Помоги проекту - поделись книгой:
В итоге договор между Ираком и Турцией был все же подписан в Багдаде 24 февраля 1955 г.[136] В историю это соглашение вошло как Багдадский пакт. Турецкую сторону на подписании представляли президент Селал Баяр, премьер-министр Аднан Мендерес, министр иностранных дел Фуад Курпюлю; иракская сторона была представлена королем Ирака Фейсалом II, премьер-министром (принцем) Нури-Саидом, министром иностранных дел Бархуннадином Баш-Аяном. Статья 1 говорила о том, что согласно статье 51 Устава ООН пакт создается с целью поддержания безопасности в регионе. Формулировка статьи 5, посвященной правилам присоединения к соглашению, составлена так, что
В истории 1950-х гг. Ближнего Востока создание в феврале 1955 г. Багдадского пакта стало безусловным водоразделом. Если до его подписания независимая линия Египта во главе с Г. А. Насером лишь набирала силу, и египетский лидер не исключал вероятность сотрудничества со странами Запада, включая даже участие в Северном Ярусе Обороны, то после подписания пакта позитивный нейтрализм обернулся для Запада фактической утратой контроля над действиями Египта с его последующей переориентацией на СССР. В региональном масштабе пакт фактически подписал смертный приговор лидерам Ирака во главе с Нури Саидом. На Ближнем Востоке 1950-х гг., наполненном идеями панарабизма, действия Ирака не могли быть интерпретированы никак по-другому, нежели предательство.
И без того антииракский режим Насера проводил политику дипломатической изоляции Ирака в рамках ближневосточной подсистемы международных отношений. Стоит сказать, что и другие государства арабского мира имели ряд политических претензий к Ираку. Саудовская Аравия традиционно недолюбливала Ирак из-за династического противостояния Хашимитов и Саудитов. Сирия и Ливан испытывали опасения, что после подписания пакта Ирак усилится настолько, что будет претендовать на земли так называемого Плодородного Полумесяца, что не исключало и силовой сценарий решения вопроса по отношению к Ливану и Сирии. Даже династически родственная Иордания не могла присоединиться к Ираку в силу наличия на его территории большого числа палестинских беженцев. Именно вышеперечисленные государства станут участниками ОАР, созданной Насером в октябре того же года.
С осуждением действий Ирака выступила и член НАТО Франция. Во-первых, французские элиты традиционно с ревностью относились к дипломатическим инициативам Великобритании в колониальном мире (во второй половине ХХ в. под ним подразумевались страны «третьего мира»). Во-вторых, Франция никак не желала поглощения Багдадским пактом своих бывших доминионов, Сирии и Ливана, которые не переставали быть зонами ее политического влияния. В-третьих, правительство Франции считало, что создание Багдадского пакта скорее подхлестнет волну недовольства и размежевания в арабском мире, нежели будет содействовать его безопасности, к тому же в Париже предсказывали и негативную реакцию со стороны Израиля.
Для Ирака Багдадский пакт действительно обернулся изоляцией в арабском мире. Теперь Ирак мог двигаться лишь в фарватере действий Запада. 26 февраля, выступая перед парламентом, принц Нури Саид выразил надежду на то, что к пакту присоединятся Иран, Пакистан, Англия и США[138].
Уже в марте 1955 г. Великобритания выразила желание присоединиться к Багдадскому пакту. Новый премьер-министр Великобритании Энтони Иден с большим энтузиазмом смотрел на перспективы присоединения к Багдадскому пакту. Иден видел в пакте прежде всего меру по замене соглашения с Ираком от 1930 г. Мотив безопасности как таковой для британского руководителя в тот момент имел меньшее значение[139].
4 апреля 1955 г. Англия подписала договор с Ираком, ставший, по сути, заменой договора 1930 г. (главный аргумент Идена, который он использовал для создания положительного имиджа нового соглашения[140]). Согласно новому договору ВВС Великобритании сохраняли за собой право использования баз Хабания и Шуйяба, Маргил. Статья 5 определяла тесное сотрудничество Англии и Ирака «для обороны» территории Ирака, включая подготовку военных кадров. Статья 8 регламентировала оказание прямой военной помощи Ираку со стороны Великобритании в случае вооруженного нападения или угрозы нападения. Великобритания также брала на себя обязательства по сооружению на территории Ирака системы противовоздушной обороны. Вся собственность Великобритании, находившаяся в ее владении согласно договору 1930 г., продолжала оставаться у британской стороны[141].
30 апреля 1955 г. иракско-британский договор был дополнен двусторонним Соглашением о финансовой помощи. Согласно условиям договора Великобритания вносила в образованный сторонами Фонд взаимной поддержки 150 тыс. ф. ст. для создания действенных механизмов двусторонней деятельности в целях поддержания безопасности в регионе[142]. Используя эти же механизмы денежного перевода, 20 декабря 1955 г. согласно условиям договора от 4 апреля 1955 г. британская сторона перечисляла в Багдад в качестве компенсации за пользование военными базами 1 млн 375 тыс. ф. ст. с последующим доведением ее в течение 1956–1957 гг. до 2 млн 380 тыс. ф. ст.[143]
Важно сказать о позиции, которую заняли США после подписания англо-иракского соглашения. В Госдепартаменте считали, что теперь, когда создана необходимая база из договора Турции с Пакистаном, Ираком, а также Англии с Ираком, главной целью становится «стягивание» этих трех линий воедино при параллельной работе по вовлечению в пакт Ирана[144]. По мнению экспертов Госдепартамента, США должны продолжать следовать практике «игры на дистанции», когда все нити управления фактически были в руках США, однако одновременно с этим они не несли никаких обязательств, закрепленных документально. В пользу этой тактики говорила и ситуация в регионе. Градус антизападных настроений там постоянно повышался, что объяснялось прежде всего антибританскими и антиамериканскими настроениями[145].
