— Давай я? — взяла слово Васильева, разваливаясь в своём кресле. Анна согласно подняла руки. — Хуан, я не дам деструкторы, раз. Где ты возьмёшь взрывчатку, два. Может подкинет сеньор Серхио… Наверняка подкинет, но ни он, ни сама королева не подпустят тебя близко к миниядерным установкам. Это нечто за пределом. Это три. Как и деструкторы. Далее, по моим подсчетам, мы передали тебе около ста десяти винтовок. Немало, должно хватить на всех, особенно, если и тут поможет его превосходительство. Но если ты собрался давать оружие таинственным «союзникам», да всяким «друзьям»… А ты собрался давать, ибо винтовки Гаусса, при всём моём неуважении к венерианской системе правопорядка, на каждом переулке не валяются, а для работы на территории эскадрона другое оружие… Мягко говоря не подойдёт. Четыре. Четыре нестыковки, Хуан! Ты ничего не перепутал, или полощешь нам мозги?
Она помолчала, выдержав театральную паузу, чтобы все окружающие девчонки прониклись.
— Все эти нарколаборатории, журналисты… Может мы зря сюда пришли? Подойти, когда ты придёшь в себя и будешь адекватен?
— Да, кстати, хочешь сделать мощный репортаж о марсианской войне? — как ни в чём не бывало обернулся я к Инесс. — Взять интервью у бойца противников нынешней власти? В частности у человека, ранившего в своё время господина Ноговицина. Ну, помнишь, выстрел снайпера году в… — Я нахмурился. — К своему стыду, не помню точно год, но сеньор Ноговицын тогда пару месяцев был «выключен» из политической жизни. Хотя даже его ранение на ход боёв на том этапе не повлияло. — А теперь уперся глазами в глаза Васильевой.
— Было бы неплохо, — просекла ситуацию и подыграла мне Лоран. — Обычно вся информация в СМИ идёт с позиции победителей, ибо кому, как не им, писать историю? Думаю, альтернативный взгляд наделает в информационном пространстве достаточно шуму. А ты знаешь этого снайпера?
— Да, он сейчас на Венере, — кивнул я, не отрывая глаз от зрачков Васильевой, не смеющей на такой выпад и на такие перспективы шелохнуться. Я улыбнулся первый:
— Видишь, я выполняю обещание!
Наконец, разорвал зрительный контакт. Светлячок вздохнула с облегчением. Я же продолжил нагнетать:
— Света, я адекватен. И если что-то говорю — то знаю, что. Просто рассказывать кому бы то ни было свои секреты раньше времени не буду — я уже говорил, не любитель использования свинца. Ты же, если не хочешь участвовать или боишься — можешь катиться к чёртовой бабушке, и это я тоже уже говорил.
— Хуан, мы поставили тебе сто-сто десять винтовок! — тяжело вздохнула та, но уняла гордыню, решив договариваться, а не устраивать концерты. Хотя я бы на её месте развернулся и ушел, высказав пару ласковых эпитетов в адрес некого скверного типа. — Мы пошли на колоссальные нарушения. Сирена и Мишель убьют нас, если хоть часть этой пирамиды всплывёт и получит огласку. И имеем право знать, какого черта тут творится. — Её глаза, наконец, запылали злостью — ещё чуть-чуть, и убила бы.
— Какого черта? — Я натужно рассмеялся. Заодно отметив, что абсолютно все девчонки, даже более информированные «гномики» и «пятнашки», превратились в слух. — Такого чёрта, Светуль, что мне никуда не сдалось ваше оружие, ни в какое место. Которое вы «с нарушениями» мне передали. Оружие — это ваша плата, ваш пропуск на участие в операции. Знак, что вы готовы сотрудничать. Больше скажу, во избежание оно до конца операции останется в Северном Боливаресе, куда вы его и привозили. На вас и вашу благосклонность я изначально не рассчитывал, зная ваши понты и гордыню. Либо вы — мои бойцы, и будете подчиняться мне, в соответствии с планом, который выработаем ВМЕСТЕ, либо вставайте и уходите. Я это уже говорил, скажу и ещё раз, если потребуется. А знать… Извини, всё узнаешь, но в своё время.
Воцарилось молчание. Причём основным мотивом его было изумление. Всех девчонок, а не только хранителей.
— Но мы же… — Анариэль чуть не плакала, обиженно хлопая глазами. — Мы же старались! От чистого сердца! Последнее оторвали от себя!..
— Если бы не старались, я бы обошелся без вас, — отрезал я, однако взяв менее категоричный тон. — И очень благодарен вам — всем вам. Но с другой стороны, это и хорошая новость — я вооружу всех, кто придёт, кто захочет помочь. — Я подмигнул ей и улыбнулся. — В том числе ветеранов. — А это взгляд на Катюшу, которая понимающе кивнула в ответ. Несколько ветеранов уже работали, кто-то взяв выходные и отпуска на работе, кто-то чувствуя скуку дома, устав от ухода за детьми и мужем.
— Ну ты и хорёк! — Оливия, сидевшая во время последней перепалки тише воды ниже травы, заливисто засмеялась. — Всех сделал! Я знала, до последнего чувствовала, что ты что-то припрятал, какой-то козырь! Вот сукин сын!..
— Полегче с эпитетами, — улыбнулся я в ответ и почувствовал, что обстановка начала разряжаться. А хранители, «облагодетельствовавшие» меня оружием и вновь почувствовавшие, что могут крутить пальцами, снова остались у разбитого корыта своей гордыни. Ну что ж, раз иначе жизнь не учит…
Наш кортеж въехал в ангар. Тот самый, где пытали Иудушку. Мы заняли его позавчера, нагло, открыто, никого не стесняясь, собираясь сделать из него свою временную базу. Ну, а где ещё, как не на самом видном месте под боком у врага?
Эскадрону боливианос ангар не был нужен, да и вообще никому не был нужен — здесь обитались одни бомжи. А на бомжей нам было плевать — переночуют в другом месте.
Нас почти не пасли. Лишь вчера недалеко от ангара встала машина эскадрона. Постояла-постояла, и свалила. Больше никого не видели, на контакт никто не шел.
Девчонки, дабы хоть как-то избавиться от ядовитого запаха бомжатни, приволокли откуда-то роботы уборщики, два штуки, и весь день вчера и сегодня драили тут всё, одновременно укрепляясь на случай атаки. Пока без оружия укрепляясь, лишь наваривая купленным вчера же сварочным аппаратом укрепления, заваривая лишние люка и входы. Когда перегоним сюда оружие, вместо ангара тут будет настоящая крепость. Единственное, чего стоило опасаться, это визита гвардии, но «по понятиям» криминального мира, подключать правопорядок «западло», потому в то, что сотрудники в голубой с золотым форме объявятся, мы верили не сильно.
Сегодня охранять объект (и заодно похозяйничать в нём) оставили троих ветеранов Катарины. Их я собирался вечером сменить на уставших уже от моих бесконечных разъездов «пятнашек». А заодно пусть Маркиза, Жан-Поль и Мелани всё осмотрят и обсудят фронт работ. Но в данный момент было ещё одно дело, неожиданно всплывшее сегодня, которое требовалось спешно завершить, ибо прожекты на завтра были просто наполеоновские.
— Привет, — вылез я из машины вслед за Кассандрой и Сестрёнками, взяв за руку Селесту. — Ваша подопечная тут нажаловалась, плохо её охраняете. — Расплылся в улыбке.
Сандра, встречающая меня возле их «рабочего» «фуэго», улыбнулась.
— Хорошо охраняем. Это она сама. Единственный раз оставили в городе… И сразу приключения нашла!
С Сандрой я связался почти сразу же, как только подобрал Селесту. То есть, когда выяснил, что в присутствии бывших хранительниц бандюки её не трогали, боялись. А это была, пожалуй, самая важная информация по нашей проблеме.
— Ладно, нашли? — перешел я к делу.
— А как же. Да она не особо и скрывалась. И не отмазывалась — сразу всё выложила. — По лицу Сандры пробежала тень сожаления, что не удалось сделать предмету разговора очень больно. Она махнула рукой, и из «фуэго» вылезла ещё одна знакомая мне личность с позывным Натали, за шкирку волочащая… Незнакомую девицу. Но девицу с гонором, разодетую в «прикид» одного из модных протестных молодёжных направлений. Фиолетовые брови, голубые волосы и розовые туфли… Ну, и вообще вся такая разноцветная. И даже по беглой оценке, очень и очень наглая. Правда, с синевой на лице, но били явно для острастки, не в силу.
Я осмотрелся. Остальные машины наших встали вокруг полукругом. Часть девчонок вышло поглазеть за происходящим, часть нет. Журналисты вышли так же. Я оставил только тех, кто мне пригодится завтра, но пригодится мне много кто, оттого и толпа. Среди всех выделялась Светлячок, вставшая у люка своего «мустанга», сложив руки перед грудью, внимательно изучающая, что же мы такое будем делать? Остальные тоже смотрели внимательно, но Васильевой были интересны не мои или наши действия; её гораздо больше интересовал я сам, что чувствую в тот или иной момент. Она изучала персонально меня, размышляя, как выстраивать дальше отношения; идти на более плотный контакт, «прощать» прошлые прегрешения, или «оскорбиться» и закрыть канал связи. И подсознание подсказывало, не стоит её разочаровывать.
Впрочем, прибыл я сюда не ради Васильевой, и не стоит на неё отвлекаться. Подошел к девахе. Та смотрела исподлобья и свысока, с видом: «Ну и что вы мне сделаете, неудачники?» В реальность нависшей угрозы не верила. Как всё запущено!
— Смотрю, она по дороге сюда упала, да? — кивнул я Натали на разводы на лице.
— Угу. Она такая неуклюжая, — согласилась та, больно потянув подопечную за заведённую за спину руку вверх.
— Её зовут… — начала стоящая за спиной Селеста, но я вскинул кулак:
— Мне всё равно, как её зовут, чика. Говорить будешь? — А это уже девахе. — Или вколем пентотал?
— Хочешь — коли! — оскалилось это существо. — Но я и так скажу. Чего мне скрывать?
Нет, всё-таки не верит. Да что ж за наказание такое!..
— Потрудись, пожалуйста, — улыбнулся я улыбкой гурмана, предвкушающего обильный пир, где она — главное мясное блюдо. — Пока мы слушаем. А то знаешь, предыдущий гость этого замечательного помещения, — обвёл я рукой вокруг, — долго-долго пытался нам что-то сказать, а мы его слушать не хотели. Пока у него случайно не сломались обе руки. Он, знаешь ли, тоже был неуклюжим… — Я приторно улыбнулся.
Нет, не подействовало.
— Будешь пытать сеньориту? — пренебрежительно фыркнула деваха. — А как же честь кабальеро? Эти …ляди, — кивок вокруг, на Натали и девочек взвода Сандры, — тебя, конечно, не любят, но как о кабальеро отзывались о тебе очень уважительно!
— Польщен! — обернулся я к Сандре и сделал весёлые глаза. — Польщен, что «эти …ляди» обо мне так отзывались!
Кто-то из моих девчонок далеко за спиной в голос рассмеялся. Что ж, шоу достаточно. А теперь серьёзно:
— Детка, мне незачем тебя пытать, когда у меня есть эти милашки. — Я обнаглел, вытянул руку и погладил Натали по головке. Та попыталась голову отодвинуть, зашипела, но бросить конвоируемую не решилась. — Видишь, это они со мной добрые. А с тобой добрыми не будут. Они принципиально не любят, когда кто-то предаёт СВОИХ! — сделал я большие глаза. — В них можно стрелять, кидать ножи, взрывать перед их глазами ослепляющие «флэшки»… Но честно, в лицо. Бить же в спину, предавать… — Я вздохнул и отрицательно покачал головой. — Так что ты зря думаешь, что тебе ничего не угрожает.
По моему сигналу Натали резко дёрнула это рождественское дерево за горло назад, одновременно толкая ногой под колени. И когда та шмякнулась на колени на пол, резко, до хруста, потянула вверх руку. Сразу видно службу вербовки и работу с зеками — проделано всё было с ювелирной элегантностью.
— А-а-а-а-а-а-а-а!!! — заорала предательница.
— Говори, — разрешил я. — Зачем ты это сделала?
— Они мне заплатили! Много заплатили!
— Сколько?
— Пять тысяч!
— А сколько ты просила?
— Три! Всего три!
Да уж, хороший повод предать. Ничего не скажешь.
— Три тысячи за то, чтобы рассказать, что сама же подсадила одного из них на крючок?
— Три тысячи за то, чтобы показать, кто это делает! Кому это нужно! — зло парировала деваха, будто выплюнула. — Показать, кто меня нанял! И что он не один; под угрозой все, кто трахал ту беременную …лядь!
Любит она это слово! Хоть бы как-то заменила синонимами. Хоть где-то.
Накатил приступ, захотелось растерзать её совсем, голыми руками, но удержался. Привык держаться. Месть сладка только в холодном виде.
— Ты могла сразу сказать, что хочешь больше? — рыкнул я, чувствуя, что хоть и держусь, но на грани.
— Сразу? — Данная особь победно скривилась; вывела меня из себя, а истинных сеньорит такие вещи несказанно возбуждают. — Откуда я знала, сколько сразу потребовать? Я ж не знала деталей! А после вы меня грохнули бы, как шантажистку. А так… Это дело того стоит,
— Значит, я недоплатил, — сделал я главный вывод причины её поступка.
— Именно! — победно воскликнула она.
— И ты получила своё с них.
— Ага. И что теперь? В шлюз и в атмосферу меня?
Она ещё и иронизировала.
— Селеста! — позвал я.
— Что, шестеришь, подруга? — перевела внимание эта особь на мою спутницу. — Или нет, тебе он заплатил — так заплатил. Конечно! Это я, дура целованная!..
— Заткни её! — попросил я Натали.
Следующая реплика особи потонула в слюнях и крови — врезала сотрудник службы вербовки от души, кулаком, а не как я, ладошкой. Опыт, что сделаешь! Да и она сама сеньорита, ей делать больно другой сеньорите можно.
— Селеста, ты понимаешь, что это твоя вина? — констатировал я, глядя на воющую особь — нескольких зубов она уже не досчиталась, и это только начало.
Моя камаррада стояла вся красная, мрачнее тучи, виновато вжав голову в плечи. Готовая провалиться, но земля разверзаться не спешила.
— Ты неправильно подобрала кандидатуру, Селеста, — давил я. — Неправильно обработала морально. Неверно подобрала ключик.
— Да-а-а… — Селеста была на грани того, чтобы расплакаться, но держалась.
— Фы фафафу…
Бум! Новый удар.
— Тебе слово не давали! — Натали рявкнула и вновь с силой дёрнула. Раздался отчаянный вскрик — только теперь мразь поняла, что с нею не шутят.
— Ты позволила блеску золота застлить тебе разум, дорогая, — безжалостно добивал я Селесту. Ибо после произошедшего можно только так. — Иначе бы ты не допустила такого промаха. Признаёшь?
— Да-а-а-а!.. — По щекам девушки потекли слёзы.
— Ошибки надо исправлять. — Я протянул ей игольник, рукояткой, предварительно выставив соленоиды на минимум. — Ты знаешь, как исправляются ошибки.
Та оружие взяла, но руки дрожали.
— Хуан, я не думала, что ТАК…
Я отрицательно покачал головой, не давая окончить фразу.
— Она предала в первую очередь тебя, малышка. Свою. Которую ты считала подругой. Просто пожелав больше злата. Плевать, что ей всё равно на то изнасилование — каждый человек сам себе выбирает моральный облик, сукой быть и мразью, или порядочным человеком. Но она нарушила главный закон улиц, с которых сама родом. Главный закон этой грёбаной жизни. И ты не девочка, объяснять, какая за это бывает кара. Давай!
Селеста плакала. Да, она не девочка, но от этого не легче. Несколько раз порывалась поднять игольник, но опускала. Однако не отошла, и оружие не бросила.
— Хуан, я не думала, что всё серьёзно НАСТОЛЬКО!!!..
— Восьмой смертный грех, — напомнил я. — Теперь уже твой.
Это произошло внезапно. Селеста заорала и дёрнулась, вскинув оружие. Палец её оказался утоплен в гашетке. Не получилось. Щелчок, ещё щелчок. Снова ноль. Лишь звук срабатывания пружинки спускового механизма в звенящей тишине ангара.
— Хуа-а-ан! — Селеста бросила игольник на землю и кинулась мне на шею. Уткнулась в плечо, разревелась.
Я не успокаивал, не торопил, вообще ничего не говорил. Молчали и окружающие девчонки. Особи же, довольно ухмыляющейся с видом: «Я знала, знала что так и будет!» не давала замычать вновь успешно выполняющая свою работу надзирателя Натали. Всё-таки не зря я ей чуть забрало не разбил, это та ещё лапочка. И слава богу, что теперь мы работаем вместе, а не против друг друга.
— Ты сделала это, — произнес я, уверенно отстраняя Селесту, когда та пришла в себя. — Утирай слёзы и иди в машину. И всегда помни, ТЫ ЭТО СДЕЛАЛА! — выделил я эту фразу. А вот это, — я картинно поднял игольник, достал из кармана и вставил в рукоятку батарейку. — А вот это на моей и только моей совести. Вперед!
— Спасибо, Хуан! — произнесла Селеста, обернувшись, и я ещё никогда не видел человека счастливее неё.
— А с этой что делать? — подошла Сандра, указывая на особь.
Я фаталистски пожал плечами.
— А что в таких случаях делают? Сломать обе руки, обе ноги. Отбить какой-нибудь не сильно важный орган. Сломать челюсть, нос. Выбить все зубы. Лишь бы жива осталась. После забросить на территорию гаучос и выбросить из салона, где получится. Это теперь их девочка, пусть и оказывают ей первую помощь.
— Добрый ты, — тяжело вздохнула Сандра, и я понял, у неё бы рука не дрогнула.
— Знаю. Но давай не сейчас? — Я скривился и — кивнул я в сторону убежавшей Селесты. — Сейчас кровь будет слишком сильным негативным фактором. А мне эта девочка ещё пригодится.
Я обернулся и пошел к машине сам, под дикие нечеловеческие крики «Не-е-ет!!!» особи, прекрасно услышавшей свой приговор. Девчонки вокруг начали спорить, обсуждать увиденное, но я для себя отметил лишь удовлетворённо сощуренный взгляд Васильевой и её поддерживающую улыбку.
Глава 17. Восьмой смертный грех
— Это был первый раз. Первый раз! — повысил голос Марко, сам удивляясь, чего это он так разоткровенничался. — В семь лет! А в десять меня уже звали «Марко-шаловливые ручки».
Лежащая рядом с ним сеньорита глупо захихикала, но он чувствовал, глупость её показушная. Мужчины любят глупеньких, таковым в жизни проще, и она, как мудрая сеньорита, подстроилась под шаблон, чтобы иметь степени свободы влияния на окружающее. ОкружающИХ. Стервочка, но черт возьми, как же он обожает стервочек!
— А первый банк ты когда взял? — промурлыкала эта стервочка, сверкая искорками интереса в глазах.
Марко улыбнулся. Покачал головой, будто отгоняя наваждение. Нет, ему нельзя так откровенничать с первой встречной. Ну и что, что это случайная девочка из бара, понятия не имеющая, кто он на самом деле и что делает в этой вонючей дыре у Нино Большой Пушки? Нельзя, и всё! Но дева Мария, как же ему нравилось! Вот так, на минуту разомлеть от сентиментальности рядом с девочкой мечты, которая утром уйдёт из его жизни навсегда и их дороги никогда не пересекутся!.. И он продолжал, плевав на потуги интуиции предупредить об опасности: