– А ты в плену устаревших догматов, братец. В Европе передовые умы уже говорят о том, что сила у простолюдинов – не всегда есть зло, что её можно использовать. А мы всё никак не справимся с закостенелостью и невежеством. Я держу ситуацию под контролем. Пойми же, это прямая выгода! Михаил окажет нам большую помощь, а если и его девка, медсестра эта, обладает навыками врачевания, ты представляешь, сколько сэкономим? Врачеватели совсем зажрались в последнее время. Знаешь, сколько я плачу им? Цены, что они заламывают, просто не лезут ни в какие ворота. Скажу тебе так: долой предрассудки. Поменьше оглядывайся на заветы старины и побольше смотри вперёд.
– С огнём играешь, – Дмитрий поджал губы. – Будь по-твоему. Ты же у нас – глава рода. Но если из-за твоих экспериментов мы окажемся в опале, я сам избавлюсь от проблемы.
– Дима, не забывайся!
– Слушай, Сеня. Ты не маленький, должен понимать, что опасно, а что нет. Я забочусь о репутации семьи. Для меня это превыше всего. Сейчас нам остаётся только молиться, чтобы твои нововведения не имели тяжёлых последствий для всех нас. А за мальчишкой я пригляжу. Если что пойдёт не так, ему тут не бывать.
***
Просьба, а точнее, приказ Арсентия Филипповича стал для меня полнейшей неожиданностью. Я мало что слышал про битвы родов. Насколько я понимал, это была разновидность судебного поединка – древний варварский способ решения споров между враждующими сторонами. Так же было ясно, что участвовать в битве разрешалось только членам рода. Но то ли Птахины находились в тяжёлом положении и испытывали нехватку персонала, то ли имелась ещё какая менее явная причина – так или иначе, они решили слегка нарушить правила, и заставить меня – простолюдина, который даже младшим дружинником не являлся – сражаться на их стороне.
Не скажу, что меня обрадовало это поручение. Цели мои были просты: развивать способности и устроиться в жизни. На службе у Птахиных открывались неплохие перспективы по обоим направлениям. Но вот помереть в неравной схватке в планы мои не входило. Однако избежать участия я теперь никак не мог, а значит, предстояло использовать эти две недели по максимуму, чтобы подготовиться и по возможности овладеть нужными навыками.
К этому добавлялось беспокойство за Таню. Что ждёт её в поместье? Если боярин не соврал, если он действительно хочет найти применение её способностям, это откроет для девушки путь к лучшей жизни. По крайней мере, лучшей, чем в Арзамасе. И всё же тревожно было на душе от осознания того, что род дотянул до неё свои скользкие пальцы, и теперь Таня находится у Птахиных на крючке. Хотелось, конечно, надеяться на лучшее, но кто знает, как всё сложится?
В крепость я поспел как раз к ужину.
Как всегда, «курсанты» собрались за длинным столом в трапезной – просторном помещении в отдельном доме. Во главе стола восседал один из наставников, что курировал нашу группу – мужчина лет сорока с механическим протезом вместо левой руки. Звали его Матвей Александрович, он был членом младшей дружины, жил в крепости со своей семьёй и уже лет пять, с тех пор, как получил увечье, тренировал подрастающее поколение.
На улице было тихо, ветер шелестел в кронах берёз, которые уже проредились первыми жёлтыми листьями, предвещая скорое наступление осени. Редкие выстрелы доносились со стороны стрельбища в дальнем конце крепости.
Матвей Александрович, как полагается, произнёс молитву перед едой, и мы принялись трапезничать. Ели молча, только стук ложек наполнял помещение. Пара крепостных служек суетились вокруг стола, принося и относя тарелки. Болтовня за трапезой не приветствовалась.
Рядом со мной сидел Сашка – круглолицый крепкий парень, на год моложе меня. Он, как и большинство «курсантов», являлся сыном одного из младших дружинников. Мы с ним жили в одной комнате и практически с первого дня нашли общий язык. Сашка – один из немногих, кто относился ко мне без предупреждений. Он был прост, как валенок, и крайне болтлив.
– Чего такой хмурый? – шепнул он, толкнув меня в бок.
– Ерунда, – так же шёпотом ответил я. – День не задался.
– Сильно муштруют?
– Есть немного.
– Здорово! Тебя, наверное, в дружину скоро примут.
– Посмотрим, – я налёг на щи, давая понять, что болтать желания не имею. Мне, и правда, было не до разговоров. Да и отругать могли.
После ужина у отроков имелось часа полтора свободного времени перед отбоем. Чаще всего я проводил их за чтением книг из местной библиотеки – пополнял запас знаний об этом мире, чем удивлял всех трёх соседей по комнате. Обычно парни либо играли в карты и кости (как правило, на деньги), либо занимались какими-нибудь бытовыми делами. Имелось у ребят и ещё одно развлечение: бегать к флигелю у озера, где жили несколько девушек-служанок. Некоторые даже ночью туда хаживали. Конечно, такое не приветствовалось, но, как я понял, наставники на подобные «шалости» смотрели сквозь пальцы. Чем бы дитя не тешилось, что называется.
С другими двумя соседями по комнате, да и прочими "курсантами" у меня сложились не столь тёплые отношения. Все знали, что я – из Барятинских, и что я – изгнанный. Вот только принадлежность к боярскому роду не добавляло мне веса в их глазах, скорее наоборот, я ощущал злорадство по отношению к себе и презрение.
Особенно не задались отношения с Фомой – здоровым малым, что был на год старше меня. Его со дня на день собирались принять в дружину. Он с большим презрением относился ко мне, и я опасался, что конфликт может перерасти в открытое противостояние. А враждовать с местными я не хотел.
Моя кровать находилась на нижнем ярусе этажерки. В единственное окно, выходящее во двор крепости, проникал тусклый вечерний свет. В полумраке горела электрическая лампа под потолком (в боярских домах с электрификацией был полный порядок). На столике рядом со мной лежала стопка книг – все по истории и военному делу. Но сейчас было не до чтения: я думал о предстоящей битве и завтрашнем дне, сулящем встречу с Таней. Но Сашка даже не собирался оставлять меня в покое.
– Так тебя скоро в дружину примут? – спросил он, забравшись на верхний ярус.
– С чего ты взял? – удивился я.
– А с чего тебя отдельно тренируют? Ты, конечно, хорошие результаты на стрельбах показал, но я ещё не видел, чтоб кого-то отдельно тренировали.
Мои индивидуальные тренировки для ребят были загадкой, ведь никто здесь не знал о способностях, коими я владел, а я не торопился раскрывать свою тайну.
– А чего это ему чести столько? – буркнул Фома. – Меня третий год обучают, и только в этом году в дружину примут. А этот что? Явился сюда неделю назад – и на тебе. Сразу в дружину. Какого хрена?
– Так ты видел, как Мишка стреляет? И в рукопашную уделывает любого, – встал на мою сторону Саша. – Впрочем, я тоже удивлён. Так расскажешь, что у тебя за тренировки? Чего всё секретничаешь? – опять обратился он ко мне.
– Ничего особенного. Тренировки, как тренировки, – ответил я. – И не знаю я, как скоро меня примут. Придумали вы всё.
– Ну да, ну да, – ухмыльнулся Сашка. – Конечно! Примут. А меня вот нескоро ещё возьмут. Через год, а может – два. Жаль.
– Чего жалеешь-то? – спросил я. – Какая разница? Годом раньше, годом позже. Не торопись. Время и так слишком быстро летит.
– Ну как же?! Так ведь скоро война будет с Фридрихом! А пока меня примут, она и закончится.
– Тебе-то зачем туда? – поинтересовался я.
– Как зачем? Каждый же мечтает сражаться вместе с воинами рода. Тут – такая возможность, а я в отроках сижу.
– Всё равно регулярная армия воевать будет, – со знанием дела проговорил Фома. – Боярам от войны проку мало. Наберёт царь мужичья из крестьян, да рабочих, и погонит. А бояре не станут впрягаться.
– Много ты понимаешь, – возразил Саша. – Если царь-батюшка прикажет, все роды пойдут воевать. А что мужик на поле боя делать будет? Соображаешь хоть?
– Уж соображаю поболее твоего, – парировал Фома.
Мне, как человеку, прошедшему горячую точку, были непонятны эти юношеские порывы, я уже миновал стадию, когда война казалась чем-то романтичным, и хорошо понимал, что ничего там прекрасного и благородного нет: только грязь, смерть и тяжёлый изнурительный труд денно и нощно. Но парни мало того, что не видели настоящих боевых действий, так ещё и воспитывались весьма специфическим образом. Им с детства внушали, что чем грандиознее война, на которой они погибнут за честь своего рода, тем круче. А смерть в бою – это сразу в рай без пропуска, где они будут служить великим предкам.
– Война войной, – вдруг сказал третий сосед по комнате, чернявый паренёк Богдан – а мы вообще-то в западный флигель собирались. Забыли что ли?
– Действительно, – согласился Сашка. – Э, Миха, погнали с нами девок помацаем. Нечего тут валяться, как покойник в могиле.
– Нет, – покачал я головой, – не пойду. У меня девушка есть.
– И кто она? Ты не рассказывал.
– А ты не спрашивал. Так, простолюдинка. Она не отсюда.
– Как хочешь, – махнул рукой Сашка, спрыгивая с верхнего яруса. – Ну и сиди тут один. А мы пошли.
Глава 3
Рано утром за мной заехал Андрей на старом тёмно-зелёном фаэтоне, на котором меня доставили сюда из Арзамаса. Погода стояла прохладная. Последние недели уходящего лета выдались не самыми тёплыми: было пасмурно, временами накрапывал дождь. Вот и сейчас он зарядил, стоило нам покинуть поместье.
Андрей, одетый в недорогой сюртук и кепку, совсем не походил на боярского дружинника. Мы не хотели привлекать к себе лишнего внимания.
— Как Катька поживает? — спросил я, решив, что дружинник может иметь какую-то информацию. – Оправилась от ранения? Не вижу её в крепости.
– С Катрин всё хорошо, — сказал Андрей. – Она выздоровела и сейчас дома на отдыхе.
– Хорошо, что так. Вот же ж засада! С этими тренировками даже нет времени зайти проведать. А когда она выйдет на службу, не в курсе?
После сражения с Капитаном и моим дядей я даже не знал, что сталось с Катрин. То, что её поставят на ноги, я не сомневался. Когда мы уезжали, жизнь девушки была вне опасности, но всё равно неизвестность не давала покоя. Не смотря на страсть, которой я воспылал к Татьяне, с Катрин мы тоже успели сдружиться за время, пока были вместе, и я немного скучал по этой черноволосой красотке, которая постоянно пыталась вести себя со мной, как старшая сестра с нерадивым братцем.
– Подробностей не знаю, — ответил Андрей.
Некоторое время мы ехали молча.
– Слышал, у вас прежде отношения были до твоего изгнания. Так вот, отроку не положено находиться в любовных отношениях с представителями дружины, – вдруг сообщил мне Андрей ни с того ни с сего.
– А тебя каким боком касается моя личная жизнь? – поинтересовался я, слегка обескураженный такой постановкой вопроса.
– Твоя, как ты выразился, личная жизнь касается рода. Как тебя соизволили принять на службу, так запросто и выкинуть могут. Твои подвиги в бою не имеют никакого значения. Пренебрежение обычаями неприемлемо. Знай своё место.
– Обычаи… – хмыкнул я. -- Я и без ваших обычаев неплохо справлялся. Так что не пугай ежа голой жопой.
– У тебя нет ни капли благодарности.
Я промолчал. Меня раздражали бесцеремонность и надменность младшего дружинника. Он-то кто такой, чтоб мне подобные вещи высказывать? На место бы поставить, но я знал, что пререкания до добра не доведут. Он дружинник, а я отрок. Если дело дойдёт до драки, для меня это хорошо не кончится. И вопрос не в том, что мне с ним не справиться. В этом-то как раз я проблемы не видел. Проблема была в другом: если дружинник убьёт или покалечит отрока, ему полагался штраф, а вот если отрок дружинника – тут уж смертная казнь без разговоров.
Оставалось ждать, когда меня самого примут в дружину, чтоб с остальными (по крайней мере, младшими) говорить на равных. И рассчитывал, что примут меня после битвы родов, если, конечно, жив останусь.
И всё же не совсем ясно было, почему Андрей завёл разговор на эту тему. Формально-то он, конечно, прав, вот только на практике кто вообще задумывался о таких вещах? Насколько я знал, дружинники заводили любовниц и среди простолюдинок, и среди отроковиц, хотя в последнем случае всё было чуть сложнее. Ведь человек, давший клятву верности, принадлежал душой и телом своему роду, и бояре могли запросто вмешаться в личную жизнь подданных. Но если нежелательные отношения не представляли угрозы роду и чрезмерно не афишировались, то чаще всего, на них закрывали глаза. И какое дело моему спутнику до моих отношений с Катрин, я понять не мог.
– Когда приедем, – сказал я, – давай не как тот раз? По-человечески чтоб. Я поговорю с Таней, объясню ситуацию. Хорошо? А то чуть ли не под дулом пистолетов меня тогда притащили. Я-то ладно, а тут – девушка, всё-таки, поделикатнее надо.
– Мы к обеду должны вернуться, – произнёс Андрей, не отрывая взгляда от дороги. – Некогда рассусоливать.
– Не беспокойся. Мы за сколько доедем? Час сорок? И обратно – столько же. В запасе около двух часов. Всё успеем, и даже раньше вернёмся.
– Ладно, разрешаю. Делай, как считаешь нужным. Но если что пойдёт не так, хватаем девчонку – и едем обратно без лишних разговоров. Уяснил?
Первым делом мы направились к Лаврентию Сергеевичу, где последний раз видели Таню. Тот, как обычно, работал в кузнице. Увидев меня, старый кузнец растянул рот в улыбке, пожал мне руку и хлопнул по плечу.
– Вот так гости! – воскликнул он. – Знатные люди к нам пожаловали!
– Да какие знатные? – улыбнулся я в ответ. – Пока знатностью даже не пахнет. Так, в слугах, считайте, хожу.
– Ну ничего, всё у тебя впереди. Так коли зашёл, давай к столу. Чаю жена сделает с баранками. Ты надолго к нам?
– На часик-другой буквально. Дело кое-какое надо уладить – и обратно.
– Ну дело делом, а на чай зайти не откажи.
– Не откажу, Лаврентий Сергеевич. Спросить только хочу: не знаете, Таня где сейчас? У меня, главным образом, к ней дело.
– И какое же? Неужто, свататься приехал? – подмигнул мне кузнец. – Да дома Таня. У меня теперь живёт и работает. Её навыки врачебные мне сейчас очень пригождаются.
Мы пошли к дому. Андрей сидел в машине. Я ему махнул рукой, приглашая в избу.
– Придётся мне её у вас забрать, – сказал я. – Её Птахины требуют к себе. Скорее всего, службу предложат.
Лаврентий Сергеевич недовольно крякнул:
– Ну дела! Печально, конечно, но если уж род требует…
Навстречу вышла Таня. Увидев меня, она потупила взгляд.
Я предложил ей прогуляться во дворе, пока жена Лаврентия Сергеевича суетилась на кухне, накрывая на стол. Дождь прекратился, но земля ещё не просохла от влаги. Мы прошлись по тропинке через сад. Я спросил, как поживает, Таня только плечами пожала:
– Помаленьку. Вот, работаю теперь у Лаврентия Сергеевича. Работы, не как в больнице, но тоже много, – вздохнула она. – За последнюю неделю три огнестрела. А ты как?
– Я сейчас в отроках хожу, у Птахиных, у родственничков своих. По этой-то причине я и приехал. Тебя боярин требует, – огорошил я девушку.
– Но… зачем? – она уставилась на меня. – Это из-за…
– Да, это из-за способностей. Но ты не переживай. Арсентий Филиппович лояльно относится к подобным вещам. Он знает о моих талантах, и, кажется, о твоих тоже догадался. Тоже хочет на службу пристроить. Ты не подумай, я всё отрицал до последнего, а он от врачей и дружинников узнал, так что отмазать не вышло. Прости.
– Что ж, пусть так. Но я не хочу служить боярам.
– Зато возможности, перспективы… Так или иначе, отказаться нельзя.
– Понимаю. И всё равно боюсь.
– Придумаем что-нибудь, не переживай. Я рядом буду. А теперь пошли к столу, попьём чай и – в Нижний. Нам к обеду велено вернуться.
Андрею, кажется, было не по душе чаепитие. Он почти не притронулся к стоявшим на столе угощениям, постоянно доставал из кармана часы и бросал на меня взгляды с немым напоминанием, чтобы я не засиживался.
Я же не сильно обращал внимания на его жесты. Пока пили чай с баранками и вареньем, расспросил Лаврентия Сергеевича, как дела идут. Оказалось, неплохо. Кузнец собирался открывать литейный цех, уже купил землю и в ближайшее время планировал начать строительство.
– Будем производство расширять, – подытожил он. – Хватит ерундой заниматься, пора и за серьёзные дела браться. У меня в планах заводик небольшой обустроить. Котельный. Котлы производить думаю. Кстати, спасибо тебе, Миша, что Николая ко мне отправил. Толковый литейщик оказался, работящий. Как цех запустим, его и поставлю управляющим. Тут ведь дело какое: главное, правильные кадры приманить. С завода вон много кого гонят. Есть, конечно, бестолочь, а есть работящие мужики, кого за участие сходках и стачках попёрли. Ну я их – к себе, понятное дело. О себе-то расскажи, как устроился?
– Пока нечего рассказывать, – ответил я. Не хотелось мне при Андрее о своём житье-бытье распространяться. – Помаленьку, потихоньку ползёт жизнь своим чередом. Глядишь, куда и выползет.
– Ну ты там смотри: Таньку не обижай. Она мне как дочь уже стала. Эх, жаль, конечно, что увозишь… Но что делать? Воля рода, туды его в корень.
Андрей недовольным взглядом стрельнул в старого кузнеца, но ничего не сказал. Лаврентий Сергеевич совсем не следил за словами в присутствии дружинника.
Таня ушла собираться, а когда вернулась, на ней было то же нарядное голубое платьице, что и в первое наше свидание. На плечах – накидка, в руках – небольшой саквояжик.
– Посидели, пора и в путь, – сказал я, глядя на то, как Андрей нервничает из-за затягивающейся беседы. – Спасибо хозяевам за гостеприимство. Может, свидимся ещё когда-нибудь, когда времени выдастся побольше.
Вышли из дома. Андрей и Таня отправились к машине, а мы с Лаврентием Сергеевичем задержались у ворот. Имелись у меня к нему и другие вопросы, которые в кругу семьи обсуждать не следовало.
Кузнец первым завёл разговор.
– Подумал я тут о твоей доле, – сказал он негромко, убедившись, что нас никто не слышит. – Видишь ли, тяжёлые времена сейчас. Дела ещё не перешли полностью под наш контроль. Кое-что прикрыть пришлось. В общем, прибыль маленькая. Пока тебе только пятьсот рублей ежемесячно смогу отдавать, а там посмотрим. То, что ты в технику вложил, выплачу за минусом издержек. Две восемьсот. Если дальше будешь участвовать в делах, приезжай, обсудим. Заняться тут есть чем.
– Что ж, и на том спасибо, а то я практически на мели, – сказал я. – Но не думаю, что у меня будет время в этом участвовать.