19 апреля к Багдадскому договору Турции и Ирака присоединился Пакистан[146]. Линия по завершению создания блока должна была осуществиться присоединением к пакту Ирана.
11 октября 1955 г. премьер-министр Ирана Хоссейн Ала направил письмо премьер-министру Ирака Нури Саиду, в котором объявлял о присоединении Ирана к Багдадскому пакту. 3 ноября иранское правительство вручило все документы о присоединении к Багдадскому пакту. Вхождение иранской стороны в новую систему безопасности означало замыкание так называемой нефтяной линии Ирак – Иран, стран, обладавших не только значительными запасами нефти, но и имевших выгодное стратегическое положение[147].
Учредительная сессия Багдадского пакта состоялась 21–22 ноября 1955 г. в Багдаде. В ней участвовали: от Ирана – премьер-министр Хоссейн Ала, от Пакистана – премьер-министр Чоудхури Моххамед Али, от Турции – премьер-министр Аднан Мендерес, от Ирака – премьер-министр Нури Саид, от Великобритании – министр иностранных дел Гарольд Макмиллан, а также американская делегация военных наблюдателей (адмирал Дж. Кесседи и генерал Ф. Каравей) во главе с послом США в Ираке Шольманом. Председательствовал Нури Саид.
Багдад был определен постоянным местонахождением организации Багдадского пакта, а представитель Ирана Халиди избран генеральным секретарем пакта.
В общих чертах организационная структура пакта, утвержденная на первой сессии, выглядела следующим образом.
Высшим органом пакта является постоянный Совет министров. Его заседания проходят на двух уровнях – правительственном (министерском) и на уровне представителей. На министерском уровне каждая страна-участница представлена премьер-министром или министром иностранных дел, на уровне представителей – послами. Сессии Совета министров собираются один-два раза в год. Представительство на сессиях происходит поочередно (в алфавитном порядке). Решения сессии Совета министров должны приниматься единогласно. Совещания на уровне послов происходят раз в две недели. При необходимости созываются дополнительные совещания. Официальный и рабочий язык Багдадского пакта – английский. Постоянный комитет Совета министров обеспечивает его регулярную работу в периоды между сессиями.
Секретариат.
Военный комитет заседает один-два раза в год (перед сессиями Совета). Комитет дает рекомендации Совету по военным вопросам, военному сотрудничеству и другим вопросам. Комитет также координирует военное планирование, осуществляемое Объединенной организацией военного планирования. Каждая страна представлена в военном комитете главнокомандующим вооруженными силами или начальником генерального штаба.
Комитет по связям при постоянной штаб-квартире пакта.
Комитет по борьбе с подрывной деятельностью («комитет безопасности») состоит из начальников управлений полиции, а также сотрудников разведок государств пакта. Комитет заседает раз в год. Он готовит рекомендации Постоянному Совету. Комитет состоит из подкомитета по радиовещанию и подкомитета по борьбе с подрывной деятельностью.
Экономический комитет. Включает четыре подкомитета: коммуникаций и общественных работ, по торговле, по здравоохранению, по земледелию и животноводству[148].
Институциональное оформление Багдадского пакта зафиксировало итоги усилий Великобритании и США по созданию системы региональной безопасности, которые они прилагали на протяжении второй половины 1940-х – первой половины 1950-х гг. при участии некоторых стран региона (речь идет прежде всего о Турции).
Состав блока и статус некоторых его участников стали во многом симптоматичны. Великобритания, столкнувшись с новыми политическими реалиями региона в первой половине 1950-х гг., была вынуждена отказаться от части своих привилегий (англо-египетское соглашение 1954 г.), однако вместе с тем не потеряла своего регионального статуса, вступив в Багдадский пакт на правах официального представителя англо-американского сообщества. США, исповедуя практику «игры на дистанции», стали непосредственным творцом Багдадской системы безопасности. Организация отвечала именно их первостепенным интересам в регионе.
Блок ориентирован на линию Северного Яруса Обороны, на чем изначально настаивали США; членами организации были государства, пользовавшиеся поддержкой прежде всего самих Соединенных Штатов. Как заметил один из ведущих американских историков-международников Джон Льюис Гэддис, конечный вид организации Багдадского пакта полностью коррелировал с видением реалий международной жизни Даллесом – Эйзенхауэром. Этот тандем политиков, в отличие от Трумэна – Ачесона, с момента прихода в Белый дом стал интерпретировать блоки, созданные при участии США, в первую очередь как звенья в цепи изоляции СССР, а потом – как военный блок[149].
Унилатерализм в действиях Вашингтона привел в итоге к усилению центробежных сил на Ближнем Востоке – арабскому национализму, распространению коммунизма, усилению Египта в региональном масштабе, размежевание региона на политические группировки.
5 мая 1955 г. ушел в отставку с поста премьер-министра У. Черчилль, находившийся на политическом олимпе Великобритании почти 30 лет. К весне 1955 г. пожилому лидеру консерваторов стало трудно находить общий язык с членами кабинета. Это вызывало раздражение со стороны правительства и Парламента[150]. Фактически уже с июня 1953 г., когда Черчилль перенес инсульт, здоровье премьер-министра пошатнулось, что серьезно сказалось на уровне работоспособности главы Великобритании. Пост премьер-министра занял бывший глава Форин-офиса Энтони Иден, с которым у Черчилля были весьма сложные отношения[151].
Э. Иден окончил факультет восточных языков в Оксфорде и был знатоком персидской культуры, что делало ближневосточное направление политики Великобритании личным приоритетом нового премьер-министра[152].
Первые шаги Идена на посту премьер-министра показали вполне осознанное стремление нового главы Великобритании дистанцироваться от политического наследия У. Черчилля. Такая тенденция не замедлила сказаться на модусе взаимоотношений Лондона с Вашингтоном.
Желание Энтони Идена действовать на территории Ближнего Востока самостоятельно стало очевидным к лету 1955 г. Британская сторона предложила массу усилий для создания Ближневосточного командования (МЕДО), проекта, так и не нашедшего поддержки среди арабских стран региона. На этом фоне в июле 1953 г. по инициативе Дж. Фостера Даллеса американская сторона подписала серию двусторонних договоров со странами Ближнего и Среднего Востока, что, по сути, противоречило идее создания Коллективного оборонного пакта на Ближнем Востоке. В период 1953–1954 гг. США подписали соглашения о военной и финансовой взаимопомощи со странами региона, оставив, таким образом, Лондон без каких-либо рычагов воздействия на ситуацию даже в рамках «особых» англо-американских отношений. Это означало утверждение независимой дипломатической линии США.
Создание организации Багдадского пакта, по мнению британской стороны, не вписало США в ближневосточную оборонную схему. Глава Форин-офиса Гарольд Макмиллан обратил внимание коллег на то, что, по его мнению, существовала принципиальная разница между индивидуальными действиями США на Ближнем Востоке и отказом вступить в организацию Багдадского пакта, сославшись на намерения оказать новому блоку всемерную финансовую и военную поддержку. Как выразился Макмиллан, «американцы просто сбежали из блока, создававшегося по их же инициативе»[153].
Соглашаясь с коллегой, заместитель главы Форин-офиса Энтони Наттинг заметил в своих мемуарах, что в этот период в Лондоне в отношении действий американцев на Ближнем Востоке воцарилось следующее отношение: «Давайте дадим этим новичкам пойти своим путем, а главное, дадим возможность сделать свои ошибки»[154].
Опыт дипломатического сотрудничества с США на Ближнем Востоке в 1952–1955 гг. едва ли можно занести в положительный баланс Уайт-холла. Э. Иден емко выразил свои ощущения: «При всей аргументации нашей стороны их концепция безопасности – это концепция Даллеса и никакая другая»[155].
События 1954–1955 гг. стали для политического видения Энтони Идена
Вступив в Багдадский пакт, страны Востока получили определенные политические выгоды. В первую очередь это касалось Турции. Став членом НАТО, Турция смогла проводить традиционную для нее политику патернализма в регионе, однако теперь уже с позиции проамериканских сил. Пакистан заручился поддержкой Запада, начав получать вооружение из США. Разрешение «пуштунского вопроса» в отношениях с Афганистаном стало для Карачи лишь вопросом времени. Иран, попав в орбиту политики Запада после свержения Моссадыка, был заинтересован в улучшении отношений с Англией и США.
Самым противоречивым вступление в Багдадский пакт оказалось для Ирака. В итоге Ирак стал изгоем в глазах большинства арабских стран Ближнего Востока; в стране быстро набирало силу националистическое и коммунистическое движение[156]. Более того, Ирак стал главным объектом нападок Насера, расценившим вступление в Багдадский пакт как вызов и желание официального Багдада занять место автохтонного лидера в рамках Ближневосточного региона[157]. Как показали события революции 1958 г., страны Запада не смогли гарантировать безопасность режима Хашимитов. Именно Ираку было суждено стать «слабым звеном» в конструкции Багдадской оборонной организации.
Шаги американской стороны, предпринимавшиеся в деле создания организации Северного Яруса Обороны, коррелировали и с военной логикой Пентагона первой половины 1950-х гг. Об этом аспекте ближневосточной политики США в официальных документах Государственного департамента содержится не так много информации[158].
Вместе с тем согласно техническим возможностям конца 1940-х – середины 1950-х гг. именно приграничные районы СССР стали главной зоной авиаразведки авиации США и стран НАТО.
Согласно данным, приводимым в статье ведущего научного сотрудника Института военной истории Министерства обороны РФ А. С. Орлова, американская военная разведка считала первоочередной задачей своей деятельности в 1950-е гг. изучение советской системы ПВО и приграничных аэродромов ВВС[159]. Как пишет
Одним из приоритетных направлений авиаразведки в этот период был Юг Советского Союза. Стратегические замыслы Вашингтона требовали определенной свободы действий на сопредельных с СССР территориях Восточного Средиземноморья и Ближнего Востока, что диктовало действиям официальной дипломатии США на Ближнем Востоке жесткую «логику втягивания» в сферу своего влияния крупнейших стран региона. Показательно, что именно на территории Ирана и Турции в 1954–1955 гг. Пентагон разместил мощные РЛС, призванные проводить разведывательную деятельность воздушного пространства Юга СССР.
Таким образом, создание организации Багдадского пакта стало отображением сразу нескольких ценностных установок в политике Великобритании и США в регионе.
§ 3. Суэцкий кризис 1956 г. и фактор биполярной логики в реакции США и Великобритании на первый локальный конфликт в регионе
Как уже было сказано, заключение Багдадского пакта подвело черту под процессом перегруппировки сил в регионе. Вторая половина 1955 г. показала, что весь Ближневосточный регион пришел в движение. Причиной тому были дипломатические англо-американские маневры, усиление внутрирегиональных трений и появление на карте региона принципиально нового игрока – СССР.
Уход из жизни И. Сталина в марте 1953 г. оказал влияние на властную вертикаль СССР. Приход к власти группы Маленкова – Кагановича, а затем Хрущева привел к постепенному обновлению внешнеполитического курса СССР в отношении послевоенных стран «третьего мира».
Н. С. Хрущев и его окружение внимательнее присматривались к значительному антизападному потенциалу во многих арабских странах[161]. В Отчетном докладе ЦК КПСС XX съезду партии (февраль 1956 г.), сделанном Хрущевым, содержалось не только разоблачение культа личности И. Сталина. Авторы доклада впервые уделили большое внимание «третьему миру», отмечая, что страны Востока стали принимать активное участие в решении судеб мира. В докладе было подчеркнуто, что «в отличие от довоенного периода, подавляющая часть стран Азии теперь выступает на мировой арене в качестве суверенных государств, отстаивающих свое право на самостоятельную внешнюю политику». «Международные отношения, – говорилось в докладе, – вышли за рамки отношений государств, населенных преимущественно народами белой расы, и начинают приобретать характер подлинно всемирных отношений»[162].
Об этом же говорилось и в резолюции съезда, в которой было впервые указано, что «силы мира» значительно умножились «в связи с появлением на мировой арене группы миролюбивых государств Европы и Азии, провозгласивших принципом своей внешней политики неучастие в военных блоках». В результате этого создавалась обширная «зона мира», включающая как социалистические, так и несоциалистические «миролюбивые государства Европы и Азии» и «охватывающая больше половины населения земного шара»[163].
Позже, на XXI съезде КПСС (январь – февраль 1959 г.), был сделан новый шаг в оценке «третьего мира»: большинство колониальных и полуколониальных стран, которые еще не так давно представляли «собой резервы и тылы империализма», перестали быть таковыми. Эти страны «борются против империализма и колониализма, за свободу и национальную независимость»[164].
На волне XX и XXI съездов в советской академической среде возникла так называемая теория социалистической ориентации. Согласно этой теории главными критериями для стран, вставших на путь некапиталистического развития, стали большие масштабы национализации средств производства, а также создание партий или союзов под социалистическими вывесками.
Как подчеркивал Е. М. Примаков, главным стимулом для создания теории «социалистической ориентации» было стремление укрепить радикальные режимы на Ближнем Востоке и одновременно убрать из-под их прицела местные коммунистические партии. Такая теоретическая выкладка говорила о прагматичности подхода к осуществлению политики Москвы в регионе, рассматривавшей в качестве возможного проводника политики СССР обладавшие реальной властью националистические режимы[165].
В пользу тактического выбора этой линии говорили и сами лидеры арабского национализма. Так, Г. А. Насер считал «арабский национализм» несовместимым ни с классовыми подходами, ни с диктатурой пролетариата. Специфическое понимание социализма проистекало именно из того, что «арабский социализм» рассматривался как категория арабского национализма. Как писал основоположник баасизма Мишель Афляк, «социализм – это инструмент, приспособленный для наших национальных условий и потребностей. Он не может рассматриваться в качестве основной философии или свода нормативных актов. Это только ветвь древа, именуемого национализмом»[166].
Какова была расстановка сил в регионе к середине 1955 г.?
Окончательно оформившийся Багдадский пакт стал центром притяжения прозападных сил в регионе. Это побудило к активным действиям Египет, начавший проводить курс на построение альтернативной системы безопасности в регионе, противопоставляя себя в региональном масштабе Ираку.
Исходя из тезиса о «внутреннем» арабском фронте противостояния в регионе Насер приложил усилия к созданию союза государств, недовольных политикой создания Багдадского пакта. 2 марта 1955 г. делегации Египта и Сирии подписали договор о неприсоединении к Багдадскому пакту и об учреждении Арабского оборонного и экономического союза, который был дополнен 2 октября 1955 г. договором о военном сотрудничестве[167]. В общих чертах сирийско-египетский пакт и оборонная организация, которая была образована на его базе по структуре и целям, походили на организацию Багдадского пакта[168].
Уже 6 марта к действиям Египта и Сирии присоединилась Саудовская Аравия. Договоры ратифицированы 20 и 27 октября 1955 г. соответственно. 21 апреля был также подписан дополнительный договор о сотрудничестве между Египтом, Саудовской Аравией и Йеменом[169].
Важно понять логику Г.А. Насера в этом вопросе. В беседе с Генри Буроэйдом, послом США в Египте, Насер говорил, что, по его мнению, Арабский Восток должен быть един для борьбы с общим врагом – Израилем. Однако создание организации Багдадского пакта «внесло сумятицу» в ряды арабов Ближнего Востока, затронув глубинные течения внутриарабского противостояния. По мнению Насера, Багдадский пакт ослабил арабов Ближнего Востока, поэтому тройственное соглашение Египта – Сирии – Саудовской Аравии – это не мера по противопоставлению Ираку, а мера по устрашению Израиля. Другой аргумент Насера заключался в том, что Багдадский пакт (Северный Ярус Обороны) концентрировал оборонные усилия на севере, однако юг Ближнего Востока, по мнению Насера, мог также стать зоной советского вторжения[170].
После переворота 1954 г., в ходе которого был свергнут бригадный генерал Адиб Шишакли, в Сирии установилась обстановка политической нестабильности. Борьба развернулась между партией Баас, коммунистами, настроенными против Хашимитов и Нури, с одной стороны, и правой группировкой Национальной и Народной партий, настроенных лояльно по отношению к Ираку, – с другой. Именно Сирия, по мнению экспертов Госдепартамента и членов сенатской комиссии по международным делам, была самой нестабильной страной Ближнего Востока[171]. В обстановке, когда в стране не было консенсуса по поводу дальнейшего политического курса, Сирия попала в орбиту панарабистской политики Египта.
Притязания Насера усилились после заключения контракта с Чехословакией о поставках вооружений в Египет и впоследствии в Сирию и Саудовскую Аравию. В принципе эту ситуацию было легко спрогнозировать. В докладах исполнительный секретарь Совета по национальной обороне Эвелин Глисон не раз говорил, что США рискуют завести переговоры о поставках оружия в Саудовскую Аравию и Египет в тупик. В этой ситуации, продолжал секретарь, арабские лидеры обратятся к СССР, предлагающему вооружение по более низкой цене и не регламентирующему условия поставок[172].
Конкретным событием, убедившим руководство Египта в необходимости наращивания своего военного потенциала, стали военные столкновения с войсками Израиля на территории подконтрольного Египту Сектора Газа в сентябре 1955 г. В ходе боев египетские войска потерпели ряд поражений от хорошо укомплектованных французской и американской техникой войск Израиля[173].
В итоге в сентябре 1955 г. между правительствами Чехословакии и Египта подписан торговый договор о поставках хлопка из Египта. «Троянский конь» (именно так называли контракт в западной прессе того времени[174]) фактически выступал прикрытием действительных целей контракта.
Контракт о поставках оружия из стран социалистического лагеря нарушил монопольное право стран Запада на поставки вооружения в регион. Будучи следствием недальновидности Вашингтона в отношениях с некоторыми государствами региона и результатом конкретных шагов Насера, контракт еще более дестабилизировал ситуацию в регионе, открыв путь к его стремительной милитаризации.
Для США это стало серьезным ударом по их интересам в регионе. Фактически договор был первой реальной попыткой проникновения СССР в регион Ближнего Востока, и этим в Вашингтоне были весьма озабочены[175]. Примечательно, что «проникновение» произошло именно на юге Ближнего Востока, а не на севере, где США и Великобритания так тщательно прорабатывали план обороны. Более того, СССР продемонстрировал гибкий и прагматичный курс в отношении страны, официально являвшейся одним из столпов Движения неприсоединения[176]. Начало поставок оружия из Чехословакии объективно создало материальный базис для радикализации линии Насера в диалоге со странами Запада. Именно этого, судя по протокам заседаний ЦК КПСС в тот период, добивалось руководство СССР[177]. Правдивость этого вывода доказал и ход событий Суэцкого кризиса 1956 г.
В этих условиях курс Вашингтона по отношению к Каиру начинает постепенно ужесточаться. В октябре 1955 г. Дж. Ф. Даллес готовит доклад для закрытого слушания в Госдепартаменте, в котором излагает свое видение дальнейшей политики США на Ближнем Востоке. В докладе говорилось, что текущая ситуация в регионе требует создания сфер влияния Великобритании и США, дабы более эффективно пресекать попытки советского проникновения. В качестве мер по «усмирению» Египта госсекретарь предложил организовать экономическую блокаду Египта, перекрыв экспортно-импортные каналы с Англией и Суданом[178].
Одновременно с этим в Вашингтоне разрабатывался план конфронтации с Египтом, причем рассматривался сирийско-египетский пакт как направленный откровенно против Багдадского. Предвосхищая дальнейшее расширение сферы влияния Насера, в Госдепартаменте постановили, что усилия США должны быть направлены на удержание Иордании и Ливана в сфере влияния Запада[179].
Между тем внутренняя обстановка нестабильности в Иордании способствовала ее отпадению от западного лагеря. Царствовавший в тот период времени в Иордании король Хусейн высказал желание пересмотреть действовавший в тот период времени англо-иорданский договор 1948 г., срок действия которого истекал лишь в 1963 г.
Весна – лето 1955 г. прошли под знаком борьбы сирийско-египетского и западного блоков за влияние над Иорданией. Англия и Ирак, опираясь на династические связи династии Хашимитов и наличие английского элемента влияния в Иордании (Арабского легиона), считали возможное присоединение Иордании к Багдадскому пакту ценным приобретением.
У верхушки Иордании не было целостного мнения о месте своей страны в регионе. С одной стороны, король Хусейн не симпатизировал прокоммунистическим мотивам в политике Насера, а с другой – большой анклав из палестинских беженцев на территории Иордании не давал ему возможности для сближения со странами Багдадского пакта. Премьер-министр Тауфик аль-Худа стоял в оппозиции к присоединению Иордании к пакту, считая, что Ирак более опасен для независимости Иордании, чем Египет и Саудовская Аравия. Большую динамику процессу размежевания в регионе придало заключение в сентябре 1955 г. торгового контракта между Египтом и Чехословакией.
В этой ситуации Великобритания решает взять инициативу в свои руки. В Амман отправился начальник имперского генерального штаба генерал Джеральд Темплер, обладавший консультативными полномочиями.
13 декабря Темплеру было вручено контрпредложение иорданской правительственной комиссии. В тексте документа значилось, что Иордания вступит в пакт, но не возложит на себя никаких обязательств за пределами своих границ; субсидии Арабскому легиону должны выплачиваться в иорданскую казну вместо контролируемого Англией счета Арабского легиона в лондонском банке[180].
Саид аль-Муфти вышел из состава правительства, и на должность министра внутренних дел назначен Хаза аль-Манджали, которому была доверена реализация вступления Иордании в пакт на условиях, предложенных Темплером.
16 декабря в стране происходили массовые выступления против присоединения Иордании к пакту. Король Хусейн понимал, что вступление в пакт в тот момент было фактически невозможно. Король распустил парламент и объявил о проведении внеочередных выборов. 20 декабря Маджали ушел с поста министра. Король Хусейн назначил новое правительство во главе с Ибрагимом Хашимом.
Такая динамика событий наглядно показала драматическое положение режима Хусейна. Безусловно, генерал Глабб и Самир аль-Рифаи сыграли определяющую роль в дни правительственного кризиса. 5 января 1956 г. выборы были повторно отменены, а парламент вновь распущен. По стране прошли забастовки, которые на деле превращались в разгром английского и американского имущества на территории Аммана. Вооруженные соединения во главе с Глаббом расчистили улицы, применив силу. Но 8 января Рифаи сменил на посту премьер-министра Хашима и незамедлительно объявил, что Иордания не будет вступать в «новый пакт». 24 октября 1956 г. военное давление Израиля на Западном Берегу р. Иордан вынуждает Хусейна заключить военный пакт с Египтом и Сирией.
Вхождение Иордании в проегипетский лагерь окончательно зафиксировало существование двух противостоящих группировок государств на территории Ближнего Востока. Полагаю, что корректно рассматривать события Ближневосточного кризиса 1956–1958 гг. в региональном ракурсе через призму существования внутрирегиональных трений. Именно их наложение на генеральный конфликт биполярного мира превращало его в конфликт с широким участием сторон.
Гарантируя большую безопасность страны посредством закупки вооружений у стран Восточного блока в конце 1955 г., Насер решил обеспечить экономический подъем страны. Ключом к этому было давно запланированное строительство Асуанской гидроэлектростанции на Ниле. Стоимость проекта оценивалась в 1,3 млрд долл., и без внешней финансовой поддержки Египет был неспособен решить эту задачу.
На предварительном этапе Вашингтон выразил желание участвовать в финансировании строительства Асуанской плотины, выделяя наряду с Великобританией (14 млн долл.) и МБР (200 млн долл.) сумму в 56 млн долл. Однако затем последовал резкий отказ. Это решение американцы объяснили тем, что египетская экономика слишком слаба, чтобы осуществить такой проект. Реальные причины отказа в финансировании можно усматривать в том, что конгрессмены от южных штатов были резко против финансирования проекта, так как это невольно подорвало бы их позиции на мировом рынке хлопка[181]; другим фактором стало дипломатическое признание коммунистического Китая, о котором официальный Каир заявил 16 мая 1956 г.; третья причина – уверенность Вашингтона в том, что в случае одностороннего отказа Вашингтона СССР все равно не станет выступать в качестве кредитора проекта, что в итоге вынудит Насера вернуться к начальным условиям, однако тогда Вашингтон уже сможет навязать Каиру гораздо более жесткие условия, пользуясь его безвыходностью.
26 июля 1956 г. египетское правительство издало декрет о национализации Суэцкого канала. До национализации Суэцкий канал эксплуатировался Всеобщей компанией Суэцкого морского канала, 41 % акций которой принадлежал Великобритании, а 52 % – Франции. Формально Египет получал прибыль в размере 15 % от общего числа доходов. Согласно декрету от 26 июля были заморожены банковские счета, наложен арест на транспортные суда, работники компании автоматически переходили в подчинение египетскому правительству и продолжали исполнение своих обязанностей. В документе регламентировался также процесс выплаты компенсаций сторонам. Заметим, что в документе не говорилось ничего о том, что египетская сторона закрывает Порт Саид для свободного прохождения судов стран мира[182].
Реакция западных стран не заставила себя ждать. Ситуация с национализацией Суэцкого канала была в центре внимания в первую очередь британского правительства. Выступая 26 июля 1956 г. в палате общин, премьер-министр Англии Э. Иден высказал глубокую озабоченность в связи с национализацией канала и заявил, что английское правительство ведет переговоры с правительствами США и Франции о дальнейших действиях сторон в связи с национализацией[183].
В тот же день правительства Великобритании и Франции объявили акт национализации незаконным. Правительство США присоединилось к ним на следующий день.
Столь быструю и резкую реакцию западных стран легко объяснить. Насеру не могли простить «коварство», с которым он объявил о национализации канала именно в тот момент, когда последние отряды английских войск покинули базы в зоне Суэцкого канала согласно англо-египетскому договору октября 1954 г., что нарушило положения договора 1888 г. о свободе пользования каналом[184].
Но гораздо важнее экономический аспект проблемы. Суэцкий канал являлся важнейшей транзитной артерией между Европой и Азией. Англия была главным клиентом Всеобщей компании Суэцкого канала, и в 1955 г. на ее долю пришелся 21 % танкерных тоннажных сборов, 45 % сборов за нетанкерный тоннаж и 28 % чистой вместимости тоннажа зарегистрированных перевозок[185]. В абсолютных цифрах на долю Великобритании приходилось от 9 до 10 млн ф. ст. от общих сборов пошлины (в тот год они равнялись 32,5 млн ф. ст.)[186].
На время национализации через канал проходило до 1/6 всех торговых судов мира ежедневно. Путь через Суэц позволял кораблям стран Западной Европы, идущим в Индийский океан и страны Юго-Восточной Азии, сокращать его на 4900 миль, нежели в случае огибания всего Африканского континента, что экономило время и уменьшало издержки. До 65 % (т. е. 67 млн т) нефтяных поставок из района Персидского залива, Красного моря и Адена проходило именно через Суэц. На 1955 г. 85 % энергопотребления Великобритании было обеспечено нефтью Кувейта, шедшей транзитом через Суэцкий канал[187]. Положение усугублялось и тем, что труба экспортной ближневосточной нефти из Ирака, идущая на Запад и пропускавшая 860 тыс. баррелей нефти ежедневно, проходила по территории Сирии. После свержения режима А. Шишакли в 1954 г. новое пронасеровское руководство не раз заявляло о возможности перекрытия экспортной трубы в случае оказания военного давления на Египет и его союзников.
Альтернативным источником экспорта энергоресурсов с Ближнего Востока стал трубопровод, шедший в Средиземноморье из Саудовской Аравии. При всей лояльности Западу режима Саудитов размеры ежегодных нефтяных поставок в 325 тыс. баррелей не могли компенсировать объемы энергопотоков, шедших на Запад из Ирака[188].
Экспортерами нефти были и другие страны Персидского залива. Иран и Кувейт ежедневно отправляли на Запад от 1 млн 300 тыс. до 2 млн баррелей нефти, которые шли танкерным транзитом по Суэцкому каналу.
Цифры говорят о том, что проблема энергозависимости стояла остро именно потому, что транспортировочные магистрали становились самой уязвимой стороной Запада в противостоянии с насеризмом[189].
Запад видел выход из сложившейся ситуации в созыве международной конференции и установлению на ней международного контроля над каналом, о чем было заявлено 13 сентября 1956 г.[190] Эта мера была результатом коллегиального решения Великобритании, Франции и США.
Стороны сознательно выбрали такую формулу разрешения кризиса, а не посредничество Совета Безопасности ООН, в составе которого был СССР, обладавший правом вето. В связи с этим А. Иден писал в мемуарах: «Русские, которые являются и поставщиками оружия, и защитниками Насера, имеют право вето, и я не сомневаюсь, им воспользуются. Они сведут к нулю любые наши начинания в Совете Безопасности»[191].
Уже в ходе обсуждения проблем национализации Суэцкого канала, которая проходила на заседании палаты общин еще 2 августа 1956 г., премьер-министр А. Иден заявил, что он «осведомляет палату в том, что намерен рассматривать меры военного характера как средство укрепления позиций Великобритании в зоне Восточного Средиземноморья».[192] Сразу скажем, что изначальная убежденность главы Великобритании в правомерности военного решения Суэцкой проблемы породит массу проблем в англо-американских отношениях в ходе решающей фазы Суэцкого кризиса[193].
Группу первых скрипок, выражающую откровенно милитаристские взгляды в отношении путей решения суэцкой проблемы составляли члены неформальной «суэцкой группы» в палате общин – Джулиан Эмери, Биггс Дэвидсон, лорд Кинчинбрук. Эта группа консерваторов выражала мнения сторонников британского антиамериканизма, а также крупных нефтяников, чьи интересы на Ближнем Востоке американцы теснили год от года[194].
В Вашингтоне понимали, к чему может привести такая позиция Лондона. В связи с этим послу США в Москве Чарлзу Болену поручили посетить председателя Совета министров Н. Булганина и передать ему конфиденциальное послание президента Д. Эйзенхауэра. Из текста отчета о визите, состоявшемся 7 августа, можно понять, что президент США «желал выяснить отношение Советского правительства к предложению урегулирования спорного международного вопроса о соблюдении международных договоров». Эйзенхауэр заявлял, что США вступили на путь мирного разрешения конфликта и хотели бы, чтобы СССР тоже приложил усилия в этом направлении и использовал свое влияние. Как подчеркнул Булганин, позиции советской и американской сторон в этом вопросе совпадали[195]. Ч. Болен вспоминал в мемуарах, что еще 3 августа в разговоре с госсекретарем США Дж. Ф. Даллесом последний настоял на том, что «необходимо донести до русских, что для США наиболее приемлемым вариантом разрешения суэцкой дилеммы было бы именно двустороннее сотрудничество с Москвой»[196].
Лондонская конференция по Суэцкому вопросу состоялась 16–23 августа 1956 г. В ней приняли участие 22 страны, включая ведущие страны капиталистического мира и СССР; Египет и Греция решили не посылать своих представителей для участия в конференции. Действия Египта, очевидно, были не только направлены на демонстрацию уверенности в выбранном курсе в отношениях со странами Запада, но были скоординированы с Москвой. На заседании ЦК КПСС 5 августа 1956 г. в отношении вопроса о целесообразности участия представителей от СССР в Лондонской конференции по Суэцкому вопросу было дано постановление: «Тактически не выгодно не участвовать»[197]. Касательно тона резолюции СССР по рассматриваемому вопросу председатель правительства Н. Булганин высказался о том, что «на совещании надо сыграть роль великой державы. Твердо позицию выдержать, но проводить ее надо гибко, объективно и не оказаться в плену политического задора Насера»[198].
В итоге страны-участницы конференции финальным коммюнике признавали национализацию канала[199]. Было решено принять «план Даллеса», предполагавший передачу функций управления каналом международному органу, получившему название Ассоциации пользователей Суэцким каналом[200]. (Создание наднационального органа управления каналом было оформлено в результате второй Лондонской конференции, состоявшейся 21 сентября 1956 г.[201], не внесшей принципиальных изменений в ход процесса урегулирования суэцкого вопроса.)
В начале сентября в Каире состоялись переговоры между правительством Египта и «комитетом пяти держав» в составе США, Австралии, Ирана, Швеции и Эфиопии, выразившие мнение 18 стран-участниц Лондонской конференции[202]. Роль одной из «первых скрипок» на конференции (наравне с США) сыграла делегация Австралии. Пробританский империалистический стиль внешней политики Канберры создал Роберту Гордону Мензису политический имидж одного из самых ярых борцов с идеями Движения освобождения[203].
Хотя Каир отверг принцип международного управления каналом, египетская сторона тем не менее выразила готовность без ущерба для суверенитета страны достичь соглашения об обеспечении свободного судоходства, разрешить вопрос о его усовершенствовании и сборах за проход судов[204]. Можно согласиться с бывшим заместителем министра иностранных дел Великобритании Энтони Наттингом в том, что «Египет был настроен на выработку соглашения, которое давало морским державам значительную часть того, что они требовали»[205].
Однако решения, принятые на встрече в Каире, не успокоили английскую прессу; скорее, наоборот, – на страницах
Похожие настроения царили и в правительственных кругах. Несмотря на то что предпосылки к мирному разрешению Суэцкого кризиса, несомненно, имелись, правительства Великобритании и Франции были изначально решительно настроены на военный метод «усмирения» Насера и ликвидацию его влияния над важнейшей транспортной артерией мира.
К этому их прежде всего подталкивала опасность кризиса национальных экономик. Э. Иден упоминал в мемуарах, что «стратегического запаса нефти у Англии хватило бы не более чем на шесть недель, ситуация в других европейских странах была еще хуже»[207]. Разрабатывая план нападения на Египет, Великобритания преследовала цель возвращения своего статуса в глазах арабского мира, желая одновременно пресечь распространение волнений на Ирак, Иорданию и страны Персидского залива. В глазах официального Парижа у суэцкой проблемы была еще одна грань. Ведя второй год войну в Алжире, Франция рассматривала Египет как «рупор панарабизма» и центр финансирования повстанческого движения в Алжире. В планировавшейся операции участие должен был принять также Израиль, выступавший в определенном роде для отвлечения внимания и визуального смещения акцентов военной операции.
Логику развития ситуации вокруг канала в Вашингтоне прекрасно понимали. Из опубликованных позднее документов видно, что Соединенные Штаты придерживались более гибкой линии, в том числе надеясь упрочить свое преобладание в арабском мире. Как следует из записи беседы госсекретаря Дж. Ф. Даллеса с президентом Эйзенхауэром 30 августа, уже после проведения Лондонской конференции он заявил, что «престиж Насера» возрос только «временно» и нет резона «применять силу». «Я не вижу никакого выхода из положения, который мог бы быть найден, – подчеркнул Даллес, – если англичане и французы оккупируют канал и часть Египта. Они вызовут лишь усиление враждебного отношения со стороны всего населения Ближнего Востока и большей части Африки. <…> В итоге их экономические позиции станут слабее, а Советский Союз извлечет из этого выгоду и приобретет там господствующее влияние»[208]. В условиях приближающихся выборов президент был склонен согласиться с Даллесом.
Английская и французская стороны высказали глухое недовольство «излишней мягкостью» Вашингтона. Министр иностранных дел Франции Пино «был озабочен отсутствием четкой линии поведения у Вашингтона в Суэцком вопросе», что, по мнению Пино, «вынуждало французскую сторону действовать более решительно»[209]. Похожие претензии высказал и премьер-министр Англии Иден: «Даллес придерживается тактики “визитной карточки” – ни больше, ни меньше <…> но этого мало <…> это оскорбляет и нас, и французскую сторону»[210].
Париж и Тель-Авив тесно сотрудничали друг с другом с 1954 г., когда было заключено англо-египетское соглашение о выводе британских войск из Египта. Израиль, объявивший, что вывод войск делает его территорию уязвимой для египетских атак, старался наладить эффективное сотрудничество с Францией. Последняя, потеряв свои позиции в Ливане и Сирии и испытывая серьезные затруднения в Северной Африке, была настроена далеко не дружественно по отношению к арабским режимам и особенно к Египту[211].
13 октября в Париже прошли секретные переговоры французских и израильских военных представителей. 24 октября на встрече в г. Севр был окончательно оформлен англо-франко-израильский блок и проработан план военной операции, получивший название «Мушкетер»[212].
Говоря о начале операции против Египта, Иден записал в своих мемуарах: «Ни у нас, ни у французской стороны не было ни малейшего сомнения в том, что военная акция, которую нас вынудили провести, будет исключительно краткосрочной, но именно это действие позволит нам достичь в будущем ситуации спокойствия и умиротворения»[213].
В ночь с 29 на 30 октября 1956 г. в соответствии с разработанным планом войска Израиля начали наступление на территорию Египта. Через несколько часов правительства Англии и Франции направили ультиматум правительствам Израиля и Египта, в котором требовали отвести их войска на 10 миль к востоку и западу от Суэцкого канала. Условия были приняты Израилем и отвергнуты Каиром. Израиль, приняв ультиматум, продолжил наступление на территорию Синайского полуострова; через два дня израильские войска оккупировали весь полуостров и Сектор Газа.
Поскольку Египет категорически отверг англо-французский ультиматум, войска этих стран 31 октября начали наносить авиационные удары по позициям египетской армии. После проведенной высадки десанта в городах завязались уличные бои. Войскам Англии и Франции удалось поставить под контроль Порт-Саид, ключевой пункт в зоне канала. Ситуация предвещала затяжные бои на протяжении ближайших месяцев.
Поделиться книгой: