Помоги проекту - поделись книгой:
А Папуас тем временем, забравшись на чердак и пробираясь там в темноте, стукнулся головой о стропила. Всхлипывая, он сидел у балки, под которой было спрятано знамя, и разгребал песок. Наконец рука его нащупала заветный сверток. Предатель, выхватив из-под балки пакет, завернутый в голубой платок, бросился к окну и при этом снова стукнулся лбом о балку с такой силой, что даже искры посыпались из глаз. Но голову его сверлила теперь лишь мысль о деньгах, которые ему пообещал Репсис. Охая, он открыл окно и, осторожно высунув голову, стал ждать появления императора белых.
На улице царила тишина… Такая тишина, какая бывает перед бурей. Ешка Радзиньш и сын фотографа ушли в парк. Папуас тихонько свистнул. Из кустов выполз Репсис. Предатель махнул ему рукой. Вождь белых перебежал через улицу. Но как раз в этот миг загремело наше мощное «Ур-р-ра». Полк черных лавиной двинулся в наступление. Репсис испуганно прижался к забору. Выскочили из засады Тип и Топ. До смерти перепуганные белые, не оказывая сопротивления, сломя голову бросились в сторону улицы Озолу. Репсис же опомнился только тогда, когда к его ногам упал голубой сверток с нашим знаменем.
Папуас, высунувшись из окна, заорал:
— Гони деньги! Деньги давай!
— Пошел ты к черту! — огрызнулся Репсис и быстро схватил сверток.
К улице Озолу, будто за ним гналась бешеная собака, мчался полк белых. А мы так и застыли от неожиданности и отчаяния: у дома Генерала стояли Репсис с Типом и Топом, а из чердачного окна что-то кричал Папуас. Вождь белых вдруг замахал над головой голубым свертком и диким голосом завопил:
— Ура! Победа! Знамя черных в наших руках!..
Мы поняли случилось неслыханное предательство! Папуас отдал наше бесценное красное знамя смертельному врагу! Валдис глухо крикнул:
— Ловите Репсиса! Все за ним!
Но это было не так-то легко сделать, потому что белые, опомнившись от нашего неожиданного натиска, стали упорно сопротивляться, или, говоря военным языком, прикрывать отступление своего командира. Наш Генерал рассвирепел — сейчас шла уже не обычная драка, а настоящий бой за знамя, бой не на жизнь, а на смерть.
— Бей белых, не жалей! — закричал багровый от злости командир и бросился вперед.
Вот мелькнула в воздухе тяжелая деревянная сабля, и Баран, охнув, брякнулся на колени, ощупывая здоровенную шишку на голове. А кулак нашего боксера угодил в грудь Ешке Радзиньшу, и тот покатился в канаву.
Досталось и младшему брату Барана — ему попало камешком по спине, и «герой», споткнувшись, зарылся носом в кучу песка на улице Озолу.
А Репсис, видя, что поражение неминуемо, сунул наше знамя за пазуху и бросился наутек. Примеру своего командира последовали телохранители Тип и Топ. Все трое побежали в сторону базарной площади Метрах в двухстах позади, прорвавшись через ряды белых, мчался Валдис. Нельзя было медлить ни секунды, и полк черных, оставив разбитое войско неприятеля «на поле брани», бросился вслед за Генералом.
Валдис, который слыл среди нас лучшим спортсменом, уже приближался к Репсису. А тот, поняв, что Цериньш догонит его, на ходу приказал Типу и Топу задержать командира черных. Телохранители, остановившись, загородили Валдису дорогу. Но Генерал не растерялся. Опять поднялась его сабля, и Тип, схватившись за плечо, присел к забору, а Топ, получив удар под ложечку, растянулся на улице, подняв вихрь пыли. Но Репсис уже успел добежать до «Черной бомбы» — известного в Гулбене трактира, у которого обычно занимал «пост» усатый, ненавистный всем мальчишкам полицейский Румба. Поскольку он частенько напивался, мы дразнили его, сочинив песенку:
Мы надеялись, что Румба, как и обычно, будет под хмельком. Но сегодня полицейский был трезв. Во всем своем величии он стоял на посту, дожидаясь, наверное, какого-нибудь гуляку, который угостит его. Репсис, задыхаясь, подбежал к полицейскому и, показывая на нас, стал что-то говорить ему: небось жаловался, что черные устроили драку и избивают каждого, кто осмелился появиться на улице Озолу. Румба крякнул, подтянул ремень и неуклюже затрусил навстречу нам. Что делать? Мы остановились. Нельзя же самим бросаться в волчью пасть! Генерал в бессильной злобе кусал губы: проклятие, наше знамя так и останется у Репсиса! Секунду подумав, Валдис решил насолить Румбе.
— Ну-ка побыстрее загородите меня! — приказал Валдис.
Под прикрытием своих воинов он, вытащив из кармана веревку, привязал один ее конец к забору, а другой, протянув через улицу, — к телефонному столбу.
Полицейский, сопя как паровоз, приближался к нашему полку. Мы отбежали от веревки метров на десять и, подогревая атмосферу, запели:
— Босяки! Я вам сейчас покажу! — потрясая кулаком, зарычал полицейский.
Когда блюститель порядка оказался в угрожающей близости, мы бросились бежать.
Румба, пытаясь догнать нас, ускорил шаг. Стуча каблуками подкованных сапог, он бежал, не глядя под ноги: присматривался, кого из нас легче всего поймать. Поэтому усач не заметил веревки, протянутой через улицу.
— Ах, банди… — Румба осекся на полуслове, потому что в этот момент раздался звук лопнувшей веревки.
Полицейский, словно клоун, взмахнул руками, как-то нелепо перевернулся и тяжело грохнулся на мостовую.
С головы его слетела и упала в лужу форменная фуражка. Несколько секунд толстяк лежал не двигаясь, потом медленно поднял взлохмаченную голову. Покрасневшие глаза его бессмысленно уставились на остановившихся поблизости белых.
Когда наши бежали от Румбы, остатки разбитого войска белых попрятались в кусты. Но мы промчались мимо, не обратив на них никакого внимания. Поэтому они снова появились на улице как раз там, где упал Румба. Не разобравшись, что случилось, некоторые из белых подошли к полицейскому. А Румба, напялив мокрую фуражку, подскочил вдруг как ужаленный и схватил двух белых за шиворот.
— Ага, негодяи, попались! — победно взревел вспотевший страж порядка. Не теряя времени на лишние разговоры, он потащил обоих пленников в полицейский участок.
А вскоре Ешка Радзиньш и Баран уже сидели за решеткой. Позже отцы их, уплатив штраф, всыпали обоим «героям» ремешка…
Когда мы прибежали во двор, Генерал гневно приказал:
— Немедленно арестовать Папуаса!
Профессор и Пипин помчались на чердак. Окно было раскрыто. Под балкой, где мы спрятали знамя, темнела в песке ямка. Предатель, конечно, успел скрыться. Брунис помрачнел: знамя-то он взял без разрешения отца.
— Что же теперь будет? — пролепетал Профессор упавшим голосом.
Мы молчали. Шутка ли, белые похитили наше знамя, и не какое-нибудь, а настоящее красное знамя!
— Ребята, — сказал озабоченно Валдис, — надо всем нам подумать, надо найти выход из положения. — По его голосу можно было догадаться, что он-то уже обдумывал какой-то план. И мы верили: придет тот день и час, когда знамя снова будет в наших руках! Но скоро ли, этого никто не знал…
Оборванец
Вечером, когда из полицейского участка выпустили наконец Ешку и Барана, в дровяном сарае Буллитиса состоялось совещание белых. Репсис еще утром объявил, что после боя все должны собраться в сарае. Император собственноручно будет награждать отличившихся.
Друг за другом белые потянулись к сараю, одна половина которого была завалена дровами, а другая — пустыми ящиками, большими деревянными и железными бочонками.
В середине с поднятыми вверх оглоблями стояла темно-коричневая лакированная пролетка, гордость Буллитиса-старшего, хотя мясник и намеревался свой гужевой транспорт, включая гнедого рысака, заменить поблескивающим на солнце лимузином.
Репсис пришел в сарай, держа в руке кулек с конфетами. Сыновья красильщика и сапожника, облизываясь, зачмокали губами. Но радость их была преждевременной. Император важно сообщил, что десятью конфетами он награждает героев дня — Ешку и Барана. Остальные получили каждый по пять конфет. Представителям «мягких» — сыновьям красильщика и сапожника — Репсис выделил только по одному леденцу, чтобы не задирали носы и знали свое место. Кулек с оставшимися конфетами император сунул в карман — не бросать же на ветер такое богатство!
— А теперь, — громко сказал Репсис, повернувшись к поленнице и гордо протягивая руку к висевшему там помятому знамени, — посмотрите-ка на это! Это наш трофей! Понятно? Это знамя черных! Теперь вся их банда в моих руках! — При этом Буллитис-младший сжал в кулак свои тонкие пальцы. — А вы, обезьяны, понимаете, что это значит? — визгливо крикнул он. — Это красное знамя! — Зловеще усмехаясь, Репсис подошел к знамени, возле которого стояли навытяжку Тип и Топ. Восторгу Репсиса не было границ. Его так и снедала жажда мести. — Если я его, — показывая на знамя, прошипел император, — передам полиции, Генерала и Профессора как пить дать посадят за решетку!
На лицах некоторых белых мелькнула тень беспокойства; одни зашевелились, другие что-то проворчали, а сын красильщика, которого командир белых приказал сегодня утром проучить, о чем-то горячо шептался со своими братьями. Они, конечно, думают совсем иначе.
Почти у самых дверей, скрестив на груди руки и прислонившись к бочонку, стоял длинный худощавый подросток, в сером изношенном, много раз латанном пиджаке и стареньких брюках — сын уборщицы в магазине Буллитиса, тихий и замкнутый парень.
В походах белых он не участвовал. Но, услышав от Типа и Топа о знамени черных, незаметно пробрался в сарай. Парень никому из белых не уступал дорогу, поэтому трусоватый Репсис и не прогнал его.
«Пусть слушает! — решил император. — Что он понимает, этот Оборванец!»
Семья Буллитиса называла сына уборщицы Оборванцем, хотя его одежда всегда была чистой и аккуратно залатанной. Вряд ли кто в Гулбене знал его настоящее имя. Мать звали Кривой Ядвигой, потому что одно плечо у нее было вздернуто к самому уху, а другое опущено вниз. Отца у парня не было. Поговаривали, будто он сидит в тюрьме, а за что — один бог знает. Когда Ядвига с сыном несколько лет назад появилась в нашем городе, жены рабочих судачили о том, что муж ее «политический», а саму Ядвигу покалечили ульманисовские айзсарги[5]. Но потом разговоры эти поутихли, а мать и сын нанялись за несколько грошей к Буллитису. Жили они в гараже будущего владельца легковой автомашины.
…Парень стоял неподвижно и, казалось, совсем не вникал в смысл хвастливых слов Репсиса, а все смотрел и смотрел на знамя.
Император вскочил на пролетку, чтобы продолжить свою речь.
— Я… я могу посадить в тюрьму всех этих черных бандитов! — хвастал Репсис, размахивая кулаками и с явным превосходством глядя на всех. — И если нужно будет — посажу!
— Не посадишь! — прозвучал вдруг в тишине чей-то тихий, очень спокойный голос.
Репсис вздрогнул и оглянулся: на него в упор смотрел, прищурив глаза, Оборванец. Император смутился, но, тут же поборов растерянность, пробормотал невнятно:
— Еще и этот грязный Оборванец лезет…
— Замолчи! — вскричал Оборванец.
От возмущения у него перекосилось лицо, задрожали губы, а руки сжались в кулаки. Он сделал шаг в сторону императора. Перепуганный Репсис спрыгнул с пролетки и встал между Типом и Топом. Вскочили со своих мест и остальные белые. В сарае воцарилась угрожающая тишина. Наконец сообразив, что сила на его стороне, командир белых выпятил грудь, пытаясь изобразить из себя человека решительного и смелого.
— Еще и голос повышает, пес вшивый, — поглядывая на своих телохранителей, процедил он сквозь зубы. Потом, сплюнув, добавил: — Что хочу, то и делаю! И эту тряпку отдам… — Рука Репсиса потянулась к знамени.
— Не трогай! — грозно крикнул Оборванец и весь напрягся, будто готовясь к прыжку.
— Хе-хе! — усмехнулся Репсис и сорвал с поленницы знамя.
И тут произошло вдруг такое, что белые на миг опешили: одним прыжком Оборванец подскочил к Репсису, схватил его за шиворот и вырвал из рук знамя. А сам император отлетел в угол сарая. Стукнувшись головой об ящик, он завопил:
— Тип!
Оборванец на секунду остановился, а потом, со знаменем в руках, направился к двери. Путь ему преградил было Тип. Но и телохранителя постигла участь командира: нелепо взмахнув руками, толстяк перелетел через чурбан для колки дров. В тот же момент на Оборванца сзади накинулся Топ и ударил его ребром ладони по шее. От неожиданности Оборванец пошатнулся, зацепился за порог и упал. На него медведем навалился Топ. Убедившись, что опасность ему не угрожает, к Оборванцу подскочил и сам император. С перекошенным от злобы лицом он склонился над поверженным противником.
Оборванец сделал попытку вырваться, но его цепко держали Тип и Топ. А император, улучив момент, ударил Оборванца в лицо.
Оборванец застонал, прижав к груди знамя. А Репсис в дикой злобе носком ботинка дважды пнул его в бок и снова в лицо. Из носа и перебитой губы Оборванца потекла кровь.
Репсис вырвал у него знамя и отбежал к карете, а телохранители выволокли Оборванца из сарая. Потом Топ поспешно запер дверь.
И опять в сарае воцарилась тишина. Репсис, прижав длинный нос к дверной щели, наблюдал за Оборванцем, который, отряхнувшись, вытер серым платком лицо и, бросив взгляд на запертую дверь, медленно направился к воротам.
Репсис сложил знамя, небрежно завернул его в бумагу, потом в голубой платок и сунул сверток между дровами.
— Пусть гниет! — злобно прошипел он. — Когда нужно будет, вытащу. А если черная банда не будет ходить передо мною на задних лапках, отнесу в полицейский участок…
И тут, будто вспомнив что-то, император взял кулек с конфетами, сунул туда руку и, вытащив два леденца — награду за проявленное мужество, — протянул их Типу и Топу. Потом открыл двери сарая и сердито закричал:
— Ну-ка выметайтесь отсюда!
Белые покинули сарай, вылезли через щель в заборе на улицу и разбежались по домам, а Тип и Топ умело заделали лаз.
Репсис же, спрятав в сарае кулек с конфетами, поплелся через двор домой. А бессильная злоба все еще кипела в нем. Император шептал яростно:
— Ну погоди, Оборванец несчастный, я еще покажу тебе, где раки зимуют.
Назитис в плену!
Размышления Репсиса прервала большая желто-рыжая собака, которая, как хвастался сам папа Буллитис, была помесью бульдога и овчарки. Трудно сказать, почему это произошло, но, когда Репсис проходил мимо нее, она рванулась на цепи, оскалила пасть с острыми клыками и с глухим рычанием бросилась на хозяйского сынка. Но цепь выдержала рывок, и пес, взвыв от боли, перевернулся на спину. Наверное, у Териса — так звали собаку — были веские причины ненавидеть Буллитиса-младшего.
Репсис, не зная, на кого обрушить кипевшую в нем злость, схватил прислоненный к забору кол и осторожно приблизился к Терису. За спиной своего командира, на почтительном, правда, расстоянии, пристроились Тип и Топ. Репсис взмахнул колом и ударил рвавшуюся на цепи собаку. Терис заскулил, а потом снова попытался броситься на своего мучителя.
— Терис, Терис, ко мне! — торжествующе гоготал Репсис.
Разозленный пес, ощерившись, приготовился к новому прыжку. Вовремя заметив это, командир белых быстро отбежал в сторону. Собака бросилась на него и, опять перевернувшись в воздухе, хлопнулась о землю.
— Ха-ха-ха! — гоготал Репсис.
Он сунул кол к самому носу несчастного пса. Терис оскалился, подпрыгнул, схватил кол и начал дергать его, пытаясь вырвать из рук Репсиса. Это произошло так неожиданно, что император, потеряв равновесие, растянулся на земле. Терис, злобно рыча, тут же бросился на него. До смерти перепуганный Репсис дико завопил: перед его глазами мелькнула красная, широко раскрытая пасть и лязгнули огромные острые зубы. Но Репсиса спасла все та же короткая цепь: Терис не смог дотянуться до своего мучителя. Репсис, дрожа как в лихорадке, поднялся на ноги, отряхнулся, потом исподлобья посмотрел на Типа и Топа. Телохранители преданно взирали на императора. Но Репсис лишь злобно прошипел:
— Ч-че-го уставились, лапотники?
Заметно стемнело. Репсис было повернулся, чтобы идти домой, но тут же остановился, изумленный: в самом темном углу двора он вдруг заметил сверкнувший на миг луч света.
Император подал знак Типу и Топу, чтобы они следовали за ним, и вся тройка, осторожно ступая на цыпочках, медленно приблизилась к забору, в щели которого мелькнул огонек и откуда доносился еле слышный, взволнованный шепот.
Присев на корточки и прижав уши к забору, белые прислушивались, сдерживая дыхание. Почти то же проделали с другой стороны забора и двое черных — разведчик Назитис и адъютант Пипин. Противников разделяли лишь тонкие доски. Но вот черные снова зашептались.
— Знамя спрятано в сарае. — Это шептал Назитис. — Сын красильщика сказал, что Репсис засунул его между поленьями… Я полезу через забор, а ты оставайся на карауле!
Репсис жестами показал Типу и Топу, что им нужно занять более выгодные позиции, вытащил зачем-то из кармана платок и свернул его жгутом. Потом приказал Топу снять пиджак — его надо будет быстро накинуть на голову тому, кто перелезет через забор. Тем временем шепот за забором утих, послышалась какая-то возня: это Назитис забрался товарищу на плечи и ухватился руками за край забора. Подтянувшись, разведчик оглядел темный двор, не заметил ничего подозрительного, потом перекинул через забор ногу, затем вторую и прыгнул…
В ту же минуту раздался приглушенный крик. Схватка была короткой. Назитису быстро заткнули рот кляпом — носовым платком, а на голову накинули пиджак Топа. Отчаянный разведчик черных вскоре лежал животом на траве. Тип, усевшись мычавшему Назитису на спину, связал ему поясом руки, а Топ — ноги… Потревоженный шумом, опять сердито залаял Терис.
— Назитис! — прижав лицо к забору, испуганно крикнул адъютант Пипин. — Что случилось?
— Хе-хе-хе! — громко рассмеялся в ответ Репсис. — Твой Назитис попал в мои руки! Молись-ка за него богу, лапотник!
Поделиться книгой: