядов уже навсегда. Его отвергают, не глядя в бумаги, по внешнему виду. На место его являются другие — молодые, торопливые и жадные.
К этой безработице возраста, можно сказать нормальной, недавняя депрессия прибавила миллионы безработны всякого разряда, вплоть до самых высших.
С одной стороны, тысячи тонн полновесного зерна сжигаются как топливо за отсутствием спроса, для того чтобы повысить цену хоть немного. С другой стороны, миллионы рабочих не имеют работы и хлеба, лишены покупательной способности и даже какой-нибудь подачки от правительства. Вот безнадежные ножницы, клещи, зажавшие проблему рабочей силы, проблему предложения и спроса в Америке.
Современная Америка считается страной совершенно культурной. Но это вообще преувеличено. На базе всеобщей грамотности, рядом с небоскребами и всевозможными машинами, ежегодно возникают «колдовские» процессы и происходят убийства, притом не в среде «полудиких» эмигрантов из Европы (кстати же теперь эмигрантов пропускают в Америку не много), — «колдовские» процессы возникают в глухих околотках, издавна населенный стопроцентными американцами, возникают даже в больших городах и столицах.
В Пенсильвании, в округе Йорк, в половине ноября 1928 г. возникло дело об убийстве колдуна Регмейера, который отнимал у соседних коров молоко, заколдовывал кур и т. д. Соседи терпели 20 лет, потом обратились к другому колдуну, который посоветовал срезать у обидчика клок волос и зарыть на задворках в землю на 8 футов в глубину. Завязалась драка, обидчика убили. Потом, чтобы скрыть следы, облили его керосином и сожгли. На суде обнаружилось, что в йоркском округе вообще процветает колдовство. Колдуны собирают хорошие доходы, и магические порчи перемежаются с убийствами. На следствии один из убийц заявил: «Слава богу, Регмейера убили, его порчи потеряли силу, и мы можем спокойно есть и пить, как люди».
В 1929 году в штате Мичиган, в графстве Каламазу, и опять-таки среди стопроцентных американцев, возникло другое дело о колдовстве, которое тоже закончилось убийством. Евгений Боргес, извозчик на такси, и его пожилая супруга убили старуху Этту Ферчайльдэ, обвиняя ее в колдовстве и сатанинской порче. Они заявили на суде, что Этта испортила за минувшие 25 лет более ста человек. Она околдовала 17-летнюю дочь извозчика, Евгению, которая чуть не умерла, и потом навела на обоих супругов столько болезней, что они должны были защищать свою жизнь. «Дошло до того, — сказал пострадавший извозчик, — что кому из нас жить: ей или нам». Тогда он разбил колдунье голову обломком свинцовой трубы, обвязал ее тело кусками бетона и спустил его в колодезь.
Другое дело — не менее поразительное, в Нью-Йоркском штате, в городе Массена — дело о ритуальном убийстве евреями четырехлетней крестьянской девочки Барбары Гриффит. Было это накануне праздника йом-кипур. Как только девочка исчезла, на утро мэр города Джильберт Гаус вместе с полицией призвал к ответу еврейского раввина и потребовал от него доказательств, что это не его рук дело. Евреи держались довольно мужественно. Под боком был Нью-Йорк, в котором проживает полтора миллиона евреев. Но христиане городка пришли в возбуждение, и, если бы девочка не нашлась в соседнем лесу, пожалуй, дошло бы до погрома. Впрочем, на этот раз ку-клукс-клан не вступился за погромщика. Нью-йоркские газеты подняли крик, губернатор потребовал мэра к ответу, в Нью-Йорке собирались возбужденные митинги, на которых раввины совместно с епископами доказывали нелепость веры в ритуальное убийство. Мэр все-таки ничем не поплатился, и обе партии города Массена разошлись вничью.
В штате Северная Каролина, в округе Мекленбург, фермеры в целом околотке стали готовиться к «дню страшного суда». Они взяли детей из школы, стали распродавать имущество и скот и решили собраться в лесу, чтобы с молитвой и пением гимнов встретить архангела Гавриила и сонмы сил господних. Это религиозное движение было успокоено полицией.
Еще пример. Мак Гиль, таможенный чиновник в Нью-Йорке, обладает даром второго зрения, унаследованным от предков-шотландцев. При помощи этого дара в конце марта 1929 года он видел во сне, что к берегам Флориды пристала шхуна, нагруженная контрабандный спиртом. Он захватил эту шхуну потом наяву и получил 5.000 долларов премии. Следующий вещий сон относился к Нью-Йорку, где он захватил другое судно с рыбой — под рыбой было 2000 боченков водки, каждый по 12 бутылок. Таким образом при помощи своего вещего дара чиновник Мак Гиль получает большие доходы и имеет повышение по службе. Газеты пишут об этом совершенно серьезно, хвалят прозорливость Мак Гиля и отдают ему всяческое предпочтение перед полицейскими собаками. Не удивительно, что в Америке распространяются такие поразительные секты, как мормонство, грубейшие формы спиритизма, так называемая «христианская наука» и многое другое.
Зато Америка — Чикаго, Нью-Йорк — страна обетованная, рай земной для крупной буржуазии, в особенности для самой золотой, бриллиантовой верхушки — для мультимиллионеров, миллиардеров. Средней буржуазии тоже живется неплохо, хотя ее мучит постоянная зависть к упомянутой верхушке.
В Америке классы распадаются на слои и даже на прослойки, соответствуя точно и ясно цифрам дохода и имущества.
Десятимиллионщики составляют свой особый круг или шайку, миллионщики — особый, пятисоттысячники — тоже особый, и так далее вниз. Ниже 50.000 уже начинается мелочь, беднота, «демократия», а если считать по доходам, то с 5000 в год постоянной прислуги уже не наймешь, разве наймешь приходящую, тем более не наймешь шофера к мотору, а тем более постоянного гаража.
Каждый круг держится особо, ревниво охраняет свою исключительность и на людей меньшего дохода смотрит пренебрежительно.
Поклонение богатству представляет для Америки особый символ веры. Газеты, даже весьма либеральные, ежедневно печатают целую страницу-простыню о бонтонных делах всей этой банкирской и промышленной аристократки: сколько сотен тысяч долларов проиграл в игорном притоне в карты мистер Корнелиус Вандербильт Младший и сколько раз в неделю встречается счастливая чета: юный Джон Кулидж — сын отставного президента Калвина Кулиджа — и его очаровательная невеста Мэй.
В большой ходу такие, например, книжки: «Как держать себя в хорошей обществе» (с наглядными рисунками). Нельзя, например, на парадном обеде тарелку наклонить и вычерпывать суп до капли ложкою. Тут же рисунок. Дамам неприлично закладывать салфетку за ворот декольте. И опять-таки рисунок. Эти правила важны не столько для демократки, сколько для новых богачей, торговцев скотом и пшеницей, заводчиков, нефтяников, которые нажили бешеные деньги на недавней всемирной войне.
Положение рабочего класса, а также многочисленной мелкой буржуазии с начала XX века стало не лучше, а хуже. Жизненный уровень за 30 лет понизился. 30 лет назад нью-йоркский обыватель хвастал потреблением мяса. Не только коренные уроженцы Нью-Йорка, но даже пришлые ирландцы и евреи, обжившись, осмотревшись, бросали картошку и селедку и переходили на вырезку, на ростбиф. Теперь, через 30 лет, мясное питание в Америке стало совсем не типичны. И обычный идеал-трафарет: иметь ежедневно кусочек хлеба с маслом, а к празднику — жаркое. Этот идеал не выше английского и даже не выше немецкого.
30 лет назад у каждого американца было за обедом другое удовольствие — выпивка. Но злодеи-трезвенники безжалостно отняли и то и другое, и даже ирландец в Нью-Йорке теперь наедается картошкой точь-в-точь, как в Дублине, но картошку запивает вместо пива водою из графина, покорно и трезво. Средние классы, тем более высшие классы, нашли, разумеется, выход и по-прежнему пьют.
Ниже среднего рабочего уровня простирается «дно»: негры (12 1/2 млн.), полукрепостные рабочие юга, горнорабочие (больше всего поляки, словаки и русские, есть, впрочем, тысячи и тысячи коренных американцев) и, наконец, миллионы безработная. Быть безработный особенно обидно в стране, где зеркальные выставки лавок ломятся от обилия всяких продуктов и 20 млн. людей разъезжают на собственных автомобилях, а 100 млн. людей тискаются в подземках или ходят пешком.
Американский сверхкапитализм вполне самоопределился. Раньше американцы смотрели на Европу снизу вверх, с искренним почтением. С половины XIX века идеалом считалось выдать девицу из Нью-йорка или Бостона в Англию, за какого-нибудь младшего сына одного из многочисленных английских баронетов, подвести под новобрачных материальную базу из американского золота и на этом поставить точку. Об Англии вздыхали дочери стальных, нефтяных и пшеничных королей. Америка считалась страной низкопробной, вульгарной и мещанской.
В настоящее время, особенно после войны, когда Америка выбрала золотую начинку из всей Европы, женихи из Европы перестали особенно цениться. Американские магнаты сохраняют у себя и свою материальную базу и свою племенную разводку. Им нужна из Европы только идеологическая надстройка, историческая проекция нескольких баронских, королевских и даже божеских имен. С появлением миллионеров, а тем более миллиардеров, выявилась острая потребность в настоящей дворянском, баронской и даже герцогской происхождении. Возникли соответственные союзы и ордена высоко аристократические, строго замкнутые, с ограниченный членством. Это вышло точь-в-точь, как с религией. Человек создал себе бога по своему образу и подобию, точно так же и новые бароны капитала создали себе предков, отодвигая их обратно в глубину веков, вплоть до императора Карла Великого и саксонского короля Седрика Свирепого.
Королевскую кровь выявляют два союза: во-первых, «Национальное общество американцев королевского происхождения», во-вторых, «Американский орден короны», основанный в 1898 году мисс Генриэттой Линде де-Невиль Фарпсуорд, из города Детройта.
Довольно любопытны «Наследственный орден потомков английских губернаторов до 1750 года» и «Баронский орден Рунимеда», участники которого заявляют притязания на происхождение не более и не менее как от старых английских баронов, завоевавших Великую хартию вольностей в 1212 году.
Есть «Орден пуританских потомков», «Общество внуков людей, подписавши объявление независимости (от Англии) во время революции». Есть «Дочери и сыновья американской революции».
Впрочем, все эти ордена, королевские или баронские, или, напротив, «революционные», отличаются крайней реакционностью. Наиболее замкнутые и нелепые именно потомки революционеров. В «Общество объявления независимости» только 436 членов, а больше никого не принимают, «Дочерей революции» — 2.000, королевичей, баронов и губернаторских внуков — по нескольку сот.
Американцы вообще большие материалисты. Им мало союзной карточки или орденского знака, а давай им генеалогическое древо, нарисованное краской и золотом, на тонкой пергаменте, так, чтобы было наглядно, воочию. У корня — Карл Великий, вверху на десятой веточке — Обадия Джеффри Пеннисуорт[1].
В удовлетворение этого спроса появились — в Нью-йорке и в Чикаго, в Бостоне и в Детройте — геральдические институты, хорошо оборудованные и поставленные на вполне научную базу. Они публикуют ряд специальных журналов и множество трудов, многотомных и увесистых. Уже к 1874 году было опубликовано 500 геральдических книг. Теперь они появляются ежегодно многими сотнями и даже тысячами. Генеалоги включили в американскую геральдику несколько тысяч семейств. Но они ставят себе конечной целью установить генеалогию каждой богатой американской семьи, конечно, за приличную плату. Есть родословные совершенно необычные. Например., от русского князя Рюрика, от Иосифа Аримафейского, от Анны, двоюродной тетки Иисуса христа, от Лира, короля Британии, от Карла Великого, от Альфреда Великого и наконец от германского бога Уодена.
Самые высокие политические и финансовые деятели заводят себе родословную. Калвин Кулидж, бывший президент, самопроизвелся от Карла Великого. Герберт Гувер, современный президент, как известно, происходит из квакеров. Квакеры — секта, основанная английскими ремесленниками. Но это не помешало установить родословную Гувера от Шотландского короля Давида I. От того же Давида Шотландского происходит банкир Пирпойнт Морган, а Джон Рокфеллер, нефтяник, — от Генриха I Французского. Установлены особые геральдические книги. Запись в книгу обходится в 50 долларов, родословное древо — от сотни долларов и больше.
Американское богатство на каждой шагу дерзко и назойливо лезет в глаза. Карнеги, Рокфеллер, Морган ищут постоянно, куда бы направить ручьи притекающих денег и, по обычаю купцов всех эпох и всех народов, жертвуют на госпитали, жертвуют на церкви, а также на университеты. Попечение о бедных и недужных, наука и религия — вот три кита американской общественной жизни. Музеи и лаборатории существуют на частные средства, зато и управляют ими все те же благодетели с развязностью, какая не слыхана в старомодной Европе. Американский музей естественны наук в Нью-йорке — грандиозное учреждение, какого не видано в мире — свои миллионные доходы собирает по частям от бедных, от мелких, от средних, от богатых и даже от богатейших. Каждый взнос соответствует особому званию: 3 доллара — «член-помощник», 10 дол. — «член», 25 дол. — «действительный член», 200 дол. — «пожизненный член», 500 дол. — «соревнователь», 1.000 дол. — «патрон», 10.000 дол. — «вице-благодетель», 25.000 дол. — «вице-основатель» и 50.000 дол. — «благодетель» и «основатель», полный, безусловный и не терпящий прекословий. В последние 20 лет явился новый сверхчин, 100.000 дол. — «дарствующий член». Эти официальные благодетели и дарствующие члены составляют в любом учрежденьи олигархию старшин. Президентом является какой-нибудь сверхъестественный богач, а директор музея и другие ученые вышколены так, что повинуются с первого взгляда.
Впрочем, в последнее время сами миллиардеры, на старости лет и от нечего делать, стали въедаться в науку. Эта американская наука, управляемая миллиардерами, имеет направленно неслыханно реакционное. Знаменитый профессор Осбори, одинаково известный в Западной Европе и у нас в СССР, президент Американского музея естественных наук, президент всевозможных конгрессов и съездов и в то же время если не миллиардер, то мультимиллионер (многомиллионщик), является махровым мракобесом. Он является провозвестником пресловутой нордической теории о превосходстве нордической северной расы, долговязой белокурой и голубоглазой, над всеми другими расами.
В Америке эта теория направлена прежде всего против негров, а также против итальянцев, евреев, латино-американцев и других. Все это считается народами второго сорта. Негры же за людей вообще не считаются. Профессор Осбори выставляет кстати и некстати свое ханжество. На большом ежегодном съезде Американской ассоциации для развития знаний, в 1929 г., разыгрался характерный скандал по поводу доклада доктора Барнса «Медицина или религия должны руководить жизнью». На съезде было 5.000 ученых и 67 секций. Доклад Барнса был поставлен на медицинской секции. Он говорил в этом докладе о боге не очень почтительно, но все-таки довольно осторожно: «Десять Моисеевых заповедей только тогда становятся для нас обязательными, когда совладают с основными законами, естественных и социальных наук…» «Современная наука доказала, что трудно установить существование бога и еще труднее допустить особую заботливость бога о наших маленьких делах и нашей маленькой планете».
Одним словом, вещь общеизвестная, знакомая «на-ять» каждой группе самых юных пионеров в пределах СССР.
Однако устроители конгресса обрушились на Барнса всей тяжестью своего негодования. Осборн на собрании пленума набросился на Барнса, можно сказать, как ястреб на скворца: «Мы занимаемся здесь вещами научными и точными. Взвешиваем, измеряем, производим анализ химический и физический. Мистер Барнс не имел права вводить тему, относящуюся к метафизика, философии и религии. Если бы я председательствовал в той секции, я, конечно, остановил бы его…» «Мы просим духовенство объяснить публике относительно антагонизма между наукой и религией. Такого антагонизма нет и быть не может. Самые великие ученые были весьма религиозными людьми».
Он объявил тут же, что президиум конгресса на ближайшее воскресенье устраивает специальные проповеди для членов в 48 церквах.
Американские миллиардеры денег вообще не жалеют и жертвуют щедро, по-царски. Правда, последний кризис сократил эту щедрость вдвое и втрое, но все же осталось довольно. Попадаются люди, вполне замечательные, которые жертвуют вместе и богу и мамоне, играют и в черное и в красное. В 1929 году я прожил в Нью-Йорке несколько месяцев в Международной студенческой доме. Это учреждение с левым душком содержится на средства Джона Рокфеллера Младшего, который унаследовал свои нефтяные миллиарды от Джона Рокфеллера Старшего, известного грабителя, разорившего и пустившего по миру целые околодки в нефтеносных областях Америки.
Студенческий дом — это целый дворец. Он построен в лучшей части Нью-Йорка, против гробницы президента Улисса Гранта, которая весьма неуклюже подражает парижскому «Наполеонову столпу», т.-е. Дворцу инвалидов, где погребен Наполеон. Студенческий дворец обошелся в 3 млн. долларов. Он имеет 15 этажей и 525 студентов-обитателей, в том числе 125 женщин. Но тут же, через дорогу, на деньги того же Рокфеллера строится церковь-небоскреб, уже в 37 этажей. Рокфеллер ставит одновременно свечку и богу и мамоне.
Мы добрались таким образом от небоскреба вообще до небоскреба церковного.
Международный студенческий дом — учреждение весьма любопытное. Состав подобран хитро. База состоит из американцев — 25 %. Западных европейцев, французов и немцев, итальянцев, голландцев и шведов, в общем тоже 25 %. Цветных конечно меньше. Все же в 1928 году китайцев было 50, индусов — 45, филиппинцев — 47, японцев — 36, турок и армян, албанцев и арабов, персов и сирийцев — 37, сербов и болгар, литовцев и поляков, латышей, финляндцев и эстонцев — 32, даже русских — 27. Среди русских было тоже не мало пестроты. Рядом с детьми белых эмигрантов, американских и европейских, были юноши более нейтрального происхождения, например из Бессарабии, из польской Белоруссии, из Харбина и Шанхая. Но негров в Студенческий дом допускают с огромный зажимом, особенно американских. Мне жаловался мистер Лор, красавец и умница, родом из Сьерра Леоне — английской колонии в Африке; у него было тело гладиатора и лицо, словно чеканное из темной бронзы: «Ко мне не подходит никто. Я сижу наверху и вниз не схожу, чтобы не оскорбить чувствительных глаз какого-нибудь белого южанина».
Дом устроен с большими удобствами, но жизнь в этом доме обходится дорого. Комната и стол обходятся в среднем в два доллара с четвертью в день. Вместе с другими расходами общая сумма необходимых средств в год составляет 1.200 дол. Я заимствую эти указания из «Памятки студента». 100 долларов в месяц — это 200 рублей. Такие расходы конечно не под силу беднейшим студентам. Впрочем, бедные студенты находят себе работу в доме. Они обслуживают кухню и ресторан, подают и убирают, чистят и моют.
Студенческий дом настроен весьма радикально, и даже к СССР относится вполне примирительно. На первом воскресном заседании общественный руководитель начал свою речь как раз с указания на тот «великий опыт», который производит Россия, за которым весь образованный мир следит с неослабный интересом. С другой стороны, и религия тоже не исключена (ведь Джон Рокфеллер Младший такой ревностный баптист!). В каждой студенческой каморке лежала на полочке библия особого свойства, тоже из шести частей, какой-то небесный шестизарядный револьвер. Здесь был отрывок из еврейской библии, другой — из евангелия, третий — из корана, четвертый — из индийских вед, пятый — из парсийской зенд-авесты, шестой — из поучений китайского Конфуция. Все эти вероисповедания были представлены в ученом муравейнике. Для того, чтобы не смущать юных душ верующих студентов, из каждого отрывка были исключены наиболее несообразные вещи: чудеса, рассказы об убийствах, проклятая инаковерующих, и только остались красоты поэтические и так называемые нравственные правила, вроде трафаретных прописей, которые всем надоели и набили оскомину, например: «не убий», «не укради». В современной Америке, а также и в Европе, все крадут — и скрыто и открыто. Все же отрывки писаний отрицали друга друга. Шестиствольная библия имела самовзрывчатый характер.
В Студенческой доме устраиваются постоянные собрания с речами. Американцы — вообще любители поговорить. Говорит директор и другие должностные лица, говорят и студенты, по преимуществу белые. Вот речь именитого гостя, французское министра Гоннорат. Она вскрывает подоплеку этого объединения, подобного пресловутой международной Лиге наций:
«Мировое объединение XVIII века принадлежало дворянству, которое складывалось во всем мире как класс международный. Заблуждения этого класса привели к французской революции, и после того, в течение полутораста лет, власть аристократки сходит на-нет. В настоящее время интеллигентный класс должен создать новые связи, которые соединят человечество, невзирая на различие рас и перегородки наций. Этот класс создаст тот нравственный и духовный авторитет, который составляет сущность цивилизованное общества».
Цветные и восточные нации наполняют Студенческий дом строптивостью и злостью. Даже в казенной печатной литературе Студенческого дома я нашел следующее место: «Международные гости ведут постоянно споры, и часто они приглашают своих американских хозяев послушать, как о них думают другие народы. Швейцарец задает американцу вопрос: почему они так ненавидят негров, когда среди негров так много артистов и людей одаренных? Китайцы говорят об американской эксплоатации китайских детей в Ухане и Шанхае. Они называют Америку „жадным Шейлоком“ среди угнетенных народов. Индусы насмехаются над миссионерами, которых американцы посылают в огромную Индию вести пропаганду. Корейцы сшибаются с японцами. Даже филиппинцы критикуют американский режим на острове Люсоне».
Мы, двое русских, прямо из СССР, занимали в Студенческой доме особенное место. Индусы, китайцы и корейцы постоянно подходили к нам с таинственными лицами и спрашивали о том, действительно ли мы дали полную свободу турецким и финским, монгольский и бурятский и всяческий иным республика… «Пусть вы большевики, — говорили они, — но что из того? Вот американцы и англичане совсем не большевики, а что в них проку?»
Молодой и восторженный друз из Ливанских ущелий с места в карьер предложил нам заключить союз и послать друзам десант на помощь против французов.
Десант вообще высаживается на морской берегу, а друзы обитают в горах. «Ничего, как-нибудь», — упрямо твердил друз на мои возражения. Он плохо говорил по-английски, и понимать его было трудно.
Араб из Ирака под страшный секретом сказал мне, что он хочет поехать учиться в Москву, если я ему обеспечу стипендию.
Эти наивные речи мелкобуржуазных студентов цветнокожего Востока были наглядными свидетелями того неотразимою влияния, которое имеет на разных земных континентах национальная политика Советской России среди этих бесчисленных народов, — и малых, и средних, и огромных, которых европейцы упрямо стараются держать на задворках, на второстепенной положении, а они неутомимо выбиваются вперед и стараются стать самым первый сортом, не хуже своих победителей.
Такова экономическая и социальная база вместе с соответственной идеологией той культуры, которую создала в начале XX в. американская сверхбуржуазия. Но самой любимой и привычной идеологической формой для этой культуры, по крайней мере на верхах, до сих пор остается религия.
По этому поводу Энгельс писал: «В такой самобытной страна, как Америка, развившаяся без феодальною прошлого, чисто буржуазный путей, но без поверки перенявшая из Англии целую массу идеологии, унаследованной из феодальной эпохи, как например английское обычное право, религия и сектантство, и где настоятельная необходимость практической работы и концентрация капитала породили всеобщее, теперь лишь исчезающее из среды образованных общественных слоев презрение ко всякого рода теории, — такой стране люди могут осознать свои собственные общественные интересы, лишь совершая ошибки за ошибками».
И в другом месте: «По серьезный исторический причинам американцы страшно отстают во всех теоретических вопросах; хотя они не переняли у Европы никаких средневековых учреждений, но зато вывезли оттуда массу средневековых традиций, религию, английское обычное (феодальное) право, суеверие, спиритизм, словом, всевозможные нелепости, которые непосредственно торговле не мешали, но отлично годятся для затемнения масс».
«Упорство янки, слегка подогревающих даже шарлатанство, есть следствие их теоретической отсталости и свойственною англо-саксонской расе презрительною отношения в теории вообще. За это они наказываются суеверным отношением ко всякого рода философской и экономической бессмыслице, религиозным сектантством и нелепыми экономическими экспериментами, пользу из которых извлекают известные буржуазные клики». (Выписки взяты из сборника «Мысли К. Маркса и Ф. Энгельса о религии», отдел «Письма Маркса, Энгельса и др. к Зорге». Энгельс 1867–1883, до смерти Карла Маркса, стр. 379–380.)
Дальнейшее изложение представит обильные подтверждения этих мыслей Энгельса.
Америка — страна обетованная всевозможных расколов и сект, больших, малых и крошенных, возникающих в пределах христианства, но порою выходящих довольно далеко за его освященную ограду. Количество сект превосходит вероятие. Распадаются на части даже самые крупные вероисповедания. Например методисты — есть северные и есть южные. Они разъединились во время войны за освобождение негров, когда северные методисты воспевали подвиг известного Джона Брауна, повешенного на юге за попытку преждевременно поднять негров:
Южные методисты доказывали на основании писания, что негры были, есть и будут рабами у белых. О Джоне Брауне они пели:
Также и среди пресвитерианцев — есть центральные, первые и вторые. Наиболее крупными вероисповеданиями являются, кроме католической церкви, методисты и баптисты, пресвитериане, идущие из Шотландии, лютеране, конгрегационалисты, епископалианцы, которые представляют американский вариант британских англиканцев. Англиканцы, как известно, имеют епископов. Впрочем, епископов также имеет такое «демократическое» исповедание, как методисты. Другие исповедания имеют только старейшин, проповедников. Впрочем, в таких исповеданиях во главе организации проповедников стоят суперинтенденты, которые по существу ничем не отличаются от епископов. Можно назвать унитариев, весьма немногочисленный, но довольно влиятельных, квакеров из Пенсильвании, наконец «учеников христа» и приверженцев «христианской науки». Последние, впрочем, несмотря на свое имя, выходят из пределов христианства уже потому, что это вероучение основано женщиной. Однако «христианская наука» имеет огромный успех, и численность этой секты доходит, пожалуй, до 10 млн. Также и спириты, которые исчисляются миллионами, с христианством имеют мало общего. Есть также сотни независимых проповедников, которые имеют собственную молельню, порою оседлую, а порою странствующую. Некоторые из этих проповедников умудряются жить на счет своей независимой и текучей паствы. Другие, напротив, вкладывают в свою церковную работу заработки и сбережения, добытые от других профессий. Следует также упомянуть «Армию спасения» и два огромных союза: «Союз христианских юношей» и «Союз христианских молодых женщин». С другой стороны, нужно упомянуть евреев, которых насчитывают в Америке до 4 млн. и которые в вероисповедном отношении делятся на евреев-ортодоксов и евреев-реформистов, не считая довольно значительной группы евреев, не связанных ни с какой синагогой. Впрочем, независимых одиноких общин-синагог и молитвенных домов среди евреев не меньше, чем среди христиан.
Сожительство церквей, в особенности бедных, порой принимает неожиданные формы. В небольших городишках, на востоке и на западе, христиане порой нанимают у евреев синагогу. Евреи молятся по субботам, христиане — по воскресеньям, и выходит как раз. Я слышал про один случай, где в этот своеобразный коллектив вступили и магометане, которые взяли пятницу. Кроме того по средам в этой трехствольной молельне устраивались музыка и танцы; только три дня в неделю молельня стояла без работы. Богатые общины христиан и евреев заводят свои собственные храмы, почище европейских.
Следует несколько остановиться на Пятидесятичной церкви, членов которой зовут в просторечии «святыми катальщиками». Мы могли бы их назвать «американскими хлыстами». В Америке имеется 5 отдельных сект, друг от друга независимых. Кроме того за последние годы был еще десятой хлыстовских сект, которые потом растаяли.
«Святые катальщики», как и русские хлысты, катают на радениях. Как особое исповедание, они существуют не более полувека. Они связаны с так называемыми «кричащими методистами», также с квакерами и шекерами. То и другое в буквальной переводе означает «трясучие». Пятидесятичная церковь, разумеется, сама себя связывает с христианами апостольской эпохи, на которых будто бы в праздники «пятидесятницы» сходил святой дух. Один отдел «катальщиков» называет себя «язычными», потому что дух святой сходил на апостолов в виде огненных языков.
Церковные радения американских «катальщиков» представляют посильное воспроизведение этих баснословных и смешных евангельских рассказов.
Начинают всегда женщины. Они ползают на четвереньках, катаются по земле и рычат, как собаки: грррр, грррр. Вместо божественного голоса — собачий рык и звериный вой. Потом какой-нибудь мужской святой подхватит глубоким басом «халомазее монианомус», и проповедник, стоящий на кафедре, в свою очередь начинает рубить: «Э-эк, гаук, эктомоллиа, Иисус».
Поразительно то, что этот звериный дух находит на паству без всяких приготовлений. Споют несколько гимнов на довольно удалые мотивы, и проповедник провозглашает, что вот настала святая и сладкая минута, и тотчас же начинается рев освященных мужчин в люстриновых пиджаках и воротниках из целлюлоида и визги прекрасного пола в коротеньких платьях и со стрижеными по моде волосами.
Со «святыми катальщиками» связаны «настоящие чудеса». Женщина-епископ Альма Уайт провела целый час в аду в состоянии экстаза, и она описывает демонов подробно, со знанием дела. Есть демоны, которые являются вождями политических партий. Другие вселяются в человеческую плоть и рождают пороки, похоть хуже звериных. Десятки тысяч демонов сидят в аду безвыходно, их никуда не выпускают из-за их неспособности. Впрочем, по мнению «катальщиков», спириты, приверженцы «христианской науки», франкмасоны и социалисты тоже являются демонами, вышедшими из преисподней. Америка кишит колдунами и колдуньями, которые проповедуют святость и любовь.
Доктор Майланд, в городе Коломбос в Огайо, напротив, удостоился побывать в раю. Он заболел отравлением крови после взрыва светильного газа и быстро приближался к смерти. Но в последнюю минуту он открыл глаза и предсмертный взглядом увидел Иисуса христа, который дирижировал небесный оркестром и хором. В руках у христа была дирижерская палочка, сделанная из золота и серебра. Господь стоял к умирающему спиною, но скоро повернулся к нему лицом и дружелюбно спросил: «Дитя мое, чего ты хочешь?» — «Я хочу, — тотчас же воскликнул доктор Майланд, — попеть несколько минут в этом прекрасном хоре». Но когда христос милостиво согласился, пастор внезапно сконфузился и пробормотала «Ах, но я не смею».
Тогда христос поднял его и посадил на переднюю скамью. И в течение целого часа 3 ноября пополудни доктор Майланд распевал небесные гимны, испытывая райское блаженство и в то же время соображая, что этот небесный хор, пожалуй, получше, чем даже соборный квартет в городе Коломбо.
Вернувшись из рая на свою собственную постель, пастор тотчас же стряхнул с себя болезнь, поднялся и сел, потребовал обильнейший ужин, съел его до косточки, а через неделю уже проповедывал в церкви.
Впрочем, небесное лечение доктора Майланда этим отнюдь не окончилось. Один раз господь его вылечил от полного паралича. Другой раз Иисус прописал ему рвотное против отравления мышьяком. Мышьяк подсунули ему неверующие, искусно вложив его в мякоть банана. Господь вылечил его от пневмонии, потом от тифа и наконец показал ему его собственные похороны, где сатана старался унести его душу. Доктор отнял у сатаны свою собственную душу и таким образом ожил.
Надо заодно упомянуть, что в число неизвестных языков, нисходящих в виде дара на «катальщиков», числится русский язык и даже белорусский.
Поделиться книгой: