Помоги проекту - поделись книгой:
— То, что говорят мертвецы!.. Например, этот человек говорит мне, что он не входил в команду галеры. Он вообще не был моряком. Обратите внимание на его руки и одежду. Он явно был пассажиром. Когда галера выскочила на берег, они все уже были мертвы. Все, кроме одного! — С этими словами Данте указал на пустовавший четвертый стул и четвертый кубок с вином на столе. — Их было четверо. Но один из них не стал пить.
— Посмотрите-ка сюда, — добавил поэт, ткнув пальцем в глубь каюты. — Четыре койки. И на всех спали. Очевидно, что человек, не пивший вина, жив.
Набравшись мужества, Данте повернул к свету голову старца и разжал ему челюсти. На кривых зубах мертвеца застыла розоватая пена, а посиневшие губы в последние мгновения жизни были прикушены до крови.
Отпустив голову покойника, Данте понюхал остатки жидкости у него в кубке.
— От чего они умерли?
Данте поднес факел к лицу мертвеца.
— Видите распухшие губы и язык? Как будто он задохнулся… — сказал поэт и убрал факел подальше от бороды покойника, которая чуть не загорелась. — Это яд. Необычный. Он парализовал им дыхательные органы.
Опустив факел, Данте заметил у мертвого старика на шее что-то вроде позолоченного медальона на кожаном шнурке. Медальон был покрыт малюсенькими знаками и арабскими буквами.
Сняв с шеи покойника медальон, Данте увидел, что это астролябия очень тонкой работы. Алидада — ее подвижная стрелка — была погнута словно от удара. Однако координатная сетка — клубок тончайших металлических нитей, больше похожий на произведение ювелирного искусства, — не пострадала вместе со всеми своими стрелочками и солнышками, означавшими неподвижные звезды.
Данте прикинул, что на этой астролябии не менее сотни звезд, хотя на всех инструментах такого рода, которые ему приходилось видеть раньше, количество звезд не превышало тридцати. Случись ангелу прокладывать себе путь в глубинах звездного неба, ему не найти лучшего инструмента… Ангелу? Или демону?..
Быстро осмотрев двух других мертвецов, Данте нашел на их телах зловещие следы такой же смерти.
— Четвертый человек умертвил своих спутников, отравив все вино на борту галеры. По морской традиции, добравшись до цели, все на борту стали пить вино. Поэтому сразу умерли все, — пробормотал Данте. — Давайте-ка получше осмотрим корабль!
Оглядевшись по сторонам, он заметил в глубине каюты прикрепленный к переборке окованный железом шкафчик. Взломав кинжалом его дверцу, Данте обнаружил внутри тетрадь в кожаном переплете. Скорее всего, это был судовой журнал. После беглого осмотра Данте сунул его к себе в сумку.
Смрад разлагавшихся трупов становился невыносимым. Данте зашелся кашлем, и его чуть не вырвало. Наспех обшарив карманы покойников, он выскочил из каюты.
Очутившись на палубе, Данте остановился перевести дух и задумался над страшной смертью гребцов. Теперь он понимал, почему они так скорчились. Те из них, кто не успел выпить яда, умерли от жажды в цепях под палящим солнцем. Отравитель и не подумал их освободить. Они наверняка до последнего момента бились в цепях, и их душераздирающие вопли не один день оглашали пустынное болото. Однако гортанные звуки арабского языка распугали и без того немногочисленных обитателей этих мест, выросших в страхе перед болотной нечистью.
Данте казалось, что он и сейчас слышит стенания несчастных.
— Велите вашим людям тщательно собрать все части механизма в каюте, — приказал он капитану стражи. — Пусть все сложат в парус и с величайшей осторожностью доставят во Флоренцию!
— А что делать с этими?
Поэт в нерешительности осмотрелся по сторонам. Покойникам теперь ничем не поможешь… Но не оставлять же их гнить в цепях!
— Подожгите галеру. Она будет им погребальным костром. Пусть наш бог вместе с их богом примут их души в языках пламени… И пока никому ничего не рассказывайте о том, что мы здесь видели!
— Но ведь трюм галеры пуст. На ней нет ничего ценного! О чем же молчать? — с подозрением спросил начальник стражи. — Кроме мертвецов…
— Вот именно! Кроме мертвецов! — резко перебил Данте и начал спускаться по веревочной лестнице.
Стражники бросились выполнять его приказ, желая как можно скорее покинуть это проклятое место.
— Возвращаемся к лошадям, — приказал поэт, когда пламя начало лизать борта галеры.
С вершины пригорка он бросил прощальный взгляд на уже почти полностью окутанный огнем корабль. Языки пламени походили на воздетые к небу руки людей, взывающих о справедливости… или о мести!
Ночью временами моросил дождь. Когда небо прояснялось, Данте смотрел на звезды, прикидывая, сколько прошло времени. Один раз он увидел созвездие Близнецов, под чьим знаком родился. Две блестящие звезды Кастор и Поллукс казались ему путеводными, они помогали ему побороть мучившее его недомогание. Стражники все время недовольно ворчали, и капитан несколько раз предлагал сделать привал, но Данте торопился и не разрешил отдыхать.
Мертвецы сгорели вместе с галерой, но их души взывали к поэту об отмщении. Данте желал найти человека, учинившего эту бойню и преспокойно скрывшегося с места преступления.
Перед приором поперек седла лежал мешок с разбитым механизмом. Когда железо позвякивало, конь фыркал и начинал рыскать из стороны в сторону, словно чувствуя, что везет какую-то адскую машину.
— Именем магистрата откройте ворота! — из последних сил крикнул Данте стражнику на башне, наклонившемуся между зубцами с факелом в руке, чтобы получше рассмотреть путников. В неверном свете огня люди и кони у подножия стены наверняка казались ему просто темной бесформенной массой.
— Выполняйте приказ! — снова крикнул поэт.
— Пошел ты в задницу! — заорал ему в ответ стражник, поднеся ко рту сложенные рупором ладони. — Сегодня не рыночный день, и до трех часов в город никого не пускают. Ждите здесь. И отойдите подальше от стен, а то мы выйдем и пересчитаем вам ребра!
— Ах ты подлец! — гневно воскликнул Данте и соскочил с коня. Его крик и внезапное движение напугали животное, которое прянуло в сторону, и поэт промахнулся мимо стремени. Он соскочил прямо в грязь, подняв тучу брызг и с трудом удержавшись на ногах. У него за спиной послышались злорадные смешки стражников, которым явно не понравился эпитет, выбранный поэтом для их товарища на городской стене. Даже капитан не сумел сдержаться и сдавленно захихикал.
Тем временем на стенах появились остальные стражники, привлеченные перебранкой. Они зевали во весь рот и гремели доспехами. Их заспанные красные рожи высовывались между зубцами стены. Стражники выкрикивали ругательства и делали непристойные жесты.
Решив положить конец этому представлению, начальник стражи выехал вперед и рявкнул:
— Открывай ворота, каналья! Это я — ваш капитан!
Ругательства тут же стихли, и через несколько мгновений зазвенела цепь. Ведя лошадь под уздцы, Данте медленно вошел под низкий свод ворот. Он вглядывался в лица стражников, пытаясь запомнить каждого из них, и цедил сквозь зубы проклятия.
Именно в этот момент где-то у него за спиной послышалось далекое пение. Казалось, кто-то распевает псалмы, слова которых не разобрать. Данте даже подумал, что песнопение ему почудилось, но, обернувшись, он увидел, как из-за поворота дороги показалась довольно странная процессия медленно шагавших людей. Звуки пения доносились с их стороны.
Данте показалось, что перед ним — жертвы кораблекрушения. Впереди шествовал высокий мужчина в грубой темной сутане с надвинутым на бородатое лицо капюшоном. Он опирался на длинный посох, увенчанный крестом, заключенным в круг. За ним двигалась группа мужчин и женщин, одетых таким образом, словно предводитель оторвал их от самых будничных занятий. На них были одежды крестьян, торговцев, благородных людей, рыбаков, воинов, проституток, врачей и менял… Казалось, в этой печальной процессии собрались представители всех сословий и занятий, существующих в мире.
Среди толпы виднелись мулы, нагруженные самыми невероятными пожитками в сундуках и узлах. На спине одного из мулов красовался особенно большой сундук. Несмотря на сильную руку ведущего его под уздцы мужчины крепкого телосложения, животное все время недовольно дергало головой. Сундук был покрыт белым покрывалом с красным крестом.
Вскоре песнопение возобновилось, и процессия, возглавляемая монахом, медленно прошествовала в ворота. Стражники, в чьи обязанности входил сбор пошлины за посещение Флоренции, не сказали ни слова.
— Кто это? — спросил поэт.
— Наверное, пилигримы, направляющиеся в Рим, — ответил капитан.
— Думают, что папа Бонифаций отпустит им все их грехи?[6]
— Они сбиваются в толпы, надеясь, что на перевалах их не ограбят разбойники… Хотя чем можно поживиться у этих оборванцев… — пробормотал начальник стражи, провожая презрительным взглядом вошедшую в ворота толпу.
— К тому же, — усмехаясь, добавил он, — хозяева наших постоялых дворов почище любых грабителей!
Данте в последний раз взглянул вслед пилигримам и сел в седло.
— Куда везти эти железяки? — спросил поэта капитан таким тоном, словно ему ужасно хотелось избавиться от мешка с загадочным содержимым.
— Проводите меня до Дворца Приоров при монастыре Сан Пьеро, а мешок отвезите мастеру Альберто из Ломбардии. Его мастерская у церкви Санта Мария. Пусть он как следует спрячет этот мешок. Завтра я к нему зайду.
Во дворе монастыря Сан Пьеро уже светило солнце, взошедшее над его крышей. Поэт прошел туда, где все еще царила тень и начиналась лестница, ведущая к кельям. Стоило ему подняться на пару ступенек, как на него налетел человек, сломя голову несшийся вниз. Это была почти обнаженная девушка. Поэт замер с разинутым ртом, узнав ее худенькое личико, на котором сладострастным огнем сверкали зеленые глаза.
— Пьетра!.. — задохнувшись, пробормотал он.
Девушка как ни в чем не бывало рассмеялась ему в лицо и побежала к выходу. На Данте пахнуло вином. Несколько мгновений поэт раздумывал, не броситься ли ей вдогонку, но услышал звук тяжелых шагов и остался на месте. На верхних ступенях лестницы появился запыхавшийся полураздетый мужчина. Увидев Данте, он замер на месте и заговорщически подмигнул поэту, прошествовавшему к своей келье, не удостоив его даже взглядом.
— Чего это вы надулись, как индюк, мессир Алигьери?! Хватит задирать нос! — крикнул полуголый мужчина вслед Данте. — Ведь мы уже два месяца безвылазно сидим в этом монастыре, как в тюрьме!.. Хотя вы как-то умудряетесь шастать по своим делам даже по ночам!
Данте замер на месте, повернулся и сделал несколько шагов в сторону говорящего. В висках у поэта застучала кровь, а в глазах потемнело от усталости и недомогания. Со спокойствием стороннего наблюдателя констатировав, что и сам он порой — не образчик добродетели, Данте все же протянул руки к горлу полуголого мужчины, который быстро ретировался вниз по лестнице в сторону караульного помещения.
— Вы что, ревнуете ко мне свою маленькую шлюху?! Да никуда она от вас не денется! — ухмыльнулся мужчина, стараясь держаться на почтительном расстоянии от поэта. — Ищите ее в публичном доме, где я ее и нашел!
Сжав кулаки, Данте повернулся в сторону своей кельи:
— Послушайте, Лаппо! Мы по чистой случайности оказались сейчас в одной должности. Я стараюсь оправдать оказанную мне честь, призвав на подмогу весь мой ум и все мои добродетели, а вы — ведете себя как купающаяся в пороках посредственность. Впрочем, чего еще от вас ожидать!
Данте произнес эту краткую речь ледяным тоном и довольно громко. Остальные приоры так и не высунулись из своих келий, но поэт надеялся на то, что они уже проснулись и слышали его слова.
Распахнув дверь к себе в келью, Данте оглядел ее нехитрую обстановку. Кажется, все на месте!
Поэт просмотрел свои бумаги, сложенные на письменном столе перед маленьким окошком, и погладил рукой бесценный экземпляр «Энеиды», уже порядком растрепанный от непрерывного чтения. Все действительно было на месте, но бумаги лежали не в том порядке, в каком их оставил Данте. В его отсутствие кто-то явно в них копался, вынюхивая секреты, которые можно было бы потом использовать против него.
При мысли об этом поэт насмешливо усмехнулся. Жалкие невежды! Все его тайны начертаны в книге его памяти, куда не проникнуть никому!..
Даже загадочное послание, спрятанное между страницами шестой песни «Энеиды», было на месте…
Тем временем самочувствие поэта ухудшилось. Силы стали покидать его. Рухнув на постель, Данте погрузился в долгожданный сон.
ГЛАВА II
Зажмурившись, Данте ждал, пока пройдет головокружение. Потом он, шатаясь, добрался до шкафчика и извлек из него список «Энеиды». Между его страницами лежал лист бумаги.
Этот лист нашли стражники в неизвестно кому принадлежавшем тюке шелка. Данте в сотый раз перечел написанное на листе.
«Доверьтесь нам, о приверженцы любви, и примите с распростертыми объятиями того, кто придет исполнить замысел, с какой бы стороны света он ни явился. Сначала будет построен новый Храм. Потом — его великолепные врата. Последним прибудет корабль и привезет чудесное мерило, в котором — ключ к сокровищам Фридриха, открывающим двери Царства Света».
Лист пергамента был скреплен сургучной печатью. На нем не значился получатель, который наверняка заранее знал о прибытии послания на склад и обязательно забрал бы этот пергамент, не найди его случайно стража.
Подняв с сундука сумку, Данте извлек из нее тетрадь, найденную на борту галеры, и начал осторожно листать пропитанные морской влагой страницы. Судя по огромному количеству однообразных навигационных записей, в руках у поэта был судовой журнал. В некоторых местах чернила расплылись, и написанное было не прочитать. Данте разобрал несколько названий средиземноморских портов и списки кое-каких товаров. На одной из последних страниц значились чьи-то имена. Скорее всего, это были члены экипажа. Кроме этого, последние страницы содержали краткое описание ремонта галеры на Мальте.
Речь шла о христианском судне, но с очень странным экипажем на борту. Судя по именам, многие члены экипажа были французами из Лангедока[7]. Кроме того, на галере были пассажиры, значившиеся как «заморские гости».
Почему же на христианском корабле некоторые неверные были не прикованы к веслам, а отдыхали, как почетные гости, в капитанской каюте? А что это за зловещий флаг, под которым плавала эта галера?! Неужели таким людям доверили хранить легендарные сокровища императора Фридриха?! А что это еще за «Царство Света»?!
Впрочем, хотя бы некоторые слова на пергаменте были понятны Данте. Приверженцами любви называли членов тайного общества, созданного для борьбы с деспотизмом римского папы, в которое в молодости входил сам поэт и его товарищи…
Отдалившись от них ради участия в политической борьбе в родном городе, поэт больше ничего о них не слышал. И вот они напомнили ему о себе этим пергаментом и… кораблем с командой мертвецов!
Смерть! Данте уже давно шел с ней рука об руку. Он слышал ее тихие шаги на залитых солнцем улицах Флоренции, ощущал ее дыхание в те моменты, когда у него на голове — как на загривке ощетинившейся собаки — внезапно сами по себе начинали шевелиться волосы…
Смертью дышала каждая строка будущего произведения Данте — огромной поэмы о небесах и о земле — диалога странника с душами величайших из древних мудрецов, повествующего обо всех тайнах потустороннего мира.
Поэт покосился на пачку листов, лежавших на столе. Это были собранные им повсюду бумаги и пергаменты, с которых он старательно соскреб ранее написанное.
Взяв в руки несколько листов, Данте стал разглядывать набросанное им на одной из первых страниц своего произведения изображение Земли, идеально разделенной на воду и сушу. В недрах земли зияла огромная пещера для погибших душ, кругами витавших вокруг ужасного колодца, из глубин которого доносились леденящие сердце завывания Люцифера…
Вот из воды восстает огромная скала, поднявшись на которую, можно очиститься от грехов. А потом?.. Потом — ничего. Фантазия поэта пока была бессильна описать блаженство и небеса в том виде, в каком они могли бы предстать перед человеческим оком.
Изобразить зло ему оказалось гораздо проще.
Вот уже некоторое время Данте слышал из окна необычный шум. Словно где-то у моста Понте Веккьо собралось множество народа. Можно было подумать, что все кители районов на южном берегу Арно решили переселиться на север Флоренции. Погрузившись в чтение собственного произведения, поэт не сразу обратил внимание на этот шум. Однако теперь пропустить его мимо ушей было уже невозможно. Данте инстинктивно покосился на дверь. Что, если это бунт? Или и того хуже — восстание постоянно недовольных чесальщиков шерсти?..
Поспешно покинув монастырь, Данте выскочил на запруженную народом улицу.
В толпе, преимущественно состоявшей из скромно одетых людей, то там, то здесь выделялись богатыми одеждами члены крупнейших гильдий, а также виднелись доспехи стражников. Внезапно Данте узнал в толпе знакомое лицо.
— Мессир Дуччо! Что вы здесь делаете? Что вообще происходит?
Под напором толпы на Данте налетел секретарь городского управления — совершенно лысый мужчина средних лет.
— Все бегут в аббатство Святой Марии Магдалины, приор! — выпалил Дуччо. — Прибыла великая реликвия с Востока!
Данте отпрыгнул от несшейся по улице человеческой лавины.
— И вся эта толпа бежит смотреть реликвию? — недоверчиво спросил поэт.
Секретарь пожал плечами и грубо отпихнул какого-то налетевшего на него крестьянина, но тот не обратил ни малейшего внимания на толчок и помчался дальше вместе со всеми.
— Из Франции прибыл монах Брандан, возвестивший о многих чудесах!
— Из Франции к нам еще не прибывало ничего хорошего. Подражание французам губит наши добрые нравы. Из их страны к нам приходят все самые страшные болезни. Особенно с тех пор, как там воцарился этот еретик Филипп![8] Неужели вся Флоренция сошла с ума?!
— Я вас понимаю. Но когда и вы увидите это своими глазами, вы будете поражены!
— Что я увижу?!
— Чудесную деву! Пойдемте!
Данте ошеломленно уставился на Дуччо, но того уже понесла вперед толпа, и он лишь успел махнуть Данте рукой:
Поделиться книгой: